Схиепископ Петр (Ладыгин), Нижегородский, исповедник Глазовский (†1957).
Схиепископ Петр (Ладыгин), один из известнейших в православном мире уроженцев Глазовской земли, вошел в историю как сподвижник Патриарха Тихона. В городе Глазове схиепископ Петр родился, и здесь же завершился его долгий и полный испытаний жизненный путь. В судьбе владыки нашла свое полное отражение бурная и трагическая история Русской Православной Церкви в ХХ веке. О личности и жизни Петра существует немало противоречивых рассказов и легенд. Сама его биография порою напоминает то евангельское житие, то приключенческий роман.
Архіерейскимъ Синодомъ получена, рукопись изъ Совѣтскаго Союза, являющаяся воспоминаніями схи-епископа Петра (Ладыгина) родившагося въ 1866 г. и скончавшагося послѣ ссылокъ въ 1957 г. Какъ сказано въ концѣ присланной рукописи: «Питиринъ (Ладыгинъ) въ схимѣ Петръ, епископъ Нижегородскій въ г. Уфѣ, Башкирія. Съ 1928-1929 гг. послѣ арестовъ проживалъ на нелегальномъ положеніи. Проживалъ въ разныхъ городахъ и мѣстахъ Россіи. Умеръ въ г. Глазовѣ на 91 году жизни. Несмотря на глубокую старость и то, что былъ облаченъ въ схиму, не бросалъ катакомбной Церкви за неимѣніемъ правящаго епископа». Воспоминанія эти, представляютъ изъ себя очень цѣнный церковный и историческій матерьялъ и будутъ публиковаться, съ сохраненіемъ стиля, какъ и составлено авторомъ, по частямъ въ нѣсколькихъ номерахъ журнала.
Воспоминанія катакомбнаго Схиепископа Петра (Ладыгина).
Родился я въ 1866 г. 1 декабря въ г. Глазовѣ отъ родителей Трофима и Ѳеодоры Ладыгиныхъ, отъ крестьянина благочестиваго и бѣднаго въ с. Селегѣ. У нихъ было 6 сыновей и одна дочь. Я пятымъ уже рожденъ. Мои родители были вѣрующіе. Въ 1865 г. Матерь Божія «Скорби и Печали Утѣшеніе» сотворила чудо въ городѣ Слободскомъ. Первое чудо на Владимірѣ Неволинѣ. Онъ былъ глухой и нѣмой. Сталъ говорить и слышать, какъ только приложился къ иконѣ Божіей Матери. Чудо совершилось 19 ноября 1865 г. И послѣ этого отъ иконы Божіей Матери пошли чудеса всевозможные и всѣ исцѣлялись. Поэтому и мои родители пожелали съѣздить помолиться въ 1865 г., а въ 1866 я родился.
Въ юности моей я проводилъ обыкновенную жизнь. 8-ми лѣтъ началъ учиться отъ священника-старичка о. Павла. Школъ у насъ еще не было. Ходилъ я къ нему двѣ зимы. Вотъ и все мое образованіе въ юности.
Въ 1875 г. привезли къ намъ съ Аѳона икону Божіей Матери «Скорби и Печали Утѣшеніе». Мнѣ было около 10 лѣтъ. Я настолько къ ней прилѣпился. Приходилъ въ церковь и бралъ часто икону служить молебенъ. Во время молебна у меня всегда текли слезы, не могъ удержаться, что-то вліяло необыкновенно. Въ юности никогда не ходилъ ни гулять, ни играть. Въ свободное время ходилъ ловить рыбу. Рыба у меня очень ловилась, всѣ удивлялись.
Мама моя умерла когда мнѣ было 18 лѣтъ. И насъ осталось: Отецъ, я и младшіе меня Іоаннъ и Семенъ – всѣ мужчины. И вотъ меня вздумали женить. Никогда меня отецъ пальцемъ не трогалъ, а когда я не хотѣлъ жениться, не хотѣлъ ѣхать къ невѣстѣ, то онъ меня два раза ремнемъ по спинѣ ударилъ, и со слезами меня повезли къ невѣстѣ. Тамъ я своей невѣстѣ Екатеринѣ говорилъ: «Ты не выходи за меня замужъ, я не хочу жениться. У насъ очень плохая старшая невѣстка, тебѣ будетъ плохо, ты не ходи». Но она мнѣ не повѣрила. Свахой была моя тетя, мамина сестра. Меня женили. Я не вѣрилъ, пока не обвѣнчали меня. Тогда я примирился съ жизнью и прожили мы годъ. Я сильно заболѣлъ. У меня было воспаленіе легкихъ Великимъ Постомъ, такъ что надежды не было на жизнь. Въ маѣ мѣсяцѣ я простудилъ ноги, ловилъ рыбу, и у меня ноги совершенно отнялись. Іюнь, іюль я лежалъ въ больницѣ, доктора признали, что у меня ноги дѣйствовать не будутъ сильный ревматизмъ. Привезли домой. Я сильно болѣлъ, ноги ломили. Ухаживала за мной моя супруга Екатерина. Всегда на ночь обвязывала крапивой ноги. Катя очень всегда плакала и я ей напоминалъ: «я тебѣ говорилъ, не выходи замужъ». Послѣ Успенія Б. Матери приходитъ къ намъ странникъ-старичекъ вечеромъ. Стали обвязывать ноги крапивой. Онъ говоритъ: «Вы такъ болѣете давно»? Мы ему сказали: Да. Онъ сказалъ: «Если ты будешь молиться Богу и просить Божію Матерь, то я тебя вылѣчу». Я далъ ему обѣщаніе. И когда я еще болѣлъ, то обѣщался, что пойду въ солдаты. Утромъ встали, странникъ спросилъ: «У васъ хлѣбы будутъ печь?» Сказали – «Будутъ». И онъ попросилъ кадушку. Къ кадушкѣ сдѣлалъ подставку, чтобы ноги поставить. И когда хлѣбъ спекся, одинъ вынулъ, разломалъ и положилъ на дно въ кадушку, а ноги надъ хлѣбомъ. И такъ сдѣлали три хлѣба. Одинъ вынутъ, а потомъ другой горячій положатъ. Болѣзнь успокоилась. Странникъ ушелъ и просилъ, чтобы я не забывалъ Божію Матерь и молился. И еще велѣлъ сдѣлать такъ два раза. Я совершенно выздоровѣлъ и сталъ ходить. Прошло всего двѣ недѣли. 9 сентября 1888 г. моя супруга Катя родила дѣвочку, въ крещеніи назвали Ефимія. Послѣ родовъ Катя ходила и стирала на 5-ый день. Пришла тетя Домна и говоритъ: «Ты, Катя, работаешь сама послѣ родовъ». Тетя ушла, а Катя заболѣла. У нея сталъ сильный жаръ и 19 сентября она умерла. Дѣвочка осталась 9-ти дней. За дѣвочкой ухаживали невѣстки. 19 ноября, въ день Божіей Матери праздника «Въ Скорби и Печали Утѣшеніе» дѣвочка не болѣвши умерла. Матерь Божія взяла къ себѣ, а я вечеромъ того же числа поѣхалъ на призывъ.
22 ноября приняли на службу. Доктора, которые меня лѣчили, не принимали, потому что я больной, – ноги у меня не годятся. Но я далъ обѣщаніе, только бы выздоровѣть, хоть жребій будетъ и далеко, все равно пойду въ солдаты. Доктора не принимаютъ, а я требую, чтобы меня приняли. Но я былъ оставленъ въ сторону. Приняли 3 человѣка. Я сталъ просить убѣдительно военного начальника, и онъ приказалъ принять и сказалъ: «Если онъ тамъ заболѣетъ, то его вернуть обратно». И меня приняли. Я перекрестился и вышелъ. А мой отецъ сталъ плакать и говорить: «Погубилъ ты самъ себя, ты помрешь и мы никто тебя не увидимъ». Я сказалъ, что не помру, меня Матерь Божія сохранитъ. Пріѣхали мы домой, и еще двѣ недѣли жилъ дома. Долженъ былъ явиться въ г. Глазовъ, Вятской губерніи въ декабрѣ мѣсяцѣ 1888 г.
Отецъ мой хотѣлъ хлопотать, чтобы меня оставили дома служить – въ городѣ. Но я не согласился. «Куда меня Матерь Божія назначитъ, туда и пойду. И меня при разбивкѣ назначили въ Кіевъ. Я перекрестился и сказалъ отцу: «вотъ люди туда ходятъ Богу молиться, а меня Матерь Божія служить направила». Изъ города Глазова до гор. Перми насъ везли на лошадяхъ, а изъ Перми до Уфы наша партія шла пѣшкомъ. А изъ Уфы уже посадили на поѣздъ и по желѣзной дорогѣ везли до Кіева. Въ Кіевъ насъ привезли 30 января 1889 г. Назначенъ я былъ въ 129 пѣхотный Бессарабскій полкъ. Когда стали насъ разбивать по ротамъ, меня назначили во 2-ю роту. Послѣ разбивки начали дѣлать тѣлесный осмотръ. Доктора увидѣли у меня на правой рукѣ указательный палецъ калѣка, которымъ нужно стрѣлять, и говорятъ: «какіе, дураки тебя приняли, ты не годенъ на службу, навѣрное они были пьяны». Я говорю: «Не были они пьяны. Они не хотѣли принимать меня изъ-за ногъ, а я далъ обѣщаніе и желалъ идти. Они не принимали, а Воинскій Начальникъ, сказалъ, принять. Руки потому они не смотрѣли». Меня тутъ же назначили въ нестроевую роту. Молодыхъ должны сначала научить и дать образованіе, а потомъ уже въ строевую роту. Я въ ротѣ сталъ заниматься хорошо. Купилъ 3 книги – военные уставы, выучилъ ихъ хорошо и меня офицеры полюбили. Когда кончилъ образованіе, то я долженъ идти въ нестроевую роту. Но меня стали офицеры уговаривать, чтобы я остался въ строю. И спрашиваютъ: – «Ты дома стрѣлялъ?» Говорю: «Стрѣлялъ». «Какъ?» «Среднимъ пальцемъ». Они говорятъ: «Оставайся, тебѣ будетъ хорошо. Будешь унтеръ-офицеромъ, будешь учить солдатъ». Я согласился и остался въ строю. Лѣтомъ стали проходить стрѣльбу, и я стрѣлялъ хорошо, попалъ въ 1-й разрядъ. Осенью въ сентябрѣ мѣсяцѣ меня назначили въ учебную команду учиться. Въ апрѣлѣ 1890 года я сдалъ ученіе по 1-му разряду. Въ командѣ было 130 человѣкъ и насъ сдало по 1-му разряду только 2 человѣка. Я и одинъ вольноопредѣляющійся, который окончилъ 7 классовъ гимназіи, а я учился всего двѣ зимы у одного старичка. А остальные 128 человѣкъ сдали кто по 2-му, кто по 3-му разряду. Меня тутъ же изъ команды произвели въ младшіе унтеръ офицеры по приказу отъ 1 мая. Но ротный командиръ второй роты отъ себя подалъ рапортъ, чтобы меня сейчасъ же произвели въ старшіе унтеръ-офицеры, въ знакъ благодарности, что я такъ хорошо сдалъ.
3 мая послѣдовалъ приказъ произвести меня въ старшіе унтеръ-офицеры. Когда вышли въ лагерь, то всѣ мои товарищи, которые учились вмѣстѣ со мной, удивились, что я уже старшій унтеръ-офицеръ. Въ маѣ мѣсяцѣ кончили стрѣльбу, и я опять попалъ въ первый разрядъ по стрѣльбѣ и получилъ значекъ «За отличную стрѣльбу». Въ концѣ мая меня изъ полка назначили на 4 мѣсяца въ саперы, учиться на инженера (на полкового сапернаго инженера). Тамъ я также окончилъ по 1-му разряду и выдали мнѣ документы, что я самъ могу строить разныя постройки и наводить черезъ рѣки мосты. По возвращеніи изъ саперной учебной команды, въ ноябрѣ я уже училъ солдатъ въ полковомъ саперномъ отдѣленіи. Зиму занимался съ солдатами до окончанія службы.
Въ 1892 г. я окончилъ военную службу, и выдали мнѣ аттестатъ полка за отличную службу офицера. Меня очень уговаривали остаться на годъ. Идти въ юнкерскую школу и быть офицеромъ, но я не согласился. Мнѣ назначенъ отъ Господа другой путь.
Во все время 4-хъ лѣтъ службы въ Кіевѣ, я ни одного воскреснаго праздника не пропускалъ, всегда ходилъ въ церковь, а болѣе всего любилъ ходить въ Кіево-Печерскіе пещеры, приложиться къ святымъ мощамъ. И сталъ, конечно, читать духовныя книги, а особенно Кіево-Печерскій Патерикъ. Я рѣшилъ по окончаніи службы поступить въ Кіево-Печерскую Лавру въ монашество. Но отецъ Іона, въ то время былъ прозорливый старецъ, мнѣ не посовѣтовалъ сразу со службы поступать въ Лавру, а благословилъ меня въ Іерусалимъ и на старый Аѳонъ. „Когда побываешь, все посмотришь и посѣтишь св. мѣста, то тогда можешь пріѣхать сюда и поступить, отъ тебя монашество не уйдетъ. Я вотъ уже 40 съ лишнимъ лѣтъ въ монашествѣ и меня врагъ всегда смущаетъ, что я не съѣздилъ въ Іерусалимъ и на Аѳонъ. А отсюда трудно выѣхать, не отпускаютъ изъ монастыря”. Я его совѣта послушался и хотѣлъ ѣхать прямо со службы въ Іерусалимъ и на Аѳонъ. Написалъ родителю, чтобы онъ меня благословилъ. Но онъ не далъ благословенія, а написалъ такъ: „Пріѣзжай домой повидаться, а изъ дома тогда поѣдешь, я держать тебя не буду”.
Въ сентябрѣ 1982 г. я окончилъ службы и поѣхалъ домой. Со службы меня по увольненіи такъ не отпустили. Приказомъ вручили мнѣ везти партію запасныхъ солдатъ въ г. Глазовъ – глазовскихъ солдатъ. Возвратившись въ г. Глазовъ, я сдалъ солдатъ Воинскому Начальнику и въ октябрѣ уже возвратился къ своему родителю. Сколько было радости и слезъ, что я вернулся на родину, и всѣ родные и прихожане нашего храма со слезами меня встрѣчали, потому что я изъ Кіева привезъ для храма икону пр. Антонія и Ѳеодосія съ Божіею Матерію Успения угодниковъ печерскихъ, которыхъ, у насъ еще въ храмѣ не было. Всѣ благодарили Господа и Матерь Божію и угодниковъ, что они посѣтили нашъ храмъ. Прошло 2 недѣли дома и мои родные, въ особенности тети, опять ко мнѣ пристали чтобы я женился. Нашли нѣсколько невѣстъ, какую хочешь сватай и каждая пойдет. Но я сказал: „Довольно, вы меня первый разъ женили, драли ремнемъ, а теперь я вамъ не дамся”. Но все же они не давали мнѣ покоя и я рѣшилъ уѣхать изъ дому въ Ижевскій оружейный заводъ и поступить тамъ работать, чтобы заработать денегъ на поѣздку въ Іерусалимъ и на Аѳонъ. Я не хотѣлъ родительскіе или братскіе деньги брать, чтобы они не скорбѣли. Въ Ижевскомъ заводѣ съ декабря 1892 г. до іюня заработалъ денегъ на дорогу. Возвратился на родину, дома пробылъ недѣлю, пока собрался и 12 іюня на Петра Аѳонскаго и Онуфрія Великаго я простился со всѣми и тронулся въ путь. Сколько было слезъ, всѣ плакали, почему я пошелъ одинъ. Нужно ждать, чтобы были товарищи. Отецъ мой проводилъ меня до г. Казани. Въ Казани распростились съ отцомъ и я рѣшилъ ѣхать по Вологдѣ до Царицына на пароходѣ. Сѣлъ на пароходъ, а мой отецъ остался на берегу плачущій. Въ Царицынѣ слѣзъ съ парохода и изъ Царицына до г. Калача на Дону я шелъ одинъ пѣшком 73 версты. Въ Калачѣ я сѣлъ опять на пароходъ по рѣкѣ Донъ до Ростова. Въ Ростовѣ я остановился и еще поработалъ кондукторомъ трамвая полтора мѣсяца. Въ августѣ мѣсяцѣ рѣшилъ ѣхать по Черному Морю изъ Ростова до Керчи и дальше до Таганрога. Изъ Таганрога на большомъ черноморскомъ пароходѣ доѣхалъ до Ѳеодосіи и потомъ до Ялты. Потомъ изъ Ялты до Севастополя и Одессы. Въ Одессѣ оставался на Андреевскомъ подворьѣ, гдѣ пробылъ 2 недѣли, пока монахи мнѣ не выхлопотали заграничный паспортъ, послѣ чего поѣхалъ въ Константинополь, остановился тамъ тоже на Андреевскомъ подворьи и пробылъ тамъ 2 дня. По всему Константинополю ходили по св. мѣстамъ, смотрѣли достопримѣчательныя мѣста и зданія царя Констснтина и главный храмъ Софіи, самый великій въ мірѣ. На второй день вечеромъ выѣхали из Константинополя по Мраморному Морю, къ утру пріѣхали къ проливу Дарданеллы, черезъ который выѣхали въ Средиземное и Эгейское море. Къ 4-мъ часамъ дня пріѣхали къ горѣ Аѳонъ. У поклонниковъ было много слезъ и пѣнія. Кто ѣхалъ на Аѳонъ, сошли на берегъ, а пароходъ поѣхалъ дальше въ Іерусалимъ. Я остановился въ Андреевскомъ Скиту и сейчасъ же насъ повели по горѣ Аѳонъ. Когда обходили всю гору Аѳонъ, то мнѣ предложили остаться тамъ до Рождества, но я ни въ коемъ случаѣ не хотѣлъ оставаться, прямо ругалъ монаховъ: „что вы не даете спать людямъ, вы днемъ выспитесь, а поклонники днемъ ходятъ по монастырямъ, а ночью намъ не даете спать”. Всѣ монахи смѣялись, что я такъ говорю. Они мнѣ говорили: „Развѣ ты спать сюда пріѣхалъ?” Черезъ 2 недѣли я едва дождался парохода изъ Одессы, который идетъ въ Іерусалимъ. Я сѣлъ на пароходъ. Это было въ октябрѣ 1893 г. На другой день выѣхали въ гор. Солуники. Пока пароходъ стоялъ, мы ходили въ храмъ Великомученика Димитрія Солунскаго. Видѣлъ его мощи. Изъ Салуниковъ пріѣхали въ г. Аѳины, гдѣ живетъ греческій Король. Изъ Аѳинъ пріѣхали въ Смирну, изъ Смирны въ Бейрутъ, гдѣ Великомученикъ Георгій спасъ царицу Александру отъ крокодила, потомъ въ г. Яффа, гдѣ вышли на берегъ. Отъ Аѳона до Яффы пароходъ шелъ 8 сутокъ. Изъ Яффы до Іерусалима ѣхали по желѣзной дорогѣ, разстояніе 60 верстъ. Въ Іерусалимъ пріѣхали въ концѣ октября 1893 г. На другой день пошли къ Гробу Господню. Я взялъ благословеніе у греческаго Патріарха Герасима. Потомъ сталъ ходить по мѣстнымъ святымъ мѣстамъ. Сначала ходилъ въ Горнюю, гдѣ родился Іоаннъ Предтеча отъ Захарія и Елизаветы. Тамъ уже былъ изъ русскихъ монаховъ небольшой монастырь. Горняя отъ Іерусалима 12-15 верстъ. Потомъ къ Мамврійскому Дубу, гдѣ Аврааму явились три ангела. У дуба Мамврійскаго была еще одна вѣтка зеленая, а остальныя всѣ посохшіе, отрѣзаны. Мамврійскій дубъ отъ Іерусалима на разстояніи 60 верстъ. 5 декабря на Савву Освященнаго ходили въ Лавру Саввы Освященнаго. Лавра построена очень интересно, на скалѣ надъ оврагомъ, очень глубокимъ. И съ Лавры видно какъ бѣгаютъ львы, лисицы и разные звѣри. Потокъ внизу течетъ въ Мертвое море, гдѣ провалились города Содомъ и Гоморра и другіе. Къ Рождеству пошли въ г. Виѳлеемъ, гдѣ родился Господь. На Рождество я молился въ Вертепѣ Виѳлеемскомъ, отстоялъ утреню и раннюю литургію и утромъ же ушелъ въ Іерусалимъ. Виѳлеемъ отъ Іерусалима 15 клм. Въ Іерусалимѣ на Рождество отстоялъ позднюю литургію, а вечеромъ на ночь пошелъ къ Гробу Господню. Утромъ на второй день меня игуменія самарскаго монастыря пригласила къ себѣ попить чаю и побесѣдовать. Мы съ ней познакомились, когда ѣхали на пароходѣ 8 сутокъ, также ходили вездѣ съ ней по св. мѣстамъ. Съ ней были монашки. Въ бесѣдѣ съ игуменіей она мнѣ стала предлагать, чтобы я ѣхалъ на Аѳонъ. Я ей сказалъ: „Я на Аѳонѣ жить не могу, монахи тамъ спать не даютъ. Я съ ними ругался и едва черезъ 2 недѣли дождался парохода”. Она мнѣ говоритъ: „Дѣточка, это тебѣ врагъ внушилъ, сколько тамъ подвижниковъ и какая это гора святая. И тамъ Матерь Божія всѣхъ живущихъ на Аѳонѣ питаетъ и утѣшаетъ и спасаетъ”. Сама плачетъ: „Вѣдь какіе счастливые тѣ, кто будутъ жить на Аѳонѣ въ жребіи Матери Блжіей”. Она стала меня упрашивать, чтобы я ѣхалъ, но я все же не соглашался. Она говоритъ: „Давай напишемъ жребій: сама Матерь Божія брала и Апостолы”. Она говоритъ: „напиши три жребія во имя Троицы: первый напишемъ ѣхать на Аѳонъ и жить тамъ, второй – спасаться здѣсь въ Іерусалимѣ до Пасхи, а третій – выѣхать въ Россію”. Я написалъ своей рукой 2 жребія. Она свернула и оставила у себя. „Вечеромъ приходи ко Гробу Господню и мы придемъ и будемъ молиться. Ты положишь ихъ на Гробъ Господень и одинъ возьмешь, который тебѣ выпадетъ, такъ и сдѣлаешь”. Я согласился на это. Вечеромъ на второй день Рождества мы пришли въ храмъ Воскресенія Христова, до 12 часовъ молились, прочитали акаѳисты на Голгоѳѣ Кресту Господню и гдѣ обвивали Спасителя Іосифъ съ Никодимомъ. Прочитали акаѳистъ Божіей Матери, потомъ пошли на Гробъ Господень и я самъ читалъ акаѳистъ Воскресенію Хрстову. Они молились у Гроба. По прочтеніи акаѳиста я взялъ одинъ жребій и вынесъ отъ Гроба къ нимъ, развернули и мнѣ выпалъ жребій на Аѳонъ ѣхать. На меня такой страхъ напалъ, какъ я поѣду. Она меня стала успокаивать: „не волнуйся, положимъ до трехъ разъ. И опять написали жребій и на третій день Рождества опять пошли ко Гробу Господню ночевать. И такъ же молились. Взялъ я и второй разъ жребій и мнѣ выпало опять на Аѳонъ. Тогда съ меня что-то спало, я успокоился и сказалъ: „Сколько тамъ живутъ людей!”. Игуменія сказала: „Еще положимъ третій разъ”. На 4-й день Рождества Христова пошли въ храмъ Воскресенія и такъ же молились, прочитали три акаѳиста и 3-й разъ я взялъ жребій. Въ немъ выпало:„Выѣхать въ Россію”. И мнѣ тутъ же сказала игуменія: „Вотъ твоя судьба у Господа и Божіей Матери, которой Она тебѣ благословила, – 2 жребія, а третій жребій тебѣ Господь указываетъ, что съ Аѳона тебя пошлютъ на послушаніе въ Россію и ты тамъ м. б. окончишь свою жизнь”. Послѣ этого я успокоился. Потомъ пошли въ Геѳсиманію ко Гробу Божіей Матери, потомъ на гору Елеонскую, гдѣ вознесся Господь, съ Елеона въ Вифанію, гдѣ Лазаря четверодневнаго Господь воскресилъ у Марфы и Маріи и гдѣ у нихъ Господь молился 40 дней, потомъ пошли въ Іерихонъ, гдѣ Закхея съ ягодицы позвалъ Господь, т. к. онъ былъ малъ ростомъ, но хотѣлъ видѣть Господа и потому влѣзъ на смоковницу. Потомъ пошли въ монастырь Іоанна Предтечи, отъ котораго пошли къ Іордану, гдѣ крестился Господь. На крещеніе провели ночь на Іорданѣ. Всѣ въ Іорданѣ покупались, взяли святой воды и пошли въ монастырь Герасима, которому служилъ левъ. Левъ возилъ воду на себѣ изъ Іордана въ монастырь. Изъ монастыря Герасимова пошли на Мертвое море. Нѣкоторые поклонники купались. Вода очень соленая и горькая. Потомъ пошли прямо въ Іерусалимъ, гдѣ проходили мимо соляного столба. Это жена Лотова, которая оглянулась, когда провалились Содомъ и Гоморра. Оттуда пришли гдѣ лежалъ израненный разбойниками человѣкъ мимо котораго шелъ священникъ и не помогъ ему левитъ, видя его прошелъ мимо и не помогъ, а иноплеменникъ самарянинъ, видя его омылъ его, положилъ его на своего осла и привезъ въ гостинницу. Оттуда возвратились въ Іерусалимъ, гдѣ пробыли два дня.
9 января 1984 г. я распростился съ Іерусалимомъ и святыми мѣстами и пріѣхалъ въ Яффу, а оттуда на Аѳонъ. 16 января было бдѣніе и всенощная. Я молился и просилъ преп. Антонія – начальника монаховъ, чтобы онъ мнѣ помогъ идти по этому пути.
17 января на память Антонія Великаго написалъ 4 жребія: въ какую обитель мнѣ поступить. Андреевскій скитъ, Ильинскій скитъ, или на келію великомученика Артемія. Молился и взялъ жребій. Выпалъ на Андреевскій скитъ.
20 января 1984 г. на преп. Евфимія Великаго я пошелъ къ игумену Іосифу проситься, чтобы меня приняли въ послушники.
Онъ мнѣ сказалъ: „мы не принимаемъ, у насъ нѣтъ мѣстъ, и ты иди въ Пантелеимоновскій монастырь или Ильинскій скитъ, тамъ принимаютъ”. А я сказалъ, что туда не хочу, что я клалъ жребій въ Іерусалимѣ – выпалъ на Аѳонъ и вотъ здѣсь клалъ жребій, куда мнѣ поступить. И выпалъ къ вамъ. Онъ говоритъ: „Ты молодъ, мы молодыхъ не принимаемъ, тебѣ надо еще идти въ солдаты”. Я говорю: „Я уже отслужилъ 4 г.”. Онъ спрашиваетъ: „Небось тебя тамъ въ арестантскую часть сажали?” Я говорю: „нѣтъ, вотъ у меня есть аттестатъ за мою службу” и вынулъ ему аттестатъ и далъ прочитать. Онъ посмотрѣлъ мой аттестатъ и спрашиваетъ: „Считать хорошо можешь?” Я говорю: „знаю”. Онъ опять говоритъ: „У насъ есть одно мѣсто, если ты сможешь, то мы тебя примемъ. Вотъ иди къ Іосифу, пусть онъ тебя провѣритъ, можешь ли считать, если можешь, то примемъ, а не можешь – у насъ нѣть мѣста, Иди!” Я спросилъ: „Еще придти къ Вамъ или нѣтъ?”. Онъ говоритъ: ”Мы скажемъ”. Я взялъ благословеніе отъ игумена и пришелъ на гостинную и спрашиваю: „Гдѣ казначейство?”. Меня спросили зачѣмъ? Говорю: „Игуменъ послалъ меня, чтобы Іосифъ испыталъ могу ли я считать... Монахъ гостинникъ засмѣялся: „Да развѣ онъ тебя поклонника приметъ? Онъ тебя выгонитъ. Тамъ у него монахи не уживаются” и сказалъ мнѣ: „Это надъ тобой игуменъ посмѣялся”. Я сказалъ гостиннику: „Развѣ игумену можно смѣяться?”. И меня гостинникъ повелъ въ казначейство и показалъ мнѣ дверь, а самъ ушелъ. Я зашелъ въ казначейство, помялся и меня спрашиваетъ казначей: „Что тебѣ, рабъ Божій, надо?”. Я сказалъ,, „Кто тутъ монахъ Іосифъ?”. А о. Іосифъ говоритъ: „Что тебѣ надо?”. Я сказалъ, что былъ у игумена и меня игуменъ прислалъ къ Вамъ, чтобы Вы меня провѣрили – могу ли я считать”. Онъ опять спрашиваетъ: „А зачѣмъ?”. Я говорю, что просился къ Вамъ въ обитель поступить. Онъ всталъ изъ за своего стола и взялъ бумаги, большой листъ, потомъ привелъ меня къ своему столу, далъ перо, чернила и говоритъ мнѣ: „Ты знаешь турецкія деньги считать?”. „Нѣтъ, не знаю”. „Турецкая монета называется лира, въ ней 120 левовъ и другая монета называется Митзидинъ. Турецкая лира стоитъ 8 руб. 72 коп., а митзидинъ содержитъ 5 левовъ 25 парь. Она стоитъ на русскія деньги 45 копеекъ съ половиной. Четвертая монета левъ 40 парь, стоитъ на русскія деньги 8 коп. и пятая монета паричка, въ ней двѣ съ половиной пары. Ты теперь понимаешь какія турецкія деньги!”. Я сказалъ: „Понимаю” „Ну, вотъ теперь пиши: 15.250 руб. 54 коп. Теперь сдѣлай мнѣ сколько мы должны получить на русскія деньги турецкихъ денегъ?”. Я сталъ переводить. Онъ самъ смотритъ и самъ переводитъ. Я сдѣлалъ задачу и сказалъ, что вотъ столько то лиръ, столько то митзидиновъ, черековъ и парь. Сдѣлалъ, провѣрилъ и сказалъ: „Вѣрно”; „Ну, теперь ты понимаешь хорошо турецкія деньги. Вотъ мы купили досокъ 12.250 штукъ. За каждую доску должны заплатить 12 левовъ и 25 парь. Сколько мы должны заплатить денегъ за эти доски?”. Я сдѣлалъ скоро и сказалъ сколько. Онъ похвалилъ. Потомъ третью задачу: „Вотъ, говоритъ, мы купили 1.500 яицъ, за каждое яйцо 1.5 пары. Сколько всего должны заплатить денег?”. Я сдѣлалъ и онъ сказалъ мнѣ: „Можешь считать”. Я же сказалъ ему, что игуменъ обѣщался самъ спросить. Тогда онъ меня спросилъ какъ мое имя и фамилія и отчество и въ какомъ номерѣ помѣщаюсь, записалъ и сказалъ: „Иди съ Богомъ”. Я пришелъ къ гостиннику и сказалъ ему, что сдѣлалъ 4 задачи и что онъ записалъ мою фамилію и сказалъ: ,,Иди”. Три дня мнѣ никто ничего не говорилъ, на меня напало уныніе, что меня не примутъ и уже рѣшилъ на слѣдующемъ пароходѣ ѣхать домой. На четвертый день послѣ экзамена, послѣ ранней литургіи, пили чай. Приходитъ одинъ послушникъ изъ канцеляріи, Димитрій, и спрашиваетъ: „Кто Ладыгинъ?” „Я” говорю. И пошли мы съ нимъ въ канцелярію, гдѣ пишутъ письма. Старшій монахъ Іоакимъ говоритъ: „Братъ Патапій, ты просился у игумена, такъ вотъ игуменъ назначилъ тебя къ намъ на послушаніе”. Сейчасъ же дали мнѣ бумагу писать письма благодѣтелямъ. Двѣ недѣли ходилъ я заниматься въ канцелярію. Здѣсь на масленной и на первой недѣлѣ поста никакихъ занятій не бываетъ, а только молятся.
На второй недѣлѣ въ понедѣельникъ приходитъ монахъ Зиновій и говоритъ: „Братъ Патапій, пойдемъ ко мнѣ въ свѣчную. Я пришелъ, онъ мнѣ все разсказалъ и показалъ какъ дѣлать свѣчи. Мнѣ очень это послушаніе понравилось. Проработалъ я здѣсь весь Великій постъ. Очень мнѣ понравилось и я думалъ, что здѣсь останусь. Меня одѣли въ подрясникъ и курточку и благословилъ меня игуменъ молиться по четкамъ: три четки; – 2 Спасителю и 1 Божіей Матери и предупредилъ меня, что когда будешь молиться, то смотри не пугайся. Врагъ будетъ тебя пугать, никуда не уходи съ мѣста. Стой и молись, онъ ничего тебѣ не сдѣлаетъ. Пришелъ я отъ игумена одѣтый въ подрясникъ и курточку и получилъ свои четки. Помѣщался я въ гостинной въ номерѣ съ поклонниками. Въ номерѣ было насъ 6 человѣкъ. Когда поклонники легли спать, я сталъ молиться, исправлять эти три четки. И вдругъ въ дверь страшный ударъ, я думалъ, что дверь вылетитъ, но стою и молюсь. Потомъ второй ударъ, по углу дома какъ ударятъ – думалъ, что весь корпусъ развалится, но я стоялъ и съ трудомъ молился. Хотя и было страшно, но по благословенію игумена стоялъ и молился. Потомъ изъ подъ наръ, гдѣ спали поклонники, выбрасывается сундучокъ поклонника прямо къ моимъ ногамъ. Всѣ поклонники соскочили, перепугались, а я стоялъ на мѣстѣ и не сходилъ съ мѣста. Поклонники взяли этотъ сундучекъ и опять поставили на мѣсто подъ нары, а сами сѣли и не ложились, пока я не окончилъ эти три четки. Когда кончилъ, тогда легъ съ поклонниками на свое мѣсто и не уснулъ до утрени. Дали повѣстку, (зазвонили въ колоколъ) въ церкви и всѣ пошли туда. Въ церкви, когда приходятъ, всѣ монахи и послушники, прикладываются къ иконѣ и берутъ благословеніе у игумена. Такъ же и я пошелъ брать благословенія у игумена. Меня и спрашиваетъ игуменъ: „Какъ братъ Потапій, молился по четкамъ? Я сказалъ: „Молился”. „Ну какъ не пугали тебя?”. Я сказалъ, что пугали. Игуменъ сказалъ придти къ нему днемъ послѣ службы. Днемъ я пошелъ и разсказалъ все, что со мной было. Онъ сейчасъ же позвалъ Эклессіарха (пономаря). Когда онъ пришелъ, игуменъ спросилъ, съ кѣмъ бы меня помѣстить. Эклессіархъ сказалъ, что можно съ послушникомъ Матѳеемъ и мы молились съ нимъ вмѣстѣ. Больше насъ врагъ не пугалъ. А когда перевели въ гостинную, то тамъ дали одному келію. Въ гостинной пробылъ я полтора мѣсяца. Въ концѣ мая вдругъ приходитъ монахъ Германъ и говоритъ мнѣ: „Братъ Потапій, иди къ игумену”. Мнѣ дали уже полуряску. Надѣлъ я полуряску и пошелъ къ игумену, взялъ благословеніе и онъ меня спрашиваетъ: „Что пришелъ братъ Потапій?”. Я говорю: „Мнѣ братъ Германъ сказалъ, что Вы меня звали”, и началъ мнѣ игуменъ говорить: „Вотъ братъ Потапій, тебя Божія Матерь, Апостолъ Андрей и преп. Аѳанасій Великій сюда прислали къ намъ; помни, что ты за каждое слово свое и дѣло, если что сдѣлаешь не по правдѣ и по лѣнности, то страшно будешь отвѣчать передъ Господомъ. Знай, что не я тебя ставлю на такое великое послушаніе, а Божія Матерь и Апостолъ Андрей и Аѳанасій Великій. Они во всемъ тебѣ будутъ помогать, если ты будешь чистосердечно и со смиреніемъ нести взятое послушаніе. Вотъ мы тебѣ поручаемъ серьезное дѣло. Ты будешь разсчитывать всѣхъ рабочихъ людей, а также и пустынниковъ. Строго себя возьми въ руки, провѣряй каждое дѣло, правильно ли ты разсчиталъ, потому что по твоей записи будутъ выдаваться деньги. Онъ (казначей) не считаетъ и не провѣряетъ, а что ты напишешь, то и выдастъ. А если ты кого обсчитаешь и выдашь меньше или больше, то ты будешь за все отвѣчать передъ Господомъ”. Много онъ мнѣ говорилъ примѣровъ, чтобы не прельщаться на деньги и ни на какіе подарки, а всегда имѣть передъ собой Господа, Матерь Божію, Апостола Андрея и Аѳансія Великаго. Они наши хозяева и покровители. Когда мнѣ игуменъ все внушилъ и благословилъ на это отвѣтственное послушаніе, перешелъ я изъ гостинной въ казначейство. Тутъ же въ казначействѣ мнѣ дали келію. Пробылъ я мѣсяцъ. Вотъ старшій бухгалтеръ монахъ Іосифъ беретъ у игумена благословеніе на мѣсяцъ отдохнуть и поправить здоровье въ Дафнэ. 10 лѣтъ никому не довѣрялъ, никому не оставлялъ. Все монашество было удивлено, что новому послушнику довѣрили такое великое дѣло. Послушаніе я несъ со страхомъ. Кромѣ того я былъ будильникомъ три года, и потомъ въ праздники помогалъ въ алтарѣ, пономарилъ.
1895 г. 25 марта на праздникъ Благовѣщенія, я грѣшный и недостойный, удостоился слышать ангельское пѣніе. Было бдѣніе въ церкви Божіей Матери „Въ скорби и печали Утѣшеніе”. Бдѣніе началось въ 7 часовъ вечера, а кончилось въ 6 утра. На бдѣніи читался акаѳистъ Благовѣщенія Божіей Матери. Кончилось бдѣніе, молодые монашествующіе пошли, а старшіе монашествующіе и священнослужители должны служить позднюю литургію. Въ храмъ я долженъ придти пораньше, приготовить кадило, теплоту и разныя другія вещи. Я пошелъ въ свою келію послѣ бдѣнія, на полтора-два часа отдохнуть. Моя келія была подъ алтаремъ этого храма. Окно у меня было открыто. Въ 7 ч. утра я слышу пѣніе въ церкви. Поютъ и читаютъ акаѳистъ Божіей Матери и поютъ „Радуйся Невѣсто Неневѣстная”. Когда я услышалъ, то вскочилъ и думалъ, что я уже проспалъ. Перепугался и скорѣе побѣжалъ въ церковь. Прибѣжалъ, двери храма были заперты, а въ церкви все продолжаютъ пѣть. Я побѣжалъ по корридору обратно въ алтарь. Прибѣжалъ къ алтарной двери и пѣніе все продолжалось. На меня напалъ страхъ, что я такого пѣнія никогда не слыхалъ; затворился въ своей келіи и сталъ на колѣни. Стоялъ я на колѣняхъ и плакалъ и слущалъ это пѣніе. И вдругъ у меня въ келіи запѣли стихиру „Совѣтъ превѣчный”. Пропѣли стихиру всю. Я уже не помню, гдѣ я стоялъ – на небѣ или на землѣ. Безъ четверти 8 дали повѣстку въ церковь. Всѣ пошли и я пошелъ въ церковь. Объ этомъ было сказано моему духовному отцу и игумену. Они сказали; „Благодари Бога и не забывай, всегда пой эту стихиру”.
Къ Пасхѣ, къ празднику пріѣхалъ мой родитель, чтобы повидать меня. Пробылъ три недѣли и очень плакалъ, звалъ меня домой. Я ему сказалъ: «ты оставайся здѣсь, если хочешь меня видѣть», но онъ сказалъ: «нѣтъ, я не могу выдержать, нужно долго молиться». Я его проводилъ и онъ очень опять плакалъ. Когда онъ вернулся домой, то черезъ годъ, на второй день Пасхи умеръ.
Послушаніе я продолжалъ. Также былъ помощникомъ бухгалтеру въ казначействѣ.
Съ 8 на 9 мая я въ храмѣ на утрени во время бдѣнія передъ «Честнѣйшую» стоя какъ бы задремалъ. И вижу я въ видѣніи: «мы пошли съ Іаковомъ – побратимомъ – на гору Аѳонъ, на шпиль. До половины горы дошли и вдругъ у насъ у обоихъ оказались крылья. Мы оба полетѣли черезъ море въ Россію. Летимъ низко, уже видны селенія и люди. И вдругъ меня кто-то за правую ногу поймалъ – какой-то человѣкъ. Я остановился и проснулся. Послѣ, днемъ пріѣзжаетъ мой старецъ Іоасафъ, который отдыхалъ мѣсяцъ, и говоритъ мнѣ: «пойдите съ Іаковомъ, отдохните на горѣ». Я же отвѣчаю: «Теперь то идти опасно, ходятъ разбойники». Но онъ мнѣ говоритъ: «Матерь Божія сохранитъ»! На другой день пріѣхалъ мой побратимъ Іаковъ и говоритъ: «Пойдемъ по Горѣ». Я ему сказалъ: «Вѣдь мы пойдемъ къ великимъ старцамъ и насъ сохранитъ Матерь Божія». Пошли мы къ игумену, взяли благословеніе. Въ 2 часа вышли изъ обители и въ 4 ч. вечера были въ Иверскомъ монастырѣ. Прочитали акафистъ Божіей Матери, приложились и пошли на Артеміевскую келію. Пришли поздно вечеромъ, было темно и мы тамъ заночевали. Т. к. дальше идти было далеко, то мы вышли пока еще было темно и насъ изъ артемьевской келіи провожалъ монахъ Геронтій. Когда стало свѣтло, онъ вернулся домой, а мы пришли на источникъ Б. Матери, туда, гдѣ Афанасію Она явилась. Тамъ рѣшили завтракать, помолясь сперва Божіей Матери. Развели огонь, поставили чайникъ, а сами пошли въ маленькую церковь читать акафистъ. Я сталъ на колѣни у Божіей Матери, а Іаковъ сталъ противъ меня и пѣлъ «радуйся Невѣсто Неневѣстная» и «Аллилуія». Прочитали: уже половину акафиста и вдругъ заходятъ два вооруженныхъ разбойника съ кинжалами и револьверами. Одинъ изъ нихъ здоровый, а другой маленькій, стоялъ въ дверяхъ.
Я же читалъ акафистъ на колѣняхъ и ихъ не вижу. Почему Іаковъ пересталъ пѣть, я не обратилъ на это вниманія – подумалъ, что вышелъ посмотрѣть не кипитъ ли чайникъ и читаю свободно. А тотъ другого заставляетъ, чтобы напалъ на меня, но онъ почему-то не рѣшался. Кончилъ я акафистъ, когда всталъ, то оба разбойника сейчасъ же вышли на террасу. Мнѣ Іаковъ тихонько сказалъ: «хотятъ насъ убить». Я не растерялся и не подалъ никакого вида страху. Вышли мы съ Іаковомъ на террасу и я поздоровался съ ними «калимера» (по нашему добрый день). Они мнѣ отвѣтили, также поздоровались. Сейчасъ же, не подавая виду, мы разложили свои сумки и стали кушать. Я предложилъ имъ обоимъ хлѣба и по яйцу. Одинъ маленькій, который долженъ былъ напасть на меня, взялъ, а другой не взялъ (нефелю, – по русски не хочу). Мы покушали, сложили все въ сумки и пошли купаться въ источникѣ. А у меня лѣвая рука красная отъ іода. Когда они увидѣли мою руку, то тотъ разбойникъ, что надъ Іаковомъ держалъ кинжалъ, началъ ругать другого и говоритъ: «ты бы съ нимъ справился свободно». А я говорю: «здоровая рука, иди, а то я тебѣ дамъ», и сталъ одѣваться. Сначала шли тихонько, не подавая имъ вида, что боимся. Отошли отъ нихъ, пока не пропали изъ вида, а потомъ припустили такъ, что до Лавры свят. Афанасія бѣжали часъ съ четвертью на разстояніи 12 верстъ. Въ Лаврѣ Афанасія приложились къ мощамъ и къ чудотворной иконѣ. Немного погодя успокоились, покушали и пошли въ Молдавскій скитъ. Въ молдавскомъ скиту приложились къ иконѣ самонаписанной. Оттуда пошли къ о. Нифонту, который уже 12 лѣтъ живетъ подъ скалой на обрывѣ къ морю. Къ нему очень трудно попасть – безъ проводника нельзя найти. Но онъ самъ узналъ и выслалъ своего келейника, чтобы онъ привелъ насъ къ нему. Пришли мы къ этой пещерѣ, гдѣ живетъ игуменъ о. Нифонтъ. Келейникъ показалъ какъ спускаться по веревочной лѣстницѣ. Мы спустились и вошли въ маленькую квадратную церковь – 3 аршина. Первымъ дѣломъ мы взяли благословеніе и онъ насъ заставилъ пропѣть «Ангелъ вопіяше» и потомъ «Христосъ Воскресе». Онъ похристосовался съ нами, потомъ сѣлъ на свой каменный стулъ и прямо сталъ говорить строго: «Вы зачѣмъ пришли?». Мы сказали: «пришли къ Вамъ за благословеніемъ. Благословите насъ въ пустыню Кавсаколибо». Онъ напустился на меня (палкой стучитъ). «Какая тебѣ пустыня? Тебѣ Матерь Божія избрала мѣсто и поставила на немъ, а ты хочешь попрать благословеніе Божіей Матери и идти въ пустыню. Какой тамъ пустынникъ? Тебя выгонятъ изъ обители въ пустыню, изъ пустыни въ Россію, въ міръ». И началъ мнѣ говорить: Тебя врагъ смущаетъ, что въ обители шумно, а въ пустынѣ тебѣ кажется хорошо и тихо. А ты откуда началъ спасаться. Если бы было неугодно Богу и Матери Божіей, то развѣ могла бы имѣть Кіево-Печерская Лавра столько угодниковъ и мощей прославленныхъ? А Антоній то Печерскій? Здѣсь жилъ на Аѳонѣ въ пустынѣ. Но вѣдь Матерь Божія его съ Аѳона послала въ Россію, чтобы тамъ было монашество и общежитіе и сколько онъ собралъ монаховъ и какую обитель устроилъ. А тебя Матерь Божія устроила въ обители и ты хочешь бѣжать». Взяли мы у него благословеніе, вышли изъ пустыни и пошли въ скитъ къ нашимъ старцамъ. Пришли къ нимъ въ 12 часовъ ночи. Они приняли насъ съ радостію и мы имъ все разсказали, а они намъ отвѣтили: «Разъ о. Нифонтъ не благословилъ, то живите съ Богомъ въ обители». Разсказали имъ и жакъ насъ хотѣли убить разбойники и они удивились: «Эти только Матерь Божія сохранила». Они насъ оставили на недѣлю гостить, а ходить по горѣ не пускали.
Проводили насъ на пристань Дафне. На Дафнѣ гостили недѣлю и возвратились въ обитель. Тамъ опять все разсказали, какъ ходили по Горѣ. Всѣ наши монахи были удивлены какъ мы живы остались.
По благословенію о. Нифонта мы уже оставили свои мысли, чтобы уйти изъ обители въ пустыню. Великимъ постомъ 1896 г. насъ постригли въ рясофоръ. Мнѣ дали имя Пигастъ, а Іакову Ивистіонъ. Я продолжалъ свое послушаніе, былъ помощникомъ бухгалтера, а Ивистіонъ – на пристани Дафне встрѣчалъ и провожалъ поклонниковъ.
Какъ только меня постригли въ рясофоръ, черезъ недѣлю вижу такой сонъ: Игуменъ посылаетъ меня съ пакетомъ: «вотъ этотъ: пакетъ ты долженъ по адресу доставить». Я вышелъ изъ обители и пошелъ на Аѳонъ, на пристань Колягру, и со мной шелъ въ товарищи одинъ пустынникъ. Его звали Макаріемъ. Прошли мы не очень много и вдругъ на дорогѣ лежитъ громадный змѣй, поперекъ нея. Макарій увидалъ змѣя и говоритъ: «Я не пойду, боюсь». А я рѣшилъ за послушаніе и перекрестившись, прыгнулъ черезъ него и пошелъ дальше одинъ. Прошелъ немного дальше, другой такой же змѣй, свернувшись кольцомъ лежитъ. Обойти его нельзя: – налѣво обрывъ и море, направо – громадная скала. Долго я стоялъ у этого змѣя, молился Матери Божіей и Апостолу Андрею. Домой идти я не рѣшался, – и впередъ идти – боюсь этого змѣя. Перекрестился и прыгнулъ въ его кольцо и потомъ изъ кольца прыгнулъ дальше. И ушелъ впередъ. Прошелъ немного и прихожу на пристань Колягру. Тамъ у моря ровная мѣстность и большая площадь. На всей этой площади много разныхъ змѣй. Нѣкоторыя подохли, а нѣкоторыя вродѣ еще живы. Тутъ я уже прошелъ безъ страха. Стало темнѣть, уже ночь, дороги не видать. Я увидалъ огонекъ и небольшую колибочку. Сотворилъ молитву, мнѣ отвѣтили «Аминь». Я его спросилъ: «отче, какъ тутъ идти?». Показываю ему адресъ пакета. Онъ говоритъ: «хорошо, я покажу сейчасъ и ты дойдешь». Я посмотрѣлъ, а у него въ келіи масса изсохшихъ змѣй. И я подумалъ, что онъ набралъ ихъ на той полянѣ и спросилъ: «отче, зачѣмъ ты ихъ набралъ?». Онъ мнѣ сказалъ: «вотъ они сами сюда приходятъ, чтобы искусить на молитвѣ, а я имъ не вѣрю, молюсь и они тутъ же сохнутъ». Вышли мы изъ его колибочки и онъ мнѣ сказалъ: «вотъ, иди прямо, никуда не сворачивай». Пошелъ я немного и вижу какіе-то дома. Выходитъ человѣкъ и я его спросилъ: «гдѣ здѣсь такой-то домъ» и показываю ему адресъ. Онъ показалъ мнѣ на домъ и я въ него зашедъ. Тамъ сидятъ много сапожниковъ и шьютъ сапоги. Я подалъ имъ пакетъ. Они этотъ пакетъ разорвали и сейчасъ же встали и изъ людей сдѣлались врагами. «А, ты постригся!» и начали рвать мою ряску. «Мы тебѣ дадимъ постригъ!» кричатъ. Я отъ нихъ бѣжать, а они хватаютъ и рвутъ на клочки. Я же схвачу клокъ и приткну и дѣлается опять цѣлое. Я все бѣгу и вижу церковь. Врата заперты, а подъ церковью открыты. Я забѣжалъ въ помѣщеніе, тамъ темно, а враги все меня рвутъ. Я упалъ на колѣни и закричалъ: «Матерь Божія, спаси меня». И вдругъ въ углу показался свѣтъ и всѣ враги исчезли, а въ углу оказалась икона Казанской Божіей Матери, вся сіяющая и на ней блестятъ брилліанты, а надъ нею икона Спасителя. И отъ иконы Божіей Матери голосъ говоритъ мнѣ: «ничего не бойся, Я тебѣ всегда во всемъ помогу». Я тутъ же проснулся, ударили въ колоколъ и я пошелъ въ Церковь. Когда я сталъ брать благословеніе у игумена, онъ мнѣ говоритъ: «что ты о. Пигасій такъ измѣнился?». Я ему сказалъ, что видѣлъ страшный сонъ и онъ велѣлъ мнѣ придти послѣ службы ему разсказать. Я пришелъ и все подробно разсказалъ. О. Игуменъ благословилъ сейчасъ же пойти къ Макарію живописцу и сказать какой величины былъ Спаситель и Божія Матерь и пусть ихъ напишетъ, а я чтобы всегда имѣлъ ихъ въ своей келіи и имъ молился и враги мнѣ ничего не сдѣлаютъ. Иконы были написаны и самъ игуменъ ихъ освятилъ и благословилъ меня сказавъ; «У тебя много будетъ скорбей, но не падай духомъ. Матерь Божія тебѣ сказала, что не оставитъ». Эти иконы я всегда хранилъ и возилъ съ собой, но въ 1930 г., когда меня арестовали въ третій разъ, то они оставались въ комнатѣ и ихъ взяли.
Въ 1898 г. меня постригли въ мантію съ именемъ Питиримъ, въ 1901 г. меня поставили въ іеродіаконы и послали въ Петербургъ на подворье, служить іеродіакономъ и вести отчетъ для Обители – приходъ и расходъ.
Въ 1911 г. меня назначили въ Одессу на подворье за настоятеля. Я поѣхалъ въ Одессу, принялъ тамъ подворье и 4 брата и началъ управленіе.
Въ январѣ 1913 г. на Аѳонѣ случилось раздѣленіе между братьями, началось «имя-божество». На Кавказѣ нѣкто схимонахъ Иларіонъ издалъ книжку и въ ней написалъ, что въ имени «Іисусъ» заключается самъ Богъ, но это было неправильное мнѣніе. Изъ-за этой книжки монахи на Аѳонѣ стали раздѣляться, одни за книжку – другіе противъ. Книжка была передана Константинопольскому Патріарху. Патріархъ разобралъ дѣло и осудилъ ее какъ ересь. Кто за нее – тотъ отлучается отъ Церкви. Книжка также была передана въ Россійскій Синодъ, который тоже ее осудилъ.
На Аѳонѣ въ нашемъ Андреевскомъ Скиту іеромонахъ Антоній Булатовичъ былъ сторонникомъ этой книжки. Онъ набралъ себѣ сторонниковъ монаховъ, особенно молодыхъ. Они избили игумена и старцевъ и выбросили ихъ изъ обители и заняли ее. Мнѣ дали телеграмму, что игуменъ Іеронимъ и всѣ старшіе старцы, наши удалены изъ обители, а что я имъ подчиняюсь. Они выбрали себѣ новаго архимандрита Давида. Игуменъ Іеронимъ тоже прислалъ мнѣ телеграмму въ Одессу, сообщилъ что случилось и просилъ, чтобы я не выполнялъ приказаній Давида и его сторонниковъ. Я взялъ эти телеграммы и пошелъ къ Архіепископу Димитрію Одесскому и Херсонскому и спросилъ его какъ мнѣ быть. И онъ мнѣ благословилъ «пока не исполнять никакихъ приказаній, а выжидать разбора дѣла». Я такъ и сдѣлалъ, но черезъ 2 недѣли Архіеп. Димитрій умеръ и вмѣсто него назначили Архіепископа Сергія, который мнѣ сказалъ: «Какъ хочешь, я не буду вмѣшиваться въ это дѣло». И мнѣ пришлось брать все на себя. Когда я не сталъ выполнять приказаній ни той ни другой группы, то они съ Аѳона послали въ Одессу въ банкъ и почтамтъ заявленіе, чтобы у меня больше не было довѣренности. Посылаютъ потомъ двухъ монаховъ, чтобы меня удалить изъ подворья, а имъ его занять. Они взяли оттуда деньги въ процентныхъ бумагахъ на 2000 руб., чтобы посылать имъ отсюда продукты. Но у нихъ въ таможнѣ эти деньги отобрали и спрашиваютъ меня: «можно ли имъ выдавать ихъ или нельзя». А насчетъ монаховъ я далъ телеграмму въ Святѣйшій Синодъ, т. к. Сергій Епископъ отказался вмѣшиваться. Синодъ отвѣтилъ: возвратить монаховъ обратно на Аѳонъ и выдать имъ 2000 руб.». Я ихъ отправилъ на Аѳонъ, а деньги оставилъ въ Одессѣ въ виду того, что они изъ Константинополя могли уѣхать по желѣзной дорогѣ въ Россію. Они по возвращеніи на Аѳонъ стали разсказывать, что надо усмириться и возвратить прежняго игумена. Тогда Булатовичъ самъ рѣшилъ выѣхать въ Россію и въ 1913 г. (въ день 300-лѣтія Дома Романовыхъ) насильственно набралъ подписей отъ монаховъ, 330 человѣкъ, что они его избираютъ. Онъ хотѣлъ представиться Государю, чтобы Государь утвердилъ управлять обителью архимандрита Давида и его сторонниковъ. Онъ ѣхалъ на одномъ пароходѣ съ Патріархомъ Антіохійскимъ Григоріемъ, который также ѣхалъ къ 300-лѣтію Дома Романовыхъ. Когда пароходъ пришелъ въ Одессу, то Патріарха встрѣтила вся Одесса. Для него былъ приготовленъ поѣздъ на вокзалѣ. Булатовичъ пріѣхалъ на извозчикѣ на Подворье. Я у Булатовича сдѣлалъ обыскъ. Пригласилъ околодочнаго изъ полиціи, стали его обыскивать. Всѣ подписи были въ портфелѣ. Онъ ударилъ кулакомъ по столу: «Питиримъ, ты у меня сгніешь въ тюрьмѣ». Обыскали его. и пошли обыскивать его монаха, а къ его номеру приставили монаха Михаила, чтобы онъ его не выпустилъ. Булатовичъ выпросился въ уборную, и оттуда прямо на вокзалъ, какъ разъ трогался поѣздъ съ Патріархомъ Григоріемъ. Мнѣ. сказали, что Булатовичъ убѣжалъ и сѣлъ на поѣздъ. Я вечеромъ же далъ телеграмму въ Петербургъ, Святѣйшаго Синода прокурору Саблеру и вторую – Архіепископу Антонію Волынскому, который былъ членомъ Святѣйшаго Синода. Они сейчасъ же дали распоряженіе, какъ Булатовичъ съ поѣзда будетъ сходить, такъ его задержать. Но онъ въ Жлобинѣ слѣзъ съ этого поѣзда, сѣлъ на московскій и уѣхалъ въ Москву къ Великой Княгинѣ Елизаветѣ Феодоровыѣ. Взялъ у нея письмо, чтобы ему было свободно попасть къ Государю-Николаю на пріемъ.
Поѣздъ съ Патріархомъ Григоріемъ пришелъ въ Петербургъ, но Булатовича тамъ не оказалось.
Тогда прокуроръ Саблеръ сообщилъ на наше подворье въ Петербургѣ настоятелю Подворья іером. Антонію, чтобы какъ Булатовичъ появится – сообщили прокурору. Булатовичъ пришелъ черезъ 2-е сутокъ и настоятель сообщилъ ему, что тебя ищутъ, чтобы арестовать. Онъ сейчасъ же скрылся и скрывался въ Петербургѣ шесть мѣсяцевъ. Въ маѣ, по просьбѣ Булатовича и Великой Княгини Ольги Александровны, Государь предложилъ Синоду, чтобы Антонія Булатовича не преслѣдовать; обитель оставить за «имябожниками», а остальныхъ монаховъ выгнать изъ русскаго Андреевскаго скита и помѣстить въ Ильинскій скитъ и Пантелеймоновскій монастырь. А греки на Аѳонѣ и Константинопольскій Патріархъ постановили всѣхъ «имябожниковъ» выслать въ Россію.
Тогда я рѣшилъ лично ѣхать въ Петербургъ и хлопотать о русскомъ Андреевскомъ скитѣ. 14 мая 1913 г. пріѣхалъ я въ Петербургъ и явился въ Синодъ, а въ Синодѣ 20 мая уже была послѣдняя сессія. Членами Синода были: Митрополитъ Макарій Московскій, Архіеп. Никонъ Вологодскій, Архіеп. Антоній Волынскій и друг. Я имъ объяснилъ подробно все, и что необходимо на Аѳонъ послать Комиссію. Я долженъ былъ всѣмъ членамъ разсказать и объяснить по отдѣльности. И я ходилъ къ каждому на квартиру. 2 мая засѣданіе Синода рѣшило послать Комиссію на Аѳонъ. Въ Комиссію назначили Архіепископа Никона Вологодскаго и проф. Петербургской Духовной Академіи Троицкаго, Сергія Викторовича. Я къ нимъ поѣхалъ. Они сказали, что черезъ четыре дня соберутся. А мнѣ сказали: «Ты долженъ выхлопотать разрѣшеніе на выѣздъ для всей Комиссіи. И чтобы и тамъ греческія власти оказали содѣйствіе». Это нужно было хлопотать у министра Иностранныхъ Дѣлъ. Тогда министромъ былъ Созоновъ. Онъ былъ въ Москвѣ, когда короновался Государь Николай II. Его первый замѣститель былъ Нератовъ, а второй – помѣщикъ князь Трубецкой. Къ Нератову я не могъ попасть, – всѣ, иностранные послы назначаютъ меня къ Трубецкому, а я не соглашаюсь съ ними, потому что онъ былъ другомъ Булатовичу. Тогда я рѣшилъ обратиться къ княгинѣ Черкасской, Клеопатрѣ Петровнѣ, она раньше мнѣ была знакома. Племянница княгини была замужемъ за Созоновымъ. Она сейчасъ же мнѣ дала свою визитную карточку, чтобы я обратился къ протоіерею Петровскому, который былъ духовникомъу министра Созонова и княгини Черкасской, чтобы онъ просилъ отъ своего имени перваго помощника, Нератова. Протоіерей Петровскій далъ свою визитную карточку и написалъ, чтобы онъ принялъ меня внѣ очереди. Я пришелъ съ этой карточкой въ министерство Иностранныхъ Дѣлъ и передалъ ее. Мнѣ назначили на 8 часовъ вечера, внѣ очереди. Я дождался 8-ми часовъ.
Нератовъ принялъ меня очень ласково и на заявленіи моемъ сдѣлалъ резолюцію, чтобы Константинопольское посольство приняло самыя энергичныя мѣры, чтобы помочь Комиссіи и чтобы все было предоставлено, что для нея потребуется.
Я поблагодарилъ Нератова. У меня еще осталось дѣло къ начальнику Почты и Телеграфа всей Россіи Севастьянову. Прихожу къ нему и подаю заявленіе, чтобы разрѣшили мнѣ получать почту, деньги, посылки и переводы. Онъ на меня раскричался: «Что вы, такіе сякіе монахи, тамъ устроили бунтъ на Аѳонѣ!». Кричалъ, кричалъ на меня, – а я стою. Когда кончилъ, я ему говорю: «Вотъ Вы министръ и начальникъ почты всея Россіи и занимаете этотъ постъ законно. А пришли бы Ваши младшіе чиновники, избили бы Васъ и выгнали изъ кабинета. Стали бы Вы хлопотать, или нѣтъ?» – «Конечно сталъ бы».
«Вотъ такъ и я. Хотя я совершенно не былъ тамъ, меня тамъ не били, но я въ Одессѣ вотъ уже съ 1911 г., довѣренъ надъ капиталомъ и имуществомъ. Я въ Одессѣ издаю журналъ «Вѣры Утвержденіе». Подаю ему журналъ. «У насъ подписчиковъ 17.000. Я печатаю журналъ, мнѣ нужны деньги на бумагу, на матерьялы и на печать. Они посылаютъ деньги по почтѣ на мое имя. Кромѣ того, корреспонденція идетъ на братію и поклонниковъ, и все это лежитъ въ Одессѣ на почтѣ, а по закону, черезъ 3 мѣсяца должно отсылаться обратно. Посему прошу Васъ, разрѣшите выдать всю корреспонденцію, которая остановлена. Вы можете не разрѣшить выдать то, что пришло на имя игумена Іеронима или Давида, какъ слѣдуетъ по ихъ заявленію. Я прошу Васъ это одѣлать до выясненія дѣла, т. к. на Аѳонъ ѣдетъ Комиссія и подаю ему разрѣшеніе отъ Министерства Иностранныхъ Дѣлъ. Тогда онъ звонитъ, является человѣкъ и онъ приказалъ ему принести Аѳонское Дѣло. Черезъ нѣсколько минутъ принесли папку и подали ему. Онъ раскрылъ папку и говоритъ мнѣ: «вотъ смотри, заявленіе игумена Іеронима и архимандрита Давида и Булатовича». Я ему говорю: «Пусть ихъ заявленіе хранится до разбора дѣла и на ихъ имена можно не выдавать корреспонденцію до разбора дѣла, а остальную прошу выдать, т. к. во вчерашній день кончился трехмѣсячный срокъ и одесскій почтъ-амтъ обязанъ направить всѣ переводы обратно». Тогда онъ спрашиваетъ: «А у тебя есть кому получать деньги?» Я сказалъ, что есть и по моей довѣренности получаетъ іеродіаконъ Дороѳей Дружининъ. Тогда онъ говоритъ чиновнику: «Сейчасъ же дайте телеграмму въ Одессу начальнику почты, чтобы выдали всѣ переводы, кромѣ тѣхъ, которые присланы на имя Іеронима, Давида и Булатовича до выясненія дѣла». За все это я поблагодарилъ и попросилъ у него извиненія и онъ передо мной извинился.
Я выѣхалъ въ Одессу изъ Петербурга, а корреспонденцію выдали за всѣ три мѣсяца. По пріѣздѣ въ Одессу сталъ приготовлять всѣ дѣда для Комиссіи. Черезъ 2 дня Комиссія пріѣхала: Архіел. Никонъ и С. В. Троицкій.
28 мая 1913 г. Комиссія выѣхала изъ Одессы въ Константинополь. Съ Комиссіей я послалъ монаха Виссаріона, чтобы онъ все время былъ съ ними и указывалъ гдѣ и куда нужно обратиться. Комиссія остановилась въ Андреевскомъ подворьѣ. Первымъ долгомъ пошли они къ Вселенскому Патріарху взять благословеніе на разборъ случившагося раздѣленія монаховъ черезъ изданную брошюру «на горахъ Кавказа», осужденную Вселенскимъ Патріархомъ какъ ересь. Отъ Патріарха обратились къ послу Бирсу, чтобы, онъ сопроводилъ насъ на Аѳонъ и далъ Комиссіи помощь. Бирсъ, согласно приказанію министра сейчасъ же назначилъ канонерскую лодку на 200 чел. солдатъ и чиновника отъ посольства – Щербина.
2 іюня Комиссія выѣхала на Аѳонъ, а 3-го нужно было остановиться лодкѣ на пристали Дафне, гдѣ пристаютъ всѣ пароходы и заявить греческой власти. Стали на бочку монастыря, вылѣзли на берегъ; Комиссія зашла въ монастырь, по обычаю прямо въ соборъ. Отслужили обыкновенную литію и малую ектенію. Послѣ этого Архіеп. Никонъ началъ говорить проповѣдь. Монахи стали свистать, кричать. Тогда Архіепископъ прекратилъ проповѣдь и вышелъ изъ собора въ трапезную и тамъ сталъ говорить съ однимъ монахомъ, а они обступаютъ по 15 человѣкъ, кричатъ и не даютъ слова сказать. Видя такое безобразіе, чиновникъ Щербинъ сейчасъ же взялъ Архіепископа Никона, и Троицкаго обратно на канонерку и когда стали отъѣзжать отъ берега, то имябожники бросали въ нихъ камни.
На другой день Комиссія обратилась къ греческимъ властямъ и мѣстная аѳонская власть взяла на себя обязанности по умиротворенію. Стали регистрировать каждаго монаха и допрашивать: признаетъ ли онъ Вселенскаго Патріарха и Россійскій Синодъ, или признаетъ «брошюру» и каждый долженъ былъ расписаться. Перепись продолжалась 2 недѣли. 487 человѣкъ оказались на сторонѣ имябожниковъ. Когда, все выяснили, то греческія власти постановили – удалить ихъ съ Аѳона и отъ Россіи былъ потребованъ пароходъ. Россія послала пароходъ «Херсонъ». Этотъ пароходъ пришелъ на Аѳонъ 17 Іюня и присталъ къ Пантелеймоковскому монастырю. Монахи, которыхъ должны были увезти, собрались въ одинъ корпусъ и не хотѣли выходить на пароходъ, чтобы уѣхать. Тогда военная власть распорядилась, чтобы матросы и солдаты разобрали крышу корпуса и туда направили шлангъ. Потокъ холодной воды сталъ бить съ потолка на монаховъ. Тогда они не выдержали, открыли дверь и ихъ стали брать подъ конвоемъ и прямо на пароходъ. Посадили всѣхъ пантелеймоновскихъ монаховъ. Теперь остались монахи Андреевскаго скита, которые тоже сидятъ запершись. Главарь и помощникъ Булатовича, протодіаконъ Фаддѣй, который руководилъ скитомъ, вышелъ еа Корею, узнать что дѣлалось въ Пантелеймоновскомъ монастырѣ. Его задержали греческія власти совмѣстно съ Щербинымъ изъ русскаго посольства и стали ему говорить, чтобы отперли Андреевскій скитъ. Онъ сказалъ: «Если вы меня не возьмете и оставите здѣсь, то я все сдѣлаю и монахи откроютъ скитъ». Ему дали обѣщаніе, что его не возьмутъ. Онъ пошелъ въ скитъ и объявилъ монахамъ, что пароходъ прислалъ Государь, по просьбѣ Булатовича, и имъ отдаютъ Кіево-Печерскую Лавру или Новый Аѳонъ, что хотятъ на выборъ. Они возрадовались, что Булатовичъ для нихъ выхлопоталъ такіе богатые обители. И показалъ онъ монахамъ вродѣ телеграмму Государя и отъ Булатовича, чтобы они свободно сѣли на пароходъ. Тогда протодіаконъ Ѳаддѣй предупредилъ монаховъ, что завтра прибудетъ къ нимъ Комиссія. Они должны ее встрѣтить колокольнымъ звономъ и открыть ворота. Намъ де разрѣшаютъ взять что намъ нужно и каждому изъ Андреевскаго скита выдадутъ деньги, кто сколько прожилъ на Аѳонѣ, за каждый годъ по 10 рублей. Всѣ монахи согласились съ радостью и сторонники Булатовича уговорились, что будутъ, встрѣчать Комиссію.
На другой день, въ 10 ч. утра, Комиссія явилась. Монахи открыли ворота скита, звонятъ, Комиссія входитъ торжественно и прямо въ соборъ и стали служить встрѣчную ектенію съ многолѣтіемъ Государю и Булатовичу. Пока продолжалось моленіе, въ это время въ обитель ввели уже 100 человѣкъ матросовъ и сейчасъ же вездѣ разставили посты, чтобы никто не смѣлъ никуда разбѣгаться, и тутъ же начали каждаго монаха переписывать: кого онъ признаетъ: Вселенскаго Патріарха, Синодъ или «книжку»?». Всѣхъ переписали, оказалось 183 человѣка сторонниковъ «книжки», а признающихъ Синодъ и Патріарха – 345 человѣкъ.
По окончаніи переписи, приказали сторонникамъ Булатовича собираться на пароходъ и они спокойно, торжественно выѣхали изъ скита. Когда посадили на пароходъ Андреевскихъ монаховъ, тогда Комиссія ввела въ обитель выгнанныхъ: игумена Іеронима к съ нимъ старцевъ. Пароходъ «Херсонъ» сталъ на якорь и по списку стали ихъ провѣрять и допрашивать каждаго, гдѣ его родина. Для этого изъ Петербурга пріѣхалъ генералъ Ичкевичъ; по его распоряженію Одесская администрація дѣлала то, что онъ приказывалъ. Каждому монаху на родину давали телеграмму, чтобы провѣрить, вѣрно ли онъ говорилъ. Когда получали съ родины отвѣтъ, тогда выводили на берегъ въ гор. Одессу. Въ полиціи во дворѣ снимали съ монаховъ монашескую одежду и переписывали подробно всѣ вещи и давали на руки одинъ экземпляръ, а другой прикладывали къ списку. Это дѣлалось въ присутствіи каждаго монаха и имъ сдавали эту одежду. Вывезеннымъ монахамъ было объявлено: «Если вы признаете Святѣйшій Синодъ и Патріарха, то васъ примутъ въ россійскіе монастыри, гдѣ пожелаете. Когда поступите въ монастырь, то одежда будетъ выслана туда, гдѣ вы поступите». Каждому монаху выдавался билетъ до родины и выдавали деньги на расходы: кому 100, 50, 20, въ зависимости отъ разстоянія. А 26 человѣкъ были оставлены въ Одессѣ въ Анреевскомъ подворьѣ до суда.
Судъ былъ назначенъ въ Москвѣ и меня вызвали въ Москву для ознакомленія съ этимъ дѣломъ. Мною были даны точныя свѣдѣнія и данныя какъ все это происходило. Судъ далъ монахамъ опредѣленное мѣсто. Булатовича не судили, т. к. его крестный – кн. Васильчиковъ, былъ у Государя самымъ близкимъ правителемъ во дворцѣ и былъ другомъ и товарищемъ Булатовича.
Булатовичъ былъ единственный сынъ у богатой помѣщицы Харьковской губерніи и воспитывался въ роскоши. Окончилъ лицей и сразу же былъ назначенъ въ кавалерійскій эскадронъ – 13. Въ 1905 г. во время японской войны онъ скомандовалъ своему эскадрону идти на нашихъ два батальона солдатъ. 2000 человѣкъ побили и ранили и за это его лишили офицерскаго званія. По закону его должны были разстрѣлять, но его близкіе были у власти, сочли его якобы невмѣняемымъ и его не судили, а послали къ Отцу Іоанну Кронштадтскому, чтобы онъ помолился и наставилъ его. Отецъ Іоаннъ Кронштадтскій благословилъ его на покаяніе и въ монахи и велѣлъ оплакивать свои грѣхи. Онъ постригся въ Петербургѣ на Никифоровскомъ подворьи прямо въ мантію (въ 1906 г.) и пробылъ тамъ до 1910 г. Въ 1910 г. онъ пріѣхалъ еа Аѳонъ и пошелъ въ Андреевскій скитъ. Отецъ Іоаннъ Кронштадтскій благословилъ ему, чтобы онъ каялся и пріобщался каждую недѣлю, а на Аѳонѣ монахамъ не позволяютъ пріобщаться каждую недѣлю, а черезъ двѣ, рясофорнымъ же черезъ мѣсяцъ. Онъ сталъ требовать, чтобы его пріобщали каждый день. Тогда его одѣлали іеромонахомъ въ 1911 г., чтобы онъ служилъ и причащался каждый день. Какъ только его рукоположили въ іеромонахи, то онъ поѣхалъ къ королю Абисиніи. Тамъ у него было знакомство, и взялъ съ собою двухъ монаховъ. Какъ пріѣхалъ, то вздумалъ тамъ открывать монастырь и потребовалъ съ Аѳона 50 монаховъ въ Абиоинію. Изъ монашествующихъ съ Аѳона никто не пожелалъ ѣхать и тѣ два монаха, что были съ нимъ, тоже возвратились. Онъ остался одинъ, пробывъ тамъ 1 годъ.
Въ 1912 г. возвратился на Аѳонъ и сталъ руководителемъ «брошюры на горахъ Кавказа», собралъ себѣ партію молодыхъ послушниковъ и учинилъ бунтъ. Избилъ игумена и старцевъ и занялъ русскій Андреевскій скитъ. Когда удалили ихъ съ Аѳона, то Государю Николаю и Государынѣ Александрѣ были наговорены всякія нелѣпости и они повѣрили имъ, и сожалѣли объ вывезенныхъ монахахъ. Тогда писали во всѣхъ газетахъ, чтобы дѣло разбирать въ Государственной Думѣ, чтобы убѣдить Царя.
Въ 1914 г., 30 января, меня назначили на аудіенцію, чтобы объяснить неправду. 30 января я былъ принятъ Государемъ въ Царскомъ Селѣ. Государь привялъ меня, все выслушалъ и назначилъ меня на завтракъ, чтобы я объяснилъ и Государынѣ во время этого завтрака. Я объяснилъ Государю и Государынѣ. На завтракѣ были еще четыре княгини и Наслѣдникъ. Государь поблагодарилъ меня и остался доволенъ.
Булатовичъ послѣ этого хлопоталъ, чтобы это дѣло разбиралось въ Государственной Думѣ. Онъ былъ Эс-Эр. Тогда меня опять вызвали въ Петербургъ, уже въ Государственную Думу. Я далъ имъ подробныя свѣдѣнія. Правые стали настаивать, чтобы обставили это дѣло, ибо у нихъ былъ матерьялъ точный, а лѣвые сняли съ повѣстки этотъ вопросъ. На этомъ и закончилось дѣло Булатовича.
Въ 1914 г. въ іюнѣ началась война съ Германіей и насъ съ Аѳономъ раздѣлили: Аѳонъ остался въ Греціи, а мы въ Россіи. Всѣ сообщенія съ Аѳономъ были прекращены по случаю войны. Въ Одессѣ я впервые открылъ лазаретъ для раненыхъ на 25 коекъ на нашъ счетъ. За это я былъ представленъ къ значку „красный крестъ”. Въ 1915 г. я былъ награжденъ наперснымъ крестомъ Святѣйшаго Синода, а въ 1916 г., въ маѣ награжденъ отъ Синода орденомъ св. Анны III степени, а въ ноябрѣ орденомъ св. Анны II степени отъ военнаго вѣдомства. Въ декабрѣ 1916 г. мнѣ было предписано Св. Синодомъ принять Капріанскій Болгарскій монастырь и Кондоровскій скитъ, въ которомъ были болгары Загравскаго монастыря. Въ 1917 г. я былъ вызванъ въ Петербургъ въ февралѣ по дѣлу этого монастыря и скита.
23 февраля въ Государственной Думѣ было засѣданіе и меня пригласили въ члены Думы, сказали, что „будетъ серьезное дѣло на счетъ Государя и министровъ”. Въ 10 ч. утра 23 февраля, собрались въ Думѣ всѣ члены и министры, на своихъ мѣстахъ, а слушатели на хорахъ. Предсѣдатель Родзянко объявилъ Думу открытой. И сейчасъ же Керенскій, членъ Думы, потребовалъ отъ министра Путей Сообщенія объясненія: почему опаздываютъ поѣзда?
Министръ объяснилъ, что по случаю сильныхъ морозовъ. Тогда потребовали объясненія отъ министра Внутреннихъ Дѣлъ: почему у Васъ очередь за хлѣбомъ? Министръ объяснилъ, что есть какое-то злоупотребленіе, а именно: мы отпускаемъ муку на 50 % больше противъ нормы, чтобы не было очередей. Мною были приняты мѣры и выяснилось, что мальчики и дѣвочки подростки, кѣмъ-то нанимаемые, (имъ платятъ по 3 рубля за каждую очередь) получали хлѣбъ и сдавали извозчикамъ для кормленія лошадей. Извозчикамъ было выгодно: они печеный хлѣбъ брали по 46 коп. за пудъ, а пудъ сѣна стоилъ 80 коп., овесъ же 120 коп. При томъ, что подростки становились 10-15 разъ въ день и получали по 45 рублей каждый. Только министръ Внутреннихъ Дѣлъ кончилъ, какъ Керенскій самолично вскочилъ на трибуну и началъ кричать: „долой Государя и министровъ, довольно мучить людей, рабочіе голодаютъ, а они не могутъ дать имъ хлѣба. Мы рабочіе все сдѣлаемъ: заберемъ хлѣбъ у крестьянъ-хлѣборобовъ, поставимъ имъ твердую цѣну по рублю за пудъ и заставимъ ихъ перевезти на станціи желѣзныхъ дорогъ. А если они не повезутъ, такъ мы пойдемъ съ оружіемъ. Рабочіе все сдѣлаютъ”. Только Керенскій сошелъ съ трибуны, – вскакиваетъ Скобелевъ. Онъ начинаетъ всячески поносить Государя, Государыню неприличными словами. Тогда Предсѣдатель Родзянко стащилъ его съ трибуны за руку. Только Скобелева стащили, – вскакиваетъ Щенгаль и началъ громить все: Государь и министры такіе-сякіе и заявилъ, что мы даемъ срокъ до завтрашняго дня, чтобы не было очередей за хлѣбомъ, а если этого сдѣлать не можете, то уходите къ ... (бѣсу). Родзянко встаетъ съ мѣста и закрываетъ засѣданіе. По закрытіи объявилъ, что мы сюда собрались не для ссоры и ругани, а обсуждать и разбирать дѣла. Затѣмъ сказалъ: „Очередное засѣданіе будетъ 28 февраля, а посколько сегодня ничего не сдѣлали, то завтра, 24 февраля, объявляю внѣочередное засѣданіе. Кто согласенъ – прошу поднятъ руки”. Подняли всѣ, за исключеніемъ 18 человѣкъ.
24 февраля мнѣ дали опять билѣтъ и я отправился въ Думу, смотрѣть что будетъ дальше. Въ 10 часовъ Некрасовъ, помощникъ Родзянко, открылъ засѣданіе т. к. Родзянко и министры всѣ ушли въ совѣщательную комнату. На трибуну вышелъ мужичекъ, членъ Государственной Думы Вятской губерніи, хлѣборобъ, и заявилъ Керенскому: „Вы вчера заявили, что придете съ рабочими и заберете у насъ хлѣбъ, котораго у насъ излишки. У меня семья въ 8 человѣкъ, 3 сына на войнѣ и у меня излишки при хорошемъ урожаѣ въ 150 пудовъ, которыя я могу сдать и получить за нихъ 150 рублей. На эти деньги я долженъ существовать цѣлый годъ. Вотъ мнѣ нужно самому купить сапоги, за нихъ долженъ уплатить 50 руб., а раньше они стоили только 3 рубля. Мнѣ нуженъ пиджакъ, который стоитъ 8 руб., а раньше стоилъ 5 руб. Послѣ этого у меня остается 20 рублей на всѣ расходы. На нихъ, я долженъ одѣть 5 человѣкъ моей семьи. Такъ я прошу Васъ, Алекс. Ѳеодоровичъ Керенскій взять свои слова обратно. Вы говорите – рабочіе все сдѣлаютъ – этого не можетъ быть. Насъ хлѣборобовъ 100 милліоновъ, а рабочихъ 20 милліоновъ. Пусть рабочіе бастуютъ, послать ихъ въ окопы, а нашихъ сыновей поставить на заводы. Они будутъ работать за то жалованіе, которое получаютъ въ окопахъ”. За тѣмъ вышелъ второй мужичекъ, Ярославской губерніи, и заявилъ Керенскому: „Хотите взять у насъ хлѣбъ съ оружіемъ въ рукахъ? У меня пять сыновей на войнѣ, у нихъ жены и дѣти. Было 2 пары лошадей и ихъ взяли со всѣмъ: съ повозками и сбруей на войну. Я съ малышами и женщинами обучили коровъ, и два вола на нихъ и работаемъ. У насъ излишки хлѣба 100 пудовъ. По вашему, я долженъ привезти хлѣбъ на станцію за 150 верстъ, и дадите вы мнѣ 100 рублей. Что я на нихъ долженъ дѣлать?”.
Потомъ вышелъ на трибуну проф. Постниковъ, и сталъ говорить, что „не время теперь спорить, нужно сначала окончить войну съ внѣшнимъ врагомъ, а потомъ уже разбираться во внутреннихъ дѣлахъ Россіи, это дѣло вѣское и серьезное. Выдумаете что все сдѣлаете хорошо. Вамъ кажется, что стоитъ только убрать Государя и министровъ, и вы будете править сами просто и хорошо. Но вы только можете все разрушить. Порядокъ этотъ устанавливался годами и вѣками. Вотъ я вамъ разскажу какъ „возъ-везется”. На повозкѣ колеса старыя и скрипятъ, но все же возъ двигается, хотя и спицы какія-нибудь поломаются. А вы хотите старое разрушить, а новое какъ сдѣлаете? Весь народъ будетъ порабощенъ, и голодный и холодный. Будутъ за кусокъ хлѣба работать и никто не посмѣетъ слова сказать противъ власти”.
Затѣмъ вышелъ на трибуну опять Керенскій и заявилъ, что въ Москвѣ уже всѣ фабрики забастовали и здѣсь Дума вся атакована рабочими. Мы должны сейчас арестовать министровъ, а если мы ихъ не арестуемъ, то рабочіе насъ разорвутъ на куски. И тутъ же себя и другихъ назначаетъ министрами. Правые протестуютъ, что они не смѣютъ сами себя назначать. Онъ отвѣтилъ, что Россія гибнетъ, и мы должны ее спасти. Мы беремся за это временно, а потомъ уже будемъ выбирать. Когда онъ кончилъ, Родзянко выходитъ и закрываетъ Думу до особыхъ распоряженій Государя. Послѣ закрытія членъ Думы Новиковъ, съ правой стороны, проситъ разрѣшенія у Родзянко выступить на 20 минутъ. Онъ началъ говорить такъ: „Члены Думы и слушатели! прошу вашего вниманія выслушать мои краткія слова. Вотъ въ эти два дня въ Думѣ совершаются великія событія: – захватываютъ власть самочинно, сами себя назначаютъ министрами. Они разорятъ всю нашу православную Россію. Насъ всѣхъ убъютъ и будутъ говорить, что на это были согласны члены Думы. Но я заявляю, отъ всѣхъ правыхъ и центра, что мы не согласны убирать Государя и министровъ и не будемъ отвѣчать передъ всѣмъ русскимъ народомъ и Богомъ. Я еще повторяю, кто останется живъ, то заявите всему русскому народу, что мы не участники этого злого дѣла. Это люди, которые берутъ на себя разорить и уничтожить Святую Православную Вѣру и поработить весь русскій народъ. Это тѣ англійскіе лорды, которые подкатываютъ бомбы подъ нашу Святую Русь”. Онъ окончилъ, и въ форумѣ начался шумъ, крикъ и гамъ. Я вышелъ. Вокругъ Думы никого не было... Вечеромъ по всему Петербургу начали останавливать трамваи. По два подростка вскакивали къ вагоновожатому и требовали отъ него ключей. Кто не отдавалъ, то на рельсы клали кусокъ желѣза и вагонъ останавливался, соскакивая съ рельсъ. Публика выходила изъ вагона. По всему Петербургу вагоны остановились до утра. Утромъ 25 февраля вагоны начали собираться у ДПО, но пассажировъ уже никто не бралъ. Съ 8 ч. утра эти же подростки стали останавливать извозчиковъ, пассажировъ просятъ сойти, а извозчиковъ просятъ сѣсть на пассажирское мѣсто и ѣхать домой и никого не брать. Кто не соглашался, у того отбирали номеръ и лошадь. Къ 12 часамъ дня не было ни одного извозчика, ни одного трамвая. А съ 12 час. дня собралась группа студентовъ-евреевъ отъ Николаевскаго Вокзала и пошла по Невскому съ красными флагами, съ пѣснями и крикомъ „Долой Государя! да здравствуетъ рабоче-крестьянская власть”. Такъ дошли до Зимняго Дворца; тамъ собралась масса народа и выступали ораторы, но никто ихъ не трогалъ: ни полиція ни солдаты. 26 февраля по всѣмъ улицамъ въ разныхъ мѣстахъ ходили съ флагами и пѣснями и опять кричали то же самое. Въ 2 часа дня толпа пошла по Невскому. На углу Садовой улицы было главное помѣщеніе полиціи, тамъ стали кидать ледъ въ окна. Тогда была выведена полурота солдатъ, которые потребовали, чтобы всѣ расходились, но они не слушались. Тогда былъ сдѣланъ залпъ и ранено около 20 человѣкъ, но толпа все продолжала идти къ Зимнему Дворцу. Послѣ этого стали разоружать офицеровъ, которые пріѣхали съ фронта, снимать съ нихъ сабли и револьверы. Къ вечеру всѣ учрежденія были заняты властью Керенскаго, безъ всякаго сопротивленія. 27 февраля я изъ Петербурга выѣхалъ въ Одессу. Ночью на 29 февраля Государя изъ ставки потребовали въ Петербургъ. До Петербурга 2 станціи не довезли, и явились къ Государю въ вагонъ и потребовали отъ него отреченія отъ управленія. Онъ отрекся съ тѣмъ, чтобы управленіе передать брату своему Михаилу. Тутъ же Государь былъ арестованъ и привезенъ къ Своей Семьѣ въ Петербургъ-Петроградъ и держали его тамъ до мая мѣсяца, а потомъ перевезли въ Сибирь.
Михаилъ – братъ Государя не согласился принять управленіе и власти остались во главѣ съ Керенскимъ.
Въ Одессу я возвратился 2 марта. Вся Одесса была въ флагахъ. Новое правительство, во главѣ съ Керенскимъ, называлось Временнымъ. Синодъ, т. е. церковное управленіе и всѣ святители собрались и обсудили, чтобы Церковь была отдѣлена отъ государства, а Сергій Финлядскій пошелъ къ Керенскому и открыли новый Синодъ. Назначили прокурора Лукьянова. Сергій взялъ разрѣшеніе собрать Соборъ и выбрать Патріарха. Въ сентябрѣ 1917 г. собранъ былъ въ Москвѣ Соборъ, Члены въ Соборъ были выбраны со всей Россіи, отъ каждой епархіи: протоіереи, Епископы, архимандриты, игумены. Соборъ продолжался до 25 октября, а 26 октября начался бои въ Москвѣ. Большевики стали забирать Москву, а временное правительство Керенскаго защищалось. Бой шелъ 9 сутокъ, и большевики взяли Москву 4 ноября. Соборъ въ это время избралъ кандидатовъ на Патріарха. Соборомъ было рѣшено изъ 8-ми кандидатовъ оставить 3. На нихъ рѣшили положить жребій, кого Господь укажетъ.
Въ храмѣ Христа Спасителя 5 ноября 1917 г. была назначена торжественная служба. Служили 3 Митрополита: Владиміръ, Питиримъ, Платонъ и 70 архіепископовъ и епископовъ. Передъ литургіей жребіи были открыты, написаны, свернуты и положены въ серебряный ящикъ, закрыты замкомъ и запечатаны печатью. Жребіи были положены на столикѣ передъ чудотворной иконой Владимірской Божіей Матери. Во время литургіи былъ назначенъ іеромонахъ Алексій, жившій въ Зосимовской Пустыни, который читалъ акаѳистъ Божіей Матери. Когда кончилась литургія, тогда Митроп. Владиміръ вышелъ изъ алтаря на амвонъ, сдѣлалъ 3 поклона Божіей Матери, взялъ ящикъ и передъ всѣмъ народомъ перевернулъ его 3 раза, чтобы смѣшались жребіи и отдалъ его іером. Алексію. Алексій взялъ и потрясъ этотъ ящикъ всяко, потомъ секретарь Собора сорвалъ печать и снялъ замокъ, затѣмъ открылъ ящикъ и передалъ Митрополиту Владиміру. Тогда іеромонахъ Алексій сдѣлалъ 3 поклона Божіей Матери и Спасителю и сказалъ передъ всѣмъ народомъ: „Господи, Ты благослови того, кто достоинъ” и перекрестившись вынулъ изъ ящика одинъ жребій и передалъ его Митрополиту Владиміру. Онъ снялъ кольцо съ жребія, развернулъ и написано „Тихонъ”, Протодіаконъ возгласилъ „Аксіосъ”. Тогда Алексѣй вынулъ второй жребій изъ ящика и передалъ Митроп. Владиміру. Онъ снялъ кольцо и развернулъ: написано Арсеній и третій жребій Антоній.
Митрополиты Владиміръ, Питиримъ и Платонъ взошли на каѳедру, и всѣ епископы и архіепископы вышли на середину храма и начался торжественный молебенъ съ многолѣтіемъ новоизбранному Патріарху Тихону.
Этимъ торжество окончилось. 21 ноября, на Введеніе во храмъ Пресвятой Богородицы новоизбраннаго Тихона ставили въ Патріархи. Въ 7 ч. утра членовъ Собора въ Кремль пропускали только по пропускамъ. Входили сначалу въ мироварницу 12-ти Апостоловъ. Тихонъ былъ подведенъ къ иконѣ Спасителя и Божіей Матери приложиться. Подводили митрополиты Питиримъ и Платонъ, а Митропол. Владиміръ стоялъ въ мироварницѣ. Когда подвели Тихона къ Митрополиту Владиміру, Тихонъ сдѣлалъ 3 земныхъ поклона Митрополиту. Митрополитъ благословилъ его и всѣ запѣли: „Благословенъ еси Христе Боже нашъ”. И съ этимъ пѣніемъ начали всѣ выходить изъ мироварницы съ заженными свѣчами. Сначала выходили младшіе, а потомъ старшіе вели Тихона. Пошли въ храмъ Успенія Божіей Матери и начали служить входную, вышли на середину храма на каѳедру и стали облачать Тихона, одѣвая въ облаченія всѣхъ прежнихъ патріарховъ, по одной вещи каждаго Патріарха. Когда кончили облаченіе, началась литургія, во время которой ставили Тихона въ Патріархи. Въ алтарѣ храма на горнемъ мѣстѣ было поставлено патріаршее сидѣніе, вродѣ кресла съ короной. Поставленіе происходило такъ: Митрополитъ Владиміръ вывелъ Тихона на амвонъ передъ царскими вратами и оградилъ Тихона крестнымъ знаменіемъ три раза и увелъ его къ престолу. Тихонъ поклонился и приложился къ евангелію и антиминсу и престолу... Владиміръ повелъ его къ горнему мѣсту къ сѣдалищу и ввелъ его на три ступени и посадилъ въ сѣдалище со словами „Аксіосъ” три раза и тутъ же надѣлъ на него патріаршій клобукъ. Послѣ литургіи, по заамвонной молитвѣ, Митрополитъ Владиміръ вручилъ Тихону патріаршій жезлъ и Патріархъ Тихонъ началъ говорить слово къ народу: „Я не достоинъ этого великаго сана, но повинуюсь волѣ Божіей. Если меня благословилъ Господь Богъ и Матерь Божія, то я постараюсь привести къ Господу всю пасомою мною святую Апостольскую Церковь, буду защищать чистоту святой Апостольской Церкви и нашей Россіи”. Кончилъ онъ свою проповѣдь, а проповѣдь была сказана очень рѣзкая. И ему было назначено, чтобы онъ объѣхалъ Кремль и благословилъ народъ, но власть уже не разрѣшила и увезли его въ Сергіевскую Лавру на подворье.
30 ноября, на св. Апост. Андрея, ставили въ Митрополиты кандидатовъ, избранныхъ соборомъ. Помощникомъ Патріарху былъ первый кандидатъ Архіепископъ Агафангелъ Ярославскій, второй – Архіепископъ Кириллъ Казанскій, третій – Антоній Волынскій. Тогда поставили митрополитами Агафангела и Кирилла.
Вечеромъ 30 ноября я поѣхалъ къ Патріарху Тихону преподнести ему икону Апостола Андрея и поздравить съ принятіемъ великаго сана. Меня Патріархъ принялъ очень ласково. Любезно принялъ икону и велѣлъ поблагодарить обитель. Во время бесѣды съ Патріархомъ пріѣхали новопоставленные Митрополиты Агафангелъ и Кириллъ и здѣсь я познакомился съ ними и съ этого дня всегда имѣлъ съ ними переписку.
Въ концѣ декабря меня изъ Москвы вызвали въ Петроградъ въ Синодъ, чтобы я принялъ въ свое управленіе въ Бессарабіи Кипріановскій монастырь и Кондратскій скитъ. Эти обители принадлежали болгарскому Заграфскому монастырю на Аѳонѣ. Болгарскіе монахи съ Аѳона, управлявшіе этими обителями, были по случаю войны удалены въ Рязанскую губернію. Остались мѣстные бессарабскіе монахи и молдаванѣ, которыхъ я долженъ былъ принять на свою отвѣтственность и управлять ими. Управлялъ я ими до того, какъ Бессарабію заняли румыны.
Патріарха Тихона поставили въ ноябрѣ 1917 г. и было послано письмо Вселенскому Патріарху объ этомъ. Граматы съ ноября до іюня 1918г. изъ Константинополя не было. Тогда меня Патріархъ Тихонъ изъ Одессы вызвалъ въ Москву. Когда я пріѣхалъ, онъ мнѣ говоритъ; „вотъ на тебя выпалъ жребій и ты долженъ за святое послушаніе поѣхать въ Константинополь и привезти мнѣ грамату отъ Вселенскаго Патріарха”. Я сказалъ: „Благословите, хотя трудно и съ пропускомъ по случаю войны съ Турціей, но за Ваши св. молитвы я отъ послушанія не отказываюсь”.
Мнѣ написали бумагу отъ Патріарха Тихона къ Вселенскому Патріарху, гдѣ было сказано, что прошло 8 мѣсяцевъ и нѣтъ отвѣта и мы рѣшили послать къ Вамъ лично іеромонаха Питирима, благословите и выдайте ему грамату на руки, которую онъ вручитъ намъ. Получилъ я запечатанный пакетъ, взялъ благословеніе отъ Патріарха Тихона и 20 іюня отправился на Брянскій вокзалъ, уѣзжать изъ Москвы въ Одессу. Но увы, безъ пропуска отъ Ленина выѣзжать изъ Москвы нельзя было, это мнѣ сказалъ начальникъ Брянскаго Вокзала. Повѣрилъ я ему, иду въ Кремлю, пришелъ къ Спасскимъ Воротамъ. У нихъ стоитъ часовой — латышъ. Я этого не зналъ, въ Кремль часовой меня не пропустилъ, потому что нѣтъ пропуска. Спрашиваю: „Гдѣ же его взять?”. Онъ говоритъ: „Гдѣ остановился, тамъ пропишись и дадутъ тебѣ пропускъ”. Я сейчасъ-же пошелъ въ Тверской участокъ и тамъ встрѣчаю одного знакомаго, который спрашиваетъ меня: „какъ ты попалъ сюда и зачѣмъ?”. Я говорю, что мнѣ нуженъ пропускъ къ Ленину въ Кремль. Онъ захохоталъ и сказалъ: „Ты съ ума сошелъ, да развѣ тебя допустятъ до Ленина?”. Я ему говорю: „дайте мнѣ пропускъ, а пропустятъ или нѣтъ — это дѣло не ваше”. Онъ далъ мнѣ пропускъ и я отправился къ Кремлю. Прихожу къ этому часовому. Онъ посмотрѣлъ на мой пропускъ и говоритъ: „Я здѣсь пропускаю только начальниковъ съ орденами, а ты иди къ Боровицкимъ воротамъ”. Прихожу туда, ворота и калитки закрыты; позвонилъ — открыли мнѣ калитку и вышелъ человѣкъ и спрашиваетъ меня; „Что нужно?” Я отвѣчаю; „мнѣ нужно къ Ленину”. Онъ спрашиваетъ зачѣмъ? Я ему показалъ заявленіе, что мнѣ нужно ѣхать въ Одессу, онъ взялъ мой пропускъ и пошелъ внутрь. Черезъ нѣсколько времени онѣ вернулся и пропустили меня въ Кремль въ помѣщеніе къ Ленину. Онъ находился въ корпусѣ между Михаилъ-Ѳеодоровича и Николаевскимъ. Приняли мои бумаги и черезъ нѣсколько минутъ выносятъ обратно и говорятъ, „сегодня васъ Ленинъ не приметъ, приходите завтра къ 10-ти часамъ, въ помѣщеніе Калининъ”. Я отвѣчаю: „Завтра меня не пропустятъ, Я прошу Васъ, отмѣтьте это на обратной сторонѣ пропуска”. Онъ сдѣлалъ надпись и приложилъ штампъ и вывелъ меня изъ Кремля.
21 іюня я отправился къ зданію бывшаго Россійскаго Общества. Къ нему, не доходя три улицы уже никого не пропускаютъ. Я показалъ пропускъ и меня пустили. У параднаго стоитъ латышь, который позвонилъ и вышелъ офицеръ. Я ему подалъ пропускъ заявленіе и паспортъ. Поговоривъ съ часовымъ по латышски, онъ сказалъ мнѣ: „Вы пойдете со двора по черному ходу. Онъ Васъ проведетъ”. Я поблагодарилъ и далъ офицеру 100 рублей, а часовому 25. Часовой привелъ меня къ черному ходу, а тамъ стоитъ другой часовой. Они поговорили между собой. Я и этому далъ 25 рублей. Онъ мнѣ разсказалъ какъ войти наверхъ, снять тамъ верхнюю рясу и шляпу и повѣсить на вѣшалку. И наверху, въ 1-й комнатѣ сидятъ три женщины. Одна съ сѣдоватыми волосами, къ ней надо подойти и передать бумаги. А тамъ уже покажутъ куда идти. Я вошелъ, подалъ документы, а она заставила другую записать мою фамилію и имя заставила меня расписаться въ книгѣ, вышла изъ-за стола и стала меня обыскивать: въ карманахъ, въ голенищахъ, руками провела по спинѣ и наконецъ сказала: „Идите прямо, тамъ три комнаты и около двери сидитъ человѣкъ, похожій на Ленина”. Я подошелъ, подалъ свои бумаги. Онъ на меня посмотрѣлъ и тутъ меня обступили человѣкъ 5 и прошло нѣсколько минутъ. Тогда онъ выдвигаетъ свой стулъ, ставитъ подъ столъ и открываетъ дверь ключемъ и пропускаетъ дальше. Я зашелъ въ комнату, въ которой сидѣлъ одинъ Ленинъ за письменнымъ столомъ. На столѣ у него масса бумагъ. Я ему сталъ говорить, что пріѣхалъ изъ Одессы за больными, но изъ Москвы, оказывается выѣзда нѣтъ. Онъ мнѣ предложилъ сѣсть на стулъ, но я сразу не сѣлъ и онъ снова повторилъ. Я тогда сѣлъ и онъ меня спрашиваетъ давно ли я изъ Одессы. Я сказалъ 5 дней. А какъ у васъ на Украинѣ, народъ доволенъ?”. Говорю, нѣтъ, недоволенъ. А какой урожай на Украинѣ? – говорю средній. Какъ движеніе по желѣзной дорогѣ? – говорю, что нормальное. Кто управляетъ движеніемъ всей Украины, какъ работаютъ фабрики. Говорю, что нормально и что вездѣ присутствуютъ нѣсколько человѣкъ нѣмцевъ. Тогда онъ сдѣлалъ на моемъ паспортѣ ковычку синимъ карандашемъ и сказалъ: „Выйдите и во II комнатѣ налѣво сидитъ машинистка, подайте ей документы”. Когда я подошелъ къ машинисткѣ, она сказала, что я долженъ уплатить на красный крестъ 12 рублей. Я уплатилъ и получилъ квитанцію. Когда я опять пришелъ къ этой машинисткѣ, пропускъ былъ уже готовъ. Я вышелъ наружу и помчался къ Храму Христа Спасителя, сѣлъ на трамвай и поѣхалъ на Брянскій вокзалъ. Тамъ передалъ пропускъ начальнику и онъ былъ очень удивленъ. Начальникъ сказалъ: „Завтра къ тремъ часамъ пріѣзжай и привози больныхъ и уплати за купэ на 8 человѣкъ”. А у меня 5 человѣкъ. Я расплатился и мнѣ выдали билеты для проѣзда.
Съ вокзала иду домой и говорю: „Собираемся, завтра ѣдемъ. Никто мнѣ не вѣрилъ, пока не показалъ билеты и всѣ удивлялись.
Я позвонилъ Архіепископу Одесскому, который находился въ Москвѣ послѣ Собора и никакъ не могъ выѣхать. Сообщилъ ему, что завтра ѣду, а если что нужно пишите и присылайте до 2-хъ часовъ, а въ 2 часа я уже уѣду. Онъ мнѣ не повѣрилъ. Я по телефону сказалъ ему, что былъ у Ленина и онъ разрѣшилъ ѣхать. Архіепископъ написалъ письмо и передалъ.
26 іюня мы прибыли на вокзалъ. Моего тяжело больного пропустили прежде посадки на перонъ и мы съ остальными больными сѣли тоже раньше въ вагонъ. Въ 5 выѣхалъ изъ Москвы до станціи Зерново. Потомъ до Хуторъ-Михайловска шли пѣшкомъ 18 километровъ. Въ Хуторъ-Михайловскѣ сѣли на украинскій поѣздъ и черезъ полтора сутокъ были въ Одессѣ. Всего черезъ 12 дней я возвратился въ Одессу. Всѣ были удивлены, что мнѣ удалось все благополучно устроитъ и что я взялъ порученіе отъ Патріарха.
Въ 1918 г. началось церковное дѣленіе съ Украиной. Украина была отдѣлена отъ СССР и туда былъ назначенъ Гетманъ Скоропадскій, какъ король подъ покровительствомъ Германіи. Украинцы сейчасъ же рѣшили церковныя книги перевести на украинскій языкъ и стали требовать у Митроп. Владиміра Кіевскаго, чтобы онъ согласился и разрѣшилъ. Но митрополитъ не согласился и его изъ Лавры Кіево-Печерской вывели за ограду и у били. Это первая жертва за чистоту русской Православной Церкви. Тогда украинскіе священники: Василій, Иннокентій и друг. сами посвятили себя въ епископы. Происходило это такимъ образомъ: въ Софійскомъ соборѣ были мощи перваго Митрополита Кіевскаго Михаила. Священники собрались въ соборѣ и Василій положилъ руки на мощи Митроп. Михаила и на голову Николая, а на Николая Иннокентіи и другіе такъ сдѣлали и стали всѣ сразу 12 священниковъ „епископами”. Послѣ этого стали переводить книги славянскіе на украинскій языкъ. Всѣ украинцы сначала пошли съ торжествомъ. На ектеніи дьяконъ или священникъ поминалъ такъ: „Еще молимся за Митрополита нашего Василія за жинку его Параску”. На акаѳистѣ Божіей Матери припѣвъ у насъ „радуйся Невѣсто Неневѣстная”, а у нихъ стало такъ: „рогочи, рогочи дивчина невенчана”. Когда они стали такой акаѳистъ читать, то самые закоренѣлые украинцы перестали ходить къ нимъ въ церковь. Тогда они стали захватывать другія церкви и такъ все заняли.
Въ августѣ 1918 г. я поѣхалъ въ Кіевъ, чтобы выхлопотать мнѣ заграничный паспортъ для проѣзда въ Константинополь и пошелъ на могилу убіеннаго Митрополита Владиміра, новаго мученика за чистоту церковную. Отслужилъ панихиду и просилъ его, чтобы онъ мнѣ помогъ выхлопотать заграничный паспортъ и исполнить послушаніе Св. Патріарха Тихона и за молитвы ихъ, мнѣ Господь помогъ и я выхлопоталъ себѣ заграничный паспортъ.
Успеніе я провелъ въ Кіево-Печерской Лаврѣ, гдѣ я служилъ съ Митрополитомъ Антоніемъ (Храповицкимъ). Онъ былъ переведенъ на Кіевскую каѳедру. Послѣ Успенія, 16 августа, я получилъ заграничный паспортъ и выѣхалъ обратно въ Одессу. 18 августа въ Одессѣ были взрывы снарядовъ и разрушено много зданій. Между этими мѣстами взрывовъ находился химическій заводъ, который перешелъ отъ хозяина къ рабочимъ. Вотъ нѣкто ихъ этихъ рабочихъ, Галкинъ, былъ религіозенъ и сталъ уговаривать товарищей, говоря: „наше дѣло опасное. Малѣйшая неосторожность можетъ взорвать заводъ и мы всѣ погибнемъ. Давайте сдѣлаемъ внутри завода часовню и поставимъ въ ней икону и будемъ просить Божію Матерь, чтобы насъ сохранила. И рабочіе согласились и согласились также въ день Успенія Божіей Матери не работать. Всѣ были согласны и пришли въ наше подворье, чтобы купить икону Божіей Матери. Иконы не оказалось, а имъ нужна была къ Успенію 15 августа. У насъ было много готовыхъ иконъ съ Аѳона: „Иверская”, „Достойно есть”, „Скоропослушницы” и „Взысканіе погибшихъ”. Мы имъ предложили взять на время икону „Взысканіе Погибшихъ”. Они ее взяли наканунѣ Успенія, 14 августа, а на Успеніе торжественно перенесли изъ храма на свой химическій заводъ и поставили въ новоустроенную часовню. Около иконы поставили въ банках живые цвѣты. 18 августа, въ 2 часа дня начались взрывы. На 5 километровъ кругомъ все разнесло. Химическій заводъ былъ въ центрѣ складовъ и сахарнаго завода и остался цѣлъ, его не тронуло. И даже на крышѣ внутри завода, гдѣ стояла часовня, было 2 бочки бензина. Бочки разорвало, бензинъ разлился по двору, но не загорѣлся. Икона была цѣла, только первое стекло разбилось, а второе осталось цѣлымъ. Эти чудомъ былъ удивленъ народъ, а всѣ партійные приходили смотрѣть и заключили, что заводъ спасенъ этой иконой — чудомъ Божіей Матери.
Въ октябрѣ 1918 г, я сталъ собираться въ Константинополь. Въ то время переѣхать нельзя было, — не было сообщенія, но Гетманъ Украины сговорился съ Турціей и изъ Кіева отъ Гетмана поѣхало посольство въ Константинополь. Я съ этимъ посольствомъ тоже поѣхалъ въ качествѣ духовнаго лица и у меня былъ документъ отъ „Краснаго Креста” что я могу принимать въ Константинополѣ военноплѣнныхъ.
Изъ Одессы мы выѣхали 18 октября. На пароходѣ не было никакихъ пассажировъ, кромѣ посольства въ 37 человѣкъ. 19 октября вечеромъ пріѣхали въ Константинополь и остановились въ Каванѣ, гдѣ пароходы проходятъ контролъ. Пароходъ простоялъ на якорѣ ночь. Утромъ 20 октября вдругъ вездѣ выкинули флаги. Турція отказалась отъ союза съ Германіей и былъ заключенъ миръ съ Россіей, Англіей, Франціей и Италіей. Проѣхали мы по всему каналу до султанскаго дворца и стали подходить къ пристани, гдѣ пристаютъ пароходы. Пристали къ берегу и вышли. Первымъ долгомъ я пошелъ взглянуть на Аѳонское Подворье, которое было занято турками съ 1914 по 1918. Посмотрѣлъ и увидѣлъ, что наше подворье Андреевское, было занято складомъ, складомъ было также занято и Ильинское, а Пантелеимоновское — австрійскими солдатами. Я помѣщался на пароходѣ съ Посольствомъ.
21 октября я пошелъ къ Вселенскому Патріарху съ порученіемъ отъ Патріарха Тихона и передалъ ему пакетъ. Прочитавъ, мнѣ сейчасъ сказали, что они въ ноябрѣ получили посланную бумагу отъ Патріарха Тихона и въ 1917 г. отвѣтили, что согласны, чтобы въ Россіи былъ Патріархъ. Почему нашъ Патріархъ не получилъ отвѣта они не знали. Они сейчасъ же принесли книгу, гдѣ написана была копія. Меня спросили, гдѣ я помѣщаюсь. Я отвѣтилъ, что на пароходѣ. Въ 2 часа дня ко мнѣ на пароходъ пришелъ Митрополитъ Холковскій и вручилъ грамату нашему Свят. Патріарху Тихону.
21 къ пароходу стали собирать русскихъ плѣнныхъ. У насъ на пароходѣ помѣщенія для нихъ не было, потому что плѣнныхъ собралось около 1000 человѣкъ. Я сказалъ послу Суковнику объ опредѣленіи плѣнныхъ, но онъ не зналъ, куда ихъ размѣстить. Я предложилъ съѣздить къ Визиру (помощнику Султана). Суковникъ и вся администрація Посоьства были удивлены этимъ предложеніемъ. Я сказалъ, что самъ поѣду и выхлопочу мѣсто, а они удивлялись и мнѣ не вѣрили. Я попросилъ себѣ двухъ переводчиковъ, которые могли бы говорить на французскомъ и англійскомъ языкахъ. Они назначали одного офицера и доктора. Намъ сейчасъ же спустили легкій автомобиль, который былъ взятъ изъ Одессы. Когда машина была готова, мы сошли съ парохода, сѣли въ автомобиль и поѣхали во дворецъ турецкаго Султана. Заѣхали во дворъ и сразу же доложили о прибытій представителей отъ Гетмана Украины и просили личнаго свиданія съ Визиремъ. Насъ тутъ же пригласили, предложили по восточному обычаю глико, кофе и разныя вина. Пока мы угощались, отъ Визиря пришелъ уже отвѣтъ — Визирь приглашаетъ насъ въ свой кабинетъ. Когда мы втрѣтились съ Визиремъ, онъ удивился откуда мы взялись, спросилъ, что заставило насъ къ нему пріѣхать. Я сѣлъ и сталъ вкратцѣ объяснять, что со мной представители Гетманскаго Украинскаго Посольства, которые прибыли со мной вчера на пароходѣ. Пароходъ небольшой, а на берегу за вчерашній и сегодняшній день собралось уже плѣнныхъ русскихъ солдатъ около 1000 человѣкъ. Имъ сейчасъ же на ночь нужно помѣщеніе. Они отвѣтили мнѣ, что у нихъ такого большого помѣщеніе не имѣется. Я сказалъ, что около пристани, по улицѣ Мухъ-Мумне есть Аѳонское подворье, которое было занято австрійскими солдатами, а теперь свободно. „А вы всѣ эти подворья знаете?” спросилъ Визирь. Я сказалъ, что знаю и перечислилъ всѣ ихъ названія. Визирь приказалъ позвонить турецкому начальнику, у котораго были въ распоряженіи всѣ эти подворья. Начальникъ сообщилъ, что пять изъ этихъ подворій уже свободны. Мои представители гетманскаго посольства стояли и слушали. Визирь сейчасъ же назначилъ къ намъ одного турецкаго офицера. Тотъ зналъ русскій языкъ, т. к. былъ крымскимъ татариномъ. Отъ Визиря мы вчетверомъ поѣхали къ этому начальнику аѳонскихъ подворій, который тоже принялъ и угостилъ насъ. Началъ спрашивать откуда я все это знаю. Я отвѣтилъ ему, что я представитель Аѳона и у меня имѣется довѣренность отъ обителей, поэтому я и обратился къ Визирю, который теперь лично меня знаетъ. Начальникъ сказалъ, что сегодня уже поздно, а завтра въ 10 ч. утра можно все сдѣлать. Онъ спросилъ гдѣ я расположился и я отвѣтилъ, что на пароходъ Гетманскаго посольства.
22 октября къ 10 ч. у. былъ присланъ другой турецкій начальникъ, который долженъ былъ сдавать мнѣ аѳонскія подворья. Онъ сказалъ мнѣ: „Вы будете принимать подворья по актамъ. Въ актѣ пишите подробно, что вы принимаете, въ какомъ видѣ, тоже подробно. Когда они были отъ Васъ взяты въ 1914 г. въ декабрѣ мѣсяцѣ, мы нашли ихъ съ полной обстановкой, а въ настоящее время въ нихъ уже ничего нѣтъ. Наше правительство должно за все это уплатить. Акты будутъ подписывать двое, изъ тѣхъ, которые будутъ Вамъ сдавать имущество. Подпишитесь Вы и еще кто-нибудь. Такъ все окончилось. Я поблагодарилъ начальника и мы отправились къ моему пароходу. Прибыли на него вечеромъ въ 9 часовъ. Съ нами прибылъ и турецкій офицеръ, назначенный Визиремъ. Онъ спросилъ меня на сколько человѣкъ надо заготовить провизіи и куда ее доставить. Я сказалъ, что на 1000 человѣкъ, а доставить въ Пантелеимоновское подворье, которое я сейчасъ буду принимать. Мы съ нимъ простились и онъ уѣхалъ домой.
«Церковная Жизнь». Изд. при Архіерейскомъ Синодѣ РПЦЗ. 1984. №№ 1-2. С. 44-47; №№ 3-4. C. 67-75; №№ 5-6. C. 121-127; №№ 7-8. C. 163-169; №№ 9-10. C. 232-238; №№ 11-12. C. 277-283.
⁘ ⁘ ⁘
ИЗ ЖИЗНИ ЦЕРКВИ В СЕРЕДИНЕ 30-х ГОДОВ.
ПИСЬМО СХИЕПИСКОПА ПЕТРА.
Письмо, посланное на Запад, еп. Гавриилу. К моменту написания этого письма адресата уже не было в живых. Архиепископ Гавриил (Чепура) скончался в 1933 г. на эмигарции в Югославияи, явлался постоянным членом членом Архиерейского Синода РПЦЗ. Его богословский авторитет которого был очень высок уже в дореволюционной России. Владыка Гаврилл был известным литургистом, знатоком церковного устава, церковным композитором. – ред.
12.11.1935 г., Уфа
Его преосвященству Преосвященнейшему
Гавриилу Акерманскому
Ваше Преосвященство Преосвященнейший Владыко
благословите!
Первым долгом прошу святительских молитв, дорогой Владыко Гавриил: как Вы живете? С 1920 г. мы с Вами не видались и не переписывались, я Питирим, бывший наст. Афонского Андреевского подворья в гор. Одессе. Вашу мамашу похоронил, что нужно было, все сделал, в 1923 г. наше подворье закрыли в апреле месяце в Вербное воскресение, я и вся братия отправились на хутор Еремеевку, там обрабатывали землю своими руками. В 1924 г. осенью я поехал на родину, заехал к Св. Патр. Тихону, он меня за св. послушание просил быть епископом Ерамска, но я был сильно слаб, и просил Святейшего побыть на родине и поправить свое здоровье, но там задержался, а Святейший в марте 1925 г. отошел ко Господу.
По просьбе народа в 1925 г. 8 июня меня поставили епископом в г. Уфу Нижегородским еп. города Уфы, я был викарием до 1928 года в г. Уфе, но в Российской Церкви пошли разные деления, то я ушел на покой, принял схиму с именем Петра, а в декабре 28 года заболел неопределенной болезнью[1], болел до 1934 г., не думал быть живым, но Господь судил еще жить. В январе 1934 г. я выздоровел и возвратился в Уфу; теперь живу на покое при моей кафедре, в праздники служу раннюю, здесь наши верующие и правящий епископ Руфим[2], митр. Сергия не признают, у нас автокефалия[3], до собора мы признаем и подчиняемся м. Петру Крутицкому. Вас мы просим, не откажите прислать нам св. мира, литр или хотя пол-литра, здесь не из чего варить миро, даже чистого масла нельзя достать, что будет стоить, напишите, и какими деньгами Вам перевести? Долларами, или Вашими, напишите.
Прошу передать от меня всем Святителям, знающим меня, а в особенности духовному отцу М. А.[4] и всем, кто жив. Напишите, как Вы поживаете? Как наши отцы живут на Св. Афоне? Мы хотели бы помереть в св. обители нашей, но едва ли придется!
Силы уже слабы, 70 лет, трудно теперь попасть, ибо у меня нет никаких средств. Еще прошу, не откажите нашей просьбе в высылке мира.
Просим св. молитв и благословения у св. Патриарха и всех Святителей Чехословакии. Напишите нам, как за границей смотрят на блаженнейшего М. С.[5] Пока простите! Прошу Ваших св. молитв. Ваши смиренные со молитвенники
Схиепископ Петр
Епископ Руфим
Когда будете посылать, на посылке напишите "масло". В случае не представится возможным выслать просимое (нами), то хотя письмом сообщите, мы будем знать, что наше письмо Вы получили. Святитель Божий, пришли лично для меня чистого масла для лампадки, литров 5. Здесь нету. Схиеп. Петр.
Адрес: Б.А.С.С.Р. гор. Уфа, Лесопольная ул. №2,
Епископу Руфиму.
Из архива митр. Сергия Королева. // «Вестник РХД». № 150 (1987). С. 249-250.
[1] Т. е. был арестован. – ред. «ВРХД»
[2] Еп. Руфим (Троицкий) упоминается в словаре митр. Мануила, как еп. Уфимский. Хиротон. в 1925-26г. во еп. Саткинского, викария Уфимской епархии. Митр. Мануил как будто ошибочно приписывает ему уклон в старообрядческий раскол. Дальнейших сведений о нем не имеется. – ред. «ВРХД»
[3] В рукописи написано: "аттекефалия". – ред. «ВРХД»
[4] Митрополит Антоний Храповицкий (1866-1934). – ред. «ВРХД»
5Митрополита Сергия. Как видно из письма, схиепископ Петр хоть и состоит в отломившейся от митр. Сергия группировке, но отрицательно к нему не относится. О дальнейшей судьбе схиепископа Петра у нас сведений нет. – ред. «ВРХД»
Могила схиепископа Петра (Ладыгина) г. Глазов. 2000 г.