Значеніе совѣсти для вѣры и дѣятельности xристіанина.
О семъ азъ подвизаюся непорочну совѣсть имѣти передъ Богомъ же и человѣки (Дѣян. XXVI, 16), говорилъ о себѣ св. Апостолъ Павелъ, защищаясь отъ несправедливаго обвиненія Іудеевъ въ томъ, что онъ, проповѣдуя христіанское ученіе, будто бы заражаетъ народъ ересію. Убѣжденный въ истинѣ Христіанской Вѣры чудеснымъ образомъ, св. Павелъ отъ всей души желалъ обратить къ ней и всѣхъ Іудеевъ; но ослѣпленные заблужденіями, они не хотѣли принимать къ сердцу проповѣдь Апостола, который вѣровалъ всему, написанному въ законѣ и Пророкахъ, отвергая только ложное, обезображенное фарисейскими вымыслами толкованіе ихъ; съ несомнѣнною надеждою ожидалъ суда Божія, воскресенія мертвыхъ, воздаянія праведнымъ (ст. 17), и потому заботился имѣть неукоризненную совѣсть предъ Богомъ и людьми. Такая совѣсть была для проповѣдника истины охранительницею вѣры, побужденіемъ въ святости дѣйствіи, утѣшеніемъ въ трудахъ и бѣдствіяхъ.
Но если Апостолъ, избранный сосудъ благодати Божіей, старался имѣть непорочную совѣсть: то не долженъ ли и каждый христіанинъ стараться объ этомъ? Совѣсть имѣетъ самую тѣсную связь съ вѣрою и исполненіемъ всѣхъ обязанностей, возлагаемыхъ на насъ Богомъ, Царемъ и Отечествомъ. Въ этомъ легко убѣдиться всякому, кто внимательно наблюдаетъ надъ убѣжденіями и дѣйствіями своими и другихъ.
Изъ опыта вѣковъ отдаленныхъ видимъ, что чѣмъ болѣе распространялось въ родѣ человѣческомъ нечестіе, чѣмъ болѣе сердце заражалось пороками, а совѣсть омрачалась страстями, – тѣмъ болѣе искажалась истина, тѣмъ болѣе обезображивались понятія о Богѣ, ослаблялись, измѣнялись и наконецъ совсѣмъ забывались святыя вѣрованія, составляющія пищу безсмертнаго духа, истинную жизнь нашего сердца. Какую ужасную картину заблужденій относительно вѣры представляетъ намъ міръ языческій! Въ то время, когда вѣра въ единаго истиннаго Бога сохранялась въ благочестивомъ племени Сифа, въ родѣ избранномъ, – многобожіе и идолопоклонство до того усилились и распространились у всѣхъ другихъ народовъ, что люди стали обожать подобныхъ себѣ людей, солнце, звѣзды, даже, къ величайшему стыду человѣчества, рыбъ, четвероногъ и гадъ (Рим. I, 23). Но всѣ виды идолопоклонства, господствовавшаго въ самыхъ образованныхъ государствахъ древняго міра – въ Египтѣ, Греціи, Римѣ, были слѣдствіемъ нечестія и порочной совѣсти, до того омрачившихъ разумъ, что онъ никакъ не могъ возвыситься до правильнаго богопознанія и богопочтенія, хотя имѣлъ къ тому возможность – чрезъ разсматриваніе видимой природы (Рим. I, 19. 21). Посему-то Апостолъ считаетъ неизвинительными и безъотвѣтными предъ Богомъ и язычниковъ, которымъ не было особеннаго откровенія отъ Бога (Рим. I, 19-25). Но и тамъ, гдѣ дано было писанное Божественное откровеніе, – въ Іудеѣ, и даже тогда, какъ Самъ Сынъ Божій проповѣдывалъ Свое Божественное ученіе, истинная Вѣра встрѣтила упорныхъ противниковъ въ первосвященникахъ, книжникахъ и фарисеяхъ, которые прежде всѣхъ должны были бы принять ее, какъ почивавшіе на законѣ, а они вооружились на истиннаго Мессію и Его ученіе. Отъ чего такъ? Не отъ того ли преимущественно, что прямыя обличенія Іисуса Христа производили въ нихъ горькіе упреки совѣсти, стыдъ и досаду, превратившіеся въ непримиримую злобу, которая ослѣпила разумъ враговъ Христовыхъ? Когда Вѣра христіанская, при всѣхъ препятствіяхъ, распространилась силою Божіею по вселенной, и свѣтъ ея озарилъ умы и проникъ въ сердца послѣдователей Христа Спасителя, многіе изъ нихъ лишились потомъ сего свѣта, измѣнили святыя истины, исказили ихъ своими мудрованіями отъ того, что не позаботились хранить совѣсть отъ беззаконій. Нѣцыи, говоритъ Апостолъ, отринувше благую совѣсть, отъ вѣры отпадоша (1 Тим. I, 19): это подверждается исторіею происхожденія большей части ересей въ христіанской Церкви. И не естественно ли человѣку съ нечистою, испорченною совѣстію впадать въ невѣріе, объяснять предлагаемыя словомъ Божіимъ для нашего спасенія истины по своему произволу, въ угожденіе своимъ страстямъ? Христіанское ученіе требуетъ отъ насъ святости, оно обѣщаетъ рай только подвизающимся здѣсь – на землѣ въ добродѣтели; грѣшникамъ некающимся угрожаетъ вѣчность мученіями въ адѣ. Пріятно ли это для тѣхъ, кои не хотятъ слѣдовать правиламъ христіанскаго самоотверженія, для людей, которыхъ совѣсть безпрерывно упрекаетъ въ нарушеніи заповѣдей Божіихъ? Чтобы избавиться отъ строгаго суда ея, отъ тяжкихъ ея упрековъ, и жить спокойно во грѣхѣ, – они отвергаютъ истины и правила Вѣры, коими осуждается нечестивая жизнь. Напротивъ, никто изъ христіанъ, которые дорожатъ своею совѣстію, никогда не отпадалъ отъ Вѣры. Въ самыя тяжкія времена гоненіи на христіанство, хранившіе себя отъ обольщенія страстей, соглашались скорѣе умереть, чѣмъ измѣнить ему. Сонмы мучениковъ, исповѣдниковъ явили собою высокій образецъ того, какъ можно съ чистою совѣстію непобѣдимо сохранить святую вѣру, не смотря ни на какія искушенія, гоненія и страданія. Лики святыхъ, и въ пустынѣ жившихъ, и въ мірѣ подвизавшихся, собственнымъ опытомъ доказали, что храненіе сердца и совѣсти въ чистотѣ просвѣтляетъ благодатію Божіею умъ, низводитъ въ душу истинную мудрость, открываетъ совершенно закрытое отъ умовъ, разсуждающихъ о невидимомъ и небесномъ по земному, съ гордою самонадѣянностію. Св. Макарій Великій изображаетъ разумъ дѣйствующимъ въ сердцѣ, – а не раздѣльно съ нимъ и въ совѣсти, уподобляя разумъ солнечному свѣту, а сердце оку, въ которомъ свѣтъ ума сосредоточивается, – отъ чего свѣтъ ума отражается по свойству сердца. И если чисто сердце, то чистъ и свѣтелъ умъ; испорчено сердце, – испорченъ и умъ. И какъ тѣлесное око, когда ничѣмъ не страждетъ и здорово, смѣло смотритъ на солнечные лучи: такъ и чистые сердцемъ, безукоризненные въ совѣсти, имѣя просвѣщенный (свыше) и чистый умъ, во всякое время созерцаютъ неприступное сіяніе Господа[1].
Сколько нужна чистота совѣсти для соблюденія чистоты вѣры, столько же необходима она и для исполненія нашихъ обязанностей. Нѣтъ надобности много и говорить о томъ, что нельзя быть вѣрнымъ исполнителемъ закона Божія, не заботясь о храненіи совѣсти въ непорочности. Всѣ добродѣтели наши тогда только имѣютъ истинное достоинство и цѣну предъ Богомъ, когда совершаются изъ любви къ добру, по чистымъ, безкорыстнымъ побужденіямъ, изъ послушанія Богу. Какъ же христіанину выполнить сіи условія, если онъ не имѣетъ чистой совѣсти? Кто, кромѣ совѣсти, можетъ увѣрить его, что онъ дѣлаетъ добро, творитъ, напр., милостыню, не изъ тщеславія, не для похвалы и чести отъ другихъ, но по чувству христіанской любви къ ближнимъ? Безъ внутренняго удостовѣренія совѣсти въ чистотѣ нашихъ намѣреній и дѣйствій можно легко только фарисействовать, – казаться добродѣтельнымъ, – но нельзя быть таковымъ на самомъ дѣлѣ. Но и законы человѣческіе, гражданскіе, предписываемые Державною Властію, освящаются властію Божіею, которая повелѣваетъ: всяка душа властемъ предержащимъ да повинуется, и не токмо за гнѣвъ, но и за совѣсть (Рим. I, 15). И внимательный къ голосу совѣсти не будетъ повиноваться только изъ страха наказанія и тяготиться исполненіемъ обязанностей, возлагаемыхъ законами государственными: ибо совѣсть сама есть законъ, написанный на скрижаляхъ сердца нашего Самимъ Богомъ, а потому убѣждаетъ насъ, что требованія закона Божія основываются на существѣ нашей природы. Близъ тебе есть глаголъ зѣло, во устѣхъ и въ сердцы твоемъ, и въ руку твоею творити его, говорилъ Моисей, давая различные законы Израильтянамъ (Второз. XXX, 14). Опытъ говоритъ, что безначаліе и противленіе законной власти происходили, большею частію, отъ того, что голосъ совѣсти, проповѣдующій намъ вѣрность своему долгу и званію, заглушался внушеніемъ мятежныхъ страстей. Впрочемъ самые мудрые и полезные законы гражданскіе, и при сознаніи ихъ таковыми, не могутъ достигнуть своей цѣли, если не будутъ выполняться по чистой совѣсти: благотворный плодъ ихъ зависитъ отъ образа ихъ исполненія. Кто-жъ поручится за образъ дѣйствій того или другаго члена общества? Кто будетъ всегдашнимъ, безпристрастнымъ судіею его поступковъ на поприщѣ служенія отечеству? Одинъ Богъ вѣдаетъ всѣ тайны сердца человѣческаго и совѣсть. Но въ томъ не можетъ быть страха Божія, а потому и постояннаго желанія – быть вѣрнымъ долгу своего званія, кто не боится суда собственной совѣсти, и старается подкупить ее выгодами корысти. Отъ людей можно скрыть свои тайныя намѣренія, побужденія и самыя противузаконныя дѣла, и слыть правымъ и честнымъ, будучи на самомъ дѣлѣ вовсе не таковымъ; отъ преслѣдованія законовъ можно иногда укрыться изворотами хитрости. Только совѣсть, одна совѣсть можетъ предостеречь отъ скрытнаго беззаконія и заставить дѣйствовать каждаго благородно, честно и свято. И какое отрадное, утѣшительное явленіе представляетъ собою мужъ, дѣйствующій по прямой, чистой совѣсѣи! Облеченъ ли онъ властію, – его не подкупитъ корысть, не обманетъ его лесть; истинное достоинство и благонамѣренный, честный трудъ найдутъ въ немъ вѣрнаго цѣнителя, злонамѣренная хитрость – строгаго обличителя; страждущему невинно онъ подастъ руку помощи, своимъ участіемъ отретъ слезу несчастнаго, карая въ тоже время обманъ и дерзкое преступленіе мечемъ правосудія. Простой ли онъ гражданинъ, – не измѣнитъ онъ своему долгу, когда потребуется свидѣтельство за истину, не оклевещетъ напрасно ближняго по страху, или по личнымъ выгодамъ, не устрашится потерпѣть за правду. Конечно, добросовѣстное исполненіе обязанностей своего званія, кромѣ трудностей, происходящихъ отъ бдительности за собою и другими, нерѣдко сопровождается преслѣдованіями отъ людей, для которыхъ жить – значитъ угождать только себѣ, своимъ прихотямъ, которые имѣютъ въ виду только свою частную пользу, какъ бы предосудительна она ни была; но если случается съ незазорною совѣстію страдать на землѣ, – за то какое утѣшеніе обрѣтаетъ страждущій въ самой же совѣсти! Она награждаетъ его сознаніемъ правоты и спокойствіемъ духа, которое есть лучшая, ничѣмъ не замѣнимая отрада въ жизни. Пусть клевета недоброжелателей, а за ними легкомысленная людская молва заклеймитъ имя честнаго, добросовѣстнаго труженика позоромъ, – онъ не падетъ духомъ подъ бременемъ укоризнъ, увѣренный, что рано или поздо правда его откроется, и въ уничиженіи, въ бѣдствіяхъ, онъ не впадетъ въ отчаяніе, ожидая суда нелицепріятнаго отъ всевѣдущаго и правосуднаго Мздовоздаятеля. Но кто позавидуетъ состоянію человѣка, который внутри себя постоянно носитъ обличителя своихъ беззаконій, которому совѣсть безпрерывно поставляетъ на видъ вредныя для ближнихъ дѣйствія? Угрызенія, упреки совѣсти отравляютъ все его благополучіе, если проступки его и не подвергаются преслѣдованію закона; усугубляютъ мученія, когда они открыты. Можно, конечно, насильно усыпить совѣсть, – но только на время; рано или поздо она пробудится еще съ большею силою, только пробужденіе это бываетъ слишкомъ тяжко и горько для отвергавшаго прежде ея внушенія, – и если смерть застигнетъ беззаконника нераскаявшимся, то мученія ея будутъ вѣчны.
Да хранитъ же каждый изъ насъ въ непорочности свою совѣсть и въ чистотѣ сердце, чтобы пребывать навсегда истиннымъ христіаниномъ, истиннымъ сыномъ Церкви и отечества!
«Духовная Бесѣда». 1859. Томъ 7. № 30. С. 111-117.
[1] Слово о возвышеніи ума, гл. 12.