Православно-монархические воззрения Блаженнейшего митрополита Антония (Храповицкого) [Приложение. Ответ Митр. Антония 400 офицерам]
 и Государь Император Николай II.jpg)
Архиепископ Волынский и Житомирский Антоний (Храповицкий) и Государь Император Николай II после освящения Васильевского храма в г. Овруче
Изучая предреволюционный период истории Русской Церкви, нам необходимо сосредоточить свое внимание на тех вопросах, которые волновали православное богословие того времени и которые находили свое воплощение в трудах виднейших православных богословов того времени, одним из них был Блаженнейший митрополит Антоний (Храповицкий) (Оговоримся сразу, что мы не будем останавливаться на тех вопросах, которые волновали представителей так называемого «ренессанса христианской философии» (В. Соловьев и другие) и которые являются более предметом для изучения ересиологии, а не православной патриологии).
Основной проблемой, волновавшей русское предреволюционное общество, была проблема антирусской революции, постоянно - начиная уже с декабрьского бунта 1825 года - заставлявшая православных людей вникать в сущность этого явления, давать ему православную оценку, и, в конце концов, давать этому явлению отпор в традиционных формах богословия. Так, в православном богословии было выражено и развито учение о православной монархии (извращенное после реформ императора Петра I западными абсолютистскими идеями), получившее особую важность ввиду того, что антирусская революция вела борьбу с русской монархией в контексте своей глобальной борьбы с христианством, и именно это обстоятельство - совершенно оправданно - придавало апологетике монархии характер апологетики Православия.
Православная русская монархология имела своими выразителями виднейших православных иерархов, например - свят. Филарета (Дроздова). Но для нас особое значение имеет фигура митроп. Антония и его учение о монархии ввиду того, что оно прошло сквозь испытания первой русской революции (1905-7 гг.); его идеи воплотились в общественных формах общенародной борьбы с революцией (например, - Волынский «Союз Русского Народа»); и, в конце концов, перед лицом катастрофы 1917 года монархология митр. Антония стала носить буквально эсхатологический оттенок, при котором дальнейшие судьбы Православия (не только русского, но и вселенского), неразрывно стали связанными с возрождением уничтоженной православной монархии.
Отметим теперь некоторые особенные черты богословия митр. Антония.
Прежде всего, нужно отметить тот факт, что основной период деятельности митр. Антония проходил во время царствования императора Александра III, исконно русского и православного государя, и во время царствования царя - мученика Николая II, которое для христиан явилось царствованием Святого царя.
Другими словами, митр. Антоний жил в одно время с идеальными представителями русской монархии, непосредственно воплощавшими лично в себе те качества, которые лежали в основе всего православного учения о монархии. Поэтому для митр. Антония апологетика христианской монархии имела не кабинетное отвлеченное значение, и значение не только религиозно-общественное, а и личностное, - по отношению к русским царям. Отсюда - защищая монархию в глобальном, общеисторическом масштабе, митр. Антоний всегда имел перед глазами ее достойных представителей, т.е. его апология имела своим основанием неоспоримый подвиг современных ему царей, подвиг православных монархов.
Приведем здесь наиболее замечательные цитаты по этому вопросу.
Об императоре Александре III митр. Антоний писал: «Это царское правление было поистине царским служением, этот венец - крестным бременем... Не искал он в деяниях своих ни блеска, ни похвал, но только общей пользы, самой сущей правды, а наипаче милости к бедным, к малым по возрасту и, наконец, к служителям веры, которую усопший справедливо считал высшей истиною и главным оплотом государственного процветания» (Слово на кончину Государя Императора Александра III, 21 октября 1894 г. Пол. соб. Соч. т. I, стр. 375). [1]
О Святом Царе-Мученике Николае II митр. Антоний писал:
«Наш Государь имел сердце широкое, нежное, почти женственное и в то же время неустрашимое. Он обнимал своей любовью не только русский народ, не только православных славян, но и всё человечество, и делал это не из честолюбия и не для славы, а от полноты искреннего сердца» (Речь митр. Антония на собрании, устроенном редакцией «Ц. В.» в г. Белграде 9/22 декабря 1929 г. «Царский Вестник» 16/29 дек. 1929 г. №72). [2]
Почему мы обратили свое внимание, прежде всего, на субъективный характер монархологии митр. Антония? Дело в том, что митр. Антоний всегда особо подчеркивал то обстоятельство, что государство и монархия имеют ценность второстепенную по отношению к Церкви Христовой, или, что то же, - монархическая структура и система государства всецело зависимы от личного благочестия своих граждан, от их верности Христу. Отсюда митр. Антоний выводит идею об особой важности личного благочестия и личного примера православных царей, которые не есть просто носители сухих буквальных терминов - «Благочестивейший» и под., - но которые суть живые образы Царя Небесного, и которые должны являть собой пример личного благочестия ,в чем единственно и может состоять истинная, мистическая основа православной монархии. В связи с этим становится понятными следующие слова митр. Антония о Святом Царе-Мученике Николае II, на которых он акцентирует свое внимание:
«...Сколь неблагодарною оказалась ему современная просвещенная Россия... как безответны будут пред Богом присягавшие ему в свое время нынешние крамольники, ибо если Божественный Дух повелевает повиноваться «владыкам не только благим, и кротким, но и строптивым» (I Петр. 2, 18), то какая кара ждет тех, которые восстали на благостнейшего и кротчайшего из русских царей? Они подобны врагам Христовым (-ин. А.), которые в тем большую приходили ярость, чем более светилась кротость и незлобие нашего Спасителя» (Проповедь 21 октября 1905 года владыки Антония в Житомирском кафедральном соборе). [3]
Итак, митр. Антоний мыслит православную монархию, как царство, опирающееся прежде всего не на земные подпорки, а зиждущееся на точном исполнении его гражданами Заповедей Христовых, начиная с царя и кончая всем народом. При этом и православный русский народ митр. Антоний воспринимает соответственно этой идее, то есть он ставит национальную ценность народа в зависимость от исповедываемой им религии. Так, отмечая и исправляя основную идеологическую ошибку русских охранителей - государственников, консерваторов, правых - митр. Антоний пишет:
«Леонтьев, Катков, Победоносцев и значительная часть членов «Русского Собрания» и главарей «Союза Русского Народа» очень резко различаются от другой части этих учреждений и от первых славянофилов, также от Достоевского и Рачинского.
Первым дорого было православие не потому, что оно есть божественная истина, принесенная на землю Спасителем мира, а потому, что оно составляет главный и весьма благородный устой русской государственности; по этому же способу оценки они дорожат народностью, ценят русский патриархальный быт и чистоту русского языка; самим самодержавием они дорожат не по тому этическому превосходству этой формы правлением над правовым началом, что отмечали славянофилы, а потому, главным образом, что, по их справедливому убеждению, колосс русского многоплеменного царства непременно распадется при конституции или республике...
...Иначе смотрели Хомяков, Киреевский и Достоевский. Они дорожили не столько формою, сколько содержанием русской жизни, не потому, что оно русское, а потому, что оно святое, Божие. Они тоже дорожили самодержавием и народностью, дорожили целостью России, и ея политическим могуществом. Вот почему по многим вопросам они оказались в одном лагере с русскими римлянами. Но они дорожили формою, как сосудом, в котором хранится прекрасное вино, при разбитии сосуда, выливающееся на землю. Абсолютизм был для них не внешний, а этический, религиозный. Они утверждали, что хранимое Церковью учение Христово воплотилось в устои народного быта, а этот быт, и с другой стороны, и самые церковные учреждения, охраняются самодержавною властью, и при всяком другом виде правления будут не охраняться, но преследоваться» (Ответное письмо Н. А. Бердяеву о «Вехах», «Московский Еженедельник», август 1909 г., №32). [4]
Вопрос о религиозном смысле национального русского патриотизма естественно переходил у митр. Антония в вопрос о способах защиты этого патриотизма, т. е. защиты русского народа от революционного разложения. Здесь митр. Антоний доказал практически справедливость и жизнеспособность своих утверждений о том, что в основу возрождения России нужно ставить, прежде всего, религиозную идею, затем уже оформлять её идеей национальной.
Митроп. Антоний сумел, пребывая, наверное, на самой известной из своих кафедр - Волынской, организовать и сплотить православное население в «Волынский Союз Русского Народа», деятельность которого была направлена на пресечение революционных безпорядков, на выдвижение достойных и ответственных людей в Государственную Думу, а также на практическое улучшение жизни местного населения, что делалось путем создания «Народного банка», проведения раздела земли и т. д. В кротчайшие сроки митр. Антоний явил в своей епархии воплощение и образец православно-национальной деятельности русских людей. Сам митр. Антоний в этой работе отводил важнейшее место роли пастырей, которые должны стать духовными вождями патриотических движений. Приведем здесь слова митр. Антония: «Опять скажу, может быть, в других областях России и не удастся встретить такого глубокого одушевления любовию к вере, родине и своему православному крестьянству, как здесь, на Волыни. Древние ли предания православного казачества тому виною, влияние ли Почаевских народных изданий или личное влияние издателей, преданных народу; или это первое пробуждение дотоле спавшей угнетенной еврейским и польским рабством души народной, или священная скорбь о глубоком оскорблении священной родины еврейской революцией; или все эти условия взятые вместе: - но тяжкий грех принимают на душу те пастыри народа, которые не хотят или не умеют заметить этого нравственного пробуждения лучших сил народных и не присоединяться к нему в качестве духовных руководителей и вождей их для утверждения веры православной, для верноподданной крепости гражданской, для умножения взаимной помощи народной на почве христианского сострадания, - для очищения нравов и умножения трезвости, для привлечения всех к молитве и украшения своих святынь». [5]
Почему для митр. Антония вопрос русского православного патриотизма неразрывно был связан с вопросом апологетики русской монархии? Совершенно очевидно, что митр. Антоний воспринимал русский народ как единую Церковь, границы которой совпадали с границами Российской Империи. При этом по аналогии с Ветхозаветным Израилем, Россия несет в современной эпохе истории особую миссию хранения и распространения Православия. В этой миссии деятельности как бы стираются грани между церковными вопросами и вопросами политическими, или, другими словами, политическая структура монархии полностью работает на вселенскую миссию Православия.
Развивая в своих трудах эту идею, митр. Антоний не останавливается только на русской православной идее и не замыкается на географических границах России.
Замечательным памятником этих воззрений митр. Антония явилась его статься «Чей должен быть Константинополь?» («Пастырь и паства», Харьков, 1916 г.). В виду вероятной возможности овладения бывшими землями Восточной (Византийской) Империи в ходе войны (I Мировая), митр. Антоний составил целый проект, суть которой сводилась к следующему: Россия должна освободить Константинополь и восстановить там греческую монархию; далее, Россия должна освободить Сирию и Палестину, подчинив их своему православно-национальному влиянию. Какой смысл вкладывал в это, (в частности, - в идею восстановления Константинополя как Царьграда) митр. Антоний? Приведем цитату: «Для нас же, русских, напротив, только тогда получится нравственное удовлетворение в случае победоносного исхода войны <I Мировой - авт.>, если священный град Равноапостольного Константина и кафедра Первенствующего иерарха всего мира опять восстановит свое значение, как светильника православной веры, благочестия и учености, и будет собою объединять славянский север, эллинский юг, и сиро-арабский и грузинский восток, а также привлекать к возвращению в церковь русских раскольников, болгарских отщепенцев, австрийских униатов и восточных еретиков - монофизитов разных наименований...» («Пастырь и паства», Харьков, 1916 год) [6]
Итак, митр. Антоний раскрывает перед нами идею Вселенской Православной Церкви в её взаимодействии с имперской монархией, причем именно пронизанность христианством делает эту Империю могучим орудием в руках Церкви, орудием в деле привлечения народов к Православию, и, в конечном итоге, к их спасению.
Как известно, чаяния митр. Антония не сбылись. За Первой Мировой войной последовала революция, закончившаяся гражданской войной и развалом России. Парадоксально, что Россия, чуть было не освободившая Константинополь от турок в Первую Мировую войну, через несколько лет, в лице своего белого воинства, уже в войну Гражданскую, вынуждена была искать прибежища в турецком Стамбуле...
Но, с другой стороны, именно это сокрушение Российской империи и всех надежд, которые митр. Антоний возлагал на неё, придало идеям митр. Антония характер идей пророческих и эсхатологических. Сам митр. Антоний в вышеупомянутой статье писал о том, что «Константин основал Царьград, другой Константин его поневоле отдал злым варварам; Константин же по давнишнему преданию греков, должен его возвратить христианству и эллинизму». [7]
То есть, митр. Антоний сопоставлял современные ему события и их возможное развитие с древними христианскими пророчествами. С другой стороны, деятельность митр. Антония в Зарубежье, а именно особо делавшийся им акцент на возрождении монархической России (а не просто некоммунистической), на возрождении династии Романовых, мы можем сопоставить с многочисленными пророчестве о восстановлении в России монархии (они общеизвестны, и нет смысла их здесь опять повторять).
Для нас особо важно остановиться на этом обстоятельстве, а именно, что монархология митр. Антония как не привязана к существующей монархии, так и не исчезает с разрушением последней. То есть, идея христианской монархии не отделима от самого христианства, и последняя перед концом земной истории человечества вселенская проповедь Православия (опять же таки, согласно пророчествам) не отделима от её воплощения в грядущей возрожденной христианской монархии. Это всегда нужно помнить нам, христианам, живущим в окружении идеологически и политически враждебного нам мира современных «демократий» и практически теряющим веру в саму возможность грядущего торжества Православия.
И митр. Антоний, никогда не сомневавшийся в своих идеях и деяниях, в своей защите монархии и в своей борьбе против антихристианской революции, должен стать образцом для каждого верного христианина, который, в свою очередь, должен быть верен идее христианской монархии, ныне уничтоженной, но заложенной в Промысле Божием и долженствующей быть явленной в положенные Богом сроки.
В заключение этого очерка сделаем следующие выводы. Монархология митр. Антония развита им в учении о монархии русской, вывела эту идею из тисков западного абсолютизма, и сделала её способной играть роль идеи монархии Святорусской. Идея Святорусской монархии переросла у митр. Антония из идеи местной (временной) в идею Вселенскую, Всецерковную; и её незавершенность, т. е. её невоплощение в истории к нашему времени, придает этой идее пророческий и апокалиптический характер.
Инок Анемподист.
Джорданвилль, 2003 г.
Библиография:
[1] «Жизнеописание Блаженнейшего Антония, митрополита Киевского и Галицкого». Архиепископ Никон (Рклицкий), Нью-Йорк, 1962 год. 9-й том, стр. 244.
[2] Там же. 9-й том, стр. 241.
[3] Там же. 2-й том, стр. 154.
[4] Там же. 2-й том, стр. 187.
[5] Там же. 10-й том, стр. 97.
[6] «Россия перед вторым пришествием» Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 1993 г., стр. 213.
[7] Там же, стр. 213.
«Православная жизнь» №4 (651), апрель 2004.
***
Ответ Митрополита Антония 400 офицерам
Дорогие русские воины.
Спешу ответить на Ваш запрос (меня глубоко обрадовавший), что, если не по формальной логике, то фактически и исторически, единственная форма государственного управления, которая, хотя бы иногда, поддерживала Православную Церковь, есть форма самодержавной монархии.
Борьба против монархии всегда была, и особенно теперь, борьбой против Церкви, и этою борьбою она одушевляется, хотя и принимает подчас лицемерную внешность как бы благочестия.
Когда я это заявил на Заграничном Соборе православным в Карловцах в 1921 году, то мои оппоненты, то есть те члены Собора, которые заявляли, что выраженное в Соборном послании увещание ко всем православным молиться за восстановление у нас монархии есть акт «чисто политический», после моих слов (впоследствии напечатанных в актах Собора) точно в рот воды набрали и ничего не нашлись сказать за все эти последующие шесть лет.
Единственный пример православной республики был на моей родине в Великом Новгороде, но и то при том условии, что президентом сей республики был обязательно местный архиепископ, хотя и не именовавшийся этим заморским словом, но первым подписывавший все государственные акты, не исключая торговых и международных, так что без его подписи и печати эти акты не имели ни законного характера, ни государственного значения.
В последнее лихолетье наши офицеры, исключая немногих вроде Пушкинского Швабрина, искупили вину русского народа и свою сословную, самоотверженно обрекши себя на смертный бой с революционерами инородцами и немногими русскими предателями, и храбро умирали с призыванием Христова имени то под выстрелами, то под жестокими пытками, то в морских волнах, куда их сбрасывали разбойники, то заживо зарываемые в землю.
Ваши страдания и Ваше мужественное стояние за Веру, Царя и Отечество являются залогом грядущего освобождения России. Наши политические и, увы, духовные кадеты только потому и борются против монархии, что Царь их не похвалит, как составлявших в 1917 году кадры недоброй памяти Временного Правительства и ещё летом 1916 года на обще-земском Съезде постановивших сместить Государя с заменой Его одним из ближайших родственников. Об этом мне тогда же сообщил председатель Харьковской Губернской Управы, отказавшийся продолжать своё участие в таком обществе.
Только террор поддерживает, да и то кое-как, минимальный порядок в красной армии,- армии, которая была у нас и сильна и исполнена одушевления только Верой Православной и Царём, своим любимым вождём.
Держитесь же крепко-накрепко этого убеждения, если хотите вновь видеть русскую национальную армию.
Последние три-четыре года показали, что никакие соглашения, ни объединения с республиканцами к добру не ведут.
«Кое бо причастие правде беззаконию; или кое общение свету ко тьме; кое же согласие Христови с Велиаром; или кая часть верну с неверным» (II Кор. 6, 14-15).
Вспоминайте из Священной Истории Ветхого Завета, как избранник Божий, судия Гедеон, отбирал себе только надёжных воинов; вспоминайте, как в Евангелии Господь, когда Его слова не понравились народу, сказал ученикам: не хотите ли и вы отойти? И как ответил Ему за всех Пётр: «Господи, куда мы пойдём? Ты имеешь глаголы жизни вечной!»
Пребывайте с Господом и Его Апостолами, а вероломные иудеи и им подобные двоедушные люди России не нужны.
Митрополит Антоний
Март 1928 г.
«Церковные Ведомости», издаваемые при Архиерейском Синоде Русской Православной Церкви заграницей, 1929, №№13–24, C. 16–18.
***
Митрополит Антоний после отречения Государя от престола
Революционное настроение в Харькове
В неделю Крестопоклонную, 5 марта 1917 года, в первое воскресенье, когда богослужение совершалось без поминовения Царя и Царствующего Дома, владыка Антоний служил в Успенском соборе. Многие пошли туда, чтобы услышать, что скажет теперь, после революции, владыка Антоний.
В обычное время в конце литургии Владыка вышел говорить проповедь. «Когда мы получили, — сказал он, — известие об отречении от Престола Благочестивейшего Императора Николая Александровича, мы приготовились, согласно Его распоряжения, поминать Благочестивейшего Императора Михаила Александровича. Но ныне и Он отрекся и повелел повиноваться Временному правительству, а посему, и только посему, мы поминаем Временное правительство. Иначе бы никакие силы нас не заставили прекратить поминовение Царя и Царствующего Дома»[1].
Слово архиепископа произвело ошеломляющее впечатление. Словно ушат холодной воды вылился на угорелую от революции толпу. «Сознательные» же работники революции, во множестве пришедшие послушать первую проповедь архиерея после революции, не могли сдержать своего негодования. «Арестовать его», — послышалось, когда владыка Антоний показался на выходе из собора. Какая-то дерзкая рука протянулась, чтобы схватить Владыку за воротник шубы в тот момент, когда он садился в карету. Владыка спокойно сел и отбыл в Покровский монастырь.
Революционные круги решили добиться удаления архиепископа Антония. В первые же дни революции в Харькове был создан комиссариат по духовным делам, во главе которого был поставлен присяжный поверенный Рапп, помощником же его священник Шаповалов, впоследствии один из организаторов «живой церкви».
Комиссар Рапп, явившись к архиепископу Антонию, потребовал от него подачи в Синод прошения об увольнении, чтобы себя не навязывать пастве, не хотевшей, по словам Раина, иметь его своим архипастырем.
Известие о подаче Владыкою прошения об увольнении произвело в Харькове ошеломляющее впечатление, так как настоящая паства не знала причин, побудивших Владыку сделать такой шаг, и не ожидала его.
Был отправлен к Владыке ряд депутаций духовенства п мирян с просьбой взять обратно прошение, но все они возвращались с грустным известием, что Владыка остается при своем решении.
Наступила Пасха. В прежние годы архиерейские покои были полны представителями общества, считавшими своим долгом поздравить архиерея. Теперь же в них остался тесный круг почитателей Владыки, не побоявшихся придти туда.
В городе говорили, что идет слежка за теми, кто имеет общение с архиепископом, почему многие боялись идти туда, чтобы не рисковать собою. Впрочем, среди посетивших Владыку в тот день было и несколько представителей общественного управления. Владыка с обычною простотою и радушием принимал всех пришедших. Переживая радостное Пасхальное настроение, он в то же время ясно чувствовал, куда идет Россия, и метко делал свои замечания по поводу предполагавшихся Временным правительством реформ.На предположение, высказанное одной из посетительниц, что вскоре последует отделение Церкви от государства, Владыка ответил: «не отделение Церкви, а гонение на нее».
На стене комнаты, где происходил прием, по-прежнему находились Царские портреты, которых в те дни нельзя было уже увидеть не только в общественном месте, но и в частных домах ввиду опасностей, грозивших «контрреволюционерам». Дни Светлой седмицы Владыка провел, совершая пасхальные богослужения. Он всегда глубоко переживал праздник Святой Пасхи и выразил свои пасхальные настроения в ряде посланий и толкований значения Пасхи.
Он имел обыкновение служить всю Светлую седмицу. Пасхальную ночь в Кафедральном соборе, там же вечерню на 1-й день, затем в Воскресенском храме, в Покровском монастыре; средина седмицы (среда и четверг) были заняты богослужениями в губернской и каторжной тюрьмах, где Владыка также служил на 4-й и 5-й дни Рождества Христова; в пятницу Светлой седмицы в Покровском монастыре опять совершалась торжественная служба, привлекшая туда много горожан — Праздник Живоносного Источника, по случаю коего после литургии освящалась вода в бассейне, находившемся во дворе монастыря; в субботу Владыка раздавал артос.
В 1917 году в такое распределение богослужений пришлось внести некоторые изменения. Новые власти не желали архиерейской службы в тюрьмах, к тому же наполовину опустевших, однако не потому, что находившиеся в них преступники освободились от своих пороков и начали новую жизнь, а потому что теперь злодеяния почитались и хвалились, и многие преступники находились уже не в тюрьмах, а у власти; представители же старой власти, водворенные на их места, были совершенно отделены от всякого общения с внешним миром.
В субботу Светлой седмицы Владыка служил в Кафедральном соборе и в конце литургии перед раздачей артоса произнес проповедь на слова Христовы «Отхожу ко Отцу Моему и Отцу вашему, и Богу Моему и Богу вашему» (Ин. 20, 17). Указав на любовь Христову к людям, которых Он как бы делал равными Себе, называя их братьями, Владыка сказал, что и теперь люди стараются называть друг друга словом, обозначающим равенство между ними, только разница в том, что Христос называл людей словом, в значение которого вложено понятие не только равенства, но и любви, теперь же повсюду слышащееся слово обозначает лишь равенство во взаимных отношениях сотрудничества, могущего быть лишенным всяких взаимных чувств; кроме того, Христос называл равными Себе тех, кои в действительности были ниже Его, теперь же каждый низший называет себе равным высшего, не почитая никого высшим себя; теперь не только не стыдятся показывать неуважение к старейшим и неблагодарность к благодетелям, но даже ставят это себе в заслугу и поносят и оплевывают тех, кого недавно с восторгом встречали, почитали, любили.
Проповедь была вполне понятна всем слушавшим ее. Она произвела тем больше впечатления, что в то время царил дикий разгул революции, происходили революционные манифестации, сопровождавшиеся издевательством над старым строем.
Ясно было, что действительно «никакие силы не смогут» заставить архиепископа Антония изменить свои убеждения и прекратить проповедь истины. Революционным кругам хотелось поскорей удалить архиепископа, и они стали проявлять нетерпение. Время шло, а ответа на прошение архиепископа об увольнении не было. Сначала был перерыв в занятиях Синода по случаю Пасхи, а когда члены Синода опять съехались, революционный обер-прокурор В. Н. Львов объявил им указ Временного правительства об увольнении от присутствия в Святейшем Синоде всех их, кроме архиепископа Сергия Финляндского (позднее митрополита Нижегородского), и о вызове в Синод новых лиц. Старый состав Синода разъехался, новый еще не съехался. Прошение архиепископа Антония должно было ждать начала новой сессии Синода. Тогда революционные власти Харькова решили сами удалить архиепископа.
Удаление архиепископа Антония из Харькова
В середине апреля Владыка получил предписание в трехдневный срок покинуть Харьков. Распоряжение вызвало большое движение в городе. На Соборной площади и в Покровском монастыре начали собираться толпы народа. Открыто говорили, что удаление Владыки — дело евреев и что православным нужно защищать своего архиерея. Власти почувствовали, что народ настроен решительно, и в первый раз революционная власть в Харькове принуждена была отступить перед требованием народа. Опасаясь волнений и даже могущих быть еврейских погромов, новая власть разрешила архиепископу Антонию пробыть в Харькове еще пять дней вместо трех, а также дозволила оставаться в пределах Харьковской губернии, пока он не будет уволен на покой.
Срок пребывания архиепископа Антония истекал 21 апреля, накануне дня перенесения Озерянской чудотворной иконы Божией Матери из Покровского монастыря в Харькове в Куряжский монастырь. Власти не хотели, чтобы Владыка участвовал в торжественном крестном ходе по сему случаю, привлекавшему всегда десятки тысяч народа.
Накануне своего отъезда из Харькова, вечером, в Озерянском храме Покровского монастыря архиепископ Антоний произносил свое прощальное слово Харьковской пастве. Был уже полумрак, мерцали свечи и лампады. Стоя на амвоне, архиепископ Антоний убеждал свою паству твердо верить в незыблемость истинной Церкви и повиноваться ее священным канонам. Он говорил о важности Священного Предания, в них заключенного, о том, что Священное Предание так же важно, как и Священное Писание, призывал всех знать каноны церковные. Высоко подняв книгу Правил св. Апостол, Вселенских и Поместных Соборов и святых Отцов, Владыка советовал каждому приобрести такую книгу в монастырской лавке (тогда ее можно было приобрести за недорогую цену). «В ней заключается истина, она есть глас Церкви», — говорил он.
Внимательно слушали все бывшие в церкви последнее наставление Владыки.
[1] Между прочим, Государь Император Николай Александрович после своего отречения от престола через бывшего Харьковского губернатора сенатора Катеринича передал владыке Антонию свой привет.
Извлечено из книги: Епископа Никона (Рклицкого) - Жизнеописание и творения Блаженнейшего Антония Митрополита Киевского и Галицкого. Т. 4. Нью-Йорк: Издание Северо-Американской и Канадской епархии. 1958.
Сост. Ред. Миссионерского Центра.
