Почему не всѣ пастыри успѣшно владѣютъ, мечемъ духовнымъ.
«Живо бо слово Божие и действенно, и острейше паче всякаго меча обоюду остра» (Евр. 4:12).
Современная икона Георгия Панайотова.
Въ Священномъ Писаніи жизнь послѣдователя Христова нерѣдко сравнивается съ непрерывною войною, а послѣдователь Христовъ – съ воиномъ, и Церковь Христова называется воинствующею. Не думайте, говоритъ Спаситель, что Я пришелъ принести миръ на землю; не миръ пришелъ Я принести, но мечъ (Мѳ. X, 34). Но наша бранъ, поясняетъ Апостолъ Павелъ, не противъ крови и плоти, но противъ начальства, противъ властей, противъ міроправителей тьмы вѣка сего, противъ духовъ злобы поднебесныхъ (Еф. VI, 12). А посему оружія воинства нашего не плотская (2 Кор. X, 4), но духовная: единственный мечъ, которымъ Церковь Христова можетъ пользоваться, это есть слово.
Что же такое слово? Святитель Филаретъ, митрополитъ Московскій, такъ разсуждаетъ объ этомъ: «Въ началѣ бѣ Слово и Слово бѣ къ Богу», – говорится въ Евангеліи. Сынъ Божій, для выраженія Своихъ божественныхъ свойствъ, не нашелъ на языкѣ человѣческомъ лучшаго наименованія, какъ наименованіе Слова. Скажешь, что это не такое слово, какъ у тебя и у меня. Такъ. Слово Божіе безконечно выше слова человѣческаго. Но поелику ты сотворенъ по образу Божію, то изъ сего самаго заключить можешь, что и въ словѣ твоемъ долженъ быть нѣкій образъ слова Божія и силы его. Итакъ, поелику Богъ Слово рече и быша, и притомъ вся добра зѣло, то неудивительно, что и человѣкъ, когда онъ находится въ возвышенномъ состояніи образа Божія, изъ полноты вѣры въ Бога Слова, котораго животъ бѣ свѣтъ человѣкомъ, изъ глубины благости сердечной изрекаетъ слово, и оно дѣйствуетъ, оказывается могущественнымъ, творитъ благо. Слово поставило человѣка на лѣствнцѣ твореній выше всего земнаго, и выше луны п солнца; слово соединило людей въ общества, создало города и царства; въ словѣ живетъ и движется знаніе, мудрость, законъ; словомъ образуется, поощряется и распространяется добродѣтель; слово въ молитвѣ восходитъ къ Богу, бесѣдуетъ съ Нимъ и пріемлетъ отъ Него просимое».
Но особенно поразительно значеніе слова человѣческаго, какъ средства къ религіозному объединенію людей, въ каковомъ значеніи оно впервые является въ христіанствѣ. Здѣсь оно собственно и есть мечъ духовный, острѣйшій, по свидѣтельству Апостола Павла, всякаго меча обоюдуостраго, проникающій до раздѣленія души и духа, суставовъ и мозговъ (Евр. IV, 12). Идея религіознаго объединеніи всѣхъ людей посредствомъ слова есть идея собственно христіанская, и ей принадлежитъ такое же божественное происхожденіе, какъ и самой христіанской религіи.
«Что это за новое ученіе?», – спрашивали другъ друга палестинскіе жители (Mapк. I, 27), когда услышали проповѣдь Богочеловѣка и почувствовали все различіе между Нимъ и своими обычными наставниками и вождями. Никогда, никакая проповѣдь раввина-книжника или ученіе философа-мудреца не поражали такъ умы людей, не привлекали такъ человѣческія сердца, какъ поражало и привлекало ихъ необычайное слово Іисуса Христа. Во все время земной жизни Господа, тьмы (Лук. XII, 1) слушателей приходятъ къ Нему изъ отдаленныхъ даже мѣстъ Палестины и въ сладость (Mapк. XII, 37) слушаютъ премудраго Наставника божественной истины. Что слушаете Его?, – говорятъ съ гнѣвомъ и досадою народу фарисеи и книжники въ послѣдній уже годъ общественнаго служенія Іисуса Христа, видя, что весь народъ идетъ за Нимъ (Іоан. XI, 48). И слуги синедріона, посланные схватить Іисуса Христа, но не устоявшіе предъ могучею силою и необыкновеннымъ вліяніемъ Христова слова, засвидѣтельствовали пославшимъ ихъ: никогда человѣкъ не говорилъ такъ, какъ сей человѣкъ (Іоан. VII, 46). Что намъ дѣлать?, – спрашивали тогда другъ друга первосвященники іудейскіе и фарисеи, и признали только смерть Іисуса Христа вѣрнымъ средствомъ для прекращенія возбужденнаго ученіемъ Его народнаго движенія (Іоан. XI, 47-50).
Идите по всему міру и проповѣдуйте Евангеліе всей твари (Map. XVI, 15), – такъ заповѣдалъ Спаситель міра Своимъ ученикамъ и Апостоламъ въ прощальной къ нимъ бесѣдѣ. И глубоко запечатлѣли они въ сердцахъ своихъ эту послѣднюю заповѣдь, которую слышали изъ устъ небеснаго Учителя; охотно и ревностно исполнили волю Пославшаго ихъ. Эти воодушевленные воины Христовы съ однимъ только посохомъ въ рукахъ и словомъ Евангелія на устахъ мужественно идутъ на всемірную проповѣдь; не грамотные вступаютъ въ борьбу съ мудрыми философами. Безоружные – съ сильными земли; ихъ преслѣдуютъ, гонятъ изъ града въ градъ и тѣмъ только способствуютъ имъ проносить Евангеліе; ихъ обременяютъ узами, заключаютъ въ темницы, но не могутъ связать языка и затмить свѣтъ истины; смѣло проповѣдуютъ они на сонмищахъ, глаголютъ предъ владыки и цари и запечатлѣваютъ истину ученія своею кровію, но тогда уже, когда во всю землю изыде вѣщаніе ихъ и въ концы вселенныя глаголы ихъ.
Что, повидимому, могло быть проще и легче, какъ заставить молчать маленькую группу людей простыхъ, смиренныхъ, силою же слова убѣжденія большинству, на сторонѣ котораго была притомъ вся современная мудрость? И однако древній міръ, при всей своей мудрости, нашелся противопоставить слову бѣдныхъ рыбарей не слово, а мечъ, – мечъ настоящій, не метафорическій. Началась великая трехвѣковая борьба, въ которой язычество истощило всѣ свои силы и которая окончилась рѣшительною побѣдою христіанства.
Въ чемъ же заключалась такая непреодолимая сила и поразительная дѣйственность слова Христа и Его Апостоловъ? Христосъ и Его Апостолы учили, и ихъ ученіе было жизнію, точно такъ же, какъ и самая жизнь была ученіемъ. Между словомъ ихъ и жизнію было совершенное торжество. А такъ какъ жизнь ихъ была полнымъ выраженіемъ любви, то и слово ихъ, какъ вѣрнѣйшее отраженіе жизни, было словомъ любви. Слово любви – это всемірный языкъ, понятный всѣмъ и краснорѣчивый, способный всякому дать восчувствовать любовь, бьющуюся въ сердцѣ. Здѣсь бываетъ то же, что при электризованіи; кусокъ желѣза вблизи наэлектризованнаго тѣла самъ наэлектризуется, онъ намагнитится вблизи магнита. Слово любви не блеститъ обыкновенно никакими прикрасами, оно бываетъ простое, живое, сердечное. Христосъ и Его Апостолы говорили, какъ другъ говоритъ другу, какъ мать говоритъ сыну, не ища своихъ си (1 Кор. XIII, 5), но имѣя въ виду лишь нравственную пользу слушающаго (Рим. ХV, 2). Въ такомъ словѣ – сильнѣйшее обнаруженіе любви Спасителя и Его Апостоловъ, которая всему вѣру емлетъ, вся уповаетъ, вся терпитъ и николиже отпадаетъ (1 Кор. XIII, 7). Вотъ гдѣ тайна всепобѣждающей силы слова Христа и Его Апостоловъ, – это именно въ любви, противъ которой ничто но можетъ устоять. Здѣсь же, конечно, кроется и корень слабости слова современнаго пастырства, – именно въ недостаткѣ христіанской любви, любви къ Богу и ближнему.
И разумъ и жизненный опытъ неопровержимо убѣждаютъ насъ въ томъ, что истинная любовь непремѣнно дѣятельна и ни въ какомъ случаѣ не можетъ ограничиваться одними лишь словами и воздыханіями. Истинно любящій Бога и ближняго облечется во вся оружія Божія. Онъ станетъ, по изображенію Апостола, опоясавъ чресла истиною, одѣвшись въ броню правды и обувшись въ готовность благовѣствовать миръ. Сверхъ сего, онъ возьметъ щитъ вѣры, которымъ возможетъ вся стрѣлы лукаваго разженныя угасити, облечетъ голову въ шлемъ спасенія и, въ заключеніе всего, приметъ въ руки мечъ духовный, т. с. глаголъ Божій (Еф. VI, 11, 14-17). Не безъ цѣли Апостолъ, перечисляя указанныя оружія воинства Христова, поставилъ это оружіе Божіе – мечъ духовный – на послѣднемъ мѣстѣ; это не значитъ, что глаголъ Божій имѣетъ въ дѣлѣ брани Христовой послѣднее значеніе, но что онъ есть мечъ духовный только подъ условіемъ облеченія воина Христова напередъ во всѣ другія оружія Божія. Сила всякаго слова зависитъ не столько отъ него самого, – такъ какъ оно, въ сущности, «звукъ пустой», – какъ отъ того, въ какомъ вооруженіи дѣйствуютъ этимъ мечемъ духовнымъ. А современное пастырство, къ прискорблеиію, воинствуетъ мечемъ слова Божія, облекшись не во вся оружія Божія.
Доброе, успѣшное воинствованіе, по словамъ того же Апостола, у воиновъ Христовыхъ должно быть неразрывно связано съ вѣрою и благою совѣстію, юже (т. е. совѣсть) нѣцыи отринувше, отъ вѣры отпадоша (1 Тим. I, 18, 19). Кто твердо убѣжденъ въ истинахъ вѣры Христовой, кто ясно сознаетъ ея животворность п спасительность, тотъ не можетъ быть равнодушнымъ къ дѣламъ вѣры, потому что это но согласуется съ славою имени Божія. Не можемъ бо мы, свидѣтельствуютъ св. Апостолы сами о себѣ, яже видѣхомъ и слышахомъ, не глаголати (Дѣян. IV, 20). Носему-то всѣ истинно вѣрующіе были вмѣстѣ и пламенными ревнителями насажденія и утвержденія вѣры среди людей, а также огражденія и защищенія ея цѣлости и чистоты. Могучею силою отличалось слово св. Апостоловъ. Апостолъ Петръ, въ священномъ негодованіи, поражаетъ мгновенною смертію Ананію и Сапфиру, которые обманомъ и ложью согрѣшили противъ Духа Святаго. Св. Павелъ поражаетъ слѣпотою волхва. Что давало такую чудодѣйственную силу ихъ слову? Конечно, эта сила заключалась не въ нихъ самихъ, но это была благодать, дарованная имъ Богомъ, по свидѣтельству Апостола языковъ (1 Кор. XV, 10). Какъ рабы Господа, какъ хранители и провозвѣстники богодарованиой истины, они были сильны божественною силою, и эта сила ставила ихъ превыше всего въ мірѣ семъ. Но благодатную силу имѣетъ и всякій вѣрующій во имя Того, Кто сказалъ: дадеся Ми всяка власть на небеси и на земли; дерзайте, яко Азъ побѣдитъ міръ (Іоан. XVI, 33). Вѣра и проистекающая изъ нея святая ревность по вѣрѣ есть побѣда, которою мы можемъ побѣждать міръ. О еслибы мы имѣли вѣру сильную, твердую, живую, еслибы вѣрою мы соединились съ Сыномъ Божіимъ, которому Отецъ обѣщалъ положить всѣхъ враговъ къ подножію ногъ Его! Какъ часто мы торжествовали бы тогда надъ міромъ, грѣхомъ, смертію и адомъ. Какъ чудно совершилось бы тогда обновленіе нашего общества, еслибы каждый изъ насъ съ истинною ревностью и совершенною преданностью волѣ Божіей, во имя Господа, съ самоотверженіемъ вступилъ въ борьбу противъ всего, что враждебно слову Божію!
Но увы! Дерзновеніе, съ которымъ ироповѣдывали истину Апостолы, сдѣлалось въ наше время большою рѣдкостью. Служители слова довольствуются общими наставленіями и робко отступаютъ, когда должны, съ единою надеждою на Бога, открыто противостать врагамъ Божіимъ и въ глаза сказать истину. А если какъ-нибудь съ устъ ихъ и сорвется слово строгой правды, то они тотчасъ же стараются смягчить его, изъ кислаго сдѣлать сладкимъ и такимъ мнимымъ образомъ уврачевать рану. Они, въ лицѣ пастырей, нерѣдко воздерживаются, по мірскимъ соображеніямъ и разсчетамъ, не только отъ произнесенія грознаго слова, но и мирнаго привѣта въ священной формѣ благословенія, или ограничивая оное простою подачею руки для лобзанія, или замѣняя его обычнымъ рукопожатіемъ. Здѣсь, въ пастыряхъ, уклоняющихся отъ преподанія благословенія, сказывается не просто недостатокъ мужества и твердости, но прямое ужо небреженіе объ одной изъ священнѣйшихъ своихъ обязанностей, вѣрное исполненіе которой сдѣлало бы и ихъ самихъ благословенными Отца небеснаго. Гдѣ же причина такого печальнаго явленія въ современномъ пастырствѣ? – Въ слабости вѣры, въ маловѣріи.
Отцы наши вѣровали въ простотѣ сердца, не высокая мудрствующе, по наставленію Апостола, но смиренными ведущеся (Рим. XII, 17). Въ ихъ вѣкъ, истины святой вѣры были истинами общепринятыми, для всѣхъ несомнѣнными и священными; оттого и внутреннее чувство ихъ не разслаблялось шатаніями ума, но само давало силы уму и волѣ, направляя всѣ шаги жизни по пути заповѣдей Божіихъ, о которыхъ никто не думалъ спорить. Въ нашъ вѣкъ, напротивъ, человѣкъ походитъ на путника, который, сбившись съ торной дороги, останавливается и ищетъ другаго, своего собственнаго пути. Вѣчныя истины, эти путеводныя звѣзды въ нашемъ земномъ странствованіи, не имѣютъ въ его глазахъ неприкосновенности святыни; онъ хочетъ все изслѣдовать, подвергнуть вопросу. Стремленіе это охотно оправдываютъ нынѣ умственнымъ человѣческимъ развитіемъ, но какой бы не былъ его источникъ, оно имѣетъ свои опасности. Когда анализъ, столь любимый нынѣ способъ изслѣдованія, изъ пригодной ему области міра вещественнаго переноситъ свой хирургическій ножъ въ ненодлежащую ему область духа, онъ производитъ въ немъ одно разрушеніе. Вполнѣ справедливо замѣчаютъ, что въ нашъ вѣкъ все рѣже и рѣже являются таланты творчества. поэтическаго одушевленія, духовной восторженности, потому что аналитическій способъ познанія, все разлагающій и разсѣкающій, неблагопріятенъ духовному творчеству, всѣмъ тѣмъ духовнымъ движеніямъ, посредствомъ которыхъ душа объемлетъ высшія истины своимъ цѣлостнымъ созерцаніемъ, непосредственнымъ внутреннимъ чувствомъ. Это же самое должно сказать и о религіозной вѣрѣ, которой такое направленіе наноситъ болѣзненное разслабленіе. Отсюда-то и происходитъ, что и вѣра наша не крѣпка, и надежда не тверда, и любовь наша проявляется больше словомъ и языкомъ, чѣмъ дѣломъ н истиною. А посему уже намъ недостаетъ и ревности, и мужества, и терпѣнія, и вся дѣятельность наша носитъ характеръ равнодушія, формализма и лицемѣрія. Не здѣсь ли причина нашей слабости противъ соблазновъ міра? Объясненія этой слабости не ищите во внѣшнихъ обстоятельствахъ, въ недостаточности познаній, въ упадкѣ современной проповѣди. Припомнимъ нашу обыденную жизнь, наши паденія, нашъ эгоизмъ. Какъ часто жизнь наша служитъ опроверженіемъ словъ нашихъ? Не думайте, что люди, не видящіе нашей жизни, не могутъ видѣть и неискренности словъ нашихъ. Есть въ душѣ что-то указывающее слушателямъ на согласіе и несогласіе слышимаго слова съ жизнію того, кто произноситъ это слово. Только слово прочувствованное, служащее воплощеніемъ жизни христіанской, дѣйственно. Безсиліе – общая участь религіозныхъ фразеровъ. А какъ часто мы бываемъ этими фразерами!
Современная мудрость думаетъ побѣдить міръ мыслями и словами, отчего мы и встрѣчаемъ всюду только поклонниковъ мысли и героевъ слова. Это мнѣніе перешло изъ міра языческаго, гдѣ полагали, что будто для того, чтобы лучше быть услышаннымъ, нужно возвышаться надъ народомъ, завлекать его и чрезъ то господствовать надъ нимъ. Отсюда проистекаетъ забота о торжественности и искусственности слова, несвойственныхъ простой рѣчи, о новости и занимательности рѣчи, о великолѣпіи внѣшней обстановки и прочихъ условіяхъ риторизма. А изъ этой заботы вытекаетъ обыкновеніе не только у свѣтскихъ ораторовъ, но и у церковныхъ проповѣдниковъ – предпочитать письменную рѣчь изустной, чтеніе по книжкѣ или тетрадкѣ – живому произношенію. Между тѣмъ изустное слово не только тѣмъ дѣйственнѣе книжнаго, что оно передаетъ содержаніе предмета въ разговорной, болѣе живой и доступной пониманію слушателей, формѣ, но главнымъ образомъ тѣмъ, что въ немъ дѣйствуетъ сила убѣжденія собесѣдника, вдохновляющая его вѣра, которая, подобно тончайшему солнечному лучу, проникаетъ въ сердце слушателя н производитъ въ немъ спасительное дѣйствіе... Нѣтъ, современной мудрости, какъ и языческой, не побѣдить міра отборными мыслями и изысканными словами; сія, какъ была, такъ и есть, побѣда, побѣдившая міръ, – вѣра наша (1 Іоан. V, 4), которая состоитъ не въ спорахъ людей ученыхъ, не въ построеніяхъ человѣческой мудрости, а въ явленіи духа и силы. Духъ и сила – вотъ великіе двигатели человѣческаго усовершенствованія, какъ свидѣтельствуетъ исторія, а не ученая только мысль и краснорѣчивое слово. Да и красоты рѣчи, въ существѣ дѣла, возможны только тамъ, гдѣ глубины духа, ибо по сознанію древнихъ, nemo orator, nisi vir bonus, t. e. только тотъ можетъ сильно доказывать истинное и доброе, кто самъ глубоко проникнутъ идеею истины и добра. Вотъ причина, почему праведные мужи, не имѣвшіе ни средствъ, ни времени изучать при помощи науки евангельскую истину, часто сильнѣе доказывали ее, чѣмъ холодные книжники, изучавшіе истину Христову при всѣхъ пособіяхъ, какія предлагаетъ имъ наука. Они опытно были убѣждены въ истинахъ Откровенія гораздо болѣе, нежели тѣ, которые доходятъ до этихъ истинъ путемъ умственныхъ изысканій. Но такое глубокое убѣжденіе дается только вѣрѣ простой, чистосердечной, богопокорной и уповающей, какова была вѣра нашихъ отцовъ.
Что же намъ дѣлать? Кто изъ насъ не желалъ бы и нынѣ возвратиться къ такой вѣрѣ, но возможно ли уже это? Да, это невозможно, если продолжать идти путями вѣка, приводящими къ невѣрію, нравственному разслабленію, суетѣ и разочарованію; но путь къ Богу не закрытъ никогда, потому что, какъ говоритъ св. Давидъ, Самъ Господь научаетъ путемъ Своимъ (Пс. 24, 9; 88, 19), и ихъ знаютъ люди кроткіе и смиренные. Нашъ вѣкъ совсѣмъ забылъ путь смиренія и гордо говоритъ человѣку: «положись на самого себя, вѣрь самому себѣ»; но это слово, возбуждая къ труду, не говоритъ ли также, что нашъ вѣкъ предоставляетъ человѣка, трудъ его, дѣятельность и судьбу самимъ себѣ, безъ помощи, безъ ободренія и утѣшенія? Не есть ли это слово горькое и убивающее? Слово Божіе лучше насъ знаетъ природу человѣка, когда среди здѣшнихъ нашихъ трудовъ, радостей или скорбей обращаетъ взоры наши на высоту, въ горы, отнюдуже, по слову пророка, пріидетъ помощь (Пс. 120) наша, а великія эпохи жизни, вѣры, нравственной силы всегда были тѣ, надъ которыми, въ глазахъ человѣчества, было небо отверзто. Но чтобы удостоиться помощи свыше, необходимо смириться, вмѣстѣ съ своими силами сознать и свои слабости, ибо Господь, по слову Писанія, только на кроткихъ и смиренныхъ призираетъ. Итакъ, путь къ Богу есть путь смиренія. Этимъ, а не другимъ какимъ-либо путемъ, всегда идетъ живая вѣра, обрѣтающая Бога во всѣхъ состояніяхъ и положеніяхъ человѣческой жизни, злополучныхъ и радостныхъ, – Бога наказующаго и милующаго, вразумляющаго и укрѣпляющаго. Но при этомъ всегда нужно имѣть въ виду и помнить, что высшую силу и душу живой вѣры составляетъ молитва. Она, и только она одна, привлекаетъ въ душу человѣка всесильную благодать Духа Божія, просвѣщающую умы, очищающую сердца, укрѣпляющую волю и согрѣвающую духъ радостью о Господѣ. Аминь, аминь глаголю вамъ, говоритъ Самъ Христосъ Спаситель, яко елика аще чесо просите отъ Отца во ими Мое, дастъ вамъ (Іоан. XVI, 23).
Еслибы Твои служители, Боже, выражали въ своей жизни то, что высказываютъ на словахъ; еслибы они имѣли Тебя и въ сердцѣ своемъ настолько же, сколько на устахъ, то какою бы силою облеклось слово ихъ! Да возможетъ же примѣръ Того, Кто всю жизнь Свою выразилъ въ Своемъ святомъ словѣ, обратить насъ на путь искренности слова, которая есть лучшая сила Церкви во всякое время!
С.
«Подольскія Епархіальныя Вѣдомости». 1899. № 32. Ч. Неоффиц. С. 745-754.