Инокиня Кассія и составленныя ею пѣснопѣнія Страстной седмицы.
По согласному свидѣтельству историковъ время жизни и дѣятельности Кассіи или Икасіи, или, наконецъ, Кассіаны{1} относится къ 9-му вѣку, ко времени царствованія императора Ѳеофила и сына его Михаила. Судя потому, что Кассіи досталась на долю высокая честь попасть въ число дѣвицъ, изъ которыхъ императоръ долженъ былъ выбрать себѣ невѣсту, – что, по свидѣтельсту Зонары, она была дѣвицей ученой и отличавшейся образованностію, – что она впослѣдствіи на свои средства построила монастырь, – мы можемъ заключить, что родители Кассіи принадлежали къ высшему разряду Византійскаго общества и обладали весьма значительнымъ достаткомъ, давшимъ имъ возможность и надѣлить свою дочь не малымъ богатствомъ, и не лишить ея доступнаго, по тогдашнему времени, для женщины высшаго образованія. При всемъ томъ Кассія была «прекрасная лицемъ», «превосходившая другихъ красотою», «красивѣйшая».
Становится понятнымъ то обстоятельство, что мать императора Ѳеофила, императрица Евфросина, озабоченная выборомъ невѣсты для своего царственнаго сына и собравшая для этой цѣли во дворѣ одиннадцать прекрасныхъ дѣвицъ, включила въ ихъ число и Кассію. Ѳеофилъ, держа въ рукѣ золотое яблоко, которое, по повелѣнію матери, онъ долженъ былъ отдать болѣе другихъ понравившейся ему дѣвицѣ, подошелъ къ Кассіи и былъ пораженъ чудной красотой благородной византіянки. Несомнѣнно, въ его умѣ тотчасъ же съ быстротою молніи пронеслась мысль о томъ огромномъ вліяніи, какое можетъ имѣть такая чудная женская красота на человѣка, – и непосредственный Ѳеофилъ не могъ удержаться, чтобы не высказать вслухъ тѣхъ мыслей, какія возбудила въ немъ красота Кассіи. «Отъ жены произошло все зло», – коротко сказалъ онъ ей. Но Кассія не потерялась отъ столь неожиданнаго обращенія съ ней царственнаго жениха. Потупивъ цѣломудренно взоры, она тѣмъ не менѣе быстро и дерзновенно возразила Ѳеофилу: «но и отъ жены произошло и все лучшее». Снова пришлось императору удивляться, но теперь уже не красотѣ, а уму и сообразительности стоявшей предъ нимъ дѣвицы.... Не извѣстно, по какимъ соображеніямъ Ѳеофилъ отказался отъ мысли сдѣлать Кассію своей супругой и подалъ яблоко Ѳеодорѣ Пафлагонянкѣ, которая вскорѣ послѣ того и сдѣлалась коронованной императрицей Византіи.
Отвергнутая невѣста царя земнаго, Кассія рѣшила сдѣлаться невѣстой Царя Небеснаго. И вотъ, мы видимъ Кассію въ тиши Константинопольскаго монастыря, выстроеннаго на ея личныя средства, въ которомъ она живетъ исключительно въ Богѣ и для Бога, проводя все время въ молитвѣ и составленіи трогательныхъ церковныхъ пѣснопѣній, въ которыхъ отразилась богатая душа ея. Но уединенный подвигъ Кассіи подвергся, однако, на первыхъ же порахъ, опасному искушенію. Ѳеофилъ постарался нарушить душевный покой своей отвергнутой невѣсты. Когда Кассія однажды въ тиши своей келліи воспѣвала въ дивной пѣсни славное событіе Благовѣщенія, Ѳеофилъ, переодѣтый монахомъ, вошелъ въ ея келлію. Но и здѣсь Кассія не потерялась и не уронила своего монашескаго достоинства: она молча встала и ушла въ другую комнату. Пристыженный и одумавшійся Ѳеофилъ осмѣлился только вписать нѣсколько словъ въ неоконченную Кассіей стихиру{2}, которая носитъ несомнѣнные слѣды его творческаго участія. Вѣроятно, эта испытаніе было для Кассіи послѣднимъ, и съ той поры ея жизнь проходила мирно въ тиши обители. Въ этомъ тихомъ уединеніи она и скончалась, оставивъ послѣ себя въ назиданіе всему міру христіанскому дивные памятники своего поэтическаго таланта и глубокаго благочестія.
Памятникомъ религіозно-поэтическаго таланта Кассіи осталась до настоящаго времени, между прочимъ, стихира на стиховнѣ (на утрени) и на Господи воззвахъ («слава и нынѣ») въ Великую среду: «Господи яже во многія грѣхи впадшая жена».... Касательно принадлежности этой стихиры Кассіи не можетъ быть сомнѣнія, съ одной стороны, по согласному объ этомъ свидѣтельству греческихъ и славянскихъ церковно-богослужебныхъ книгъ, а съ другой, по самому содержанію стихиры, близко отвѣчающей характеру Кассіи. Въ греческихъ рукописныхъ Минеяхъ и Тріоди, а равно и въ нашихъ Минеи и Тріоди стихира: «Господи яже во многія грѣхи» прямо надписывается именемъ Кассіи. Сознавая, что въ человѣкѣ христіанинѣ, не взирая на все его сочувствіе подвигамъ мужества и побѣды надъ грѣховною плотію, все-таки сильно грѣховное начало, возбуждающее нечистые помыслы, Кассія со слезами сокрушенія кается въ этомъ грѣхѣ предъ Богомъ{3}. И нѣтъ ничего удивительнаго въ томъ, что дѣвственница Кассія могла написать такую, преисполненную покаянныхъ чувствъ, стихиру, потому что и ей могли быть присущи мысленные грѣхи противъ седьмой заповѣди, – тѣмъ болѣе, что и самый текстъ стихиры наводитъ на догадку, что здѣсь рѣчь идетъ, именно, о грѣхахъ мысли и воображенія, а не дѣйствительно содѣянныхъ. «Увы мнѣ, яко нощь мнѣ есть разжженіе блуда невоздержанна, мрачное же и безлунное раченіе грѣха».
Кассія принимала участіе также въ составленіи канона Великой субботы. Очевидно, что участіе ея простиралось на первую, третью, четвертую и пятую пѣсни употребляемаго нынѣ въ церковномъ богослуженіи канона, такъ какъ послѣднія четыре пѣсни, составляющія такъ называемый четверопѣснецъ Великой субботы и имѣющія свой особый акростихъ, составлены еще за цѣлое столѣтіе до Кассіи, въ 8-мъ вѣкѣ, св. Космою Маюмскимъ. Объ этомъ свидѣтельствуетъ Ѳеодоръ Продромъ, говоря, что отъ 5-й (не считая ея) до 9-й пѣсни канонъ сей есть твореніе «великаго піита Косьмы»{4}; свидѣтельствуютъ также надписанія древнихъ греческихъ рукописей 9-10 вв. и надписаніе нашей славянск. Тріоди: «отъ шестой пѣсни до конца твореніе господина Косьмы». Въ первой части канона Великой субботы, по свидѣтельству Ѳеодора Продрома, Кассіи принадлежатъ одни только ирмосы, а тропари были составлены Маркомъ, епископомъ Ограитскимъ (живш. въ концѣ 9-го и нач. 10 вѣка). «Канонъ этотъ, пишетъ Ѳеодоръ Продромъ, до пятой пѣсни твореніе Марка, епископа Отраитскаго, а отъ пятой до девятой великаго піита Косьмы; впрочемъ, какъ мы знаемъ изъ неписаннаго преданія, гораздо прежде нѣкоторая мудрая и цѣломудренная дѣва, по имени Кассія, была сочинительницей этого стихотворенія, т. е., отъ первой до пятой пѣсни, и дополняла канонъ. Послѣдующіе мужи, пересматривавшіе каноны, сочтя за неприличное присовокуплять къ пѣснямъ жены пѣсни онаго подвижника Косьмы, препоручили Марку составить тропари съ тѣмъ, чтобы удержать прежніе ирмосы. Это преданіе правдоподобно». Въ нашихъ тріодяхъ пишется: «канонъ отъ первыя пѣсни до шестыя твореніе Марка монаха, епископа Идрунтскаго, ирмосы же твореніе жены нѣкія, Кассіи именуемыя». Такимъ образомъ достовѣрно, что ирмосы канона Великой субботы: «Волною морскою», «Тебе на водахъ», «На крестѣ Твое Божественное истощаніе», «Богоявленія Твоего Христе» составлены Кассіей.
Но, помимо этихъ ирмосовъ, въ канонѣ Великой субботы есть и еще принадлежащее творческому таланту Кассіи. Въ греческ. текстѣ великосубботняго канона мы встрѣчаемъ два тропаря въ первой пѣсни и семь богородичныхъ (во всѣхъ пѣсняхъ, кромѣ 7-й): всѣ эти пѣснопѣнія не входятъ своими начальными буквами въ составъ акростиховъ Марка и Косьмы (стало быть, и не принадлежатъ имъ), и не значатся въ нашихъ славянск. богослужебныхъ книгахъ; а между тѣмъ первое изъ этихъ пѣснопѣній (начальный тропарь первой пѣсни) начинается, именно, тѣми словами, какими, по свидѣтельству Георгія монаха, начинался составленный Кассіей четырехпѣснецъ Великой субботы. Принимая во вниманіе это обстоятельство, а также и то соображеніе, что, помимо Косьмы, Кассіи и Марка, неизвѣстны другіе составители канона великосубботняго, полагать можно, что указанные два тропаря: «Безумный старче», «Іисусе, Боже мой» и семь богородичныхъ: «Одѣянный плотію», «Твою, Богородице, утробу», «О Тебѣ, Дѣво, примирихомся», «Въ мертвыхъ како жизнь», «Рѣшеніемъ отъ родоначальника», «Домъ славы во истину» и «Не рыдай Мене, Мати» суть памятники участія Кассіи въ составленіи не только ирмосовъ, но и тропарей канона Великой субботы.
«Руководство для сельскихъ пастырей». 1899. Т. 1. № 15. С. 352-357.
{1} Преподобная Кассія, пѣснописица Константинопольская является мѣстночтимой святой въ двухъ помѣстныхъ церквахъ – Александрiйской и Элладской, въ послѣдней особо почитается на островѣ Касосѣ, разположенномъ на юго-востокѣ Эгейского моря. Память ея совершается Церковію въ 7-й день сентября (ст. ст.). Ред.
{2} Стихира эта: «Посланъ бысть съ небесе Гавріилъ архангелъ...»; въ этой стихирѣ слова: «что убо стою и не глаголю Дѣвѣ».... принадлежатъ Ѳеофилу. Объ этомъ случаѣ изъ жизни Кассіи разсказываетъ Преосвящ. Порфирій (Успенскій) въ своей статьѣ: «Стихирарные піиты» (Тр. Кіевск. Дух. Акад. 1878 г., 2, стр. 36). Правда, стихира эта, приписываемая въ греческихъ, рукописяхъ Кассіи, въ нашей Минеѣ носитъ надписаніе Іоанна Монаха (а подъ этимъ именемъ въ нашихъ богослужебныхъ книгахъ извѣстенъ св. Іоаннъ Дамаскинъ). Но въ данномъ случаѣ мы должны отдать предпочтеніе указаніямъ скорѣе древнѣйшихъ греческ. рукописей, чѣмъ переводной славянск. Минеи. Приписать эту стихиру Кассіи заставляетъ насъ и приведенное свидѣтельство Преосвящ. Порфирія о томъ случаѣ, который произошелъ при составленіи этой стихиры. И стихира эта носитъ на себѣ несомнѣнные слѣды творческаго участія двухъ лицъ: въ первой, большей части ея излагаются размышленія архангела о величіи того событія, возвѣстить которое онъ пришелъ на землю. («О како въ вышнихъ непостижимъ сый отъ Дѣвы раждается! Имѣяй престолъ небо и подножіе землю во утробу вмѣщается дѣвичу: на него же шестокрылатіи и многоочитіи зрѣти не могутъ: словомъ единымъ отъ сея воплотитися благоизволи: Божіе есть слово настоящее»); затѣмъ нить этихъ размышленій вдругъ прерывается, – и слѣдуютъ слова, неимѣющія прямой связи съ этими размышленіями: «что убо стою и не глаголю Дѣвѣ».... Эти слова скорѣе всего могъ вписать въ стихиру Ѳеофилъ, одумавшійся и сообразившій всю неразумность своего поступка и все величіе духа Кассіи.
{3} Нѣкоторые, впрочемъ, отрицаютъ принадлежность этой стихиры Кассіи и приписываютъ составленіе ея св. Таисіи (4 в.) на томъ соображеніи, что въ стихирѣ изображены чувствованія, какія переживала раскаявшаяся блудница, между тѣмъ какъ въ прошлой жизни Кассіи не было ничего такого, чтобы эти чувствованія были доступны ей.
{4} Allatius. De libris et rebus ecclesiasticis graecorum, 1646 p. 72-77.
