Протоіерей Андрей Хойнацкій – Вѣчная память (Въ назиданіе равно мірскимъ и духовнымъ лицамъ).
– «Вѣчная, вѣчная память»!... Какія это глубокія, трогательныя слова! – Сколько въ нихъ чувства, душевной теплоты, сердечности!!!...
Такъ разсуждала одна благочестивая женщина, возвращаясь однажды съ нами изъ кладбища, послѣ похоронъ близкой намъ обоимъ, знакомой особы...
– «Вѣчная, вѣчная память»... еще звучало въ ушахъ нашихъ, вмѣстѣ съ грохотомъ первой земляной глыбы, брошенной на гробъ въ могилѣ, – и на самомъ дѣлѣ какою-то теплою грустью слова эти отражались въ душѣ, заставляя ее не то плакать, не то мольбою обращаться ко Господу, чтобы въ немъ искать успокоенія и утѣшенія въ драгоцѣнной потерѣ, только что понесенной въ лицѣ усопшаго.
– Но неужели провозглашеніе «вѣчной памяти» должно возбуждать въ насъ одни только чувства? Нѣтъ ли въ этихъ словахъ смысла столь же глубокаго, не заключается ли въ нихъ мыслей и думъ, столь же трогательныхъ и знаменательныхъ, сколько заключается въ нихъ чувства, теплоты и сердечности?...
Такъ размышляя, мы попробовали справиться по тому же предмету у другихъ, – и къ удивленію нашему, мы должны были убѣдиться, что въ большинствѣ случаевъ не только женщины, но и самые серьезные мужчина несравненно болѣе расположены искать въ означенныхъ словахъ дѣйствія на сердце и чувство, чѣмъ на умъ, волю и дѣятельность...
А между тѣмъ стоитъ только размыслить серьезнѣе, чтобы убѣдиться совершенно въ противномъ.
«Вѣчная память»! – Какой это памяти и отъ кого святая Церковь желаетъ усопшему, провозглашая ему эти слова?
I.
Само собою разумѣется, что прежде всего въ этомъ случаѣ Церковь имѣетъ въ виду всѣхъ, остающихся въ живыхъ, родныхъ, присныхъ и знаемыхъ усопшаго... И какъ необходимо, и умѣстно во всѣхъ отношеніяхъ это материнское желаніе ея!... Говорятъ, что священнослужители, участвуя постоянно въ погребеніяхъ покойниковъ, поневолѣ огрубѣваютъ въ своихъ чувствахъ, и отъ того большею частію бываютъ хладнокровны тамъ, гдѣ у другихъ сердце надрывается отъ горя и печали... Можетъ быть, это и такъ: къ чему человѣкъ не привыкаетъ. Извѣстный «Шильонскій узникъ» вздохнулъ даже по тюрьмѣ, въ которой невинно провелъ лучшіе годы въ цѣпяхъ, во тьмѣ и голодѣ, – будучи освобожденъ изъ нея. Но кому неизвѣстно также, что тѣмъ же священнослужителямъ приходится иногда встрѣчать при погребеніяхъ такія надрывающія сцены, такія ужасныя потрясенія, которыя не только заставляютъ рыдать самыхъ хладнокровнѣйшихъ, но и остаются въ памяти до самой кончины многихъ изъ нихъ. Что, въ самомъ дѣлѣ, можетъ быть ужаснѣе и поразительнѣе, когда напр. приходится предавать землѣ отца, оставляющаго цѣлую семью безъ крова, безъ призора и куска хлѣба, или любящую и любимую жену, отнятую у мужа внезапно, или вслѣдствіе какой-либо неожиданной болѣзни, или отъ какой-либо катастрофы въ родѣ пожара, крушенія поѣзда?! и проч. и проч. Перечесть всѣ роды подобнаго рода потрясающихъ картинъ и обстоятельствъ значило бы изложить исторію всѣхъ ужаснѣйшихъ смертей, имъ же имя не легіонъ, а легіоны легіоновъ, тысячи тысячъ...
Между тѣмъ, – смотришь, – проходитъ годъ, другой, проходятъ мѣсяцы, а иногда даже и недѣли, и та вдова, которая готова была, по-видимому, ринуться въ могилу за мужемъ, чтобы заживо погребсти тамъ вмѣстѣ съ собою и съ нимъ свою любовь къ нему, – тотъ самый мужъ, который, казалось, радъ былъ бы всею душею умереть, прощаясь съ драгоцѣннымъ прахомъ жены, – уже поглощены круговоротомъ жизни; всѣ тѣ слезы, которыя такъ обильно они проливали, засохли; и та могила, которая еще вчера была украшена цвѣтами любви и воспоминанія, сегодня стоитъ одинокою, какъ могила безроднаго старца, или несчастнаго сироты бездомнаго...
И такъ бываетъ въ обстоятельствахъ особенныхъ, экстренныхъ, выдающихся, изъ ряда выходящихъ. Что же сказать о тѣхъ случаяхъ, когда иные нарочито ждутъ не дождутся смерти того или другаго лица, чтобы поскорѣе освободиться отъ него вслѣдствіе его напр. долго тянущейся болѣзни, или чтобы получить наслѣдство, имѣющее достаться имъ по кончинѣ покойника? Тутъ больше радуются о смерти, чѣмъ плачутъ, – и тѣмъ скорѣе забываютъ усопшаго, чѣмъ больше удовольствія онъ оставилъ своею смертію, однихъ освободивши отъ докучливаго ухода за нимъ, или другихъ наградивши вождѣленнымъ богатствомъ и т. п.
Не говоримъ уже о томъ, какъ скоро забываемъ мы своихъ ближнихъ по ихъ кончинѣ вообще; какъ часто достаточно иногда какихъ-нибудь пяти – шести дней, чтобы не только цѣлый городъ, но и самые заинтересованныя, лица перестали говорить о самой трагической, феноменальной смерти... Это факты самые заурядные, самые обыкновенные въ жизни.
И благодареніе Господу милосердному, что въ подобныхъ обстоятельствахъ дарована намъ, по самому существу природы нашего духа, способность забвенія. Если бы тѣ раны, которыя поражаютъ душу и сердце при смертной разлукѣ съ дорогими существами, не врачевались отъ времени, если бы не ослабѣвала и не уменьшалась такъ или иначе эта скорбь, которая иногда выворачиваетъ всю душу при опущеніи въ могилу отца или матери, жены или любимаго дитяти, – то люди были бы самыми несчастнѣйшими существами на землѣ. Но забвеніе завбенію рознь. Когда жгучая печаль по дорогомъ покойникѣ смѣняется тихою грустью, или когда вопли отчаянія по немъ переходятъ въ сердечные вздохи любви, молитвы и упованія, то это не забвеніе, а напротивъ памятованіе, тѣмъ болѣе заслуживающее своего наименованія, что оно изъ акта первоначальной, часто безумной, и потому нерѣдко пассивной, безсознательной скорби становится дѣломъ нашего постояннаго, сознательнаго отношенія къ покойнику, самаго непосредственнаго, ближайшаго отношенія къ нему.
И вотъ объ этой то памяти къ нашимъ усопшимъ роднымъ и знаемымъ прежде всего и напоминаетъ намъ святая Церковь, провозглашая «вѣчную память» покойникамъ. Какъ бы такъ говоритъ она въ этомъ случаѣ: «не забывайте никогда никого послѣ его смерти; пусть воспоминаніе объ усопшихъ постоянно живетъ среди васъ; пусть ихъ образы непрестанно носятся передъ вами»... Почему такъ? Потому во-первыхъ, что союзъ живыхъ съ умершими, какъ и умершихъ съ живыми не расторгается смертію, а остается, какъ былъ и при жизни, съ тою только разницею, что, оставаясь въ этомъ мірѣ, среди его заботъ и суеты, мы можемъ забывать о покойникахъ, а они о насъ никогда...
И никогда, никогда – по той простой причинѣ, что съ кончиною своею усопшій разъ на всегда уноситъ съ собою за предѣлы гроба во всей полнотѣ все, чѣмъ жила его душа на этомъ свѣтѣ, все, что любила и чѣмъ увлекалась, со всѣми земными своими симпатіями, чувствованіями и желаніями. Что же должна чувствовать такая душа, когда вдругъ вмѣсто желанной, завѣтной любви и памяти отъ насъ она встрѣчаетъ здѣсь холодность къ себѣ или забвеніе? Кто знаетъ, не взгрустнется ли иной душѣ при этомъ даже среди радостей и утѣхъ блаженства едемскаго?...
Тѣмъ болѣе, что сказать о тѣхъ душахъ, которые, умирая, не успѣваютъ принести плодовъ достойныхъ покаянія, и потому, какъ учитъ святая Церковь, послѣ разлученія съ тѣломъ отходятъ въ адъ, въ мѣсто скорби и печали? И для нихъ правда есть надежда спасенія. Но отъ кого и какъ? По безконечной благости Божіей, чрезъ молитвы Церкви и благотворенія, совершаемыя живыми за умершихъ... «Не напрасно, пишетъ св. Іоаннъ Златоустъ, узаконено Апостолами творить предъ страшными тайнами поминовеніе объ усопшихъ; они знали, что великая бываетъ отъ сего польза для усопшихъ, великое благодѣяніе... Не напрасно бываютъ приношенія за усопшихъ, не напрасно моленія, не напрасно милостыня; все это установилъ Духъ Святой, желая, чтобы мы получали пользу другъ черезъ друга»...
И послѣ всего этого я дерзаю забыть о дорогомъ покойникѣ, и по причинѣ этого забвенія перестаю молиться за него, подавать за него милостыню?... Можетъ ли быть что-нибудь жесточе и безчеловѣчнѣе такого поступка? Или вотъ, я получилъ отъ усопшаго наслѣдство, и перестаю поминать его... Можетъ ли быть что неблагодарнѣе и непростительнѣе? А такъ, или иначе поступаемъ мы чуть ли не всѣ, – забывая въ то же время самую простую, но вмѣстѣ и самую ужасную истину, что, отказывая въ своихъ молитвахъ и предстательствѣ за усопшихъ предъ Богомъ, мы заставляемъ чрезъ это, самымъ безсовѣстнѣйшимъ образомъ, оставаться въ адскихъ мукахъ тѣхъ же самыхъ своихъ присныхъ, ближнихъ и знаемыхъ и тамъ оставляемъ ихъ страдать несравненно долѣе и болѣе, чѣмъ это было бы при нашихъ молитвахъ и благотвореніяхъ за нихъ.
«О, вѣчная, вѣчная вамъ память», дорогіе! «Вѣчная память», – чтобы мы молились за васъ, не переставая; «вѣчная память», чтобы не забывали подавать за васъ милостыни и совершать другія благотворенія; «вѣчная память», чтобы особенно заботились совершать поминовенія о васъ на божественной литургіи... Ибо, какъ учитъ св. Церковь наша, «многіе изъ грѣшниковъ освобождаются изъ узъ ада, не покаяніемъ и исповѣдію, но за благотворенія людей, находящихся въ живыхъ, за молитвы, возносимыя о нихъ Церковію, и особенно за безкровную жертву, которую Церковь ежедневно приноситъ вообще за всѣхъ живыхъ и мертвыхъ, равно какъ и за каждаго изъ насъ порознь, такъ какъ Христосъ умеръ за всѣхъ» (Правосл. Исповѣданіе).
«Итакъ, скажемъ словами же Церкви, мы непремѣнно должны молиться за умершихъ, приносить безкровныя жертвы, давать милостыни за нихъ; ибо сами они не могутъ дѣлать сего за себя» (Тамъ же). А это именно, въ сокращенномъ видѣ, и заповѣдуется намъ паче всего провозглашеніемъ «вѣчной памяти» усопшимъ, по уставу церковному...
Нечего и говорить само собою, какъ та же «вѣчная память» съ нашей стороны по отношенію къ усопшимъ необходима для того, чтобы усопшіе съ своей стороны имѣли, такъ сказать, больше основанія памятовать о насъ и молиться за насъ, а главнымъ и существеннымъ образомъ для дѣйственности самой этой ихъ молитвы за насъ предъ Богомъ... И простое наблюденіе удостовѣряетъ насъ, что дѣйствіе одной души на другую возможно только при взаимодѣйствіи съ той и другой стороны, при взаимномъ ихъ сочувствія другъ къ другу. Какъ же душа, умершаго можетъ дѣйствовать на меня и за меня, когда самая память объ умершемъ изгладилась у меня, и я давнымъ давно пересталъ и думать о ней. Тѣмъ болѣе можетъ ли Господь Богъ, по безконечному правосудію Своему, внять таковой молитвѣ? Не долженъ ли Онъ напротивъ карать меня за мое забвеніе, за это непростительное невниманіе къ усопшимъ, потому что, поступая такимъ образомъ, мы грѣшимъ не только противъ однихъ усопшихъ, но и противъ Самаго Господа, установившаго, по Своему неизрѣченному милосердію, отъ вѣка поминовеніе усопшихъ и для этого въ лицѣ святой Церкви заповѣдавшаго имъ пѣть: «вѣчную память».
II.
Ко всему этому нельзя не принять во вниманіе еще слѣдующаго. Кто ближе и внимательнѣе присматривался къ проявленіямъ современной жизни, тотъ, безъ сомнѣнія, не могъ не замѣтить тѣхъ особенностей, которыя въ числѣ другихъ прокрадываются и въ наши погребальные обычаи. Особенности эти состоятъ жъ томъ, что теперь не бываетъ у насъ почти ни одного, болѣе или менѣе выдающагося погребенія, на которомъ бы не фигурировали вѣнки разнаго рода, такъ что нѣкоторымъ образомъ даже, по количеству и достоинству вѣнковъ, возложенныхъ на гробъ или на могилу того или другаго покойника, принято судить объ общественномъ значеніи усопшаго, уваженіи къ нему, и т. п. Нечего сказать, – и вѣнки дѣло хорошее, какъ и вообще всякіе цвѣты, которыми мы украшаемъ гробъ или могилу покойника, какъ выраженіе нашей любви къ усопшимъ и братскаго пожеланія, чтобы ихъ жизнь снова расцвѣла въ надеждѣ воскресенія, и цвѣла въ будущей жизни, какъ эти цвѣты красуются на землѣ. Но вотъ что заслуживаетъ вниманія въ этомъ обстоятельствѣ, Если не ошибаемся, въ старые годы вѣнки въ особенности не играли такой роли въ нашемъ православномъ погребеніи, какъ это видимъ въ настоящее время. Судя по всему, обычай этотъ мы заимствовали изъ запада, и что всего печальнѣе, заимствовали его со всѣми крайностями моднаго западно-европейскаго либеральнаго, или вѣрнѣе сказать, языческаго, чуждаго всякой вѣры, отношенія къ усопшимъ. Иначе, какъ объяснить наприм. слѣдующее? Пришли люди на похороны съ вѣнками, чтобы сопровождать съ ними погребальную процессію, донесли свои вѣнки до церкви, и сейчасъ же спѣшатъ на погостъ церковный, чтобы на свободѣ потароторить, покурить, «пока тамъ въ церкви идетъ отпѣваніе»... Или доносятъ вѣнки къ могилѣ, вотъ и положили ихъ, куда слѣдуетъ, но никто и руки не подниметъ, чтобы хоть осѣнить себя крестнымъ знаменіемъ во имя усопшаго... Его станетъ отрицать, что это бываетъ у насъ сплошь и рядомъ. Скажите же, не чисто ли по-язычески это?
Тѣмъ паче не только съ христіанской, но даже съ общечеловѣческой точки зрѣнія никакъ нельзя оправдать тѣхъ, которые во дни поминовенія усопшихъ, какъ это все больше и больше входитъ у насъ въ моду, «по заграничному», приносятъ на могилы своихъ родственниковъ и знакомыхъ богатѣйшіе вѣнки и букеты, и жалѣютъ въ то же время, или нарочито даже не хотятъ пожертвовать нѣсколько копѣекъ, чтобы подать за нихъ на частицу или отслужить панихиду надъ ихъ прахомъ и т. п. Если бы насъ спросили, то и на счетъ вѣнковъ при похоронахъ, мы сказали бы, не обинуяся, во имя Христово, что несравненно было бы полезнѣе для душъ усопшихъ вмѣсто того, чтобы расточать деньги на эти вѣнки, употребить тѣ же деньги для раздачи нищимъ, чтобы они помолились за усопшихъ. Но если ужъ такъ принято, то хоть во дни молитвы и поминовенія о покойникахъ безусловно необходимо соединять съ вѣнками и цвѣтами и поминовеніе за нихъ на божественной литургіи, раздаяніе милостыни, и т. п. Иначе скажите, какая польза можетъ быть отъ этихъ вѣнковъ и цвѣтовъ усопшимъ? Правда, это тоже своего рода «память» по усопшихъ съ нашей стороны; но память невѣчная и сама по себѣ, безъ соединенія съ молитвою, какъ мы уже сказали, языческая, безполезная и потому безсмысленная. Неужели же намъ христіанамъ поступать, «яко же прочіи неимущіи упованія» (1 Солун. 4, 13)?
То же самое, конечно, надобно сказать и о тѣхъ памятникахъ, которые суетность заставляетъ насъ воздвигать надъ могилами нашихъ присныхъ и знаемыхъ. Придешь на иное кладбище: здѣсь мраморъ, тамъ бронза, тамъ камень, – все это какъ будто давитъ покойника подъ могильною насыпью, – и благо, если покойникъ этотъ заслужилъ еще, такъ или иначе, право на память потомства; по крайней мѣрѣ означенная бронза, мраморъ, камень и проч. служатъ указаніемъ на мѣсто его погребенія въ воспоминаніе родамъ грядущимъ. Можно согласиться и съ тѣми памятниками, которые ставятся на могилахъ родными, обладающими для того всѣми необходимыми средствами... Но вотъ гдѣ горе наше: сколько есть такихъ, которые теряютъ послѣднее, чтобы поставить памятникъ надъ могилою того или другаго роднаго человѣка, а не имѣютъ за что или не хотятъ помянутъ его, какъ слѣдуетъ, по-христіански молитвою и благотвореніемъ? И для кого ставятся эти памятники надъ подобными людьми? Развѣ не извѣстно всѣмъ и каждому, развѣ то не самая вѣрнѣйшая, непреложная истина, что могила дорога только для людей самихъ близкихъ: для дѣтей, для мужа, для жены? А дальше для кого? Ни для кого, въ особенности въ наше время, когда родственныя отношенія съуживаются все больше и больше до такихъ предѣловъ, что внуки уже не хотятъ знать дѣдушекъ и бабушекъ своихъ, а двоюродные братья и сестры едва считаются родными; видите ли, это кузины, а кузины за границею даже могутъ жениться одни на другихъ. Какъ же намъ не подражать Европѣ? И выходитъ отъ того, что не пройдетъ иногда десятковъ двухъ лѣтъ, какъ памятникъ, сооруженный съ самою крайнею заботливостію, разрушается, – вслѣдствіе чего между прочимъ наши кладбища, въ особенности провинціальныя, по большей части представляютъ такія развалины, при видѣ которыхъ душа невольно сжимается, и такъ и хочется сказать съ Соломономъ: «суета суетъ, всяческая суета...».
А между тѣмъ, повторяемъ, душамъ покойниковъ вовсе не то нужно, – не такая и не такая нужна имъ «вѣчная память»... «Что горькія умирающихъ глаголы, вопрошаетъ святая Церковь, яже вѣщаютъ, егда отходятъ»? И отъ лица усопшаго отвѣчаетъ: «братій разлучаюся, друговъ оставляю всѣхъ, камо убо иду, не вѣмъ; точію Богъ призвавый мя (вѣдаетъ). Но память творите о мнѣ съ пѣснію: Аллилуія» (Изъ чина погребенія священниковъ). Да, – усопшимъ нужна только память молитвенная, – и потому, чѣмъ тратиться на памятники, всего лучше тѣ же деньги вложить или прямо на поминъ души, «на вѣчное поминовоніе», или же пріобрѣсти для той же цѣли какую-либо необходимую вещь для церкви и т. п. Чудно бываетъ: смотришь, вокругъ иной кладбищенской церкви надгробные памятники стоятъ въ сотни и тысячи рублей, а сама церковь чуть не валится, тогда какъ денегъ, употребленныхъ на одинъ изъ этихъ памятниковъ было бы вполнѣ достаточно, чтобы не только исправить, но и благоукрасить ее совершенно... Покойникамъ нужны благотворенія, – и потому вмѣсто ненужныхъ расходовъ на мраморъ, бронзу или дорогой камень, лучше положить предназначаемыя на это деньги въ какое-либо подходящее учрежденіе, для раздачи процентовъ, въ память усопшихъ, нищимъ и т. д. Вотъ это будетъ настоящая «вѣчная память» по покойникахъ. Ибо все на свѣтѣ можетъ уничтожиться, разрушиться, а Церковь будетъ существовать до скончанія вѣка, а потому и молиться будетъ за всѣхъ нашихъ присныхъ и знаемыхъ во вѣки вѣковъ, до самаго послѣдняго пришествія Христова. А пока каждому изъ насъ достаточно и одного дубоваго креста на могилѣ. Доколѣ крестъ этотъ сгніетъ, успѣютъ умереть и всѣ тѣ, кому такъ или иначе дорога могила наша. А тамъ пусть Самъ Господь бережетъ ее, пока гласъ трубный не разбудитъ насъ купно съ другими на страшное судище Христово.
Есть и еще одинъ родъ памяти объ усопшихъ, практикуемый попреимуществу въ наше время и состоящій, какъ извѣстно, въ томъ, что умирающіе или вмѣсто ихъ другіе стараются записывать деньги на учрежденіе разнаго рода учебныхъ заведеній, стипендій и т. п. И это дѣло прекрасное. Чего же лучше и желать намъ какъ не свѣта науки въ особенности по отношенію къ молодому поколѣнію? Но съ этимъ вмѣстѣ нельзя не пожелать также и того, чтобы наши завѣщатели въ данныхъ обстоятельствахъ побольше заботились о духовно-нравственныхъ нуждахъ учащихся, а тѣмъ болѣе сами-то учащіеся въ заведеніяхъ, устроенныхъ въ память тѣхъ или другихъ покойниковъ или стипендіаты ихъ помнили своихъ благодѣтелей и молились за нихъ. А то мы знаемъ и такіе, напр., факты, да и кто не знаетъ ихъ, что стипендіаты, въ теченіи нѣсколькихъ лѣтъ пользующіеся извѣстною стипендіею, не находили нужнымъ явиться даже на погребеніе лица, на стипендію котораго содержались. Не говоримъ уже о томъ, сколь многіе не только не молятся за благодѣтелей этого рода, но нерѣдко не вѣдаютъ даже именъ ихъ. Можетъ быть, это очень современно. Но какая пользя отъ такихъ стипендій и стипендіатовъ можетъ быть для самихъ усопшихъ? Желающіе могутъ весьма легко отвѣтить на этотъ вопросъ, принявши во вниманіе все выше нами сказанное.
Хотѣлось бы сказать здѣсь еще нѣсколько словъ о такъ называемыхъ у насъ «поминкахъ» вообще. Но объ этомъ пусть говорятъ за нась другіе. «Къ сожалѣнію и это святое и спасительное дѣйствіе, какъ и многое, многое, перешло въ безжизненную обрядность; и это повело къ безпорядкамъ и злоупотребленіямъ, которые едва не совершенно затемняютъ смыслъ и значеніе церковнаго поминовенія»... Въ особенности это слѣдуетъ сказать о способѣ поминовенія, практикуемаго у насъ по вопросу о подаяніи нищимъ милостыни въ память усопшихъ». «У насъ это какъ-будто и дѣлается: на могилахъ, послѣ поминовенія усопшихъ, раздаются гроши и алтыны нищимъ. Но хоть бы кто-нибудь спросилъ себя: ужели эта грошовая милостыня что-нибудь значитъ, къ чему-нибудь послужитъ? Вѣдь помочь бѣдному значитъ дѣйствительно облегчить его нужды, дать ему средства хоть сколько-нибудь вырваться изъ тяжкаго положенія... А съ грошемъ и алтыномъ что онъ сдѣлаетъ? Отъ того-то между прочимъ и происходитъ, что наши нищіе, видя въ рукахъ своихъ только гроши да алтыны, и зная, что на нихъ ничего дѣльнаго не сдѣлаешь, и даютъ имъ употребленіе самое бездѣльное: съ могилъ всегда почти отправляются въ дома веселья, и ужъ кого и что поминаютъ они тамъ, пусть наведутъ объ этомъ справки сами алтыно-раздаятели».
«Въ прежнія времена, во дни поминовенія собирали хоть нищихъ въ дома, и дѣлали для нихъ обѣдъ, за которымъ прислуживали сами хозяева. Тутъ по-крайней мѣрѣ были въ основаніи слова Спасителя: «взалкахся, и дасте Ми ясти, возжадахся и напоисте Мене» (Мө. 25, 42)... Чѣмъ же мы замѣняемъ это»?
Обѣдами, да еще какими! «Спаситель нашъ вообще сказалъ о званныхъ обѣдахъ: «когда сдѣлаешь обѣдъ или ужинъ, не зови друзей твоихъ, ни братьевъ, ни родственниковъ твоихъ, ни сосѣдей богатыхъ, чтобы и они когда тебя не позвали, и не получилъ ты воздаянія. Но когда дѣлаешь пиръ, зови нищихъ, увѣчныхъ, слѣпыхъ, и блаженъ будешь, что они не могутъ воздать тебѣ; ибо воздастся тебѣ въ воскресеніе праведныхъ» (Лк. 14, 12-14). А тутъ пиръ во всемъ значеніи слова, изъ нѣсколькихъ десятковъ гостей... И все это ѣстъ, пьетъ, и если не веселится шумно, то и не задумывается о томъ, что два три часа назадъ проводили одного изъ своихъ на вѣчный покой, что душа его трепетная предстоитъ престолу Господню съ отчетомъ о дѣлахъ, словахъ и помыслахъ всей своей жизни! Пиръ въ тѣ самыя минуты, когда этой душѣ, можетъ быть, изрекается приговоръ осужденія... Пиръ въ то время, когда быть можетъ, она уже предчувствуетъ вѣчное отверженіе свое отъ Господа Бога, вѣчное общеніе съ духами тьмы, и отчаянная истощается въ безплодныхъ проклятіяхъ прожитой жизни», отъ которыхъ можетъ избавить ее одна только молитва наша и дѣйствительныя благотворенія въ память ея. «И это называется поминовеніемъ!... Вѣдь это чистѣйшее язычество; именно оно объяденіемъ и пьянствомъ поминало своихъ почившихъ и затѣмъ плясало на могилахъ ихъ... Спрашивается, чего тутъ больше, безсмыслія ли, пренебреженія ли къ уставу церковному объ истинномъ поминовеніи усопшихъ, или презрѣнія къ заповѣди Самаго Спасителя»?...
«И нужно жъ было, скажемъ словами почтеннѣйшаго автора, изъ котораго мы позаимствовали вышеприведенныя слова, нужно жъ было такъ опошлить, такъ постыдно уничижить святую и спасительную заповѣдь и заботливость Церкви объ участи умершихъ, изъ-за чего враги православія, по всей справедливости, самое поминовеніе наше называютъ остатками язычества!!!... О, какъ мы умѣемъ все исказить и изуродовать своими преступными злоупотребленіями! А изъ-за нихъ-то, изъ-за этихъ злоупотребленій хулится святая Церковь, ни во что ставятся ея спасительныя заповѣди»[1]. Это ли «вѣчная память».
Ко всему этому, всѣ ли изъ насъ знаютъ, какъ слѣдуетъ, для чего это св. Церковь всякій разъ, по кончинѣ усопшихъ, совершаетъ по нихъ колокольный звонъ, а также съ колокольнымъ звономъ сопровождаетъ ихъ и опускаетъ въ могилу, и потомъ такимъ же звономъ заканчиваетъ панихиды по нихъ? и т. д. Считаемъ нужнымъ тѣмъ болѣе предложить этотъ вопросъ, что даже нѣкоторые изъ священниковъ, съ которыми намъ прихолилось толковать по этому поводу, объясняютъ означенный звонъ на разные лады, но отъ самой-то истины и удаляются. Нечего и говорить, какъ далеко отъ истины то простонародное воззрѣніе на колокольный звонъ по усопшихъ, что этимъ будто бы звономъ облегчается восходъ души на небо, и т. п. Дѣйствительно этимъ облегчается восходъ души, но отнюдь не потому, чтобы душа усопшаго такъ или иначе могла подчиняться дѣйствію самаго звона. Съ разлученіемъ отъ тѣла у души теряется всякая власть пользоваться чувствами; какъ же она можетъ услышать звонъ-то, не имѣя ушей? А облегчается восходъ для души отъ земли на небо чрезъ звонъ церковный потому, что этимъ звономъ св. Церковь каждый разъ напоминаетъ всѣмъ, кто слышитъ этотъ звонъ, чтобы они помолились о душѣ усопшаго. Потому-то всѣ добрые христіане, услышавши, что звонятъ по покойникѣ, сейчасъ стараются прочесть за него «со святыми упокой»... или другую какую-либо молитву. Также должны мы всѣ поступать, слыша подобный звонъ, и во время провода покойниковъ въ могилу, и послѣ панихиды по усопшихъ и проч. Представьте себѣ, что вслѣдствіе этого звона все село или весь городъ помянетъ усопшихъ хоть однимъ вздохомъ предъ Богомъ. Что можетъ быть вожделѣняѣе и благоплоднѣе для нихъ? Но такъ ли мы всѣ поступаемъ въ этомъ случаѣ? Это вопросъ, требующій самаго серьезнаго размышленія... И не грѣшимъ ли мы тяжко предъ Богомъ, предъ Церковію, и предъ усопшими, поступая иначе? Это также вопросъ. Иначе, зачѣмъ же Церковь съ поконъ вѣку ввела звонъ по усопшихъ, и родные такъ заботятся подавать на позвонное?
Случалось намъ также слышать добрый совѣтъ, который считаемъ долгомъ предложить и своимъ читателямъ. Извѣстно, что люди умираютъ большею частію около полуночи. А потому, сели кто не спитъ до 12 часовъ ночи, или проснется около этого времени, пусть прочитаетъ: «со святыми упокой Господи». Этимъ несомнѣнно онь облегчитъ восходъ на небо не одной душѣ... А послѣ этого и о насъ кто-нибудь помолится... И будетъ такимъ образомъ всѣмъ и вся настоящая «вѣчная память» о Господѣ.
III.
Отъ кого еще можетъ желать «вѣчной памяти» усопшимъ святая Церковь, провозглашая эти слова при погребеніяхъ и на панихидахъ? Отъ кого же, какъ не отъ насъ, недостойныхъ ея представителей и служителей на землѣ. Да, собратія возлюбленные о Господѣ, много, очень много грѣховъ беремъ мы на себя по отношенію къ усопшимъ по своему нерадѣнію и по многимъ другимъ подобнымъ причинамъ. И что всего достойнѣе вниманія, грѣхи эти главнымъ образомъ и совершаются нами противъ «вѣчной памяти», которую сами же возглашаемъ покойникамъ.
И прежде всего, и паче всего грѣшимъ мы въ этомъ случаѣ, неаккуратно и безъ вниманія поминая усопшихъ, когда насъ просятъ объ этомъ ихъ родные и знаемые. Это бываетъ, когда мы напр. не прочитываемъ сполна поминальныхъ книгъ, подаваемыхъ на проскомидію, или и вовсе ихъ не читаемъ, когда на панихидахъ произносимъ имена по книжкамъ или записямъ скороговоркою, такъ что присутствующіе не въ состояніи разобрать, кого именно поминаютъ, или прочитываемъ ихъ небрежно, безъ всякаго чувства благоговѣнія и умиленія христіанскаго, и пр. и пр. Вообще нельзя не согласиться, что однимъ изъ ближайшихъ поводовъ къ жалобамъ на современныхъ, въ особенности молодыхъ, священниковъ служитъ то, что они какъ будто бы тяготятся поминальными книгами и записками, подаваемыми на литургію или на панихиду, и не только на панихидахъ, но и на проскомидіи поминаютъ, какъ попало, вопреки всѣмъ требованіямъ благоприличія и церковной дисциплины. Несомнѣнно, что въ жалобахъ этого рода бываетъ и не мало неправды, злонамѣренности, въ особенности со стороны враговъ православія, штундистовъ всякаго рода. Но все ли это неправда, – на это пусть отвѣтитъ совѣсть каждаго изъ насъ... И, если эта совѣсть скажетъ намъ, что мы хоть сколько-нибудь виновны въ данномъ дѣлѣ, то какую же отвѣтственность беремъ мы на себя предъ усопшими въ этомъ случаѣ?...
Тамъ они ждутъ, не дождутся молитвы за себя, можетъ быть, подобно евангельскому богачу, страдая во пламени адскомъ; ихъ родные или присные вспомнили наконецъ о нихъ; иные жертвуютъ послѣднее, чтобы помянуть отца или мать и др., – и мы по своему нерадѣнію, или по разсѣянности, или по непростительной поспѣшности, осмѣливаемся оставлять ихъ имена не помянутыми, въ то же время не брезгая однако, къ стыду своему, грошами, подаваемыми на поминовеніе. Можетъ ли быть что ужаснѣе, грѣховнѣе, отвратительнѣе?... И какое оправданіе мы можемъ представить противъ этого въ защиту себя?
Извѣстно, между прочимъ, что большинство священниковъ въ этомъ случаѣ ссылаются во-первыхъ на множество поминаній, подаваемыхъ на молитву, также на необходимость спѣшить съ обѣднею, чтобы не задерживать народа... А есть и такіе, которые просто говорятъ: «Господь знаетъ, за кого дано на поминанье, и потому, хотя бы я не помянулъ того или другаго лица по его имени, Господь Самъ, по всевѣдѣнію Своему, услышитъ молитву подавшаго и помянетъ Своею благостію того, за кого подано»... Къ тому же присовокупляютъ, что въ самой литургіи Василія Великаго есть прямое указаніе на то, что Господь дѣйствительно воспоминаетъ не только тѣхъ, кого мы поминаемъ поименно, но и тѣхъ, «ихже не помянухомъ забвеніемъ или множествомъ именъ, вѣдый коегождо домъ и потребу его, вѣдый коегождо отъ чрева матери его» и т. д. (Молитва во время пѣнія: «О тебѣ радуется»...).
Что сказать на это? По существу собственно и говорить бы не слѣдовало, потому что во всемъ, что говорятъ такъ, нѣтъ и доли правды, а одна только ложь и обманъ. Правда, и св. Василій Великій свидѣтельствуетъ, что могутъ быть такіе случаи, когда невозможно помянуть всѣхъ, за кого должно молиться, по причинѣ «множества именъ»... Но это говорится, очевидно, о случаяхъ исключительныхъ, когда множество именъ бываетъ дѣйствительно такое громадное, что и перечесть ихъ невозможно. Такъ могло бы быть, напр., если бы я задался мыслію помянуть на литургіи не только присныхъ и знаемыхъ, но и всѣхъ отъ вѣка, усопшихъ христіанъ, извѣстныхъ напр. по исторіи, или имена всѣхъ воиновъ, когда-либо убитыхъ на войнѣ, списки коихъ имѣются въ разныхъ полкахъ, и пр. и пр. Но развѣ можно съ этимъ сравнивать тѣ поминанья, которыя подаются намъ обыкновенно? Пусть ихъ будетъ сотня, пусть будетъ другая, хотя это бываетъ очень рѣдко, и притомъ только въ особыхъ привиллегированныхъ мѣстахъ, и въ особенные дни, – но ихъ все-таки можно прочитать; – и скажите, положа руку на сердце, что лучше въ этомъ случаѣ, задержать ли молящихся на полчаса или на часъ и два долѣе въ церкви, чѣмъ оставить покойниковъ безъ поминовенія? Иное дѣло, конечно, когда какая-либо нужда заставляетъ поспѣшить, напр., необходимость крестить умирающаго младенца, или напутствовать умирающаго... Но и въ такомъ случаѣ добрый священникъ найдетъ возможность честно выйти изъ затрудненія, отложивши непрочитанныя книжки на другой день, чтобы помянуть ихъ на ближайшей литургіи, и т. д.
Скажутъ: а что же дѣлать, когда отложить нельзя, когда богомольцы напр. пришли изъ далека и требуютъ своихъ книжекъ и записокъ обратно, чтобы вернуться домой? и т. д. И на это есть средство, и причемъ самое простое. Вѣдь богомольцы подобнаго рода, какъ мы уже замѣтили, особенно по приходскимъ церквамъ собираются невсегда, а только въ извѣстные, опредѣленные дни. Въ такомъ случаѣ, чтобы удовлетворить желающихъ, всего лучше пригласить на помощь два, три, четыре сосѣднихъ священника, поставить ихъ у жертвенника для содѣйствія въ изъятіи частицъ, или для служенія панихидъ, какъ это дѣлается обыкновенно въ нашихъ лаврахъ и другихъ большихъ обителяхъ, и дѣло будетъ сдѣлано, и совѣсть чиста...
Тѣмъ болѣе грѣшно оправдываться въ пропускѣ поминовеній «всевѣдѣніемъ Божіимъ». Если такъ, то не надобно вообще ни о комъ молиться. Богъ знаетъ, кому что надобно, пусть, значитъ, и помогаетъ нуждающимся... Но какой же христіанинъ можетъ согласиться съ подобною мыслію? И сама такая мысль, по существу своему, не есть ли мысль самая грѣховная и богопротивная? Правду, истину сказать, въ своей грѣшной головѣ мы никакъ не можемъ безусловно порѣшить, точно ли восходятъ ко Господу и достигаютъ своей цѣли молитвы и приношенія о тѣхъ, за кого подано на молитвѣ, но самыя молитвы не совершены священникомъ, особенно на проскомидіи, по тѣмъ или другимъ причинамъ? Вопросъ этотъ мы оставляемъ открытымъ, въ надеждѣ, что его рѣшатъ, какъ должно, люди болѣе компетентные. Но пусть будетъ и такъ; пусть въ числѣ «всѣхъ православныхъ христіанъ, и всѣхъ отъ вѣка усопшихъ отецъ и братій нашихъ», о коихъ мы должны молиться обязательно, Господь приметъ молитвы и за тѣхъ, кого мы не помянули, – мы то сами можемъ ли хоть сколько-нибудь оправдаться чрезъ это предъ Богомъ и своею совѣстію? Вѣдь никто же, какъ Самъ Господь Богъ въ лицѣ своей Церкви, заповѣдалъ намъ для пользы и спасенія усопшихъ поминать ихъ не только вообще, но и поименно, и этотъ способъ поминовенія, какъ извѣстно, также древній, какъ и сама св. вѣра и Церковь наша. Кто же далъ мнѣ право нарушать и разрушать то, что установлено святыми апостолами, содержится всею церковію и утверждено вѣками? Если гдѣ, то здѣсь въ особенности умѣстно вспомнить слова Господни: «проклятъ всякъ человѣкъ, творяй дѣло Божіе съ небреженіемъ» (Іер. 48, 10). Кто же изъ насъ не ужаснется, самъ, такъ сказать, на себя налагая печать проклятія и отверженія своею лѣностію и небреженіемъ.
Въ предѣлахъ Черниговской губерніи намъ пришлось слышать разсказъ, за вѣрность котораго мы не можемъ ручаться, но о которомъ не можемъ не упомянуть въ виду ближайшаго его отношенія къ разсматриваемому вопросу, по его нравственному значенію. Въ одной церкви, по смерти ея настоятеля, никакъ не могли держаться новые священники, и что всего ужаснѣе, они умирали тутъ же въ церкви, какъ только приступали къ св. жертвеннику для совершенія проскомидіи. Такъ умеръ внезапно одинъ священникъ, потомъ другой... Тогда одинъ старый, благочестивый священникъ рѣшился самъ поиспытать, что это такое? Приготовившись жъ службѣ молитвою, постомъ и покаяніемъ, онъ облачился къ литургіи, и какъ только приступилъ къ жертвеннику, глядь, – а тутъ у жертвенника стоитъ недавно умершій прежній настоятель церкви, весь черный, какъ уголь, окованный съ ногъ до головы цѣпями, съ ужасающимъ взоромъ. Выдержалъ старецъ Божій, по милости Господней, страшное зрѣлище, и на другой день снова сталъ служить литургію. Несчастный покойникъ опять тутъ же на лицо, и все указываетъ глазами на жертвенникъ. Догадался старецъ и, какъ заглянулъ подъ жертвенникъ, чуть не обмеръ отъ страха. Тамъ лежали цѣлыя тысячи поминальныхъ книжекъ и записокъ, очевидно, ни разу не прочитанныхъ. Тогда старецъ началъ тутъ же поминать записанныхъ, и по мѣрѣ того, какъ онъ прочитывалъ найденныя книжки и записки, лицо умершаго начало проясняться. На другой день старецъ снова служитъ и, продолжая прочитывать найденныя книжки и записки, видитъ, что и цѣпи съ находящагося здѣсь священника спадаютъ одна за другою... Наконецъ старецъ отслужилъ послѣднюю литургію, на которой дочиталъ послѣднія книжки и записки, и лицо покойника засіяло небеснымъ свѣтомъ. Онъ радостно поклонился старцу Божію въ знакъ братской благодарности и съ тѣхъ поръ никогда и никому не являлся болѣе.
Повторяемъ, при всемъ нашемъ желаніи, мы никакъ не могли узнать, гдѣ и когда это было. Но сколько самой ужасной правды въ этомъ разсказѣ? Сколько смысла и назиданія самаго глубокаго? Одно только можно сказать на это: имѣяй уши слышати, да слышитъ. И какъ не слышать?
IV.
То же самое нужно сказать и о «забвеніи», хотя оно также упоминается у св. Василія. Несомнѣнно, святитель разумѣетъ здѣсь забвеніе невольное, случайное, – хотя и о невольномъ забвеніи надо сказать, что его не могло бы быть, еслибы мы побольше употребляли въ этомъ случаѣ воли, чтобы не забыть, такъ что и здѣсь едва ли мы можемъ считать себя совершенно безвиновными и безотвѣтными. Затѣмъ, само собою понятно, и говорить нечего о забвеніи произвольномъ, нарочитомъ...
И сюда прежде всего мы должны отнести тотъ фактъ, который, признаемся, поражаетъ насъ до глубины души, и безъ сомнѣнія, долженъ поражать всякаго, что въ большинствѣ нашихъ храмовъ безусловно почти не имѣется помянниковъ священниковъ, служившихъ въ нихъ. Еще въ старые годы, когда приходы переходили, такъ сказать, по наслѣдству отъ одного родича къ другому, память о предшествовавшихъ священнослужителяхъ хранилась между ними, по обязанности родства. А теперь, когда на мѣсто умершихъ или выбывшихъ священнослужителей большею частію назначаются чужіе люди, все какъ-то забывается, такъ что только и остается благодарить отъ сердца святую Церковь нашу, что хоть она своимъ материнскимъ гласомъ молится «о всѣхъ служащихъ и служившихъ во всечестнѣмъ храмѣ семъ», и т. д.
А между тѣмъ не одинъ изъ нихъ, можетъ быть, въ свое время жертвовалъ послѣдними силами для устроенія или благоукрашенія того храма, въ которомъ мы служимъ, не одинъ всю душу свою, всѣ свои попеченія употреблялъ для сѣятбы, на той нивѣ Божіей, отъ плодовъ которой мы нынѣ питаемся, занимая бывшій приходъ его... Чѣмъ же мы можемъ возблагодарить таковымъ, чѣмъ помянемъ ихъ за ихъ любовь и подвиги, какъ не молитвою предъ тѣмъ же святымъ престоломъ, предъ которымъ и они нѣкогда служили во имя Господне. Потому-то и св. Апостолъ положительно повелѣваетъ: «поминайте наставники ваша; знайте настоятелей вашихъ о Господѣ» (Евр. 13,7. 1 Сол. 5, 12), и т. д. Нѣтъ сомнѣнія, что и наша смерть не за горами. Не сегодня такъ завтра, не чрезъ годъ, такъ чрезъ два, но чрезъ десять, такъ чрезъ тридцать, сорокъ, пятьдесятъ лѣтъ, а все-таки придется умереть непремѣнно. И принесутъ наше грѣшное тѣло, и положатъ его среди этого же храма, и какъ надъ всѣми, прежде насъ служившими здѣсь, святая Церковь возгласитъ отъ лица нашего: «мысленно молю, услыште, съ труды бо сія провѣщаю; васъ бо ради сотворихъ рыданіе сіе, негли имѣти кому къ пользѣ! Но егда пѣти сія имате, поминайте мя иногда знаемаго; многажды бо вкупѣ снидохомся и въ дому Божіемъ вкупѣ пояхомъ: аллилуіа»... Или еще: «воспоминаю вамъ, братіе мои, чада и друзи мои, не забывайте мя, егда молитеся ко Господу; молю, прошу и милися дѣю (усиленно прошу) навыкайте симъ въ память, и плачите мене день и нощь»... и т. д. (Изъ чина погребенія усопшихъ священниковъ). Что, если никто не обратитъ вниманія на этотъ трогательный вопль души нашей, какъ мы не услышали другихъ? Ужасно и подумать, – но Господь не всуе же самъ говоритъ: «въ нюже мѣру мѣрите, возмѣрится вамъ» (Мө. 7, 2). А это все равно, что налагать руки на самихъ себя, или что тоже, безусловно нерадѣть о своемъ спасеніи, поколику таковое тамъ, за предѣлами гроба, только и можетъ, быть достигаемо молитвою за насъ во имя «вѣчной памяти» предъ Господомъ о насъ со стороны живыхъ.
«Страшно, еже впасти въ руцѣ Бога живаго» (Евр. 10, 31), – и это тѣмъ непростительнѣе съ нашей стороны, что избѣжать грѣха такъ легко. Стоитъ только воспроизвести по памяти или по документамъ имена своихъ предшественниковъ, записать ихъ въ книгу, и молиться за нихъ, совершая такимъ образомъ настоящую «вѣчную память» о нихъ, чтобы затѣмъ и преемники наши молились о насъ, и т. д.
То же самое должны мы сказать и о поминовеніи другихъ лицъ, такъ или иначе близкихъ къ той церкви, въ которой Господь судилъ служить намъ, «создателей и благотворителей святаго храма сего». Не желаемъ сказать гдѣ, – но въ одномъ храмѣ намъ пришлось найти въ купѣ церковнаго хлама мѣдную дощечку, на которой съ одной стороны вырѣзаны были имена усопшихъ «объ упокоеніи», а на другой, послѣ указанія, въ какіе дни, по комъ служить божественную литургію и панихиды, въ заключеніе излагается такая трогательная молитва отъ лица покойниковъ, чтобы молились о нихъ, что читая ее, нельзя было не прослезиться горькими слезами. Отъ души жалѣемъ, что не удалось намъ списать этой молитвы. Замѣтимъ, что молитва эта была увѣковѣчена на мѣди отъ лица усопшихъ, бывшихъ нѣкогда лучшими благотворителями храма и благодѣтелями самаго причта, состоящаго при немъ, такъ какъ они пожертвовали для этого причта землю и пр. И такой документъ валялся въ хламѣ, и безъ сомнѣнія, не погибъ только случайно, потому что его всегда могли выбросить изъ церкви, какъ и забыли о немъ. Сколько же другихъ подобныхъ документовъ валяется въ подобномъ же хламѣ, или же и уничтожено на вѣки, – объ этомъ знаетъ только одинъ Господь всевѣдущій... И диво ли послѣ этого, что въ настоящее время все больше перестаютъ вѣрить въ эту «вѣчную память»; все меньше и меньше хотятъ давать на «вѣчный поминъ» покойниковъ. Въ мѣшкѣ шила не утаишь. Рано или поздо люди докапываются, что мы дѣлаемъ съ этими вѣчными поминовеніями, – и къ стыду нашему перестаютъ вѣрить намъ. Господи Боже мой, какую же сугубо страшную отвѣтственность беремъ мы на себя въ этомъ случаѣ, такимъ образомъ не только сами не молясь за усопшихъ, но и отталкивая отъ этой молитвы другихъ... Не постави намъ, Господи, во грѣхъ сего... Но какъ не поставить, когда мы сами сознательно, злонамѣренно согрѣшаемъ въ этомъ случаѣ?...
Не мѣшаетъ также напомнить нашей братіи о такъ называемыхъ «родительскихъ субботахъ» и другихъ дняхъ, спеціально назначаемыхъ церковію для поминовенія усопшихъ. Всѣ ли мы служимъ въ эти великіе и священные дни безусловно, обязательно? О, дай Господи, чтобы это было такъ. Иначе, зачѣмъ же церковь и назначила эти дни для моленія о всѣхъ, «которыхъ скрыла вода, которые погибли на войнѣ, поглощены землей во время землетрясенія, убиты убійцами и, сгорѣли въ пожарѣ», и всѣхъ, всѣхъ усопшихъ отъ вѣка, «гдѣ бы и какъ бы ни кончили они свою земную жизнь: въ морѣ ли, или на землѣ, или въ рѣкахъ, или въ озерахъ, или въ пустыняхъ сдѣлались добычею звѣрей, птицъ и пресмыкающихся, молніей пораженныхъ, замерзшихъ» и проч. и проч. (Изъ службы въ субботу предъ Пятидесятницей).
V.
Въ заключеніе же всего еще и еще, вмѣстѣ съ Церковію, пожелаемъ «вѣчной памяти» усопшимъ не отъ насъ только живущихъ на землѣ, не только отъ нашего недостоинства іерейскаго, но и отъ самаго Господа, Судіи и Спаса нашего. Правда Онъ Самъ говоритъ о своихъ послѣдователяхъ, что никогда не можетъ забыть ихъ. «Егда забудетъ жена отроча свое, еже не помиловати исчадія чрева своего? Аще же и забудетъ сихъ жена, но азъ не забуду тебе, глаголетъ Господь» (Ис. 49, 15) Но вмѣстѣ съ симъ Самъ же Господь нашъ Іисусъ Христосъ свидѣтельствуетъ, что могутъ быть и такіе случаи, когда Онъ, не взирая на безконечное милосердіе Свое, инымъ изъ усопшихъ, по Своему правосудію, долженъ будетъ изречь страшное, рѣшающее слово: «не вѣмъ васъ» (Мө. 25, 12, Лк. 13, 27)...
О, не дай, Господи, никому и никогда услышать это слово, но «во блаженномъ успеніи вѣчный покой подаждь, Господи, усопшимъ рабомъ твоимъ сродникомъ и ближнимъ нашимъ и всѣмъ отъ вѣка скончавшимся православнымъ христіанамъ, и сотвори имъ вѣчную память». Будемъ также, провозглашая «вѣчную память», просить этой памяти для усопшихъ со стороны Пречистой Матери Господа и святыхъ Его. Ибо если наша земная грѣшная молитва можетъ быть полезна для покойниковъ, то что же сказать о молитвенномъ ходатайствѣ Царицы неба и земли и святыхъ угодниковъ, яко старѣйшихъ членовъ въ дому Отца нашего небеснаго, а наипаче тѣхъ изъ нихъ, имена которыхъ наши присные носили, живя на землѣ. Кому же по преимуществу и ходатайствовать за насъ предъ Богомъ, какъ не нашимъ «святымъ ангеламъ», съ именами которыхъ мы переходимъ въ вѣчность и здѣсь остаемся на землѣ въ памяти Церкви? Потому то между прочимъ нельзя не пожалѣть, что у насъ только почти и принято поминать покойниковъ въ день ихъ кончины, а въ день ангела какъ будто забываютъ ихъ... Мы напротивъ думаемъ, что въ день ангела усопшаго надобно бы побольше молиться, въ томъ несомнѣнномъ убѣжденіи, что къ нашей недостойной молитвѣ присоединится еще въ этотъ день другая болѣе высшая и совершеннѣйшая молитва, и такимъ образомъ при сугубой молитвѣ съ нашей стороны и со стороны святаго ангела сугубая должна быть и польза усопшему. Будемъ просить «вѣчной памяти» усопшимъ и у ангеловъ хранителей ихъ, дабы они и по смерти не оставили хранимыхъ ими, и тамъ на небеси въ особенности предстательствовали о нихъ, какъ молитъ св. Церковь: «егда поставится престолъ и книги разгнутся, Ветхій деньми сядетъ, и судятся человѣцы, и ангели предстанутъ, и вси ужаснутся и вострепещутъ... Тогда твое человѣколюбіе покажи, святый ангеле, на усопшихъ отцахъ и братіяхъ нашихъ, и избави ихъ геенны, Христа умоляяй... и близь стани тогда ихъ тихъ и радостенъ, надеждою спасенія отъемляй ихъ страхъ» (Канонъ ангелу хранителю, пѣснь 8-я). А вмѣстѣ съ симъ будемъ молить Господа, Пречистую Дѣву и всѣхъ святыхъ ангеловъ и человѣковъ, дабы и мы, памятуя о своихъ покойникахъ, при помощи благодатнаго внушенія, руководства и наставленія свыше возглашали имъ «не словомъ и языкомъ, но дѣломъ и истинною» (1 Ін. 3, 18) «вѣчную памятъ» во вѣки вѣковъ.
«Вѣчная ваша память, достоблаженніи и приснопамятніи братіе наши» (Изъ чина погребенія мірскихъ человѣкъ). «Вѣчная память», аминь.
Протоіерей А. Ѳ. Хойнацкій.
«Руководство для сельскихъ пастырей». 1885. Т. 2. № 18. С. 1-15; № 19. С. 35-45.
[1] О церковномъ богослуженіи. Письма къ православному свящ. I. I. Бѣлюстина. С.-Петербургъ, 1882 г. стр. 239, 240.