Владиміръ Мироновичъ Греченко – Преображеніе Господа нашего Іисуса Христа.
Преображеніе Господа нашего Іисуса Христа есть одно изъ замѣчательнѣйшихъ событій въ земной жизни Его. Необыкновенное въ великомъ ряду чудесъ и знаменій, явленныхъ въ жизни Спасителемъ, оно тѣмъ болѣе замѣчательно, что представляетъ Божественнаго Искупителя нашего не въ зракѣ раба и состояніи уничиженія, Имъ добровольно принятыхъ, но въ видѣ прославленномъ, облеченнымъ тѣмъ величіемъ, которое Онъ имѣлъ прежде, нежели былъ міръ, но отъ котораго отказался, когда явился въ міръ.
Желая представить сіе событіе въ большей, сколько возможно, ясности и полнотѣ, мы обратимъ благоговѣйное вниманіе наше и читателей: 1) на обстоятельства, находящіяся въ связи съ симъ событіемъ; 2) на самое событіе и 3) потщимся изъяснить цѣль и значеніе его въ ряду знаменій и чудесъ, явленныхъ въ земной жизни Господомъ.
I.
Прошло уже болье двухъ лѣтъ{1} съ того времени, какъ Сынъ Божій вступилъ въ свое земное служеніе роду человѣческому. Почти вся Іудея видѣла дѣйствія и чудеса, Имъ совершаемыя; можетъ быть, не было града и веси, гдѣ бы неизвѣстенъ былъ великій Пророкъ галилейскій: но еще никто не признавалъ Его за обѣщаннаго Мессію. Простой народъ видѣлъ во Іисусѣ Христѣ только человѣка необыкновеннаго утверждалъ даже, что такого пророка еще никогда не было во Израили (Мѳ. IX. 33). Но дѣйствительно ли Учитель и Чудотворецъ галилейскій есть Мессія? Это былъ такой вопросъ, котораго не могъ рѣшить низшій классъ общества. Несовершенная ясность изображеній пророческихъ дѣлала ученіе о Мессіи доступнымъ только для немногихъ; а недальновидное и часто пристрастное изъясненіе пророчествъ были причиною того, что и самые законоучители оставались въ невѣдѣніи въ разсужденіи истины. Полагали, что пришествіе Мессіи должно быть предварено явленіемъ Иліи (Мѳ. XVII. 10; Мрк. VIII. 28; Лук. VI. 15 и IX. 8 и 9), имѣющаго помазать Его на царство{2}, Іереміи{3}, Исаіи{4} и многихъ другихъ пророковъ. Сообразно своему плотскому образу представленія, плодами пришествія Мессіи почитали чудесное собраніе разсѣянныхъ евреевъ въ Палестинѣ{5}, воскресеніе всѣхъ умершихъ іудеевъ и патріарховъ{6}, возстановленіе храма и царства Давидова{7}, постоянное плодоносіе, изобиліе благъ земныхъ и т п. Нѣкоторыя ясныя указанія св. книгъ на тѣ бѣдствія и гоненія, коимъ долженствовалъ подвергнуться явившійся Мессія, а вмѣстѣ нежеланіе отказаться отъ своихъ земныхъ видовъ были причиною различныхъ недоумѣній и разногласій между самими законниками касательно самаго лица Мессіи. Полагали, что обѣщанный Избавитель сначала точно долженъ понести нѣкоторыя кратковременныя бѣдствія и лишенія; но, препобѣдивъ ихъ, явится наконецъ въ величіи и славѣ. Другіе думали, что будетъ два Мессіи: одинъ страдающій и умирающій – изъ колѣна Ефремова, другой главный и торжествующій – потомокъ Давидовъ. Самаряне также ожидали своего великаго пророка, который, по ихъ мнѣнію, долженъ былъ пріити отъ колѣна Ефремова. И вообще, не смотря на безчисленные толки о признакахъ Мессіи, въ ученіи о семъ важномъ предметѣ не было надлежащаго единства и опредѣленности.
Сію темноту и сбивчивость понятій увеличивало несогласіе различныхъ сектъ, бывшихъ тогда въ Іудеѣ, и противоположность мнѣній и правилъ, которымъ слѣдовали они въ своихъ сужденіяхъ о вѣрѣ и нравственности. Фарисеи, надмѣнные своею святостію и силою, какую имѣли въ синедріонѣ и народѣ{8}, почитали невозможнымъ, чтобы воцареніе Мессіи могло совершиться безъ ихъ участія. Другія секты іудейскія: саддукеи, ессеи и иродіане, приписывая себѣ особыя совершенства, также думали, что они, а не другой кто, будутъ имѣть преимущественное участіе въ благоволеніи будущаго царя Израилева. И каждая изъ этихъ сектъ, имѣя большее или меньшее вліяніе, старалась распространить свой образъ понятій въ народѣ, и, сообразно своимъ видамъ, давали всему такое или другое объясненіе. Все это вмѣстѣ обрязовало нѣкоторый хаосъ понятій, вѣрованій и желаній, въ которомъ и людямъ, болье образованнымъ, весьма трудно было узнать и отличить истину, тѣмъ болѣе быть увѣрену въ достовѣрности ея.
Посему-то когда слухъ о явленіи Спасителя разнесся по Іудеѣ, волнующіеся умы всѣхъ обратились къ Нему: фарисеи и саддукеи, одни за другими, отправляли различнаго рода посольства (Іоан. I. 24), требовали отъ Него свидѣтельствъ Его божественности (Мѳ. XII. 38; Мр. VIII. 11), испытывали мудрость, но болѣе всего старались узнать мысли и намѣренія Спасителя, и, получая отвѣты болѣе или менѣе неблагопріятные для нихъ и непрямые и рѣшительные, предоставляли времени изъяснить болѣе истинныя свойства явившагося Пророка и отношенія, въ которыхъ они должны поставить себя къ Нему. И симъ то, конечно, недоумѣніемъ должно изъяснять ту нерѣшительность и медленіе, съ какими сначала дѣйствовали фарисеи и другія высшія лица общества по отношенію къ Іисусу Христу.
Въ послѣдствіи времени свойства и дѣйствія божественнаго Посланника сдѣлались гораздо яснѣе; но вмѣстѣ оказались для большей части ожиданій неблагопріятствующими. Мессія, проповѣдующій нищету и самоотверженіе, не имѣющій самъ гдѣ главу подклонить и обѣщающій послѣдователямъ своимъ какое то невидимое, духовное царство (Лук. XVII. 20; Іоан. XVIII. 26) нещадящій фарисеевъ и первосвященниковъ, ставящій ни во что ихъ правду и святость, повелѣвающій платить дань кесарю, думающій основать свое царство безъ помощи синедріона и даже безъ его участія (Мѳ. XXI. 24 и 26); – такой Мессія не могъ нравиться развращеннымъ властямъ и начальникамъ народа іудейскаго, оскорблялъ гордость думавшихъ быть вождями народа, поступалъ не такъ, какъ бы желалось того политическимъ, волновавшимъ тогда Іудею{9}, партіямъ, и обнаруживалъ намѣренія, вовсе несообразныя съ видами людей плотскихъ и чувственныхъ. Тогда прежнее недоумѣніе замѣнила ненависть, а зложеланіе изобрѣло и употребило всѣ средства, дабы погубить явившагося обличителя. Дѣйствуя здѣсь, какъ и всегда, искусно и хитро, фарисеи и книжники, не употребляя вдругъ мѣръ явныхъ и насильственныхъ, сначала обратили вниманіе на то, чтобы унизить и очернить явившагося Учителя въ общественномъ мнѣніи: разсуждали о томъ, что изъ Галлилеи и обыкновенный пророкъ не приходитъ; какъ бы недоумѣвая вопрошали: можетъ ли что добро быть отъ Назарета (Марк. VI. 2 и 3)? Старались найти противорѣчіе въ ученіи Спасителя и уловить Его словами; говорили, что Онъ другъ грѣшникамъ и мытарямъ (Мѳ. IX. 11 и XI. 19), не соблюдаетъ обрядовъ и потому врагъ закона и преданій. Такой человѣкъ если и производилъ чудеса, то, по ихъ мнѣнію, не иначе, какъ дѣйствіемъ веельзевула (Мѳ. IX. 34 и XII. 24), называя Себя равнымъ Богу и Сыномъ Божіимъ, Онъ достоинъ быть побитъ камнями. Тщетно некоторые, можетъ быть, по искреннему желанію открыть истину, предлагали отдать дѣло на рѣшеніе синедріона (Іоан. VII. 25 и слѣд.). Клеветники, не надѣясь, вѣроятно, еще на силу своихъ обвиненій и боясь быть обличенными и посрамленными, уклонялись отъ законнаго суда, дѣйствовали тайно, но тѣмъ не менѣе коварно и вредоносно.
Конечно, не все достигало своей цѣли и не всѣ замыслы клеветниковъ имѣли успѣхъ. Слава чудесъ, равно проповѣдь и самаго Спасителя и Его учениковъ, обошедшихъ всѣ города царства израильскаго, обратили къ Спасителю большую часть народа (Мѳ. IV. 24; Мрк. VI. 54 и 55; Лук. V. 15) и доставили Ему любовь благонамѣренныхъ людей всѣхъ состояній (Іоан. XII. 42): тѣмъ не менѣе и обвиненія клеветниковъ не оставались безъ дѣйствія. Пользуясь несовершенною опредѣленностію мнѣнія объ истинномъ достоинствѣ лица Спасителя, они поддерживали сомнѣнія и увеличивали подозрѣнія въ разсужденіи святости и безукоризненности поступковъ Его и дѣлали то, что если одни говорили о Немъ, что Онъ добръ; то другіе утверждали, что Онъ льститъ и обманываетъ народъ (Іоан. VII. 12). Вообще въ концѣ третьяго года и вмѣстѣ около времени преображенія Спасителя, клеветы и гоненія враговъ Его чрезвычайно увеличились, такъ что Іудея, гдѣ фарисеи и книжники особенно были сильны, не представляла уже безопаснаго поприща для проповѣди; почему оставляя предѣлы ея, Іисусъ Христосъ большую часть времени проводилъ въ Галлилеѣ (Map. VII. 51; VI. 53; V. 1; IV. 1; VIII. 11).
Такимъ образомъ, по самому теченію обстоятельствъ, предшествовавшихъ событію на Ѳаворѣ, необходимо было нѣкоторое особенное чудо, которое бы ясно доказывало правоту и святость поступковъ Спасителя, которымъ бы утверждено было Его Божественное достоинство, а вмѣстѣ съ тѣмъ разрѣшено сомнѣніе недоумѣвающихъ и обличено нечестіе и клеветы враговъ.
Того же требовало, съ другой стороны, состояніе людей благорасположенныхъ къ Спасителю, и особенно состояніе его учениковъ. При указанномъ разногласіи мнѣній о признакахъ Мессіи и всеобщемъ недоумѣніи о лицѣ Спасителя, неудивительно, что и тѣ даже, которые имѣли болѣе случаевъ узнать Его и справедливѣе оцѣнивали поступки, не признавали однако Іисуса Христа тѣмъ, кѣмъ должно было признать Его. Иные почитали Его однимъ изъ пророковъ (Іоан. IX. 17), имѣющихъ воскреснуть предъ пришествіемъ Мессіи (Мѳ. XVI. 4 и Іоан. VII. 40 и 41). Другіе хотя и называли Мессіею, но, согласно тогдашнему чувственному образу представленій, думали, что Онъ будетъ царь земной (Мѳ. XX. 21) и ожидали отъ Него чувственныхъ благъ и выгодъ (Мѳ. XIX. 27). Нѣкоторые даже, думая, что Спаситель только по смиренію своему отлагаетъ торжественное воцареніе на престолѣ Давидовъ, намѣревались ускорить время совершенія сего событія и, хотя противъ Его воли, объявить царемъ іудейскимъ. Чтобы удалить такое дѣйствіе, несообразное ни съ собственными намѣреніями, ни съ цѣлію своего Божественнаго посольства, Спаситель неоднократно говорилъ ученикамъ о предстоящей Ему смерти и мученіяхъ (Мѳ. XVII. 22; Мрк. IX. 31; Лук. IX. 22), вразумлялъ, что царство Его не отъ міра сего (Лук. XVII. 21 и XXII. 25), что оно состоитъ въ поклоненіи Богу духомъ и истиною, въ чистотѣ отъ грѣха и проч. Съ продолженіемъ времени, когда слова ученія Іисуса Христа привлекли къ Нему весьма многихъ, Спаситель, не желая подать случая къ какому-либо возмутительному дѣйствію, и дабы удалить всякое подозрѣніе касательно видовъ на царство земное, съ намѣреніемъ не оставался нигдѣ долгое время и тотчасъ, когда вокругъ Него собиралось много народа, переходилъ съ одного мѣста на другое. Такъ во время, весьма близкое къ событію Ѳаворскому, Спаситель изъ Капернаума, гдѣ Его окружало великое множество больныхъ, удаляется въ предѣлы галлилейскіе, оттуда, тотчасъ по исцѣленіи дочери одной язычницы, отходитъ на другую сторону озера галлилейскаго въ предѣлы десятоградія. Здѣсь, когда слухъ о чудесахъ Его собралъ множество народа, Онъ, по насыщеніи четырехъ тысячъ человѣкъ нѣсколькими хлѣбами и рыбами, отправляется въ предѣлы магдалинскіе и т. д. (Мѳ. XV. 21, 29, 39; Мрк. VII. 1-30).
Но ни это явное желаніе избѣжать всякой мірской славы и владычества, ни другіе ясные намеки и указанія не могли утвердить учениковъ Его въ истинномъ понятіи о царствіи Сына Божія (Мѳ. XX. 21); ученики болѣе согласны были вѣрить, что они не разумѣютъ истиннаго значенія словъ своего Учителя, нежели видѣть въ нихъ указанія на ожидающія его страданія и смерть (Лук. IX. 45; Мрк. IX. 10). Особенно ясно это выразилось въ разговорѣ, бывшемъ почти предъ самымъ преображеніемъ. На вопросъ Спасителя: за кого почитаютъ Его ученики? – Апостолъ Петръ съ живостію отвѣчалъ: Ты ecи Христосъ Сынъ Бога живаго (Мѳ. XVI. 16; Мрк. VIII. 29; Лук. IX. 20). Но когда тотчасъ же послѣ сего услышалъ предсказаніе о томъ, что должно совершиться съ Учителемъ ихъ въ Іерусалимѣ; то, при всемъ своемъ уваженіи къ Учителю, осмѣлился усумниться въ истинѣ словъ Его и даже отвергать оныя. Такъ царство и смерть Сына Божія казались имъ несовмѣстимыми и такъ неясно было понятіе о семъ предметѣ даже у первѣйшаго изъ апостоловъ!
Чего же слѣдовало ожидать, если бы такой порядокъ вещей еще продолжался? Недоумѣнія и сомнѣнія, колеблющія народъ и вообще всѣхъ знавшихъ Спасителя, увеличивающіяся клеветы и злоухищренія враговъ, долженствующія пріобрѣтать большее и большее вліяніе и на самое мнѣніе народа, и вмѣстѣ нетвердость Его послѣдователей и самыхъ учениковъ, неясныя и даже ошибочныя или неправильныя понятія объ истинномъ достоинствѣ и свойствахъ Божественнаго ихъ Учителя, – какая необходимость дѣйствовать и дѣйствовать болѣе явно и рѣшительно! Прибавимъ къ этому, что Спаситель, не смотря на то, что дѣйствовалъ всегда истинно и благодѣтельно для всѣхъ, самою прямотою и искренностію своихъ обличеній могъ безпокоить нечистыя совѣсти многихъ; что враги Его фарисеи и книжники, при всей неправотѣ и беззаконности поступковъ своихъ, умѣли однако весьма искусно прикрывать себя личиною святости (Мѳ. XXIII. 13-29; Лук. XI. 42 и слѣд.), какъ учители и истолкователи закона управляли мнѣніемъ общественнымъ и по своей силѣ и знатности имѣли приверженцевъ во всѣхъ сословіяхъ (Іоан. VII. 46); и тогда сдѣлается понятнымъ, въ какихъ затруднительныхъ обстоятельствахъ находилось теперь дѣло проповѣди и земнаго служенія Спасителя!
Враги Іисуса Христа, усиливая подозрѣніе и невѣріе въ народѣ къ Нему поношеніями и клеветами, могли имѣть вредное вліяніе и на самыхъ учениковъ; а при той нетвердости и неопредѣленности мыслей послѣднихъ (учениковъ) гдѣ могла быть преграда, которую можно было бы противопоставить усиливающемуся подозрѣнію и невѣрію? А между тѣмъ приближалось время, когда самому Спасителю надлежало дѣйствовать болѣе рѣшительно, открывая въ себѣ Сына Божія и истиннаго Мессію (Мѳ. XVII. 22; Мрк. IX. 31; Лук. IX. 44), вмѣстѣ пріуготовить учениковъ къ страданіямъ и смерти, ожидающимъ Его. То и другое, по салому свойству своему, сколько могло питать вѣру, столько же, и еще болѣе способно было подать поводъ къ соблазну и претыканію для невѣрующихъ. Правда, Спасителя окружаютъ ученики, преданные Ему, – народъ, изъявляющій, по-видимому, любовь къ Нему и приверженность; но пройдетъ еще нѣсколько времени, и Сынъ человѣческій преданъ будетъ на пропятіе. Народъ, столько разъ Имъ облагодѣтельствованный, принимающій Его теперь съ радостію и восхищеніемъ, окружитъ Его тогда воплями ненависти и смерти; гордо подниметъ главу свою клевета и ненависть, увѣнчанныя мнимымъ успѣхомъ; ученики оставятъ своего Учителя; самые избранные поколеблются и будутъ отрекаться отъ Него! И что будетъ потомъ? На чемъ утвердится увѣренность, что Онъ есть истинный Мессія, что Онъ страдаетъ по своей волѣ и для блага людей? Гдѣ утвердится средоточіе, къ которому могли бы собраться оставшіеся послѣдователи Его? Самое воскресеніе, долженствующее торжественнымъ образомъ подтвердить истину словъ и божественное достоинстве Его, найдетъ ли вѣру среди всеобщаго недоумѣнія и невѣрія? Теперь то нужно было утвердить эту вѣру, долженствующую принесть нѣкогда плоды столь вожделѣнные и благотворные для человѣчества; теперь необходимо сдѣлать несомнѣннымъ для учениковъ все, чему Онъ училъ и будетъ учить ихъ; теперь слѣдуетъ пріуготовить ихъ къ мужественному перенесенію соблазновъ и ужасовъ, которые ожидаютъ ихъ впереди. Но какъ могло быть совершено все это? Самое ясное и торжественное объявленіе, что Онъ есть истинный Мессія, при всеобщемъ волненіи умовъ и той незрѣлости понятій, въ какой находились всѣ окружавшіе Его, едва ли бы произвело дѣйствіе благопріятное и соотвѣтственное обстоятельствамъ дѣла и времени. Не будучи понято надлежащимъ образомъ, на иныхъ, можетъ быть, оно вовсе непроизвело бы никакого дѣйствія, какъ нѣчго маловразумительное и невозможное къ приведенію въ исполненіе, для другихъ оно могло бы послужить поводомъ къ дѣйствіямъ противозаконнымъ и къ нарушенію общественной тишины и спокойствія и, возбудивъ подозрѣніе римскаго правительства{10}, придало бы силу клеветаиъ и поношеніямъ враговъ. Такимъ образомъ, вмѣсто противодѣйствія злу, увеличились бы только неблаговременныя и несправедливыя гоненія какъ на самаго Спасителя, такъ и на Его послѣдователей. Представимъ даже, что всѣ эти трудности были бы счаслнво препобѣждены и всѣ признали Іисуса Христа истиннымъ Мессіею, являлось новымъ, неразрѣшимымъ недоумѣніемъ то: какимъ образомъ совершились бы тогда страданія и смерть Спасителя, которыя, по планамъ Божественнаго Промысла, надлежало Ему исполнить? И при всемъ этомъ нужно же было поставить преграду увеличивающейся клеветѣ и поношеніямъ враговъ; иначе ученіе и проповѣдь Спасителя долженствовали бы остаться безплодными и не имѣть никакого успѣха.
Стеченіе затрудненій подлинно неразрѣшимое и для ума человѣческаго не представлявшее никакихъ средствъ и способовъ препобѣдить оныя? Но для Божественнаго Посланника не могло быть непобѣдимыхъ преградъ. И здѣсь, какъ и всегда, предавая себя въ волю Отца своего Небеснаго, Спаситель въ ней одной искалъ средствъ и указаній къ совершенію своего земнаго служенія, и, конечно, вѣдая о томъ, что должно было совершиться, Онъ съ учениками направилъ путь изъ предѣловъ Кесеаріи къ Ѳавору.
II.
Немалое разстояніе между Кессаріею Филипповою, гдѣ Спаситель находился не за долго до преображенія своего, и Ѳаворомъ довольно замедлило путешествіе Его. Евангелисты Матѳей и Маркъ говорятъ, что преображеніе было спустя шесть дней послѣ послѣдней проповѣди Спасителя, въ которой Онъ предсказалъ ученикамъ своимъ, что нѣкоторые изъ нихъ прежде смерти своей узрятъ пришествіе царствія Божія въ славѣ (Мѳ. XVII. 1. Марк. IX. 2) Еванг. Лука увеличиваетъ это время двумя днями (Лук. IX. 28). Разнорѣчіе само по себѣ неважное и весьма удобно изъясняемое тѣмъ, что первые два евангелиста считаютъ только время, протекшее между днемъ, когда была говорена послѣдняя проповѣдь, и днемъ, когда совершилось самое преображеніе, а послѣдній евангелистъ прибавляетъ и сіи два дня{11}. Обращая вниманіе на то, что у іудеевъ восьмью днями обыкновенно называется время, протекшее отъ одной субботы до другой{12}, а равно и на выраженіе ев. Луки: бысть яко осьмь дній, показывающее болѣе приблизительную мѣру времени, нежели точные его предѣлы, можно сказать съ достовѣрностію, что настоящее путешествіе Спасителя продолжалось около шести полныхъ дней.
На пути Спаситель, вѣроятно, исцѣлялъ встрѣчавшихся больныхъ и бесѣдовалъ съ учениками, хотя евангелисты ничего и не упоминаютъ о событіяхъ на пути.
Къ концу шестаго дня путники приблизились къ подошвѣ Ѳавора. Эта гора, прославленная еще побѣдою Барака (Кн. Судей XII. 14-16) занимаетъ сѣверовосточную оконечность прекрасной долины ездрелонской и находится почти въ равномъ разстояніи къ западу отъ Назарета и къ югу отъ Наина.
Путешественники описываютъ Ѳаворъ одною изъ великолѣпнѣйшихъ и красивѣйшихъ горъ. Отдѣляясь нѣсколько отъ гряды холмовъ, его окружающихъ, онъ величественно поднимаетъ къ небесамъ свою коническую вершину, съ которой открываются обширные виды во всѣ стороны{13}. На самой вершинъ его находится площадка, величиною около двухъ верстъ въ окружности, представляющая весьма удобное мѣсто для молитвы и уединенія и ничѣмъ земнымъ невозмущаемыхъ размышленій. Сюда то, вѣроятно, удалился Спаситель на молитву, долженствовавшую сопровождаться столь необыкновенными и великими послѣдствіями.
Свидѣтелями своего славнаго преображенія Іисусь Христось избираетъ только трехъ изъ своихъ учениковъ. Петра, Іакова и Іоанна. Этого требовали и важность событія Ѳаворскаго и самыя обстоятельства, при которыхъ оно совершилось. Мы замѣтили прежде, что торжественно объявить Спасителю себя Сыномъ Божіимъ и истиннымъ Мессіею, при настоящемъ расположеніи умовъ, было еще не время; почему сіе должно было сохраняться пока въ тайнѣ. Но сколько представлялось бы затрудненій, если бы всѣ ученики Спасителя были свидѣтелями необычайнаго Его прославленія! Очень можно было опасаться, что при всѣхъ запрещеніяхъ, усердіе ихъ не за медлило бы воспользоваться симъ случаемъ къ ниспроверженію клеветы и поношеній, кои такъ часто воздвигались на Іисуса Христа. И чѣмъ болѣе было бы свидѣтелей тайны, тѣмъ скорѣе предстояла возможность содѣлаться ей открытою. Важность дѣйствія требовала также въ свидѣтеляхъ особенной чистоты и возвышенности духа, составляющихъ обыкновенно принадлежность только немногихъ. Зрѣлище Спасителя, облеченнаго Божественною славою, бесѣдующаго съ небожителями и пріемлющаго свидѣтельствующій гласъ самаго Бога Отца (Мѳ. XVII. 1-6; Мрк. IX. 3-6; Лук. IX. 29-30), такое зрѣлище могло быть созерцаемо только живою и истинною вѣрою, принято мужественною и терпѣливою надеждою и постигнуто чистою и возвышенною любовію, которая одна обладаетъ высокимъ даромъ Боговидѣнія. И вотъ Петръ, Іаковъ и Іоаннъ, представители сихъ трехъ добродѣтелей и совершенствъ христіанскихъ{14}, возводятся на гору Господомъ Іисусомъ. Прочіе ученики, по замѣчанію самаго Спасителя, неспособные еще къ ношенію многаго (Іоан. XVI. 12), оставались и съ Іудою, который явно недостоинъ былъ созерцать Божественную славу Спасителя, но не могъ быть оставленъ и одинъ, чтобы онъ не выразилъ жалобы на явное пренебреженіе.
Какъ самое избраніе трехъ только достойнѣйшихъ свидѣтелей, такъ и другія обстоятельства преображенія Господня показываютъ, что Іисусъ Христосъ зналъ, что должно было совершиться на горъ Ѳаворѣ. По этому надобно думать, что впродолженіе шести дней пути умъ и сердце учениковъ были пріуготовляемы къ великому чуду Ѳаворскому, хоть объ этомъ и нѣтъ свидѣтельства у евангелистовъ. Но возшествіи на вершину Ѳавора, уединеніе, тишина и самое мѣсто благопріятствовали къ тому-же; и бесѣда, которою, конечно, Спаситель занимался на Ѳаворѣ предъ своею молитвою, безъ сомнѣнія, начатая тѣмъ, что по тогдашнимъ обстоятельствамъ было ближе и къ ученикамъ и къ самому Спасителю, постепенно сама собою должна была содѣлаться болѣе глубокою и важною; мысли и сердца бесѣдующихъ, естественно возносясь къ волѣ и указаніямъ Отца Небеснаго, дали видъ самой бесѣдъ болѣе возвышенный и величественный и изъ простаго разговора обратили ее въ благоговѣйное и молитвенное изліяніе души. Тогда началась молитва по своему дѣйствію и слѣдствіямъ безпримѣрная въ мірѣ, молитва, во время которой Божественная слава Спасителя, столь долго сокрываемая, долженствовала явиться внѣ, и, проникая тѣлесный составъ Богочеловѣка, содѣлаться видимою и, такъ сказать, осязаемою. Начатая, вѣроятно, одновременно съ учениками – свидѣтелями, она продолжается въ послѣдствіи однимъ Спасителемъ (Лук. IX. 42), какъ бы въ знаменіе того, что ничто земное неспособно взойти на такую высоту.
Мы замѣтили прежде, что главный предметъ, долженствовавшій занимать Спасителя въ предшествовавшее сему время, былъ – недоумѣніе окружавшихъ Его объ истинномъ достоинствѣ Его лица и вмѣстѣ необходимость разрѣшить эти недоумѣнія. Послѣдствія показываютъ, что тоже почти самое составляло и главный предметъ настоящей молитвы. Въ уединеніи отъ всего земнаго, среди безмолвія и тишины, душа Богочеловѣка, сообразно предшествовавшимъ размышленіямъ, входя въ глубину таинственнаго своего бытія и назначенія на землѣ, должна была, естественно, срѣтиться здѣсь съ произволеніемъ Отца Небеснаго; мало этого, должна была взойти до высочайшаго единенія съ Богомъ Отцемъ. И это единеніе произвело то дѣйствіе, котораго само собою должно было ожидать, – обнаружило вовнѣ сокровенную славу и величіе Спасителя. Посему, какъ молитва Сына нѣкоторымъ образомъ раскрыла силу и славу Огчу, такъ слава Отча, открытая и сдѣлавшаяся здѣсь явною, чрезъ дѣйствіе и силу молитвы Сыновней, сама взаимно открыла и указала другимъ силу и славу Сына.
Тайна высокая, принадлежащая къ области тѣхъ истинъ, которыя сдѣлаются болѣе понятными въ жизни будущей, когда блаженные будутъ познавать Бога не зерцаломъ въ гаданіи, но зрѣть Его лицемъ къ лицу (I Кор. XIII. 12)
Истинная молитва, очищая всѣ силы духа и направляя ихъ въ горняя, нерѣдко и въ людяхъ производитъ нѣкоторую дивную перемѣну и, такъ сказать, преображеніе изъ вида и состоянія худшаго въ состояніе лучшее и совершеннѣйшее. Въ Богочеловѣкѣ, непричастномъ и чуждомъ всякія скверны и нечистоты, молитва послужила только къ раскрытію и обнарушенію той Божественной славы, которою преизобильно исполнены всѣ силы Его духа Жизнеописанія святыхъ показываютъ, что многіе изъ нихъ во время молитвеннаго собесѣдованія съ Богомъ были окружены нѣкимъ высшимъ свѣтомъ и принимали видъ прославленный{15}; и это чудо; конечно, происходило отъ соединенія ихъ духа съ силою Божіею. Въ Спасителѣ, который заключалъ всю полноту Божества самъ въ себѣ, этотъ свѣтъ и это сіяніе были естественнымъ проявленіемъ сверхъ естественной Божественной Его природы; и только непрестаннымъ чудомъ поддерживалось то состояніе рабства и уничиженія, по которому Сынъ Божій являлся сыномъ человѣческимъ. Теперь Онъ является тѣмъ, чѣмъ былъ на самомъ дѣлѣ и озаряется свѣтомъ, не какъ люди, чуждымъ, но какъ Богъ сіяетъ собственною славою.
Лице, ближайшій проводникъ и свидѣтель внутреннихъ измѣненій душевныхъ, являетъ и теперь первые слѣды необыкновеннаго состоянія души Богочеловѣка. И бысть егда моляшеся, говорить евангелистъ, видѣніе лица Eго ино (Лук. IX. 29): оно просвѣтилось и вмѣстѣ со всѣмъ тѣломъ возсіяло какъ солнце. Самая одежда, озаренная этимъ свѣтомъ, убѣдилась подобно снѣгу и явилась блестящею: и одѣяніе Его бѣло и ризы Его бѣша блещащася, бѣлы зѣло яко снѣгъ, яцѣхъ же не можетъ бѣлильникъ убѣлити на землѣ (Мѳ. XVII, 2; Мрк. IX, 3; Лук. IX, 29). Нѣтъ сомнѣнія, что это же явленіе силы и славы, произведшія дѣйствія столь удивительныя во всемъ Его окружавшемъ, постепенно усиливаясь открылись въ слѣдствіяхъ гораздо отдаленнѣйшихъ: вскорѣ предстали предъ Господомъ свидѣтели изъ міра высшаго: явистася Моѵсей и Илья, съ Нимъ глаголюща (Мѳ. XII, 3).
Между тѣмъ какъ все существо Богочеловѣка являлось на высотѣ величія и славы, ученики Его представляли собою разительную противоположность, безсиліе и слабость человѣческой природы. Не могши слѣдовать за возвышенною молитвою своего учителя, они покорились владычеству плоти и уснули: бяху отягчени сномъ (Лук. IX. 32). Таковъ вообще человѣкъ! Мало способный къ дѣятельности сильной и продолжительной, онъ предъ событіями необычайными, требующими особеннаго напряженія силъ и дѣятельности духа, большею частію находится въ нѣкоторомъ оцѣпененіи и почиваетъ, когда преимущественно предстоитъ необходимость бодрствовать и мужаться.
Необыкновенная сила и чудесность явленія, происходившаго вблизи, будучи причиною измѣненія даже въ вещахъ неодушевленныхъ, не могла не имѣть вліянія и на самый сонъ учениковъ. Разговоръ съ Спасителемъ Моѵсея и Иліи, сотрясая чувства спавшихъ, способствовалъ скорѣйшему ихъ пробужденію, и сонъ уступилъ мѣсто явленію, которое, по своей необычайности, могло представиться удивительнѣе всякаго сновидѣнія. Первое, что должно было поразить взоръ пробудившихся апостоловъ, это ихъ Учитель, окруженный отвсюду необычайнымъ свѣтомъ и сіяніемъ. Свѣтъ сей, своими дѣйствіями превосходившій все, что могутъ представить подобныя явленія природы, давалъ уже возможность предположить ученикамъ чудесное начало и причину дѣйствія, ими созерцаемаго. Дальнѣйшее наблюденіе подтверждало ихъ предположеніе. Въ области свѣта и сіянія, объявшаго Спасителя, ученики узрѣли двухъ мужей, бесѣдовавшихъ съ Учителемъ ихъ. Видъ сихъ мужей, одежда, нѣкоторые внѣшніе даже признаки долженствовали напомнить апостоламъ нѣчто знакомое; разговоръ, въ которомъ, можетъ быть, имена бесѣдовавшихъ повторялись и дошли до слуха апостоловъ, самый ходъ и содержаніе рѣчи, выражавшіе значеніе и свойство лицъ, находящихся въ собесѣдованіи, подтверждали то, о чемъ говорили уже память и зрѣніе, и дѣлали для нихъ несомнѣннымъ, что сіи таинственные собесѣдники преобразившагося ихъ Учителя были Моѵсей и Илія.
Очевидцы Ѳаворскаго событія, пораженные необычайностію явленія въ благоговѣйномъ ужасѣ смотрѣли на чудо, предъ ними совершавшееся, молчали и изумлялись.
Между тѣмъ разговоръ Спасителя съ Моѵсеемъ и Иліею продолжался. Бывъ слѣдствіемъ молитвы Іисуса Христа и вмѣстѣ ея продолженіемъ, онъ потому и предметомъ своимъ имѣлъ тоже, что и молитва. Глаголаста бо, говоритъ евангелистъ объ этой бесѣдѣ, исходъ Его, его же хотяше скончати во Іерусалимѣ (Лук. IX. 31). Подобную бесѣду естественно было слышать изъ устъ древняго законодателя и ревновавшаго по Богѣ пророка. Сѣни и прообразованія закона, и предсказанія о Мессіи, такъ много исполнившіяся уже въ лицѣ Спасителя и исполнявшіяся даже въ сіи самыя минуты (Псал. LXXXVIII. 13) естественно должны были обратить вниманіе св. мужей еще и на то, что долженствовало совершиться – на страданія и смерть, предопредѣленныя и предсказанныя великому, волею принявшему ихъ на себя Страдальцу, которыя, немного спустя, должны совершиться. Но обстоятельствамъ времени и состоянію души учениковъ бесѣда сія была весьма прилична; она сама собою уясняла истинное понятіе о Спасителѣ и, давая разумѣть, какого рода царство и слава ожидаютъ Его, могла служить пріуготовленіемъ апостоловъ свидѣтелей преображенія къ мужественному перенесенію всего того, что должно было встрѣтить ихъ.
Впрочемъ вразумленіе сіе, какъ кажется, не совсѣмъ достигло еще теперь своей цѣли и, показавъ необходимость крестныхъ страданій Спасителя, не произвело, по-видимому, въ ученикахъ полной рѣшимости и благодушнаго желанія встрѣтить оныя. Видъ Спасителя, блистающаго божественною славою, пріемлющаго покорность и служеніе отъ святѣйшихъ мужей Израиля и окруженнаго признаками могущества и величія гораздо ближе къ душѣ апостоловъ и сильнѣе говорилъ ихъ сердцу, нежели напоминанія о предстоящемъ безславіи, крестѣ и смерти. Помышляя всегда съ ужасомъ о бѣдствіяхъ, предрекаемыхъ Спасителемъ, они только предъ симъ еще обращая взоръ на стеченіе затрудненій, которыя отовсюду окружали ихъ, погрузились въ сонъ (Лук. IX. 32) – обыкновенное слѣдствіе непріятныхъ, печальныхъ размышленій. Теперь представилось имъ зрѣлище совершенно противоположное; они видѣли величіе и славу своего Учителя, чувствовали сами какую-то неизъяснимую радость и блаженство и какъ поэтому естественно было имъ желать, чтобы настоящее состояніе продолжилось сколько можно болѣе, чтобы Спаситель навсегда остался тѣмъ, чѣмъ они теперь видѣли Его, и чтобы предсказанныя бѣдствія не сбылись или, по крайней мѣрѣ, были отдалены какъ можно далѣе!...{16} Мысль, что только крестными страданіями можно войти въ славу, составлявшая въ послѣдствіи главное начало проповѣди и основаніе всѣхъ поступковъ апостоловъ, тогда еще была малопонятна для учениковъ и далека отъ образа ихъ мыслей и чувствованій, общаго съ прочими. Дѣйствуя такъ, какъ располагали, по-видимому, самыя обстоятельства, они могли почитать настоящее время самымъ благопріятнымъ для утвержденія своихъ надеждъ – видѣть Спасителя въ земномъ величіи и славѣ.
Ученики впрочемъ молчали, не желая прервать разговора высокихъ собесѣдниковъ и ожидая случая открыть настоящія свои чувствованія. Наконецъ Петръ, по обыкновенной живости характера часто упреждавшій другихъ, рѣшился и теперь обнаружить первый свои мысли. Избравъ, Вѣроятно, минуту, когда молчаніе прервало бесѣду Іисуса Христа съ Моѵсеемъ и Иліею, или замѣтивъ, что Моѵсей и Илія хотятъ отойти и не желая скоро растаться съ Ѳаворскимъ блаженствомъ, онъ обращается къ Спасителю и говоритъ: Господи, добро намъ здѣ быти! аще хощеши, сотворимъ три сѣни, Тебѣ едину, Моѵсеови едину, и едину Иліи (Мѳ. XVII. 4). Замѣчателенъ здѣсь тонкій оборотъ, какой даетъ своей рѣчи Петръ. Зная изъ многочисленныхъ прежнихъ опытовъ величайше, самоуничиженіе Господа и всегдашнее Его желаніе избѣгать всякаго вида славы и величія земнаго, усердный ученикъ обращаетъ преимущественное вниманіе Учителя на состояніе тѣхъ, которые за Нимъ послѣдовали, на то, что имъ самимъ хорошо здѣсь быть; а потому если не для себя, то для учениковъ своихъ Онъ долженъ продлить настоящее состояніе славы и блаженства. Продолжая въ томъ же тонѣ и желая, вѣроятно, дать большую умѣстность своему предложенію, Петръ прибавляетъ: если хочешь, сдѣлаемъ здѣсь три кущи, Тебѣ одну, и Моѵсею одну и одну Иліи. Все сказанное могло имѣть тотъ видъ, что присутствіе древняго законодателя и ревностнѣйшаго изъ пророковъ представляетъ для учениковъ самое лучшее время и способъ къ изъясненію и соглашенію пророчествъ и прообразованій, но преимущественно предложеніе построенія кущей, по замѣчанію св. Златоуста{17}, имѣло цѣлію продолжить сколько можно пребываніе Спасителя па Ѳаворѣ и такимъ образомъ отдалить предсказываемыя Имъ страданія и смерть, т. е. какъ бы такъ говорилъ Петръ: зачѣмъ оставлять такое прекрасное мѣсто и идти во Іерусалимъ на мученія крестныя и смерть?! Лучше здѣсь устроить жилище для всѣхъ и въ уединеніи, сколько можно далѣе, наслаждаться блаженствомъ. Впрочемъ какъ ни казалось благовиднымъ предложеніе сіе, сдѣланное, по всей очевидности, оно происходило отъ искренней любви апостола Петра къ Спасителю и заботливости его о Немъ; тѣмъ не менѣе оно было не совсѣмъ благоразумно и особенно въ настоящее время неумѣстно. Сами евангелисты дѣлаютъ замѣчаніе: не вѣдый, еже глаголаше, т. е. что это произошло отъ смущенія, въ которомъ тогда они всѣ находились и которое воспрепятствовало апостолу Петру размыслить о несообразности своихъ словъ съ тѣмъ, что они здѣсь же слышали.
Подлинно желаніе оставаться въ благоденствіи и славѣ странно въ то самое время, когда внушаема была необходимость креста и страданій! Но слышать и видѣть только то, что льститъ нашимъ видамъ и желаніямъ, и не замѣчать того, что противно имъ, явленіе обыкновенное въ природѣ человѣческой.
Припоминая, съ какою строгостію были обличаемы другія не со всѣмъ умѣстныя желанія учениковъ (Мѳ. XVI. 23), можно было ожидать и теперь должной укоризны и обличенія; но Спаситель, не отвѣчая ничего на сдѣланное предложеніе, хранилъ молчаніе. Необычайная торжественность самаго событія устраняла всякое постороннее вразумленіе; преимущественно же это произошло отъ того, что отвѣтъ столько же внезапный, сколько торжественный и рѣшительный былъ готовъ уже. Едва окончилъ Петръ свои слова, какъ внезапно свѣтлое облако осѣнило всѣхъ (Мѳ. XVII. 5; Мрк. IX. 6: Лук. IX, 34) и, представляя такимъ образомъ нѣкотораго рода скинію или святилище, симъ самымъ обнаружило, какъ неумѣстна была забота о построеніи сѣней и жилищъ рукотворенныхъ. Облако сіе, можетъ быть, подобное тому, какое нѣкогда покрывало храмъ и жертвенникъ Соломоновъ (3 Царст. VIII. 11), нисходя свыше и направляясь туда, гдѣ совершалось преображеніе, естественно, должно было низойти сначала на Іисуса Христа и бесѣдовавшихъ съ Нимъ св. мужей, что могли очень удобно видѣть находившіеся въ нѣкоторомъ разстояніи и, можетъ быть, нѣсколько ниже апостолы, которые чрезъ нѣсколько мгновеній и сами были окружены и осѣнены имъ. Хотя облако сіе по замѣчанію евангелиста, было свѣтло (Мѳ. XVII. 5); но по свойству облака вообще, будучи чѣмъ-то отличнымъ отъ обыкновеннаго состоянія атмосферы, представляло точно никотораго рода покровъ. Впрочемъ это нерукотворенное покрывало, такъ приличное Тому, кто, какъ Богъ, имѣетъ небо престоломъ своимъ и землю подножіемъ ногъ своихъ, было слишкомъ ново и необыкновенно для земныхъ плотскихъ человѣковъ; и потому ученики, по мѣрѣ того, какъ облако покрывало ихъ, приходили въ изумленіе и даже въ нѣкотораго рода ужасъ (Лук. IX. 34).
Причина этого ужаса понятна. Необычайность предшествующаго явленія могла уже потрясти душу самую сильную; при настоящемъ же осѣненій облакомъ сами ученики дѣлались изъ свидѣтелей участниками таинственнаго и необыкновеннаго явленія. Самое осѣненіе, напоминающее священныя торжественныя времена, когда самъ Іегова являлъ свое присутствіе на Синаѣ, въ скиніи и во храмѣ (Исх. XX. 21; XL. 34 и 3 Царст. VIII, 11), также пораждало нѣкоторое благоговѣйное изумленіе и ужасъ.
Слѣдующее за симъ явленіе еще болѣе должно было подѣйствовать на учениковъ. Они изъ облака услышали гласъ, называвшій Спасителя Сыномъ возлюбленнымъ: сей есть Сына Мой возлюбленный, Того по слушайте (Мѳ. XVII. 5; Марк. IX. 7; Лук. IX. 35). Симъ окончательно возвѣщалось достоинство и тайна божественнаго лица Іисусова: большаго свидѣтельства нельзя было ни дать, ни принять на землѣ. Ибо самъ Моѵсей, законодатель ветхаго завѣта, успѣлъ заслужить только названіе вѣрнаго раба (Евр. III. 5) въ дому Божіемъ; а Сынъ Маріи называется теперь Сыномъ единороднымъ, возлюбленнымъ. Его повелѣвается слушать во всемъ. Ничего не могло быть для учениковъ радостнѣе гласа, коимъ возлюбленный Учитель ихъ нарицался возлюбленнымъ Сыномъ Отца Небеснаго. Но токмо единъ Сынъ могъ слышать безтрепетно подобные гласы Отца. Гласъ сей, довершая вразумленіе учениковъ, довершилъ ихъ смятеніе и ужасъ: и слышавше ученицы, падоша ницы, и убояшася зѣло (Мѳ. XVII. 6).
Чтобы сила и значительность сего свидѣтельства нераздѣльнѣе и видимѣе могли сосредоточиться на лицѣ свидѣтельствуемаго, по мнѣнію св. Златоуста и Кирилла Александрійскаго, гласъ сей послѣдовалъ тогда, когда Моѵсей и Илія уже скрылись: егда бысть гласъ, обрѣтеся Іисусъ единъ (Лук. IX. 36), чтобы ученики не могли сомнѣваться, къ кому относился гласъ сей.
Впрочемъ славное преображеніе Господа, представляя само по себѣ свѣтлое и радостное событіе для учениковъ свидѣтелей, заключало въ себѣ и нѣчто такое, что могло смущать ихъ. Въ самомъ дѣлѣ, какъ неумѣстны должны были казаться для нихъ прежнее ихъ разсужденіе и собственное совѣтованіе! Гласъ самаго Бога утверждаетъ высочайшее достоинство Того, Кому недавно они дерзали давать свои совѣты и предложенія; указуетъ совершенное и безпрекословное повиновеніе всему, чему Онъ вразумлялъ ихъ, между тѣмъ какъ врузумленію сему еще въ настоящее время оказались противными собственныя ихъ сужденія и соображенія. Впрочемъ если ученики и могли чувствовать въ сіи минуты что-либо непріятное, припоминая недавній поступокъ одного изъ среды своей, то какъ обильно замѣнялось все это множествомъ свѣтлыхъ надеждъ и чувствованій, къ которымъ подавало поводъ настоящее событіе.
Сколько, подлинно, мыслей священныхъ и утѣшительныхъ должно было представиться апостоламъ! «Итакъ, могли они думать, высокое достоинство ихъ Учителя, съ которымъ такъ тѣсно соединена судьба ихъ самихъ, утверждено теперь такимъ свидѣтельствомъ, выше и торжественнѣе котораго ничего представить невозможно. Гласъ Отца Небеснаго назвалъ Его Сыномъ возлюбленнымъ, и потому Онъ долженъ быть истиннымъ Мессіею. Самъ Богъ заповѣдалъ послушаніе Ему; слѣдовательно все, чему Онъ училъ и наставлялъ ихъ, истинно и свято, и, что скажетъ впредь, несомнѣнно и должно быть исполнено».
Подобныя размышленія, вѣроятно, приходили на мысль апостоловъ уже послѣ; теперь же, пораженные ужасомъ, они лежали, повергшись лицемъ на землю (Мѳ. XVII. 4). Есть въ природѣ человѣческой какое-то безсознательное чувство величія, по которому человѣкъ и предъ необычайными явленіями природы ощущаетъ нѣкоторое непонятное оцѣпененіе: явленіе всемогущаго Творца природы и человѣка тѣмъ болѣе должно было произвесть подобное изумленіе и благоговѣйный ужасъ. Ученики не могли не чувствовать, что они находятся въ присутствіи самаго Іеговы; а явленіе Его, по указанію закона, долженствовало сопровождаться смертію (Исх. XXXIII. 2).
Однакожъ это состояніе было непродолжительно. Востаните и не бойтеся, сказалъ Господь, приблизившись къ падшимъ. Но одного гласа было какъ бы недовольно на востаніе, хотя достаточно было на поверженіе. Посему приступль Іисусъ прикоснуся ихъ, безъ сомнѣнія, тѣмъ всевоставляющимъ прикосновеніемъ, отъ коего слѣпые презирали, мертвые воставали изъ гробовъ. Ободренные гласомъ, уврачеванные прикосновеніемъ, ученики начали спокойно все видѣть, но божественное видѣніе уже кончилось: возведше очи свои, никого же видѣша, токмо Іисуса единаго (Мѳ. XVII. 8) какъ бы въ видимое знаменіе того, что времена Моѵсеева закона и Иліиной строгости уже прешли, уступивъ мѣсто благодати и истинѣ (Іоан. I. 17).
Событіе кончилось!... Спаситель и ученики въ молчаніи сходили съ горы и на этотъ разъ не было слышно никакихъ вопросовъ и отвѣтовъ. Совершившееся было выше словъ; оно слишкомъ много говорило за себя. Только когда надлежало присоединиться къ прочимъ ученикамъ, Спаситель, обращаясь къ сопровождавшимъ Его, запретилъ имъ даже сказывать о произшедшемъ кому-либо, доколѣ Сынъ человѣческій не воскреснетъ изъ мертвыхъ: и сходящимъ имъ съ горы, заповѣда имъ Іисусъ, глаголя: никому же побѣдите видѣнія, дондеже Сынъ человѣческій изъ мертвыхъ воскреснетъ (Мѳ. XVII. 4). Запрещеніе, по-видимому, противное гласу небесному: сей есть Сынъ Мой возлюбленный, Того послушайте, и въ самомъ дѣлѣ на этотъ разъ необходимое. Неизвѣстно, какого рода чувствованіе могло породить извѣстіе о бывшемъ чудѣ въ тѣхъ ученикахъ, кои не были удостоены присутствовать при немъ. Но слухъ о необыкновенномъ прославленіи Іисуса на Ѳаворѣ и о явленіи предъ Нимъ Моѵсея и Иліи могъ привести въ волненіе всю Іудею и довести народъ іудейскій, и безъ того склонный къ возмущеніямъ, до отпаденія отъ римлянъ. Такимъ образомъ на землѣ не малое время знали о преславномъ событіи Ѳаворскомъ только три ученика.
III.
Великія событія по планамъ Божественнаго промысла совершающіяся въ жизни и судьбахъ человѣчества, имѣютъ особенную нѣкотораго рода многосторонность, отличающую ихъ отъ дѣйствій обыкновенныхъ, человѣческихъ. Уготовляемыя и совершаемыя въ слѣдствіе существенныхъ нуждъ и потребностей міра и человѣка, они имѣютъ великое и продолжительное вліяніе, раскрывающееся только съ теченіемъ времени. По этому слабое разумѣніе человѣческое, опредѣляя значеніе и цѣль такихъ событій, по необходимости должно оставлять многое разрѣшеннымъ только отчасти, гадательно, и при изъясненіи ихъ слѣдовать тому, какъ само событіе изъяснялось и становилось болѣе понятнымъ, сообразно теченію обстоятельствъ и времени.
Обращая благоговѣйное вниманіе наше на обстоятельства славнаго преображенія Господа нашего, не можемъ не видѣть, что оно, будучи совершено такъ, какъ это нужно было, вполнѣ соотвѣтствовало своей цѣли и сопровождалось слѣдствіями, можетъ быть, въ началѣ не такъ очевидными, но тѣмъ не менѣе важными и благотворными.
Сообразно нуждамъ и потребностямъ учениковъ, преображеніе Господа довершило въ нихъ то необходимое убѣжденіе, что Іисусъ Христосъ есть Сынъ Божій и истинный Мессія. Вмѣстѣ съ тѣмъ оно сдѣлало понятными для иихъ истины самыя высокія и трудныя къ уразумѣніго, обнаружило для нихъ нелѣпость порицаній враговъ Спасителя и служило сильнымъ оплотомъ противу сихъ порицаній. Съ теченіемъ времени, опредѣляя болѣе качества поступковъ и отношенія учениковъ къ ихъ Учителю, оно долженствовало имѣть благодѣтельное вліяніе на самое мнѣніе народа, и не уничтожая вѣры, которой требовала исполненная тайнъ жизнь Богочеловѣка, устраняло соблазнъ креста и положило основаніе вѣры въ самое воскресеніе Господа. Наконецъ во время воскресенія и послѣ него оно имѣло чрезвычайно важное вліяніе не только на судьбу ученія и успѣховъ земнаго служенія Спасителя, но вмѣстѣ и на судьбу міра и приспѣяніе жизни всего человѣчества.
Начнемъ съ перваго и по ходу дѣла съ ближайшаго, т. е. съ того что, какъ сказали мы, преображеніе довершило увѣренность учениковъ въ Божественности лица Спасителя.
Нѣтъ сомнѣнія, что ученики и прежде знали многое по отношенію къ Божественности своего учителя. Это видно отчасти изъ самого разговора, бывшаго за нѣсколько дней предъ ѳоворскимъ событіемъ. Разговоръ этотъ показываетъ, что они имѣли уже понятіе о своемъ учителъ какъ о сынѣ Божіемъ и истинномъ Мессіи. (Мѳ. XVI. 16; Мрк. VIII. 29 и Лук. IX. 21).
Тѣмъ не менѣе достовѣрно и то, что понятіе это въ нихъ до сего времени было весьма темно и неопредѣленно. Кромѣ многихъ другихъ обстоятельствъ, это видно даже изъ самаго вопроса, который сдѣланъ былъ ученикамъ Спасителемъ: вы за кого меня почитаете? – вопроса, который конечно не могъ бы имѣть мѣста, если бы дѣло шло о предметъ совершенно извѣстномъ, въ которомъ ученики имѣли полное убѣжденіе. Настоящее ѳаворское событіе присоединяетъ новыя гораздо яснѣйшія вразумленія къ тому, что уже нѣсколько извѣстно ученикамъ, и понятіе ихъ объ Іисусъ Христѣ, какъ истинномъ Мессіи, утверждается самымъ достаточнымъ и вмѣстѣ торжественнымъ образомъ. Для свидѣтелей преображенія не могло оставаться никакого сомнѣнія въ разсужденіи того, кто именно есть ихъ Учитель; есть ли Онъ Моѵсей, Илія или кто-нибудь другой изъ пророковъ; – въ какомъ смыслѣ Онъ называетъ себя сыномъ Давидовымъ и сыномъ человѣческимъ, и вмѣстѣ какимъ образомъ Онъ есть единородный Сынъ Божій и истинный Мессія. Всѣ недоумѣнія и разногласія о томъ, по какимъ именно признакамъ можетъ быть узнанъ самый Мессія и царь Израиля, – сами собою раздавались и дѣлались для учениковъ ничего незначущими. Они слышали гласъ свыше, называвшій Учителя ихъ Сыномъ возлюбленнымъ, видѣли Его Божественное величіе и славу, сколько то можно имъ было; и если прежде они были свидѣтелями нежеланія ихъ Учителя, чтобы другіе называли Его Сыномъ Божіимъ и истиннымъ Мессіею, то теперь вполнѣ могли понять, что это происходило отъ величайшаго смиренія Богочеловѣка, отъ того самоуничиженія Его, по которому Онъ лучше благоволилъ быть предметомъ подозрѣніи и недоумѣній, нежели упредить то, что состояло въ волѣ Отца Небеснаго.
Обращая вниманіе на то, какую смѣсь мнѣній и противорѣчій представляли тогдашнія вѣрованія іудеевъ, а вмѣстѣ на важность и высоту самаго предмета сихъ вѣрованіи, каковъ удостовѣреніе въ лицѣ истиннаго Мессіи, нельзя не замѣтить, что событіе на Ѳаворъ было единственнымъ и самымъ вѣрнѣйшимъ средствомъ для легчайшей и полнѣйшей увѣренности въ Божественномъ достоинствѣ Спасителя. Сколько потребовалась бы времени, трудовъ, предварительныхъ ученыхъ знаній и изслѣдованій, если бы ученики были убѣждаемы въ этомъ обыкновеннымъ естественнымъ образомъ! Теперь все это само собою дѣлалось не необходимо нужнымъ, а между тѣмъ предметъ получалъ большую ясность и достовѣрность. Дѣйствительно ли къ Іисусу Христу относились всѣ пророчества и указанія закона? Какъ исполнялись эти пророчества и указанія закона надъ Нимъ? Какимъ образомъ совершалось таинственное явленіе и водвореніе между людьми Мессіи-Сына Божія? Эти и подобные вопросы и недоумѣнія разрѣшались теперь сами собою; истины самыя высокія и трудныя, для принятія и уразумѣнія которыхъ требовалось бы весьма многаго отъ учениковъ, получали теперь нужную ясность и достовѣрность отъ одного простаго взгляда ихъ на событіе предъ ними совершившееся.
Вмѣстѣ съ симъ падали всѣ клеветы и обвиненія, которыми враги Іисуса обременяли Его. И безъ похвальбы фарисейскимъ вѣдѣніемъ всей широты и глубины закона, апостолы теперь могли быть вполнѣ увѣрены что учитель ихъ не разрушаетъ закона (Іоан. IX. 16); они сами были свидѣтелями, какъ древній законодатель и другой величайшій изъ пророковъ присутствовали и бесѣдовали съ преобразившимся ихъ Учителемъ. И упреки въ богохульствѣ, взводимые на ихъ учителя (Іоан. X. 33), не могли теперь имѣть въ глазахъ ихъ никакой силы; они слышали гласъ Бога-Отца, называвшій Его Сыномъ возлюбленнымъ. – Какою силою Учитель ихъ изгоняетъ бѣсовъ, дѣйствительно ли Онъ есть Мессія и Царь имѣющій власть надъ живыми и мертвыми{18}, все это не могло быть теперь предметомъ сомнѣнія или соблазна для тѣхъ, которые были очевидцами Божественной славы Его. При всѣхъ клеветахъ и поношеніяхъ, событіе на Ѳаворѣ было самымъ лучшимъ вразумленіемъ для тѣхъ, которые помнили и размышляли о немъ. А можно ли было забыть или не размышлять о немъ очевидцу?!
Теперь гораздо смѣлѣе и рѣшительнѣе, нежели когда-либо прежде, ученики могли стоять за правоту дѣйствій и поступковъ своего Учителя и, утвердившись сами, могли утверждать и другихъ въ полной и несомнѣнной увѣренности въ истинѣ всѣхъ словъ и наставленій Его. Доколѣ продолжавшееся недоумѣніе учениковъ объ истинномъ достоинствѣ лица Спасителя ничего не противуставило силѣ обвиненій враговъ Его и тѣмъ дѣлало какъ бы благовидными клеветы и поношенія, на Него взводимыя, народъ, не имѣя на чемъ основаться, естественно преклонялся на сторону своихъ вождей враговъ Іисусовыхъ. Но съ того времени, какъ избранные изъ учениковъ были удостовѣрены въ достоинствъ лица Спасителя, поставленъ нѣкотораго рода оплотъ, на которомъ могли утверждаться мнѣніе и любовь народа. Молчаніе, которое Спаситель наложилъ на свидѣтелей славнаго своего преображенія, безъ сомнѣнія составляетъ причину, почему все здѣсь нами указываемое, является теперь еще не столь явнымъ и ощутительнымъ. Но что событіе сіе дѣйствительно имѣло такое вліяніе, видно уже изъ того, что, не смотря на всѣ козни и злоухищренія враговъ Іисусовыхъ, успѣхи земнаго служенія Его не только не останавливаются, чего естественно должно было ожидать, обращая вниманіе на обстоятельства, въ которыхъ Іисусъ Христосъ находился предъ преображеніемъ, а напротивъ онъ пріобрѣтаетъ еще большую противъ прежняго любовь, и въ послѣдующее за симъ время пользуется почти всеобщею расположенностію народа (Іоан. XII, 42. 19; Лук. V. 15; Мѳ. IV, 24; Мрк. VI, 54. 56), такъ что враги Его, видя неумѣстность всѣхъ своихъ мѣръ, рѣшаются наконецъ употребить насильственныя мѣры (Іоан. XII. 19). Конечно эту любовь и расположенность могли произвесть самыя чудеса и благотворенія, оказываемыя Іисусомъ, но не иначе, какъ предположивши прежде увѣренность въ святости и чистотѣ всѣхъ Его дѣйствій и поступковъ. А эта увѣренность могла быть полною только въ слѣдствіе Ѳаворскаго событія.
Нѣтъ нужды, что немногіе были свидѣтелями преображенія и что на уста и сихъ немногихъ наложено до времени молчаніе. Примѣръ избранныхъ необходимо долженствовалъ и дѣйствительно, какъ показываетъ дѣло, имѣлъ вліяніе на прочихъ. Пользуясь – особенно Петръ и Іоаннъ – нѣкоторымъ ближайшимъ общеніемъ Спасителя, и потому болѣе привыкши къ принятію и уразумѣнію словъ Его, они всегда были ближайшими истолкователями мыслей и дѣйствій своего Учителя и составляли нѣкотораго рода средоточіе въ маломъ обществѣ послѣдователей Іисусовыхъ. Естественно, по этому, и въ настоящемъ случаѣ образъ мыслей ихъ и дѣйствій долженъ былъ перейти и къ другимъ. Не открывая прямо, во исполненіе повелѣнія своего Учителя, того событія, свидѣтелями котораго были, они даже ненамѣренно, но очень удобно могли внушить окружающимъ обыкновенными способами – собственнымъ размышленіемъ о поступкахъ Спасителя, указаніемъ на пророчества о немъ и т. п. – ту внутреннюю собственную увѣренность въ Божественности своего Учителя, которою теперь преисполнены были сердца ихъ. Достойно замѣчанія, что во все время земнмаго служенія Спасителя послѣ преображенія, что особенно важно, когда Онъ началъ болѣе явно и рѣшительно возвѣщать, что Онъ есть Сынъ Божій и истинный Мессія (Мѳ. XVI. 22; Мрк. IX. 31; Лук. IX. 44 и Іоан. IX. 38), не видимъ никого, кромѣ фарисеевъ и ихъ сообщниковъ, кто бы дерзалъ негодовать на Спасителя или обвинять Его въ несправедливомъ присвоеніи этого достоинства, составлявшаго самый важный предметъ для Іудеи. Ни клеветы враговъ, ни лесть ихъ и предложеніе наградъ не въ состояніи побудить народъ умертвить Іисуса (Іоан. VII. 46), или, схвативъ, выдать Его правительству. Обстоятельство замѣчательное, показывающее не только любовь къ Спасителю въ народѣ, но отчасти и то убѣжденіе, что Онъ долженъ быть истинный Мессія. Какимъ же образомъ и откуда произошло это убѣжденіе? явно, что оно не могло быть дѣйствіемъ однихъ чудесъ, потому что чудеса были совершаемы и другими пророками. Не могло оно быть слѣдствіемъ словъ и указаній самаго Спасителя, потому что, по высотѣ и важности предмета, слова и указанія имѣли нужду въ свидѣтельствѣ и подтвержденіи внѣшнемъ. И сіе-то подтвержденіе, должно полагать, и было совершено событіемъ на Ѳаворѣ. Такимъ образомъ событіе сіе, хотя до времени было скрываемо отъ другихъ, произвело однако свое ощутительное благотворное дѣйствіе. Утвердивъ образъ мыслей главныхъ учениковъ, оно тѣмъ самымъ много способствовало къ удостовѣренію и другихъ въ томъ, что Спаситель есть истинный Мессія. А единодушное согласіе и безусловная увѣренность всѣхъ тѣхъ, которые безпрестанно окружали и потому лучше, нежели кто-либо другой, знали Его, не могло не имѣть значенія въ глазахъ всѣхъ благомыслящихъ; и давая новую силу и важность словамъ и поступкамъ Спасителя, совокупно съ прочими причинами, могло произвести убѣжденіе въ томъ, что явившійся пророкъ и учитель долженъ быть обѣтованный Мессія и владыка Израиля.
И здѣсь нельзя не видѣть слѣдовъ той высочайшей премудрости, которыми обыкновенно запечатлѣваются всѣ дѣйствія, утотовляемыя и совершаемыя подъ особеннымъ водительствомъ и указаніемъ Промысла. И по обстоятельствамъ, въ которыхъ находился тогда самъ Спаситель и по состоянію народа и учениковъ, необходимо требовалось болѣе полное и нѣсомнѣнное удостовѣреніе въ томъ, что онъ есть Мессія и Сынъ Божій. Однакожъ это удостовѣреніе, содѣлавшись яснымъ и извѣстнымъ для всѣхъ, подало бы поводъ къ неумѣстнымъ смутамъ и возмущеніямъ народнымъ; такимъ образомъ, вмѣсто содѣйствія, послужило бы препятствіемъ къ исполненію того, что, по планамъ Божественнаго Промысла, надлежало совершить Спасителю. Что же? необходимое удостовѣреніе совершено, но такъ, что, при всей ясности и торжественности онаго, всѣ непріятныя слѣдствія устранены тѣмъ, что самое событіе открыто только немногимъ, и вмѣстѣ съ тѣмъ все, что необходимо было, достигнуто, потому что открыто было именно тѣмъ, кому нужно было открыть, и такъ, какъ это нужно было.
Далѣе мы видимъ, что тоже самое требовалось и тѣми обстоятельствами, которыя ожидали Божественнаго Учителя впереди, когда нестолько усилія враговъ, сколько собственное благое произволеніе и любовь къ падшему роду человѣческому измѣнили теченіе мирной жизни Спасителя на позорно-страдальческій, но славный путь креста и смерти.
Замѣчательно, что, со времени славнаго преображенія своего, Спаситель началъ болѣе ясно открывать свое Божественное достоинство; но утверждая въ своихъ ученикахъ благія сѣмена благаго своего ученія, открывалъ имъ и то, какія бѣдствія и злоключенія должны послѣдовать для Него самаго и Его послѣдователей, не смотря на Его Божественное достоинство. И то и другое, по самому существу своему, требовало отъ учениковъ полнаго довѣрія въ Тому, Кто вразумлялъ ихъ въ этомъ; и однакожъ все сіе должно было совершиться такъ, чтобы оставалось еще мѣсто для вѣры, которая одна давала истинную цѣну всѣмъ дѣйствіямъ и поступкамъ апостоловъ. Водвореніе нравственнаго царствія Христова должно было совершиться свободно. Но этой свободѣ противорѣчью бы то, если бы всѣ обстоятельства сего водворенія имѣли ясность и очевидность, несомнѣнную для каждаго. Тогда признаніе Спасителя было бы почти дѣломъ необходимости и тогда вовсе не было бы мѣста вѣрѣ, которая, возводя человѣка изъ низшей области чувствъ и разсудка въ высшую – духа и ума, одна дѣлаетъ насъ истинно свободными. Смотря на предметъ съ этой точки зрѣнія, нельзя не видѣть, что прикровенность, съ которою должны были дѣйствовать свидѣтели преображенія Спасителя на Ѳаворѣ, имѣла свою умѣстность и цѣль. Нѣтъ сомнѣнія, что преображеніе Господа сдѣлало сильное впечатлѣніе на тѣхъ, кои были свидѣтелями онаго и произвело въ нихъ рѣшительное убѣжденіе, что всѣ поступки и дѣйствія ихъ Учителя совершаются по волѣ и указанію Отца Небеснаго. Тѣмъ не менѣе по самой своей высотѣ и необычайности оно представляло много такого, что удобопріемлемо благочестивой вѣрою, но недоступно для изслѣдованій и доводовъ разума. Такъ страданія и смерть Спасителя, составляя предметъ собесѣдованія Ѳаворскаго, были чѣмъ-то для учениковъ-свидѣтелей прикровеннымъ. Не могши не вѣрить, что все предсказанное ихъ Учителемъ должно непремѣнно совершиться и совершиться тогда, когда угодно будетъ это Отцу Небесному, ученики однакожъ надѣялись, что на самомъ дѣлѣ этого не будетъ, что угрожающія ихъ учителю бѣдствія и ужасы благополучно минуютъ, и что Онъ скоро къ радости и утѣшенію всѣхъ сдѣлается славнымъ царемъ Израиля (Мѳ. XX. 21; Лук. XVIII. 28. 34). При такомъ образѣ мыслей какое истинно тягостное испытаніе для избранныхъ должно было представляться въ зрѣлищѣ страданій и смерти Спасителя!..
Недавніе свидѣтели славы и величія преобразовавшагося Господа, они вскорѣ сдѣлались очевидцами крайняго Его смиренія и самоуничиженія. Тотъ, предъ Кѣмъ не такъ давно на Ѳаворѣ съ благоговѣніемъ предстояли Моѵсей и Илія, теперь подвергается ругательствамъ разнаго рода и хуленіямъ. Біемый, мучимый, изязвляемый, Онъ влачитъ постыдное орудіе казни-крестъ, на которомъ и пригвождается между злодѣями. Не слышно болѣе гласа, называвшаго Его Сыномъ возлюбленнымъ и на молитвенный гласъ Божественнаго страдальца: «Боже Мой, Боже Мой, вскую Мя оставилъ еси!» нѣтъ отвѣта. Сколько соблазновъ и преткновеній для ума! какое тягостное испытаніе для вѣры! Теперь лучше, можетъ быть, было для тѣхъ, какъ замѣчаетъ св. Златоустъ, которые не были свидѣтелями преображенія на Ѳаворѣ.
Многіе изъ отцовъ Церкви учатъ, что преображеніе было между прочимъ для того, чтобы вразумить учениковъ, что настоящія страданія Господь терпитъ по своему благому произволенію; и св. Церковь въ своихъ пѣснопѣніяхъ возглашаетъ: «на горѣ преобразился еси, – да егда Тя узрятъ распинаема, страданіе уразумѣютъ вольное» (Кондакъ на Преображ.). И нельзя думать, чтобы свидѣтели-очевидцы Божественной силы и славы Спасителя, явленныхъ на Ѳаворѣ, могли хотя сколько-нибудь сомнѣваться въ этомъ. Надобно думать, что и другіе ученики не вовсе были чужды того же вѣрованія; иначе соблазнъ креста и произведенный имъ ужасъ долженствовали бы явиться въ ученикахъ съ гораздо большими послѣдствіями. Очень вѣроятно, они проразумѣвали, что настоящія страданія ихъ Учителя не иначе могли быть, какъ по Его собственному изволенію. Но изволеніе сіе сколько таинственнаго и непостижимаго заключало въ себѣ! Чѣмъ яснѣе было для избранныхъ Божественное достоинство Спасителя, тѣмъ затруднительнѣе и непонятнѣе должна была казаться имъ тайна Его страданій и смерти. Потому то, по замѣчанію св. Златоуста, Спаситель и запретилъ свидѣтелямъ преображенія объявлять о немъ прежде воскресенія, чтобы этимъ объявленіемъ не увеличить соблазнъ креста.
Послѣдствія впрочемъ показали, что ученики, удостоенные Спасителемъ быть свидѣтелями Его преображенія, были достойны сего по преимуществу: они, какъ прежде, такъ и теперь образомъ своихъ поступковъ и дѣйствій много способствовали къ утвержденію вѣры въ страдавшаго и потомъ воскресшаго Господа. Послѣ краткаго увлеченія, выразившагося въ поступкѣ быстраго по характеру Петра, когда въ саду Геѳсиманскомъ онъ усѣкъ ухо одному изъ служителей, пришедшихъ взять Іисуса, и послѣ троекратнаго, вслѣдствіе страха, отреченія его отъ своего Учителя, мы видимъ его оплакивающимъ горькими слезами свое отреченіе. Другой свидѣтель преображенія Іоаннъ, презирая возможность предполагаемыхъ обидъ со стороны неистовствующей толпы и страхъ со стороны фарисеевъ, является у самаго креста, на которомъ пригвожденъ любимый имъ и любящій его Учитель. Привлеченный на мѣсто позора любовію къ своему Божественному Учителю, онъ, благоговѣйно предавшись волѣ Божіей, созерцалъ здѣсь исполненіе того, что слышалъ на Ѳаворѣ.
Изъ евангельской исторіи не видно, чтобы въ краткій промежутокъ времени между смертію и воскресеніемъ Спасителя произошло что-либо замѣчательное. Всѣ ученики Спасителя оставались въ Іерусалимѣ и соединились вмѣстѣ. Можно думать, что въ это смутное время избранные свидѣтели преображенія были, между прочимъ, причиною, почему прочіе ученики, не оставляя надеждъ своихъ со смертію Учителя ихъ, соединились и пребывали въ ожиданіи чего-то опредѣленнаго. Это видно отчасти уже изъ того, что съ извѣстіемъ о воскресеніи Спасителя обращаются туда, гдѣ были Петръ и Іоаннъ (Іоан. XX. 2-12.) Замѣчательно также, что когда вѣсть о воскресеніи Спасителя достигла апостоловъ, то прежде всѣхъ она съ увѣренностію принимается свидѣтелями преображенія. Петръ прежде всѣхъ течетъ ко гробу Спасителя, а Іоаннъ, ускоряя шаги свои, бѣжитъ и упреждаетъ его (Лук. XXIV. 12; Іоан. XX. 2-5) Въ послѣдующихъ обстоятельствахъ замѣчательно и то, что другіе ученики не узнаютъ своего воскресшаго Учителя, сомнѣваются, недоумѣваютъ; свидѣтели же преображенія далеки отъ всѣхъ сихъ сомнѣній и недоумѣній, для нихъ воскресшій – есть Учитель ихъ (Мѳ. XXI. 4, Лук. XXIV. 16). И теперь-то благодѣтельные плоды ѳаворскаго событія обнаружились во всей силѣ: примѣръ избранныхъ свидѣтелей преображенія не могъ не имѣть сильнаго вліянія на прочихъ учениковъ; укрѣпляя колеблющуюся вѣру послѣднихъ, первые сообщили несомнѣнную достовѣрность самому воскресенію. Такимъ образомъ вокругъ избранныхъ образовалось небольшое общество вѣрующихъ – начало будущаго величественнаго зданія Церкви Христовой! Общество сіе, будучи гонимо и тѣснимо злобою іудеевъ – сторонниковъ фарисеевъ, старѣйшинъ синедріона, укрѣплялось частными явленіями воскресшаго и вразумителями Его. Въ сіе-то время, вѣроятно, открытое и расказанное прочимъ событіе ѳаворское пролило новый свѣтъ и утѣшеніе въ сердца всѣхъ вѣрныхъ послѣдователей Іисуса, сдѣлавши для нихъ явнымъ и несомнѣннымъ все прежде сказанное, что доселѣ было предметомъ нѣкоторой неясной вѣры и гаданій.
Въ послѣдствіи времени, подъ благодатнымъ озареніемъ Св. Духа, и сами апостолы, а потомъ преемники ихъ – отцы и учители Церкви, уясняя болѣе истинный смыслъ и значеніе событія ѳаворскаго, открывали въ немъ многое, что всегда служило надежнымъ утвержденіемъ вѣры, упованія и любви христіанской. Такъ свидѣтель преображенія ап. Петръ указываетъ на сіе событіе какъ на подтвержденіе и изъясненіе силы и пришествія Господа нашего Іисуса Христа (2 Петр. I, 16-18). св. отцы и учители Церкви видѣли въ семъ событіи явное и неоспоримое доказательство того, что Спаситель не только человѣкъ, но и Богъ, равно не только Богъ, но и человѣкъ, что Онъ имѣетъ Божественную славу прежде, нежели былъ міръ, а не получилъ ее въ послѣдствіи за свои подвиги и страданія (у св. Ефрема Сирина на Преображ. и папы Льва I, бесѣд. 98), что, какъ глава Церкви, Онъ представилъ въ себѣ образъ будущаго прославленія истинно вѣрующихъ (1 Кор. XV. 48; Филин. III. 21). и въ самомъ дѣлѣ показалъ то состояніе свѣта и блаженства, которыми будутъ наслаждаться праведники въ будущей жизни (Мѳ. XIII. 43; 1 Кор. XV. 48). Въ откровеніи славное царство Христово представляется градомъ Божіимъ, не нуждающимся ни въ солнцѣ, ни въ лунѣ для освѣщенія своего; ибо слава Божія освѣтитъ его и свѣтильникомъ его будетъ Агнецъ (Апок. XXI. 23). Какъ возможно это, – примѣръ на Ѳаворѣ, гдѣ являлась уже эта слава и сіялъ уже этотъ свѣтильникъ, величественнѣйшій и блистательнѣйшій сіянія солнечнаго, и гдѣ желаніемъ ап. Петра какъ бы воздвизался градъ нѣкій въ видѣ сѣней».
Есть много и другихъ истинъ, объясненныхъ событіемъ ѳаворскимъ. Можно сказать вообще, что преображеніе Спасителя нашего, какъ въ послѣднее время Его земной жизни составляло нѣкоторое указаніе для дѣйствій и поступковъ апостоловъ – свидѣтелей преображенія, такъ по смерти Его, послѣ его воскресенія и въ послѣдствіи всегда руководило христіанъ ко многимъ благоговѣйнымъ размышленіямъ и вѣрованіямъ. Потому-то при одномъ напоминаніи о событіи ѳаворскомъ изливалось столько краснорѣчивыхъ, исполненныхъ обильнаго христіанскаго назиданія размышленій изъ устъ св. Кирилловъ, Ефремовъ, Златоустовъ и др. И какъ много поучительнаго для ума и животворнаго для сердца представляетъ это событіе и теперь каждому благоговѣйно размышляющему о немъ христіанину!...
Все, что доселѣ сказано нами, ограничивается только тѣмъ, что представляется само собою, при одномъ простомъ взглядѣ на преображеніе, и составляетъ слѣдствія его болѣе внѣшнія и видимыя. Но есть внутренняя, таинственная сторона сего не объяснимаго для ума человѣческаго событія, именно, то дѣйствіе и вліяніе, какое имѣло преображеніе, какъ одно изъ событіи земной жизни Спасителя, на жизнь всего человѣчества.
Обращая вниманіе на событія земной жизни Спасителя, нельзя не замѣтить между ними трехъ особенно отличныхъ предъ прочими, именно, крещенія, преображенія и смерти. Находясь въ нѣкоторомъ ближайшемъ соотношеніи между собою, они имѣютъ внутреннюю тѣснѣйшую связь, и взаимно объясняютъ одно другое. При крещеніи Духъ Святый въ видѣ голубя нисходитъ на крещаемаго; «подобаше бо, говоритъ св. Кириллъ Іерусалимскій въ одномъ изъ тайноводственныхъ поученій, да начатки и первенства Св. Духа, подаемаго крещеніемъ, преподадутся и человѣчеству Спаса, таковыя дары подающаго». – Во время преображенія Спаситель сіяетъ Божественнымъ величіемъ и славою и сіяетъ такъ, что сокрываемое доселѣ Божество, преисполняя духъ и не вмѣщаясь въ немъ, проникаетъ тѣло и дѣлаетъ его свѣтовиднымъ и свѣтоноснымъ. Гласъ Бога Отца нарекаетъ Его Сыномъ возлюбленнымъ, и симъ изреченіемъ изображается Ихъ единосущіе: «Пріидите людіе, поетъ Церковь, и узримъ мысленно Божество невещественное, Отца и Духа въ Сынѣ Единородномъ облистающее» (Канон. на Преобр. пѣснь 6). Высокая тайна таинственнаго отношенія лицъ Божества и вмѣстѣ ясный образъ единенія Божества съ человѣчествомъ въ лицѣ Іисуса Христа. На Голгоѳѣ, среди знаменій и чудесъ, запечатлѣвается этотъ таинственный союзъ смертію Богочеловѣка и Его правда вмѣняется всему грѣшному роду человѣческому (Eфec. V. 2; Евр. IX. 25 и 26). Такимъ образомъ преображеніе въ жизни Спасителя, какъ Богочеловѣка, было однимъ изъ тѣхъ событій, которыми таинственное единеніе Божества съ человѣчествомъ выразились болѣе явнымъ и торжественнымъ образомъ и соотвѣтственно тому сопровождалось слѣдствіями важнѣйшими и ощутительнѣйшими.
Въ служеніи Іисуса Христа роду человѣческому богословы различаютъ три рода должностей: учительскую или пророческую, царскую и первосвященническую. Три указанныя нами событія находятся въ тѣснѣйней связи и явномъ соотвѣтствіи съ сими должностями. Крещеніе было временемъ вступленія Спасителя въ должность пророческую. Послѣ крещенія только начато Имъ дѣло проповѣди и ученія, въ послѣдствіи возвѣщенныхъ всей Іудеѣ. И Предтеча, указывая на Агнца Божія, вземлющаго грѣхи міра, вмѣстѣ съ тѣмъ свидѣтельствуетъ о собственномъ недостоинствѣ и объ окончаніи пророческаго служенія собственно пророковъ. На преображеніе Спасителя можно смотрѣть какъ на вступленіе Его въ должность царя и владыки новаго Израиля. Не только на Ѳаворѣ Онъ является облеченнымъ въ величіе и славу истинно цавскія, но и послѣ сего болъе явно Онъ возвѣщаетъ доселѣ скрываемое Имъ свое достоинство Царя и Мессіи. И Моѵсей и Илія, явясь на Ѳаворь, симъ самымъ показали, что законъ и пророки были только предтечами и провозвѣстниками Спасителя и что, оканчивая поприще своего служенія, они передаютъ оное теперь во власть и управленіе Господа всяческихъ. – Смертію Спасителя на крестѣ принесена искупительная жертва за грѣхи всего міра и совершено служеніе Его, какъ первосвященника (Евр. IX. 12 и 25). И явіеніе многихъ святыхъ усопшихъ, сопровождающее смерть Спасителя, служитъ свидѣтельствомъ и вмѣстѣ началомъ сего священнодѣйственнаго служенія Богочеловѣка, по которому Онъ, принесши въ себѣ за всѣхъ очистительную жертву, является ходатаемъ и посредникомъ между Богомъ и человѣками (Евр. VII. 24).
Дѣйствіе и плоды пророческаго и учительскаю служенія Господа, распространяясь съ теченіемъ времени, ощущаются теперь въ большей части земнаго шара. Вмѣстѣ съ тѣмъ не могутъ быть не замѣчаемы и слѣдствія владычества Его царственнаго. Впрочемъ какъ самое владычество сіе, такъ и слѣдствія преображенія и смерти Спасителя, оттосясь преимущественно къ тайнамъ жизни будущей, могутъ быть поняты и изъяснены только въ вѣчности. Однако, вспомоществуя слабому разумѣнію нашему, святое вѣрованіе Церкви указываетъ намъ нѣчто такое, что, проливая новый свѣтъ на событіе ѳаворское, обнарулшваегь, какое важное значеніе въ жизни и судьбахъ человѣчества имѣло это событіе.
«Естество, еже во Адамѣ, Христосъ измѣнити хотяй, на гору нынѣ восходитъ ѳаворскую» (Препраздн. Преобр. на стиховнѣ стихира) возглашаетъ св. Церковь въ своихъ пѣснопѣніяхъ, которыми чтитъ день, напоминающій событіе ѳаворское, и вразумляетъ, что сущность сего измѣненія состояла въ томъ, чтобы, «премѣнивъ очернѣвшее во Адамѣ естество и просвѣтивъ богосодѣлать«» (Тамъ же). Дѣйствительно, какъ глава таинственнаго тѣла Церкви, Спаситель въ славномъ преображеніи Своемъ положилъ не только образъ, но вмѣстѣ и начало измѣненія и усовершенія поврежденнаго грѣхомъ естества человѣческаго. Образъ и плоды этого измѣненія можно видѣть въ жизни многихъ святыхъ, которье еще на землѣ – особенно въ молитвенномъ состояніи – просвѣтлялись и какъ бы одухотворялись. Нѣкоторые же изъ нихъ даже послѣ смерти обнаруживаютъ въ тѣлесахъ своихъ слѣды силы и власти царской и владычественной. И достойно особеннаго замѣчанія, что подобные примѣры являются особенно частыми во времена новозавѣтныя; это въ знаменіе того, что съ водвореніемъ на землѣ царствія Сына Божія и есеству человѣческому возвращается нѣкоторымъ образомъ то царственное его достоинство и владычество надъ силами природы, которыми Богъ благословилъ его при сотвореніи и которыя утрачены первымъ грѣхопаденіемъ.
Такъ ѳаворская слава Верхвнаго Владыки природы не могла не имѣть вліянія на измѣненіе и обновленіе всѣхъ силъ естества. Чрезъ паденіе перваго Адама все подверглось безславію суеты, чрезъ славное преображеніе Адама втораго Іисуса Христа все должно приходить въ то состояніе чаянія откровенія славы чадъ Божіихъ, въ которомъ и сама тварь свободнтся отъ рабства истлѣнія (Рим. VIII. 8). Если бы слабое разумѣніе наше обладало широтою и свѣтлостію благодатнаго взора апостольскаго, то, можемъ быть, мы могли бы уже и теперь видѣть нѣкорые признаки и слѣды сего измѣненія.
Въ память славнаго преображенія Господа на Ѳаворѣ, какъ событія важнаго и обильнаго по своимъ слѣдствіямъ, назидательнаго для ума и благотворнаго для сердца, еще издревле св. Церковь установила праздникъ Преображенія Господня. Начало сего праздника и поводъ къ установленію его нужно полагать въ первыхъ трехъ вѣкахъ христіанства, когда благочестивая ревность первенствующихъ христіанъ, запечатлѣвая въ сердцѣ каждое событіе изъ земной жизни Господа, старалась отличить ихъ и во внѣшности. Въ IV вѣкѣ замѣчаемъ праздникъ сей хотя не повсюднымъ, но уже установившимся, потому что, начиная съ сего вѣка, мы имѣемъ между твореніями отцевъ Церкви бесѣды и поученія на день преображенія, такъ: у св. Ефрема Сирина, св. Іоанна Златоуста, Прокла патріарха Константинопольскаго, Анастасія патріарха Антіохійскаго и др. Св Іоаннь Дамаскинъ и св. Козьма Маюмскій въ VIII вѣкѣ между другими торжественными праздниками почтили своими назидательно-умилительными канонами и праздникъ преображенія Господа.
Какъ самъ Господь преображеніемъ своимъ хотѣлъ предохранить своихъ учениковъ отъ унынія и доставить имъ крѣпость и утѣшеніе въ тѣхъ бѣдствіяхъ, которыя имѣли постигнуть ихъ въ мірѣ (Глава 2 Ефрема Сирина); такъ св. Церковь празднованіемъ преображенія Господа всѣхъ вѣрующихъ, подвергающихся на поприщѣ земной жизни соблазнамъ, утѣшаетъ и укрѣпляетъ откровеніемъ небесной славы, какая ожидаетъ истинныхъ послѣдователей Іисуса Христа въ жизни будущей. Потому что, по ученіе Церкви, по отношенію къ вѣрующимъ преображеніе Господа на Ѳаворѣ служитъ образомъ будущей славы праведныхъ на небеси во свѣтѣ Божіемъ. Относительно же самаго Господа празднованіемъ преображенія Церковь внушаетъ вѣрующимъ, что «страданіе Его (Господа Іисуса Христа) вольное» и что Онъ есть «во истинну Отчее сіяніе». Посему-то Церковь продолжая (съ 5 по 13 августа) 9 дней сей праздникъ (съ препразднествомъ и попразднествомъ), внушаетъ вѣрующимъ чистоту и святость, необходимыя для участія въ славь Господней. «Пріидите, предликуемъ, очистимъ себе и вѣрно уготовимъ къ Божественному восходу превышняго Божія жительства, яко да самовидцы того величества явимся и получимъ славу, юже видѣти сподобишася апостоловъ предизбранніи... Сіяніемъ добродѣтелей просвѣщшеся, взыдемъ на гору святую, да узримъ Божественное Господне преображеніе... Гору превысокую, сердце очищенно отъ страстей имущіи, узримъ Христово преображеніе... Усердно видяще славное преображеніе Господне, озаримъ духовно помышленія наши» (5 августа на Господи возвахъ на утрени пѣснь 1 и 9).
В. Г.
«Подольскія Епархіальныя Вѣдомости». 1868. Отд. Неофф. № 16. С. 481-488; № 18. С. 553-563; № 24. С. 801-815.
{1} Преображеніе вообще полагаютъ въ третій годъ проповѣди Спасителя. Начерт. церк. библ. ист. стр. 657.
{2} Разгов. Іуст. съ Трифон.
{3} 2 Маккав. XV. 14.
{4} 3 Ездр. XI. 18.
{5} Разгов. Іуст. съ Трифон.
{6} Phylon de execratione, стр. 435.
{7} Флавій о войнѣ іуд. кн. VI. гл. 5 и 6.
{8} І. Флавія древности. Кн. XIII. гл. 4.
{9} Іудея извѣстна была безпоскойнымъ характеромъ своихъ жителей. Tac. Hist. Lib. V. cap. 5.
{10} Римская политика была весьма подозрительна. І. Флавія древности. Кн. XVIII.
{11} Rosenmulleri Scholia in Novum Testamentum, t. 1, p. 450 и 355.
{12} І. Флавія древности. Кн. VII. гл. 9.
{13} Путеш. Муравьева ко св. мѣстамъ.
{14} Петръ, первый изъ апостоловъ по вѣрѣ, Іоаннъ, первый по любви и Іаковъ, первый по терпѣнію и вѣнцу мученическому. Преосв. Моск. Филар. бесѣда на Преображеніе: и полнѣе объ этомъ см. у Златоуста въ 56 бесѣдѣ на Mѳ.
{15} См. жит. Арсенія Велик. Чет.-Мин. Мая 5. Ѳеодора Едесскаго 9 Іюля. Григорія Омирита Декабря 9.
{16} Бесѣда св. Злат. на Мѳ. 56.
{17} Бесѣда св. Злат. на Мѳ. 56.
{18} Бесѣда св. Злат. на Мѳ. 56.
Об авторе. Владимир Миронович Греченко (†1897). Краевед Подолья. В 1892-97 гг. был членом Подольского епархиального историко-статистического комитета. В 1890-х гг. работал секретарем губернского статистического комитета, секретарем городской управы. В 6-м выпуске «Труды Подольского Историко-Сстатистического Комитета» (Каменец-Подольский) за 1893 г. опубликовал «Сборник статистических и этнографических сведений о Подольской епархии за 1891-92 гг.».