Анаѳема, какъ церковное наказаніе.

Къ числу церковныхъ наказаній, употреблявшихся въ древней христіанской Церкви, принадлежитъ анаѳема. Наказаніе это, употреблявшееся въ крайнихъ случаяхъ, составляло, по выраженію отцевъ и учителей Церкви, «смертную казнь для души»; приговоръ, которымъ опредѣляется анаѳема, «дѣйствуетъ на душу человѣка такъ же убійственно, какъ мечъ на тѣло», – и потому называется прямо духовнымъ мечемъ{1}. Слово «анаѳема» вошло въ законодательный языкъ древней Церкви изъ Свящ. Писанія. Въ ветхозавѣтныхъ священныхъ книгахъ оно всегда употребляется въ смыслѣ совершеннаго уничтоженія, искорененія, истребленія кого-нибудь или чего-нибудь (Числ. 21, 3; Суд. 1, 17). Въ томъ же смыслѣ употребляется оно и въ новозавѣтныхъ библейскихъ книгахъ. Св. ап. Павелъ говоритъ: кто не любитъ Господа Іисуса Христа, да будетъ проклятъ – анаѳема (1 Кор. 16, 22); иначе, «кто не любитъ Господа Іисуса Христа, да будетъ отлученъ отъ общенія съ Нимъ и подвергнется вѣчной погибели». Если апостолъ произноситъ анаѳему на того, кто отлучается отъ общенія со Христомъ и вѣрующими, лишается Его искупительныхъ заслугъ и чрезъ то подвергается вѣчной погибели, то законодательству церковвому естественно было заимствовать это слово для приложенія къ тѣмъ лицамъ, которыя, по приговору Церкви, отторгаются отъ союза со Христомъ, и для обозначенія наказанія, производящаго это дѣйствіе.

Анаѳема состояла въ лишеніи всѣхъ духовныхъ благъ, правъ и преимуществъ, пріобрѣтаемыхъ человѣкомъ чрезъ крещеніе, въ совершенномъ отдѣленіи или отсѣченіи христіанина отъ тѣла Церкви. Какъ членъ, совершенно отдѣленный отъ тѣла, не можетъ болѣе получать отъ него силы и жизненности, какъ вѣтвь, оторванная отъ дерева, не можетъ получать отъ него питанія и необходимой жизненной силы, какъ человѣкъ, удаленный изъ какого-нибудь общества, не можетъ болѣе принимать участія въ выгодахъ и преимуществахъ послѣдняго: такъ исключенный изъ Церкви не могъ далѣе пользоваться ея благодѣяніями и принимать участіе въ благахъ христіанскаго единенія. Мы видимъ, что Церковь удаляла таковыхъ отъ причащенія св. Таинъ. Отлученіе отъ Церкви и участіе въ таинствѣ Евхаристіи – два понятія, взаимно себя исключающія. Допускать исключенныхъ изъ Церкви къ причащенію не значило ли бы, вопреки заповѣди Спасителя, давать святая псомъ (Матѳ. 7, 6)? Вотъ почему въ церковномъ законодательствѣ мы не встрѣчаемъ никакихъ спеціальныхъ предписаній относительно этого предмета: Церковь не видѣла надобности напоминать объ удаленіи анаѳематствованныхъ отъ таинства Евхаристіи, такъ какъ это понятно и очевидно было само собою. Анаѳематствованные отлучались отъ молитвъ церковныхъ. Если въ молитвахъ вѣрующихъ строго запрещалось участвовать даже членамъ Церкви, впадшимъ въ грѣхъ и поставленнымъ въ наказаніе на третью покаянную степень (припадающихъ), то могли ли быть допущены къ участію въ молитвахъ церковныхъ тѣ, которые переставали быть членами Церкви и почитались, какъ язычники и мытари? Не допуская отлученныхъ лично участвовать въ молитвахъ, Церковь и сама не молилась за нихъ: по свидѣтельству исторіи, имена анаѳематствованныхъ всегда исключались изъ диптиховъ церковныхъ. Такъ поступлено было, напр., съ именами Ѳеодора Мопсуетскаго и императора Анастасія{2}. Если же имена вѣрующихъ вписывались въ диптихи для возношенія моленія о нихъ во время общественнаго богослуженія, то исключеніе изъ нихъ могло означать не иное что, какъ запрещеніе за такихъ людей общественныхъ молитвъ. Отлученные отъ Церкви лишались права вступленія въ храмъ вообще и присутствованія при священнодѣйствіяхъ. Если входъ во храмъ загражденъ былъ даже публично кающимся, находящимся на низшихъ степеняхъ (напр., плачущимъ), то тѣмъ болѣе онъ не могъ быть дозволенъ тѣмъ, которые переставали быть членами Церкви и не рѣшались самихъ себя признать виновными въ великихъ преступленіяхъ. Исторія представляетъ намъ несомнѣнныя фактическія доказательства для этого. Св. Амвросій Медіоланскій воспретилъ входъ даже въ притворъ храма императору Ѳеодосію Великому (послѣ того, какъ онъ велѣлъ умертвить въ Ѳессалоникахъ семь тысячъ человѣкъ, по поводу произшедшаго тамъ возмущенія), говоря такъ: «какими очами ты будешь созерцать храмъ общаго Владыки? Какими стопами станешь попирать этотъ священный помостъ? Отойди же и не пытайся увеличивать прежнее беззаконіе новыми». Царь удалился. По прошествіи восьми мѣсяцевъ, приближенный царя, Руфинъ, объявилъ св. Амвросію, что императоръ насильно войдетъ въ храмъ. Святитель Медіоланскій воскликнулъ: «я напередъ говорю тебѣ, Руфинъ, что не позволю ему вступить въ священное преддверіе», – и, дѣйствительно, когда императоръ вторично явился къ церкви, Амвросій снова не дозволилъ ему вступить въ церковь{3}.

Устранивши виновныхъ отъ пользованія духовными благами, Церковь лишала ихъ и остальныхъ выгодъ христіанскаго общенія, строго и подъ угрозою наказанія запрещая вѣрнымъ чадамъ своимъ вступать съ ними въ обыкновенныя житейскія сношенія. И въ гражданскомъ отношеніи Церковь хотѣла разъединить христіанъ и анаѳематствованныхъ такъ же, какъ раздѣлены были христіане и язычники, поставить отлученныхъ на такое же разстояніе по отношенію къ вѣрующимъ, на какомъ они не могли быть опасны и вредны для послѣднихъ. Уже апостолы находили нужнымъ предостерегать христіанъ отъ сношеній съ открытыми грѣшниками и даже положительно воспрещать всякія (религіозныя и внѣшнія обыденныя) сношенія съ ними. Такъ апостолъ Павелъ увѣщавалъ Коринѳянъ не примѣшатися, аще нѣкій братъ именуемъ будетъ блудникъ, или лихоимецъ, или идолослужителъ, или досадителъ, или пьяница, или хищникъ: съ таковымъ ниже ясти (1 Кор. 5, 11). Тотъ же апостолъ во второмъ посланіи къ Солунянамъ говоритъ: аще кто не послушаетъ словесе нашего, посланіемъ сего назнаменуйте: и не примѣшайтеся ему, да посрамится (3, 14). Точно также апостолъ Іоаннъ Богословъ говоритъ: аще кто приходитъ къ вамъ и сего ученія не приноситъ, не пріемлите сего въ домъ, и радоватися ему не глаголите: глаголяй бо ему радоватися, сообщается дѣломъ его злымъ (2 Іоан. 1, 10-11). Отсюда ясно видно, что запрещеніе апостольское относительно сношеній христіанъ съ еретиками и лицами безнравственными имѣетъ въ виду не только отношенія религіозныя, но и обыденныя, каковы: употребленіе пищи, принятіе въ домъ, христіанское привѣтстіе и проч. И тѣ изъ вѣрующихъ, которые вступали бы въ сношенія съ отлученными, тѣмъ самымъ свидѣтельствовали бы о нѣкоторой расположенности къ нимъ, о нежеланіи видѣть въ ихъ поведеніи что-нибудь недостойное христіанина, а чрезъ это нѣкоторымъ образомъ поддерживали бы ихъ въ противленіи Церкви и заставляли виновныхъ смотрѣть на свой проступокъ снисходительно. Видя себя совершенно покинутыми, анаѳематствуемые невольно задумываются надъ собою и своимъ положеніемъ и, принимая въ соображеніе, что причина этого заключается въ ихъ поведеніи, а конецъ такому состоянію можетъ положить только исправленіе, поспѣшатъ раскаяться и возвратиться въ лоно Церкви. Съ другой стороны, отлученіе отъ Церкви имѣло своимъ назначеніемъ отдѣлить больные члены отъ церковнаго организма, чтобы предохранить здоровые отъ зараженія. А можно ли было достигнуть этого, если бы безпрепятственно дозволялись сношенія внѣшнія, представляющія много точекъ соприкосновенія? Вслѣдствіе ясныхъ предписаній и наставленій со стороны апостоловъ, Церковь и въ послѣдующія времена строго соблюдала эти постановленія, и прекращеніе внѣшнихъ сношеній съ отлученными вмѣняла христіанамъ въ непремѣнную обязанность, угрожая при этомъ за нарушеніе ея наказаніемъ. Это требованіе вошло въ самое понятіе «великаго отлученія», какъ непремѣнная черта и необходимая принадлежность его. И исторія представляетъ намъ не мало примѣровъ исполненія этихъ предписаній со стороны христіанъ, много случаевъ боязни и страха при видѣ лицъ, нравственно зараженныхъ и отдѣленныхъ отъ общенія вѣрующихъ, не мало случаевъ презрѣнія, по которому христіане не желали ни сходиться съ отлученными въ одномъ мѣстѣ, ни вступать съ ними въ разговоръ. По свидѣтельству Иринея Ліонскаго, св. Іоаннъ Богословъ, вошедши однажды въ баню вмѣстѣ съ св. Поликарпомъ и увидѣвъ тамъ Керинѳа, поспѣшно удалился изъ нея, сказавъ при этомъ: «уйдемъ отсюда, пока не обрушилась баня, – въ ней Керинѳъ – врагъ истины»{4}. Когда св. Поликарпъ повстрѣчался однажды съ Маркіаномъ и послѣдній спросилъ: «узнаешь ли ты меня»? Поликарпъ отвѣчалъ: «знаю тебя, перворожденнаго сатану»{5}. Св. Василій Великій въ одномъ изъ своихъ писемъ къ св. Аѳанасію замѣчаетъ, что отлученный отъ Церкви правитель Ливіи ничего не встрѣчаетъ отъ христіанъ, кромѣ пренебреженія, что они не хотятъ жить въ одномъ съ нимъ домѣ, употреблять одинъ огонь и одну воду.

Дѣйствія анаѳемы не ограничивались настоящею жизнію человѣка, не прекращались съ смертію виновнаго, но простирались иногда и далѣе. Тѣ изъ отлученныхъ, которые умирали безъ разскаянія, упорствуя въ заблужденіяхъ и беззаконіяхъ, презирая судъ Церкви, не удостоивались и христіанскаго погребенія: трупы ихъ предавались землѣ безъ совершенія надъ ними погребальнаго обряда, безъ пѣснопѣній и молитвъ, не сопровождались христіанами къ мѣсту погребенія, какъ это вообще было въ обычаѣ среди христіанъ{6}. Впрочемъ, всѣ эти дѣйствія были еще не такъ важны сравнительно съ несчастіями, какія причиняла анаѳема душѣ грѣшника послѣ разлученія ея съ тѣломъ. Церковь строго воспрещала молиться за таковыхъ по смерти и приносить безкровную жертву во оставленіе грѣховъ ихъ. Соборъ Карѳагенскій постановилъ: «аще который епископъ еретиковъ, или язычниковъ сродниковъ, или не принадлежащихъ къ родству оставитъ наслѣдниками своими и предпочтетъ ихъ церкви: таковому и по смерти да будетъ изречена анаѳема и его имя никогда отъ іереевъ Божіихъ да не возносится» (92 прав.).

Всѣ, указанныя нами, дѣйствія анаѳемы могутъ быть названы внѣшними, видимыми. Но она оказывала еще другія дѣйствія, болѣе глубокія, которыя, въ отличіе отъ первыхъ, могутъ быть названы невидимыми, внутренними. Сюда относятся: расторженіе союза съ Богомъ и, въ случаѣ неисправленія, потеря, надежды на полученіе спасенія. Господь, сказавши: аще кто преслушаетъ церковь, буди тебѣ якоже язычникъ и мытарь, прибавляетъ: аминь глаголю вамъ: елика аще свяжете на земли, будутъ связана на небеси (Матѳ. 18, 18). Отлученіе отъ Церкви тѣмъ особенно и тяжело, что не только отдѣляетъ человѣка отъ Бога, но и отнимаетъ у него возможность снова (въ случаѣ нераскаянности) соединиться съ Нимъ, лишая его вспомогательныхъ средствъ, которыя Церковь предлагаетъ для примиренія съ Отцемъ Небеснымъ. Сюда относятся: таинства, молитвы вѣрующихъ, заступничество и ходатайство святыхъ и проч. Исключенный изъ Церкви, человѣкъ перестаетъ быть причастникомъ искупительныхъ заслугъ Іисуса Христа и благодатныхъ пособій, которыя доставило человѣку дѣло искупленія. Поэтому-то блаж. Августинъ говорилъ, что «христіанину ничего не должно такъ страшиться, какъ отдѣленія отъ Тѣла Христова. Если онъ отдѣляется отъ Тѣла Христова, то не есть уже членъ этого Тѣла; если не есть членъ, то не подкрѣпляется, не оживляется Духомъ Его. Кто же, сказалъ апостолъ, Духа Христова не имать, сей нѣсть Еговъ». Грѣшникъ, если анаѳема еще не произнесена на него, хотя и отдѣляется отъ Бога за грѣхи свои, но не теряетъ надежды на примиреніе съ Нимъ: онъ принадлежитъ къ Церкви, и если не собственными силами, то чрезъ пламенныя молитвы своихъ братьевъ можетъ возвратить себѣ милосердіе и благодать Божію, которая оживотворитъ его и направитъ на путь истины и добра. Но отлученные отъ Церкви лишаются этихъ вспомогательныхъ средствъ, посредничества Церкви, остаются безъ опоры и помощи, предоставляются самимъ себѣ. Но какъ безсиленъ бываетъ человѣкъ въ борьбѣ со зломъ, особенно человѣкъ естественный, лишенный Божественной помощи! Положеніе его ухудшается еще тѣмъ, что къ нему, по выраженію Апостольскихъ Постановленій, «тотчасъ, по изверженіи изъ Церкви, приближаются лютые волки (злые духи) и жаждутъ пожрать его, какъ агнца, считая погибель его своею прибылью, потому что и отецъ ихъ діаволъ – человѣкоубійца»{7}. Между тѣмъ какъ Церковь ходатайствуетъ за своихъ членовъ, совершившихъ земное странствованіе и перешедшихъ въ загробный міръ, принося въ оставленіе грѣховъ ихъ безкровную жертву, дозволяя вѣрующимъ благотворить въ память ихъ и возсылать молитвы къ Небесному Судіи о прощеніи грѣховъ новопреставившимся рабамъ, отлученные и тутъ не получаютъ никакой помощи отъ Церкви, запрещающей и молиться, и приносить за нихъ безкровную жертву. Вотъ почему отлученіе отъ Церкви отцы и учители Церкви называли «началомъ, преддверіемъ суда Господня»{8}, сравнивали великое отлученіе съ вещественнымъ мечемъ, убивающимъ тѣло, и называли его мечемъ духовнымъ, а состояніе человѣка по отлученіи – духовною смертію. Дѣйствительно, душа человѣка, отдѣленная чрезъ отлученіе отъ Бога – источника жизни, не можетъ уже болѣе жить и мгновенно умираетъ. Только вторичное присоединеніе къ Церкви можетъ возвратить ей жизнь; только примиреніе съ Богомъ и новое соединеніе съ Нимъ путемъ раскаянія и исправленія способно оживить ее.

Какъ въ обществахъ гражданскихъ опредѣленіе самаго тяжелаго изъ наказаній всегда окружается нѣкоторыми особенными условіями, отъ соблюденія которыхъ зависитъ законность наказанія, съ одной стороны, его дѣйствительность и обязательность, съ другой: такъ было и въ Церкви Христовой въ древнія времена. Уже Основатель христіанской Церкви, узаконяя великое отлученіе, ходомъ и характеромъ Своей рѣчи объ этомъ предметѣ ясно показалъ, что къ этому наказанію слѣдуетъ прибѣгать только въ тѣхъ случаяхъ, когда другія мѣры обращенія грѣшника на путь истины окажутся тщетными. Точно также апостолъ Павелъ, подвергнувъ отлученію Коринѳскаго грѣшника и разрѣшая его, высказывалъ опасеніе, да не многою скорбію пожертъ будетъ таковый, давая знать этимъ, что крайнее изъ церковныхъ наказаній способно причинить вмѣсто пользы вредъ, при неразумномъ пользованіи имъ. Кромѣ ясныхъ заповѣдей Спасителя и Его апостола, Церковь и сама, въ силу собственнаго сознанія всей тяжести этого наказанія, для опредѣленія анаѳемы требовала, чтобы совершенный христіаниномъ проступокъ принадлежалъ къ числу самыхъ тяжелыхъ. Хотя всѣ грѣхи, возможные для человѣка, прогнѣвляютъ милосердіе Божіе и заслуживаютъ наказанія, но не всѣ одинаковы по своему существу и по обстоятельствамъ совершенія, а потому не одинаково должны быть караемы. Поэтому-то блаж. Августинъ требовалъ отъ епископа Авксилія, отлучившаго отъ Церкви Классиціана со всѣмъ семействомъ, отмѣненія своего рѣшенія, замѣчая ему, что онъ погрѣшилъ противъ справедливости и снисходительности христіанской, опредѣливши виновному такое наказаніе, которое сопровождается столь тяжелыми послѣдствіями и превышаетъ даже смертную казнь, потому что касается не тѣла. Но тяжесть совершеннаго проступка не почиталась еще сама по себѣ достаточнымъ основаніемъ для опредѣленія анаѳемы. Церковь не подвергала этому наказанію тѣхъ, которые хотя и совершили проступокъ самъ по себѣ важный, причинили велцкій вредъ Церкви, но сознавали свою вину, съ раскаяніемъ и слезами молили Церковь о прощеніи и безропотно несли тяжелые покаянные подвиги. Только нераскаянность, сопротивленіе грѣшника вынуждали Церковь къ этому крайнему средству, только при упорствѣ и неповиновеніи оно могло быть опредѣляемо въ силу словъ Самого Господа (Матѳ. 18, 17). Церковь не хотѣла прибѣгать къ тяжелому наказанію даже тогда, когда грѣшникъ открыто заявлялъ о своемъ нежеланіи исправиться, а старалась, такъ сказать, вынудить у него сознаніе своей вины, чтобы имѣть возможность наказать его снисходительнѣе. Церковь, съ одной стороны, вмѣняла судьямъ въ непремѣнную обязанность трижды увѣщавать грѣшника объ исправленіи, съ другой, никого не анаѳематствовала безъ предварительнаго увѣщанія. Какъ нѣжно любящая своихъ дѣтей мать, подвергая ихъ какому-нибудь наказанію въ видахъ исправленія, чувствуетъ печаль, огорченіе и карательныя дѣйствія сопровождаетъ обильными слезами, такъ и Церковь, подвергая кого-нибудь изъ своихъ чадъ отлученію, испытывала печаль, обнаруживала скорбь, изливала непритворныя слезы. Какъ при принятіи въ свои нѣдра новаго члена (напр., при крещеніи оглашенныхъ) Церковь радовалась и духовно ликовала, такъ при исторженіи изъ своей среды кого-либо она непритворно сѣтовала и печалилась. Доказательство этого можно видѣть въ карательныхъ опредѣленіяхъ Церкви, носящихъ на себѣ грустный отпечатокъ. Обвинительный приговоръ, направленный соборомъ Ефесскимъ противъ Несторія, таковъ. «Такъ какъ почтеннѣйшій Несторій не послушался нашего зова..., то мы приступили къ изслѣдованію дѣла и, обличивъ нечестіе его, сочли нужнымъ согласно съ канонами и посланіемъ святѣйшаго отца нашего и сослужителя, епископа римской церкви, Целестина, хотя не безъ многихъ слезъ, произнести слѣдующій печальный приговоръ: поруганный Несторіемъ Господь устами собравшагося нынѣ св. собора положилъ лишить его епископскаго сана и исключить изъ священнаго сословія»{9}. Произнесенный епископомъ карательный приговоръ имѣлъ значеніе и обязательную силу не для его только епархіи, но для всѣхъ мѣстъ христіанскаго міра. Наказаніе повсюду должно было послѣдовать за отлученнымъ, какъ проказа за прокаженнымъ. Чтобы отнять у него всякую возможность вступить гдѣ-нибудь въ общеніе, епископы, въ силу общегосподствующаго обычая и по требованію церковнаго законодательства, сообщали свои карательныя опредѣленія и прочимъ церквамъ. Александръ, епископъ Александрійскій, предавъ анаѳемѣ Арія, чрезъ окружныя посланія увѣдомилъ объ этомъ и прочихъ епископовъ{10}. Какъ отдѣльные епископы посылали къ прочимъ епископамъ окружныя посланія, въ которыхъ увѣдомляли объ отлученіи ими кого-либо отъ Церкви, такъ поступали и соборы, извѣщая отсутствующихъ епископовъ объ именахъ отлученныхъ для соблюденія соборнаго приговора. Соборъ Никейскій, по низложеніи Арія, увѣдомилъ объ этомъ особымъ посланіемъ «Церковь Александрійскую и братьевъ въ Египтѣ, Ливіи и Пентаполѣ»{11}.

Церковь усѣкала своимъ духовнымъ мечемъ нѣкоторыхъ изъ своихъ членовъ не съ тою цѣлію, съ какою это дѣлаютъ общества гражданскія, осуждая кого-нибудь на смертную казнь. Послѣднія поступаютъ такъ по отношенію къ своимъ членамъ въ тѣхъ видахъ, чтобы навсегда удалить ихъ изъ среды общества и не дать возможности послѣднему болѣе видѣть ихъ, какъ людей зловредныхъ. Церковь удаляла отъ себя нѣкоторыхъ и духовно умерщвляла для того, чтобы довесть ихъ чрезъ это до сознанія своей вины и исправленія, а затѣмъ снова принимала ихъ въ свои нѣдра. Такимъ образомъ, цѣлью этого умерщвленія была не погибель вѣчная, но жизнь. Таково свойство меча духовнаго; таковы преимущества духовной смертной казни предъ тѣлесною. Нужно замѣтить, что Церковь и должна была такъ дѣйствовать прежде всего потому, что она наслѣдница Того, Кто пришелъ не погубить душу, но спасти ее. Въ силу примѣра св. ап. Павла она должна была цѣлью отлученія намѣчать исправленіе и спасеніе грѣшника, а не что-либо другое. Апостолъ предалъ Коринѳскаго кровосмѣсника сатинѣ во изможденіе плоти, да духъ спасется, т. е., для того, чтобы онъ чрезъ горькій опытъ пребыванія внѣ Церкви Христовой, чрезъ сознаніе опасности, угрожавшей его спасенію, прежде всего понялъ бѣдственность своего положенія и невыносимость гнета, который тяготѣлъ надъ нимъ. Бѣдственность положенія могла обратить его вниманіе на тѣ причины, по которымъ онъ былъ изверженъ изъ среды христіанъ, и путемъ размышленія привести до признанія, что единственный виновникъ его несчастія – онъ самъ. Такъ, дѣйствительно, и случилось съ Коринѳскимъ грѣшникомъ: онъ исправился и снова былъ принятъ въ христіанское общество (2 Кор. 2, 6). Именея и Александра апостолъ предалъ сатанѣ съ цѣлію, да накажушся не хулити (1 Тим. 1, 20), т. е., чтобы они путемъ бѣдственности своего положенія и тяжести подчиненія сатанѣ дошли до сознанія своей грѣховности и исправленія. Согласно съ примѣромъ апостола и его ученіемъ, по которому церковная карательная власть должна быть направляема въ созиданіе, а не на разрушеніе (2 Кор. 13, 10), древняя Церковь смотрѣла на отлученіе отъ нея, какъ на средство исправленія, хотя и крайнее. Выясняя цѣль отлученія и обращая вниманіе при этомъ на дѣйствія апостола Павла по отношенію къ Коринѳскому грѣшнику, св. Златоустъ говоритъ, что апостолъ не совершенно предалъ его сатанѣ, но отдалъ ему только на воспитаніе, чтобы наказанный пришелъ въ себя и, по раскаяніи, могъ быть опять принятъ въ Церковь, какъ живой членъ ея; наказаніе это тяжело и велико, но душевная польза, происходящая отъ него, еще больше: то временно и скоропреходящее, а это простирается на вѣчность и въ ней направляется{12}. Исправленіе и спасеніе грѣшника не было, впрочемъ, единственной цѣлью анаѳемы. Уваженіе къ Церкви начинаетъ исчезать по мѣрѣ того, какъ въ ней начинаетъ гнѣздиться и развиваться порокъ; достоинство Церкви умаляется особенно тогда, когда она терпитъ и даетъ мѣсто въ нѣдрахъ своихъ нарушителямъ законовъ и уставовъ, упорно пребывающимъ въ состояніи непослушанія и противленія. Поэтому и въ видахъ поддержанія своей собственной чести Церковь должна была исторгать грѣшниковъ изъ собственной среды, подобно тому, какъ это дѣлаютъ всѣ вообще человѣческія общества (большія и малыя), опираясь въ этомъ случаѣ на естественное право. Извѣстно, съ какою ревностію заботилась Церковь о сохраненіи своей чести, достоинства и славы. Рабы, говоритъ апостолъ Павелъ, должны почитать господъ своихъ..., дабы не было хулы на имя Божіе и ученіе. Рабовъ увѣщавай повиноватися своимъ господамъ, угождать имъ во всемъ, не прекословить, не красть, но оказывать всю добрую вѣрность, дабы они во всемъ были украшеніемъ ученію Спасителя нашего Бога (1 Тим. 6, 1; Тит. 2, 9-10). Поэтому-то, когда епископъ Евкратій спрашивалъ Кипріана Карѳагенскаго, «долженъ ли оставаться въ общеніи комедіантъ, который не только самъ не оставлялъ своего занятія, но знакомилъ съ нимъ и другихъ», то получилъ слѣдующій отвѣтъ: «занятіе это не сообразно ни съ славою Божественною, ни съ Евангельскимъ благочиніемъ; чистота и достоинство Церкви не должны быть оскверняемы столь гнусною и нечистою язвою»{13}. Далѣе, нравственно-религіозная жизнь подверглась бы большой опасности, еслибъ Церковь не предохраняла другихъ отъ зараженія чрезъ удаленіе нравственно больныхъ. Этой точки зрѣнія держался и апостолъ Павелъ, когда, требуя отъ Коринѳянъ удаленія отъ общества кровосмѣсника, замѣтилъ: не вѣсте ли, яко малъ квасъ все смѣшеніе кваситъ (1 Кор. 5, 6), т. е., или вы не знаете по опыту, что недуги одного легко заражаютъ многихъ, если онъ не отдѣляется отъ нихъ? Св. Златоустъ замѣчаетъ, между прочимъ, что при опредѣленіи отлученія отъ Церкви должно имѣть въ виду не только наказываемое лицо, но и всю Церковь. Если больной членъ церковнаго тѣла не отдѣляется отъ послѣдняго, то онъ можетъ произвесть заразу во всемъ тѣлѣ. А св. Кипріанъ въ своемъ письмѣ къ Помпонію говоритъ, что должно удалять отъ общенія тѣхъ изъ дѣвственницъ, которыя нарушили обѣтъ цѣломудрія, и, если онѣ не исправятся, не слѣдуетъ принимать ихъ, чтобы своимъ худымъ примѣромъ онѣ не подѣйствовали пагубно и на прочихъ.

 

«Руководство для сельскихъ пастырей». 1899. Т. 1. № 8. С. 213-221; № 9. С. 246-252.

 

{1} Письмо св. Кипріана Карѳагенскаго о дѣвственницахъ.

{2} Евагр. Церк. Истор., кн. 4, гл. 38.

{3} Ѳеодор. Церк. Истор., кн. 5, гл. 17.

{4} Противъ ересей, кн. 3, гл. 3.

{5} Тамъ же.

{6} Вѣтринскій. Памятн. христіанск. древн. т. 5, стр. 184.

{7} Кн. 2, гл. 21.

{8} Письмо св. Кипріана 14 къ Иліодору.

{9} Евагр. Церк. Истор., кн. 1, гл. 4.

{10} Сокр. Церк. Истор., кн. 1, гл. 6.

{11} Тамъ же, гл. 9.

{12} Злат. Бес. на 1 посл. къ Коринѳянамъ.

{13} Письмо къ Евкр. о комедіантѣ.




«Благотворительность содержит жизнь».
Святитель Григорий Нисский (Слово 1)

Рубрики:

Популярное: