А. С. Павловъ - Древніе христіанскіе праздники въ честь мучениковъ.
«Аще и жренъ бываю о жертвѣ и службѣ вѣры вашея,
радуюся и сорадуюся всѣмъ вамъ:
такоже и вы радуйтеся и сорадуйтеся мнѣ».
(Флп. 2, 17-18)
Въ самомъ началѣ кровавыхъ гоненій на Церковь со стороны языческаго Рима, возлюбленный ученикъ Христовъ Іоаннъ видѣлъ въ таинственномъ Откровеніи изъ горняго міра «великое множество людей, котораго никто не могъ перечесть, изъ всѣхъ племенъ и колѣнъ и народовъ и языковъ»; всѣ они «стояли предъ престоломъ и предъ Агнцемъ въ бѣлыхъ одеждахъ и съ пальмовыми вѣтвями въ рукахъ. Это тѣ», сказано было Іоанну, «которые пришли изъ великой скорби, и измыли одежды свои, и убѣлили ихъ кровію Агнца» (Апок. 7, 9. 14), — т. е. святые и добропобѣдные мученики, участники на землѣ въ страданіяхъ Искупителя, а на небѣ — въ славѣ Его. Если первенствующей Церкви чрезъ тайнозрителя явлена была такая слава св. мучениковъ на небесахъ, то первенствующая Церковь, свидѣтельница ихъ подвиговъ за имя и дѣло Христово, не могла не воздавать имъ подобающей славы и на землѣ. И дѣйствительно, по достовѣрнымъ современнымъ свидѣтельствамъ, въ началѣ втораго вѣка въ Церкви были уже особенные праздники въ честъ мучениковъ.
Древнѣйшее извѣстіе объ этихъ праздникахъ мы находимъ въ сказаніи современниковъ о мученической кончинѣ св. Игнатія Богоносца, епископа Антіохійскаго, пострадавшаго въ 107 году. Замѣчательно, что это сказаніе говоритъ о празднованіи памяти мучениковъ, какъ о дѣлѣ между христіанами обычномъ. «Мы сообщили вамъ», писали въ Антіохійскую Церковь нѣкоторые изъ тамошнихъ христіанъ, сопровождавшіе своего пастыря въ Римъ, и въ Римѣ бывшіе свидѣтелями славной его смерти, — «мы сообщили вамъ время и день (когда пострадалъ св. Игнатій), чтобы, собираясь вмѣстѣ въ день мученической его кончины, имѣть намъ общеніе съ подвижникомъ и доблестнымъ свидѣтелемъ (μάρτυρι) Христовымъ» [1]. Еще опредѣлительнѣе говорятъ о ежегодномъ празднованіи памяти мучениковъ Смирнскіе христіане въ окружномъ посланіи своемъ о мученической кончинѣ своего епископа Поликарпа: «мы собрали его кости (св. Поликарпъ былъ сожженъ), — сокровище драгоцѣннѣе дорогихъ камней и чище золота, — и положили, гдѣ слѣдовало. Туда, какъ только можно будетъ, мы станемъ собираться съ веселіемъ и радостію, — и Господь соизволитъ намъ праздновать день мученическаго его рожденія, какъ въ память уже совершившихъ свой подвигъ, такъ и въ наученіе и утвержденіе будущихъ подвижниковъ» [2]. На основаніи этихъ двухъ свидѣтельствъ, мы можемъ принять за несомнѣнную истину, что начало празднествъ въ честь мучениковъ современно началу самаго мученичества. Первоначальное и главное основаніе ихъ — догматическое, — крѣпкая вѣра Церкви въ обѣтованія новаго Завѣта о вѣчной небесной славѣ, уготованной всѣмъ гонимымъ за правду Христову (Ученіе Іисуса Христа о блаженствахъ, Матѳ. 5, 3-12 и другія мѣста Н. З.). Этою вѣрою христіане жили и побѣждали міръ (1 Іоан. 5, 4-5) во всѣ времена гоненій; эта же вѣра собирала ихъ на могилы мучениковъ въ дни доблестной кончины ихъ. И здѣсь-то, на этихъ праздникахъ, со всею полнотою выражался духъ гонимой Церкви.
Какъ Апостолъ Павелъ предъ лицемъ смерти за дѣло Христово радовался самъ и внушалъ радоваться другимъ подвижникамъ вѣры, такъ и Церковь, обливаемая кровію своихъ мучениковъ, ликовала и радовалась. Смерть мучениковъ была для Церкви торжествомъ вѣры, побѣдоноснымъ свидѣтельствомъ Божественной силы и истины Христіанства предъ лицемъ язычества; а для самихъ мучениковъ — рожденіемъ ихъ въ жизнь вѣчную, небесную, внутренно сообразную съ тою Божественною жизнію, которою живетъ свидѣтель вѣрный, Первенецъ изъ мертвыхъ (Апок. 1, 5) — Христосъ. Дни смерти мучениковъ по этому назывались днями рожденія мучениковъ (ἡμέρα γενέθλιος, dies natalis). Тогда какъ язычникъ трепеталъ смерти, будто совершеннаго уничтоженія или, по крайней мѣрѣ, такого безотраднаго существованія въ баснословномъ видѣ, какое хуже земныхъ скорбей послѣдняго поденщика, христіанинъ видѣлъ въ смерти, и преимущественно въ мученической смерти за Христа, — пріобрѣтеніе (Флп. 1, 21), начало новой, блаженно-безсмертной жизни на небесахъ, и говорилъ язычнику: «мы совершаемъ память святыхъ, предшественниковъ и друзей нашихъ, которые умерли въ вѣрѣ, и не только радуемся упокоенію, какого они достигли, но и просимъ вмѣстѣ, чтобы и насъ Богъ сподобилъ такой же святой кончины. Мы празднуемъ не день рожденія, потому что онъ есть начало скорбей и всѣхъ искушеній, а день смерти, какъ освобожденіе отъ всѣхъ искушеній. Празднуемъ день смерти, потому что не умираютъ тѣ, которые, повидимому, умираютъ» [3]. Смерть мучениковъ только скрѣпляла тотъ союзъ любви, которымъ они, во имя единой вѣры и надежды, связаны были на землѣ съ прочими христіанами. Часто христіане, сопровождая брата своего, доблестнаго свидѣтеля вѣры, на мѣсто усѣкновенія или другой казни, просили его ходатайствовать за нихъ предъ лицемъ Отца Небеснаго. «Поминайте и меня», говорилъ мученикъ въ отвѣтъ на такое прошеніе, и давалъ братьямъ послѣднее лобзаніе мира, залогъ вѣчной любви и памяти [4]. И какъ мученикъ, представъ предъ лице Отца Небеснаго, вопіялъ: «доколѣ, Владыко Святый и Истинный, не судишь и не мстишь обидящимъ на землѣ за кровь нашу (Апок. 6, 10)?», такъ и оставшіеся на землѣ христіане свято сохраняли память мученика и ежегодно праздновали день его рожденія въ жизнь вѣчную, чтобы «имѣть общеніе съ подвижникомъ и доблестнымъ свидѣтелемъ Христовымъ» [5].
Это общеніе между Церковію воинствующею и торжествующею внѣшнимъ образомъ выражалось въ томъ, что христіане для совершенія памяти мучениковъ собирались на ихъ могилы, которыя, какъ мѣста временнаго ихъ упокоенія, назывались усыпальницами (κοιμητήρια). На могилѣ мученика, какъ на точкѣ соприкосновенія земли съ небомъ, гдѣ покоилось тѣло доблестнаго свидѣтеля вѣры, носящее на себѣ язвы Христовы и потому чающее воскресенія въ жизнь вѣчную, древніе христіане чувствовали себя ближе къ торжествующему на небесахъ мученику. Чтобы св. останки мучениковъ не подверглись поруганію, а богослужебныя собранія христіанъ на могилахъ мученическихъ — враждебному нападенію со стороны язычниковъ, христіане обыкновенно погребали почившихъ братій своихъ по вѣрѣ въ мѣстахъ потаенныхъ, — въ лѣсахъ, пещерахъ, или катакомбахъ, куда, во времена гоненій, дѣйствительно, и собирались на общественное богослуженіе [6]. Такихъ катакомбъ особенно много было въ Римѣ, откуда, какъ изъ средоточія язычества, большею частію и начинались гоненія на Церковь. Одну изъ римскихъ катакомбъ тáкъ описываетъ блаж. Іеронимъ: «Въ отроческихъ лѣтахъ, живя въ Римѣ и обучаясь свободнымъ наукамъ, я имѣлъ обыкновеніе вмѣстѣ съ своими сверстниками и соучастниками, въ воскресные дни, ходить на могилы Апостоловъ и мучениковъ, часто спускался въ пещеры, выкопанныя во внутренностяхъ земли; по ту и другую сторону этихъ подземныхъ ходовъ находились тѣла погребенныхъ. Тамъ — такая теплота, что къ тѣмъ мѣстамъ вполнѣ идетъ пророческое слово: да снидутъ во адъ живи (Псал. 54, 16). Изрѣдка только проникалъ туда лучъ свѣта, падая сверху, и нѣсколько разгонялъ страшную мглу». Во время самаго богослуженія, на которое гонимые христіане обыкновенно собирались ночью, когда, слѣдовательно, въ катакомбахъ было еще темнѣе, эти подземелья освѣщались свѣчами и лампами. Въ нѣкоторыхъ мѣстахъ, въ началѣ IV вѣка, усердіе христіанъ поддерживало на гробахъ мучениковъ свѣтъ, не угасавшій ни днемъ, ни ночью; но Соборъ Ельвирскій (въ 313 году) запретилъ освѣщать усыпальницы мучениковъ днемъ, «потому что», говоритъ Соборъ, «души святыхъ не доджны быть безпокоимы» (вѣроятно, — празднымъ и неблагоговѣйнымъ посѣщеніемъ такихъ христіанъ, которые, какъ видно изъ слѣдующаго (35) правила того же Собора, и во время общественнаго богослуженія въ усыпальницахъ не всегда вели себя благоговѣйно) [7].
Если уже самое мѣсто совершенія памяти мучениковъ наглядно изображало общеніе между Церковію воинствующею и торжествующею, то въ богослуженіи, какое Церковь совершала на могилахъ мученическихъ, это общеніе становилось какбы бесѣдою Церкви съ мучениками лицемъ къ лицу, живымъ участіемъ Церкви земной въ торжествѣ небесной. Не вопли страданія гонимыхъ христіанъ раздавались подъ сводами катакомбъ или въ усыпальницахъ мучениковъ, гдѣ наканунѣ дня рожденія ихъ въ жизнь вѣчную совершалось, въ память ихъ, всенощное бдѣніе (παννυχὶς, vigiliae) [8], а хвалебныя пѣсни возносились Богу, дивному во святыхъ Своихъ, — пѣсни, которыя были только земными отголосками того небеснаго гимна, въ образѣ котораго представляется въ Откровеніи Іоанна духовное торжество прославленныхъ мучениковъ (Апок. 7, 10). Такое именно значеніе даетъ древнимъ церковнымъ пѣснямъ въ честь мучениковъ св. Игнатій Богоносецъ, когда, совершая свой путь въ Римъ, гдѣ ожидалъ его вѣнецъ мученичества, писалъ Римскимъ христіанамъ: «вы для меня не сдѣлаете ничего лучше того, какъ если, составивъ любовію хоръ, воспоете пѣснь Отцу во Христѣ Іисусѣ, что Богъ удостоилъ епископа Сирскаго, свидѣтеля Своихъ страданій, прибыть съ Востока на Западъ и прейти отъ міра къ Богу» [9]. Въ томъ же торжествующемъ духѣ, Церковь, совершая память мучениковъ, читала ихъ дѣянія (acta martyrum), т. е. вѣрныя сказанія о томъ, какъ судимы были исповѣдники Христовы язычниками, какія потерпѣли они мученія и какою скончались смертію. И если гонимые христіане плакали при чтеніи этихъ дѣяній, то плакали слезами сожалѣнія — не о томъ, что такъ люты были страданія мучениковъ, а о томъ, что сами не сподобились еще кроваваго исповѣданія имени Христова. Послушаемъ, кáкъ изображаетъ свои чувствованія одинъ христіанинъ временъ мученичества, описывая жизнь, страданія и праздникъ священномученика Кипріана, епископа Карѳагенскаго: «Что я долженъ дѣлать на этомъ мѣстѣ?» восклицаетъ онъ. «Мое сердце раздѣляется между радостію о страданіяхъ (св. Кипріана) и скорбію о томъ, что я остаюсь здѣсь. Двоякое чувство удручаетъ грудь мою. Скорбѣть ли мнѣ о томъ, что я не былъ его спутникомъ? Но я долженъ торжествовать его побѣду. Торжествовать ли мнѣ его побѣду? Но скорблю о томъ, что я не былъ его спутникомъ. Впрочемъ, надобно откровенно сознаться предъ вами, что я, какъ и вы сами по себѣ знаете, болѣе нахожусь въ этомъ (послѣднемъ) расположеніи. Я сильно радуюсь, вмѣстѣ съ вами, о его побѣдѣ, но сильнѣе скорблю о томъ, что остался здѣсь» [10]. По уваженію этой глубокой назидательности дѣяній мученическихъ, третій Карѳагенскій Соборъ, бывшій уже послѣ временъ мученичества (въ 397 году), запретивъ читать при общественномъ богослуженіи какія бы то ни было книги, кромѣ каноническихъ книгъ Священнаго Писанія, дозволилъ, однакоже, читать въ праздники мучениковъ дѣянія ихъ [11].
Но высшимъ выраженіемъ торжества воинствующей Церкви въ дни рожденія мучениковъ и благодатно-дѣйственнымъ образомъ ея общенія съ Церковію торжествующею было принесеніе на гробахъ мучениковъ безкровной жертвы Новаго Завѣта и общее причащеніе Тѣла и Крови Христовой. Страданія и смерть вѣрующихъ за имя и дѣло Христово, по ученію новозавѣтнаго Откровенія, находятся хотя въ таинственной, тѣмъ не менѣе однакожъ въ живой и внутренней связи съ страданіями и смертію Самого Христа. «Любовь Христова», говоритъ Апостолъ Павелъ, «увлекаетъ насъ, разсуждающихъ такъ, что если одинъ умеръ за всѣхъ, то всѣ умерли. Христосъ же умеръ за всѣхъ, чтобы живущіе не для себя уже жили, а для умершаго за нихъ и воскресшаго» (2 Кор. 5, 14-15). Живя для Христа, страдая и умирая за Христа и во Христѣ, вѣрующіе становились общниками страданій и смерти Христовой (Флп. 3, 10; Апок. 1, 9), такъ что Апостолъ Павелъ постоянныя страданія свои за тѣло Христово Церковь — называетъ восполненіемъ недостатка въ своей плоти скорбей Христовыхъ (Кол. 1, 24), свои раны за Христа — ранами Самого Господа Іисуса (Гал. 6, 17). Совершенно въ духѣ этого Апостольскаго ученія и св. Игнатій Богоносецъ изображаетъ предстоящую смерть свою за Христа, какъ причащеніе тѣла и крови Христовой: «живый пишу вамъ, горя желаніемъ смерти. Моя Любовь (Іисусъ Христосъ) распялась, и нѣтъ во мнѣ огня, любящаго вещество, но вода живая и говорящая во мнѣ вѣщаетъ мнѣ извнутри: «иди ко Отцу!» Не нахожу я пріятности въ пищѣ тлѣнной или въ удовольствіяхъ сей жизни. Желаю хлѣба Божія, хлѣба небеснаго, хлѣба жизни, который есть тѣло Іисуса Христа Сына Божія, родившагося въ послѣднее время отъ сѣмени Давидова. Желаю также питія Божія — крови Его, которая есть любовь нетлѣнная и жизнь вѣчная» [12]. Въ этихъ многознаменательныхъ словахъ одного изъ величайшихъ христіанскихъ мучениковъ изображается, во-первыхъ, отношеніе смерти мучениковъ къ смерти Христовой и, во-вторыхъ, отношеніе смерти Христовой и мучениковъ — къ безкровной жертвѣ Новаго Завѣта. Доблестный свидѣтель Христовъ какъ-бы такъ говоритъ: «меня ведетъ къ смерти та же Божественная любовь, по силѣ которой распялся Христосъ; оттого смерть моя есть пріобщеніе смерти Христовой. Но смерть Христову мы возвѣщаемъ всякій разъ, когда ѣдимъ хлѣбъ и пьемъ чашу Евхаристіи (1 Кор. 11, 26); поэтому я, чрезъ смерть мою пріобщаясь самымъ дѣломъ смерти Христовой, пріобщаюсь Евхаристійной жертвѣ тѣла и крови Христовой въ такой силѣ, что самъ во Христѣ становлюсь жертвою Богу, чистымъ хлѣбомъ Божіимъ» [13]. Эта же мысль о благодатномъ соотношеніи между смертію Іисуса Христа и смертію мучениковъ выражается въ молитвѣ св. Поликарпа, которую произнесъ онъ, возведенный уже на Костеръ или — скажемъ словами современниковъ и очевидцевъ кончины священномученика — «приготовленный къ всесожженію за Христа, какъ честный Агнецъ изъ великаго стада, какъ жертва, пріятная Богу. «Господи Боже всемогущій», — молился въ послѣдній разъ на землѣ свидѣтель Христовъ, — «Отецъ возлюбленнаго и благословеннаго Сына Твоего Іисуса Христа, чрезъ Котораго мы получили познаніе Тебя, Боже Ангеловъ и Силъ, и всей твари, и всего рода праведныхъ, живущихъ предъ очами Твоими, — благословляю Тебя, потому что Ты удостоилъ меня въ этотъ день и въ этотъ часъ принять жребій въ числѣ мучениковъ Твоихъ, въ чашѣ Христа Твоего (см. Матѳ. 20, 22; 26, 39; Марк. 10, 39), для воскресенія въ жизнь вѣчную души и тѣла, въ нетлѣніи Святаго Духа, между которыми (мучениками) да буду и я воспринятъ сегодня предъ Тобою въ жертву тучную и благопріятную... За это и за все восхваляю Тебя, благословляю Тебя, прославляю Тебя, съ вѣчнымъ и небеснымъ Іисусомъ Христомъ, возлюбленнымъ Сыномъ Твоимъ, съ которымъ Тебѣ и Святому Духу слава и нынѣ и въ будущіе вѣки. Аминь» [14]. Такъ въ минуту смерти за Христа св. Поликарпъ является вмѣстѣ и жертвою и жертвоприносителемъ: принося себя въ жертву Богу, онъ, какъ священникъ Новаго Завѣта, произноситъ ту самую молитву, которую произносилъ всякій разъ, когда совершалъ безкровное жертвоприношеніе Тѣла и Крови Христовой [15]. Чему учили Апостолы и непосредственные ученики Апостоловъ, тó свято исполняла Церковь. Съ воспоминаніемъ блаженной смерти мучениковъ она всегда соединяла тайнодѣйственное воспоминаніе спасительной смерти Христовой т. е. возносила въ праздники мучениковъ безкровную жертву Христову — Евхаристію. «Неотлагательно собирайтесь въ усыпальницахъ», говорятъ Апостольскія постановленія, «и совершайте чтеніе священныхъ книгъ, воспѣвайте псалмы о почившихъ мученикахъ и о всѣхъ отъ вѣка святыхъ и братіяхъ вашихъ, которые почили въ Господѣ, и приносите въ церквахъ вашихъ и усыпальницахъ богопріятную Евхаристію» [16]. Наглядно изображая таинственное соотношеніе между смертію Христовою, возвѣщаемою въ Евхаристіи, и смертію св. мучениковъ, Церковь, въ дни рожденія ихъ, возносила безкровную жертву на алтаряхъ, основанныхъ надъ мощами мучениковъ, или, вмѣсто алтарей, на самыхъ гробницахъ мучениковъ [17]. Въ томъ и другомъ случаѣ Церковь земная, поступала по образу Церкви небесной, въ которой тайнозритель Новаго Завѣта видѣлъ подъ алтаремъ души убитыхъ за слово Божіе и за свидѣтельство, которое они имѣли (Апок. 6, 9). Во время самаго возношенія безкровной жертвы Церковь торжествеино воспоминала св. мучениковъ, въ честь которыхъ совершалось празднество, [18] — «чтобы», какъ говоритъ св. Кириллъ Іерусалимскій, «ихъ молитвами и предстательствомъ принялъ Богъ моленіе» Церкви [19], какъ принимаетъ на пренебесный жертвенникъ Свой божественную жертву Новаго Завѣта, безкровное повтореніе кровавой жертвы Агнца Божія, въ крови Котораго измыли и убѣлили одежды свои св. мученики. А молилась Церковь во времена мученичества и при воспоминаніи мучениковъ на таинственномъ жертвоприношеніи — о томъ именно, чтобы и прочіе члены ея удостоились содѣлаться участниками блаженнаго подвига мучениковъ [20]. Послѣ жертвоприношенія всѣ христіане, принимавшіе участіе въ праздникѣ, пріобщались Евхарисіи, совершенной на гробахъ и въ память мучениковъ, и такимъ образомъ, сами сдѣлавшись общниками смерти Христовой, становились единымъ тѣломъ съ Церковію торжествующею, по вѣрному слову Апостола: единъ хлѣбъ, — едино тѣло есмы мнози: вси бо отъ единаго хлѣба причащаемся (1 Кор. 10, 17).
По окончаніи богослуженія, устроялись общественныя трапезы для бѣдныхъ, состоявшихъ на содержаніи Церкви. Эти трапезы были какбы угощеніемъ, какое Церковь отъ лица мучениковъ давала братьямъ ихъ по вѣрѣ, совершающимъ на землѣ память ихъ. «Мы празднуемъ (день смерти мучениковъ)», говоритъ одинъ древній христіанскій писатель, «созывая вѣрующихъ съ клиромъ, приглашая неимущихъ и бѣдныхъ, насыщая вдовъ и сиротъ, чтобы празднество наше было въ память и упокоеніе душъ скончавшихся, которыхъ память совершаемъ, и содѣлалось въ воню благоуханія предъ лицемъ вѣчнаго Бога» [21]. Съ этою цѣлію внѣшней, тѣлесной благотворительности соединялась еще высшая нравственная цѣль, состоявшая въ напитаніи душъ христіанскихъ любовію къ Богу и святымъ Его мученикамъ. Такую именно цѣль имѣлъ въ виду св. Григорій Неокесарійскій, учреждая въ своей Церкви трапезы для простаго народа послѣ церковнаго совершенія памяти мучениковъ. «Такъ какъ онъ замѣтилъ», говоритъ о св. Григоріѣ жизнеописатель его Григорій Нисскій, «что простой и грубый народъ, по склонности къ мірскимъ удовольствіямъ, продолжалъ пребывать въ заблужденіяхъ идолопоклонства; то, чтобы отвлечь его въ этомъ отношеніи отъ языческаго суевѣрія, учредилъ народное веселіе въ праздники мучениковъ — въ твердой надеждѣ, что онъ перейдетъ къ лучшему и совершеннѣйшему образу празднованія. Многихъ это дѣйствительно радовало, и тѣлесныя удовольствія скоро привлекли ихъ къ духовнымъ» [22].
Такъ гонимая Церковь праздновала память доблестныхъ свидѣтелей вѣры и истины! Божественная сила духа, обитавшая въ Церкви и раскрывавшаяся во всей полнотѣ своей въ церковныхъ праздникахъ въ честь мучениковъ, низлагала всѣ человѣческія силы, которыми боговраждебный языческій міръ вооружался на царство Христово, а вмѣстѣ съ тѣмъ служила несомнѣннымъ ручательствомъ и за неминуемость внѣшняго торжества гонимыхъ надъ гонителями. Скоро и язычники поняли, какъ сильно воодушевлялись христіане къ подвигамъ мученичества за вѣру, совершая общественныя празднества въ честь мучениковъ, и потому стали строжайшимъ образомъ запрещать христіанамъ собираться для богослуженія въ усыпальницахъ [23]. Но если на время и прекращалось общеніе христіанъ съ святыми тѣлами мучениковъ, то никакая сила вражія не могла разорвать того духовнаго союза вѣры и любви, которымъ каждая душа христіанская, причащаясь въ таинствѣ Евхаристіи тѣла и крови Христовой, соединялась съ Христомъ, а въ Немъ и чрезъ Него со всѣми членами Церкви торжествующей, какъ членами единаго тѣла Христова.
Когда Церковь, при Константинѣ Великомъ, дѣйствительно достигла и внѣшней побѣды надъ язычествомъ, праздники въ честь мучениковъ сдѣлались тѣмъ торжественнѣе, чѣмъ свободнѣе можно было теперь въ слухъ міра возносить хвалы Богу, дивному во святыхъ Своихъ, которые были живыми орудіями Божественной силы, низложившей враговъ Церкви. Само гражданское правительство, сдѣлавшееся теперь христіанскимъ, явилось усерднымъ чтителемъ памяти добропобѣдныхъ свидѣтелей вѣры. Константинъ Великій, по свидѣтельству Евсевія, издалъ законъ, повелѣвающій, чтобы въ каждой провинціи мѣстные праздники мучениковъ были почитаемы наравнѣ съ днемъ воскреснымъ и другими обще-церковными праздниками, которые сдѣлались теперь и праздниками гражданскими [24]. Собственно въ церковномъ значеніи празднествъ въ честь мучениковъ, съ умиротвореніемъ Церкви, произошла та перемѣна, что память нѣкоторыхъ великихъ подвижниковъ вѣры стали теперь праздновать въ различныхъ мѣстахъ христіанскаго міра. Прежде, во времена гоненій, каждая Церковь совершала память только своихъ мучениковъ, — т. е. тѣхъ, которые были на землѣ ея членами и которыхъ мощи покоились подъ ея жертвенникомъ. Такъ, Смирнская Церковь, хотя и извѣщаетъ сосѣднія Церкви о мученической кончинѣ своего епископа Поликарпа, котораго знали всѣ Церкви Востока и Малой Азіи, и который съ пути своего въ Римъ на подвигъ мученичества нѣкоторымъ изъ нихъ писалъ посланія; но о самомъ праздникѣ въ память св. Поликарпа, говоритъ, какъ о своемъ мѣстномъ. «Туда» (т. е. на мѣсто погребенія св. Поликарпа), пишутъ Смирняне, какъ только можно будетъ, мы станемъ собираться вмѣстѣ, съ веселіемъ и радостію, и Господь соизволитъ намъ праздновать день его мученическаго рожденія». — Въ дошедшихъ до насъ календаряхъ, или святцахъ древнихъ Церквей, обозначены также мѣстные только мученики и мѣстные въ честь ихъ праздники [25]. Бывали и такіе примѣры, что даже Церкви, находившіяся одна отъ другой въ весьма близкомъ разстояніи, имѣли какъ своихъ епископовъ и свой клиръ, такъ и свои праздники мучениковъ [26]. Такое исключительное празднованіе памяти мучениковъ въ тѣхъ только Церквахъ, которымъ они принадлежали въ жизни и въ которыхъ пострадали, объясняется особенными обстоятельствами временъ мученичества. Праздники въ честь мучениковъ были тогда не только воспоминаніемъ этихъ доблестныхъ подвижниковъ вѣры, но и напутствіемъ или приготовленіемъ христіанъ къ такимъ же кровавымъ подвигамъ за вѣру. Воодушевленіе къ мученичеству естественно сильнѣе возбуждалось въ христіанахъ примѣромъ и памятью своихъ мучениковъ, которые были связаны съ ними не только благодатнымъ союзомъ вѣры, но и естественными узами знакомства, дружбы или даже родства [27]. При томъ же многія Церкви, особенно во времена послѣднихъ, жесточайшихъ гоненій, не успѣвали изчислять и собственныхъ мучениковъ [28], и если давали объ нихъ извѣстіе другимъ Церквамъ, то въ самыхъ общихъ выраженіяхъ: «перечислять нашихъ поимянно», говоритъ, напримѣръ, Діонисій Александрійскій въ посланіи о Ливійскихъ мученикахъ, пострадавшихъ при Валеріанѣ, «было бы излишне, потому что ихъ много, да они вамъ и не извѣстны. Знайте, по крайней мѣрѣ, что мужчины и женщины, юноши и старцы, воины и поселяне, люди обоего пола и всякаго возраста, получали вѣнцы, какъ побѣдители, овладѣвшіе поприщемъ то посредствомъ бичей и огня, то посредствомъ желѣза» [29]. Въ Діоклетіаново гоненіе — въ одной Ѳиваидѣ, по словамъ Евсевія, число убитыхъ простиралось до десяти, двадцати, тридцати, шестидесяти, до ста человѣкъ въ день [30]; а такъ было, говоритъ тотъ же церковный историкъ, во всѣхъ провинціяхъ Римской имперіи [31]. Очевидно, ни одна Церковь, постоянно обагряемая кровію своихъ членовъ, не имѣла времени и возможности прославлять особенными празднествами не только иноземныхъ, но и всѣхъ своихъ мучениковъ, тѣмъ болѣе, что язычники, какъ мы уже видѣли, строго запрещали христіанамъ дѣлать богослужебныя собранія въ усыпальницахъ. Но когда кончились кровавыя времена Декіевъ, Валеріановъ и Діоклетіановъ, и когда внутреннее единство Церкви безпрепятственно могло обнаруживаться и вовнѣ, — въ единствѣ церковныхъ праздниковъ, многія Церкви, въ духѣ единой Церкви вселенской, стали праздновать память и такихъ мучениковъ, которые хотя не принадлежали имъ въ жизни, однакожъ своими подвигами составляли славу всей Церкви. Такъ, въ концѣ IV вѣка весь христіанскій міръ зналъ и прославлялъ св. мучениковъ: Кипріана Карѳагенскаго, Фоку, Лаврентія, Викентія, Маманта, Евѳимію [32] и др. Во многихъ мѣстахъ были построены въ память ихъ храмы, или базилики, въ основаніи которыхъ обыкновенно полагались частицы мощей ихъ, и которые, по этому, св. Астерій называетъ колоніями мучениковъ [33].
Но какъ скоро въ тѣхъ Церквахъ, которыя и мѣстныхъ своихъ мучениковъ считали тысячами, начали праздновать еще память нѣкоторыхъ иноземныхъ подвижниковъ вѣры, число мученическихъ праздниковъ сдѣлалось, безъ сомнѣнія, весьма велико. Напримѣръ, въ Антіохійской Церкви, во времена Златоуста, случалось ихъ по нѣскольку на одной недѣлѣ. «Вчера», говоритъ Златоустъ въ похвальномъ словѣ св. мученикамъ Ювентину и Максимину, «собиралъ насъ сюда блаженный Вавила съ тремя отроками; сегодня воинство Христово выставило впередъ (ἐπὶ τῆς παρατάξεος ἔστησε) двухъ святыхъ воиновъ; вчера четыре мученика, сегодня два» [34]. — «Если бы кто» — «скажемъ словами св. Астерія Амасійскаго, — «по усердію и любви къ мученикамъ захотѣлъ, чтобы ихъ страданія были прославляемы особенными праздниками, то въ году не осталось бы ни одного дня непраздничнаго» [35]. Такое непрерывное торжество, очевидно, не совмѣстно съ условіями Церкви воинствующей, члены которой имѣютъ нужду не только въ духовной радости, но и въ печали по Богѣ. Притомъ же, еслибы и дѣйствительно весь церковный годъ былъ какбы однимъ праздникомъ въ славу Бога и св. Его мучениковъ, все-таки Церковь не могла бы отдѣльно праздновать память безчисленно многихъ добропобѣдныхъ свидѣтелей вѣры, извѣстныхъ одному Богу [36]. По этому вселенскою Церковію установленъ одинъ общій праздникъ всѣхъ св. мучениковъ, въ который она соединяетъ свою хвалебную пѣснь Богу, дивному во святыхъ Своихъ, съ духовною неумолкающею пѣснію всей Церкви Божіей, торжествующей на небесахъ. У Златоуста есть бесѣда на этотъ праздникъ, въ которой, между прочимъ, сказано: «не прошло еще и седми дней, какъ мы праздновали святую Пятидесятницу, — и вотъ настигъ (κατέλαβεν) насъ хоръ или, лучше сказать, настигло воинство мучениковъ, ничѣмъ не меньше того воинства Ангеловъ, которое видѣлъ патріархъ Іаковъ» [37]. Итакъ общій праздникъ въ честь мучениковъ, во времена Златоуста, совершался спустя около недѣли послѣ Пятидесятницы, хотя, повидимому, и не въ тотъ самый день, въ который совершается нынѣ, т. е. въ первый воскресный день послѣ Пятидесятницы. Но въ IX вѣкѣ этотъ воскресный день въ Восточной Церкви назывался уже недѣлею всѣхъ святыхъ, какъ видно изъ бесѣды на тотъ день императора Льва Философа, которая оглавляется такъ: «Бесѣда въ недѣлю послѣ Пятидесятницы во славу всѣхъ святыхъ по всей землѣ, низложившихъ своими страданіями врага рода нашего, и за то прославляемыхъ вселенскою Церковію» [38]. Поставляя праздникъ всѣхъ святыхъ мучениковъ въ первый воскресный день послѣ праздника Пятидесятницы, или сошествія Святаго Духа, Которымъ запечатлѣнъ на землѣ Новый Завѣтъ благодати, Церковь выражала и выражаетъ этимъ ту мысль, что св. мученики составляютъ какбы начатки благодатныхъ плодовъ съ духовной нивы царства Христова, начатки, возращеные силою Святаго Духа и теперь приносимые Церковію къ престолу Отца Небеснаго, подобно тому, какъ ветхозавѣтная Церковь въ праздникъ Пятидесятницы, вспоминая Завѣтъ свой съ Богомъ на Синаѣ, приносила Іеговѣ начатки плодовъ земли обѣтованной — образъ духовныхъ плодовъ вѣры своей въ грядущее царство благодати. Эта мысль Церкви, выраженная въ праздникѣ всѣхъ св. мучениковъ, есть мысль Апостола Павла, который говоритъ членамъ Церкви воинствующей: не приступисте бо къ горѣ осязаемѣй, и разгорѣвшемуся огню, и облаку, и сумраку, и бурѣ, и трубному звуку, и гласу глаголъ, егоже слышавшіи отрекошася, да не приложится имъ слово (какъ было при заключеніи Ветхаго Завѣта на Синаѣ);... но приступисте къ Сіонстѣй горѣ, и ко граду Бога живаго, Іерусалиму небесному и тмамъ Ангеловъ, торжеству, и Церкви первородныхъ, на небесѣхъ написанныхъ, и Судіи всѣхъ Богу, и духомъ праведникъ совершенныхъ, и къ Ходатаю Завѣта Новаго — Іисусу (Евр. 12, 18. 19. 22-24).
Самый духъ и образъ празднованія памяти св. мучениковъ остался существенно тотъ же. Измѣнилась только внѣшняя обстановка этихъ праздниковъ. На могилахъ мучениковъ, гдѣ прежде стоялъ простой памятникъ или небольшая часовня (celulla), возвысились теперь величественные храмы (μαρτύρια), воздвигнутые, большею частію, усердіемъ христіанскихъ государей [39] и, по словамъ Златоуста, превосходившіе своею красотою и великолѣпіемъ дворцы императоровъ [40]. Св. Григорій Нисскій въ похвальномъ словѣ святому Ѳеодору Тирону тáкъ описываетъ храмъ, построенный на могилѣ этого мученика (въ г. Амасіи): «если кто придетъ на мѣсто, подобное тому, гдѣ мы сегодня совершаемъ нашъ праздникъ, и гдѣ находится гробъ и покоятся св. мощи праведника, тотъ прежде всего восхитится великолѣпіемъ видѣнія, посмотрѣвъ на это зданіе, величественно построенное и благолѣпно украшенное, какъ прилично храму Божію. Здѣсь и рѣзчикъ на деревѣ выточилъ разнообразныя фигуры, въ видѣ животныхъ; и каменотесъ выполировалъ мраморныя плиты до яркости серебра; и живописецъ разсыпалъ цвѣты своего искусства на картинахъ, изображающихъ доблестные подвиги мученика, его многоразличныя страданія и раны, звѣрскія и страшныя лица мучителей, жестокія истязанія, раскаленную печь, блаженнѣйшую кончину подвижника, изображеніе въ видѣ человѣка Самого Іисуса Христа, свидѣтеля страданій: всѣ подвиги мученика какбы на свиткѣ, писанномъ словами, искусно изобразилъ намъ красками художникъ, и украсилъ храмъ, какъ лугъ пріятный и цвѣтущій;... ту же исторію и съ такимъ же искусствомъ слагатель камней (мозаикъ) изобразилъ на церковномъ помостѣ» [41]. Такіе или подобные храмы воздвигнуты были вездѣ, гдѣ только покоились мощи мучениковъ, — въ лѣсахъ, поляхъ и селеніяхъ, и сюда именно, по примѣру временъ мученичества, когда гонимые христіане праздновали память мучениковъ на ихъ могилахъ, собирались торжествующіе христіане совершать праздники доблестныхъ свидѣтелей вѣры. Потому-то Отцы IV вѣка, въ похвальныхъ словахъ своихъ мученикамъ, говорятъ, что народъ въ годовые праздники мучениковъ, оставивъ городскія церкви, уходилъ въ селенія — на гробы ихъ. «Какъ въ праздникъ Маккавеевъ», говоритъ, напримѣръ, Златоустъ, «всѣ селенія хлынули въ городъ (Антіохію), такъ и въ праздникъ мучениковъ весь городъ долженъ былъ переселиться къ мученикамъ» [42]. Усердіе христіанъ созидало теперь въ память ихъ храмы и алтари — даже въ такихъ мѣстахъ, гдѣ не было мощей мученическихъ. Но Церковь, свято храня древній многознаменательный обычай — совершать Евхаристію на могилахъ мученическихъ, постановила за неизмѣнное правило, чтобы въ основаніе храмовъ или подъ престолъ всегда полагаемы были мощи или, по крайней мѣрѣ, части мощей мучениковъ. Такъ пятый Карѳагенскій Соборъ (398 г.) изрекъ, между прочими правилами, слѣдующее: «Изволилось (св. Собору), чтобы алтари, которые здѣсь и тамъ воздвигнуты на поляхъ и при дорогахъ, какбы въ память мучениковъ, и при которыхъ, однакожъ, не оказывается ни тѣла, ни какихъ-либо останковъ мученическихъ, были, по возможности, разрушаемы мѣстными епископами. Если же нельзя сдѣлать этого изъ опасенія народнаго возмущенія, то должно увѣщевать народъ, чтобы онъ не посѣщалъ тѣхъ мѣстъ, чтобы правомыслящіе не привязывались къ нимъ по суевѣрію. Пусть вообще ни какой памятникъ или храмъ мученическій не признается за истинный, кромѣ того, въ которомъ есть тѣло, или какія-либо части мощей мученика, или гдѣ, по достовѣрному сказанію древности, было его жилище, имѣніе или мѣсто страданія; ибо тѣ алтари, которые воздвигнуты по сновидѣніямъ и пустымъ откровеніямъ нѣкоторыхъ людей, должны быть совершенно отвергаемы» [43]. Это правило подтверждено и седмымъ вселенскимъ Соборомъ (пр. 7). По силѣ сего правила вселенской Церкви — полагать подъ престоломъ храмовъ мощи мучениковъ, всѣ вообще храмы Божіи, даже и тѣ, которые не были посвящены памяти мучениковъ, часто назывались мученическими (μαρτύρια) [44].
Богослуженіе въ праздники мучениковъ осталось также неизмѣннымъ, т. е. наканунѣ праздника совершалось всенощное бдѣніе, а въ самый праздникъ возношеніе безкровной жертвы, соединенное съ воспоминаніемъ мучениковъ, и общее причащеніе тѣла и крови Христовой. Но въ нѣкоторыхъ несущественныхъ частяхъ празднованія памяти мучениковъ произошли различныя перемѣны. Чтеніе актовъ мученическихъ стали теперь замѣнять, преимущественно на Востокѣ, произношеніемъ похвальныхъ словъ мученикамъ, которыя часто во всей подробности передаютъ исторію ихъ страданій, по актамъ или по достовѣрнымъ устнымъ сказаніямъ [45]. Такихъ похвальныхъ словъ не мало дошло до насъ отъ знаменитѣйшихъ Отцевъ и Учителей Церкви IV и V вѣка: Василія Великаго, Григорія Назіанзена, Златоуста, Григорія Нисскаго, Амвросія, Августина и др. Надобно замѣтить, что составители сихъ словъ тѣмъ обильнѣе расточаютъ свое краснорѣчіе для достойнаго восхваленія св. мучениковъ, плодами страданій которыхъ наслаждалась теперь Церковь, чѣмъ менѣе помнили потомки мучениковъ о добродѣтеляхъ и подвигахъ своихъ предковъ. Оттого-то слово похвалы мученикамъ въ устахъ, напримѣръ, Златоуста часто переходитъ въ слово обличенія слушателей. «Какъ смѣшно», восклицаетъ этотъ св. Отецъ въ одномъ изъ похвальныхъ словъ своихъ мученикамъ, «послѣ такого собранія, послѣ бдѣній, послѣ слушанія писаній, послѣ причащенія Божественныхъ таинъ, послѣ духовныхъ даровъ, видѣть мужчину или женщину, проводящихъ цѣлый день въ пиршественныхъ домахъ!... Вы этими святыми бдѣніями обратили ночь въ день; не обращайте же дня въ ночь невоздержаніемъ, пьянствомъ и любодѣйными пѣснями» [46]. Такъ какъ недостойные христіане позволяли себѣ эти безчинства и на самыхъ церковныхъ трапезахъ, которыя, по древнему обычаю, устроялись въ праздники мучениковъ послѣ богослуженія; то третій Карѳагенскій и Лаодикійскій Соборы, принятые всею вселенскою Церковію, отмѣнили эти трапезы [47].
Алексѣй Павловъ.
Казань, 1860 г.
«Странникъ». 1860. Іюль. С. 1-23.
Примѣчанія:
[1] Acta Martyr. Ignatii Ruinart. p. 23. Amstelæd. 1713.
[2] Euseb. Histor. Eccles. lib. IV. c. XV.
[3] Commentar. in Iob. lib. III. inter. opp. Origenis.
[4] Такъ отвѣчалъ братьямъ, напр., мученикъ Монтанъ. См. его акты у Руинарта, стр. 234. п. XIII;. сн. п. XIX, XXIII. См. также акты муч. Перпетуи и Фелицитаты, тамъ же стр. 101-102; акты св. Фруктуоза, стр. 221 и др.
[5] Древніе христіане, какъ мы уже видѣли изъ примѣра христіанъ Антіохійскихъ и Смирнскихъ, точно означали дни кончины мучениковъ съ тою именно цѣлію, чтобъ въ эти дни ежегодно совершать въ честь и память ихъ церковные праздники. Съ этою же цѣлію, предстоятели Церквей, подвергавшихся гоненію, назначали особенныхъ лицъ изъ клира, которые обязаны были вести точныя записи, кто изъ христіанъ и когда скончался мученическою смертію. «Отмѣчайте дни, въ которые они (мученики) скончались», писалъ св. Кипріаиъ, епископъ Карѳагенскій, своимъ пресвитерамъ и діаконамъ, «и чтобы мы могли совершать воспоминаніе ихъ между прочими праздниками мучениковъ. Пусть Тертулъ, ведущій эти записи, обозначитъ мнѣ дни, въ которые блаженные братья наши изъ темницы переселились славною смертію къ безсмертной жизни» (Ep. 37. ad Presbyter. et Diacon). Такимъ образомъ еще въ первые три вѣка въ каждой Церкви составились свои календари или святцы (fasti), къ которыхъ отмѣчены были, какъ праздники, дни кончины мучениковъ: habes tuos census, tuos fastos, говоритъ Тертулліанъ (De coron. milit. c. XII).
[6] Euseb. Hist. Eccles. lib. VII. c. II.
[7] Concil. Elibert. c. 34. Canon 35: Placuit prohiberi, ne fœminæ in cœmeterio pervigilent, eo quod fæpe, fub obtentu orationis latenter fcelera committant.
[8] Прямое указаніе на древній церковный обычай совершать всенощное бдѣніе наканунѣ праздниковъ въ честь мучениковъ находится, напр., въ жизнеописаніи св. Кипріана, епископа Карѳагенскаго, которое составлено діакономъ этого священномученика Понтіемъ. Описывая ночь наканунѣ мученической кончины своего епископа, Понтій говоритъ: «жители деревень отвсюду собрались на зрѣлище, славное для насъ, по причинѣ торжества вѣры, и уничижительное для язычниковъ. Онъ (св. Кипріанъ) въ продолженіе послѣдней ночи содержался въ домѣ начальника провинціи подъ легкою стражею, такъ что мы могли входить къ нему и быть, по прежнему, его собесѣдниками и друзьями. Между тѣмъ весь народъ, озабоченный тѣмъ, чтобы точно знать всѣ произшествія ночи, бодрствовалъ предъ домомъ правителя. Такъ Божественная благость даровала святому мужу, вполнѣ того достойному, что народъ Божій бдѣлъ (vigilaret) уже во время самыхъ страданій своего пастыря... Завтрашній день, который за годъ предсказала благодать Божія, сдѣлался не только завтрашнимъ, но и будущимъ (въ послѣдующіе годы). Ap. Ruinart. p. 214.
[9] Посл. Игн. Богонос. къ Римл. въ Прав. Собес. 1855 г., кн. 3, стр. 124.
[10] Pontius in vita et passione S. Cypriani. Ap. Ruinart. p. 215.
[11] Concil. Carthag. III. c. 47.
[12] Правосл. Собесѣд. 1855 г. кн. 3. стр. 132. Что св. Игнатій говоритъ здѣсь о причащеніи тѣла и крови Христовой чрезъ мученическую смерть свою, а не о причащеніи Евхаристіи въ собственномъ смыслѣ, это видно изъ самаго контекста рѣчи, главная мысль которой выражена въ первыхъ словахъ: «живый пишу вамъ, горя желаніемъ смерти». Такъ точно тотъ же св. Отецъ въ посланіи къ Тралійцамъ называетъ вѣру во Христа, по которой христіанинъ дѣлается участникомъ жизни Христовой, плотію Господа, а любовь ко Христу, по силѣ которой вѣрующій всегда готовъ пролить кровь свою за имя Христово, кровію Іисуса Христа. (ἀνακτήσασθε ἑαυτοὺς ἐν πίστει, ὅ ἐστιν σὰρξ τοῦ κυρίου, καὶ ἐν ἀγάπῃ, ὅ ἐστιν αἷμα Ἰησοῦ Χριστοῦ, c. VIII edit. Hefel. Tübingæ, 1855 г. 192). Да и нельзя предположить, чтобы св. Поликарпъ, отправляясь на мученичсство въ Римъ, не взялъ съ собою освященыхъ даровъ Евхаристіи, когда извѣстно, какъ заботливо древніе христіане запасались св. дарами, собираясь въ путешествіе, или находясь въ опасности со стороны язычниковъ (Tertull. ad uxor. 11. 5. Cfr. de idololat. c. 7).
[13] Послѣднія слова — собственныя слова св. Игнатія (тамъ же, стр. 124. 127).
[14] Martyr. S. Polycarp. c. XIV. Ap. Ruinart. p. 42. 43.
[15] Ср. молитву св. Поликарпа съ евхаристійною молитвою литургіи, находящеюся въ осьмой книгѣ Апостольскихъ постановленій (гл. 12). Духъ и сущность содержанія обоихъ молитвъ — одни и тѣ же. Все различіе въ томъ, что молитва Апостольскихъ постановленій гораздо пространнѣе.
[16] Constit. Apost. lib. VI. c. 30.
[17] Hieron. advers. Vigilant. — Augustin. contra Crescon. lib. 8. c. 27.
[18] Отъ этого воспоминанія св. мучениковъ при возношеніи безкровной жертвы самая литургія, совершаемая въ праздникъ того или другаго или многихъ изъ свѣтлаго лика мучениковъ, называлась ихъ именемъ. Такъ отъ древней Гальской Церкви до насъ сохранилась литургія св. Маврикія и дружины его (missa beati Mauricii cum sociis suis). Въ евхаристійной молитвѣ этой литургіи довольно обстоятельно изображаются подвиги воспоминаемыхъ мучениковъ. (Въ жизни составляли они Римскій легіонъ, извѣстный подъ именемъ Ѳивейскаго, который избитъ былъ по повелѣнію Максиміана за то, что благородные воины не согласились быть орудіемъ кровожадной жестокости императора въ отношеніи къ христіамамъ). Послѣ возгласа: Благодаримъ Господа, — на который народъ отвѣчалъ: достойно и праведно, — священнодѣйствующій тáкъ совершалъ поминовеніе св. легіона мучениковъ: «Поистинѣ, достойно и праведно благодаримъ Тебя, Святый Господи, Отецъ всемогущій, вѣчный Боже! Ибо Ты, Господи, такъ неожиданно воззвалъ къ Себѣ воинство Ѳивеянъ, назначенное для избіенія народа Твоего, что они избрали лучше быть самимъ умерщвленными за благочестіе, нежели насыщаться кровію христіанъ; нисколько не медля, они подъяли на себя тяжесть гоненія и приклонили свои выи гонителямъ. И тогда какъ злоба врага предполагала, что самая разсчитанность избіенія (велѣно было умерщвлять десятаго) устрашитъ народъ Божій, десятымъ приходился именно тотъ, кто по жаждѣ къ мученичеству былъ первымъ. Въ лагерѣ начинается шумъ; никто не хочетъ пользоваться воинскимъ искусствомъ и силою; всѣ горятъ желаніемъ мученической смерти. И вотъ народъ Божій избивается мечемъ, кровь невинныхъ льется, а вѣра остается непоколебимою. Такъ, Господи, Ты подкрѣпляешь Твоихъ воиновъ, чтобы въ страданіяхъ не оставляло ихъ терпѣніе, въ исповѣданіи — твердость! Среди благихъ и побѣдоносныхъ подвиговъ каждый изъ блаженныхъ исповѣдниковъ болѣе опасался лишиться жребія своихъ совоиновъ, чѣмъ склонить свою голову подъ руку палача. Ибо весь народъ Божій горѣлъ такимъ желаніемъ немедленнаго мученичества, что жажда къ страданіямъ усиливалась по той мѣрѣ, какъ замедлялось самое кровопролитіе. Народъ Божій остался непоколебимымъ дотолѣ, пока злоба враговъ не находила, чтó убивать, а въ рядахъ воиновъ Христовыхъ не осталось, чему умирать. Самое мѣсто страданія, орошенное кровію и покрытое тѣлами мучениковъ, сдѣлалось святынею для присутствовавшихъ и прибѣжищемъ для потомковъ. И такъ достойно благодаримъ Тебя, Господи», и проч. (см. у Руинарта, стр. 272).
[19] Кириллъ Іерусалимскій, 5-е тайноводственное слово въ русскомъ переводѣ. Москва. 1855, стр. 374.
[20] Constit. Apost. lib. VIII. c. 13: τῶν ἀγίων μαρτύρων μνημνεύσωμεν· ὅπως κοινωνοί γενεσθαι τῆς ἀθλήσεως αὐτῶν καταξιωθῶμεν.
[21] Commentar. in Iob. lib. III. inter opp. Origenis.
[22] In Gallandi Bibliotheca velerum Patrum. T. III. p. 466.
[23] «Ни вамъ, ни другимъ», говорилъ проконсулъ Эмиліанъ Діонисію Александрійскому, «ни подъ какимъ видомъ не будетъ дозволено дѣлать собраній, или посѣщать такъ называемыя усыпальницы». Ap. Euseb. histor. eccles. lib. VII. c. II. Тоже говорилъ отъ лица императоровъ, Валеріана и Галліена, проконсулъ Патернъ Кипріану, епископу Карѳагенскому. Vide acta. s. Cypriani, ap. Ruinart. p. 216.
[24] Euseb. in vita Constant. lib. IV, c. 23.
[25] Ruinart. p. 617-619. Здѣсь помѣщенъ календарь древней Римской Церкви, въ которомъ обозначены только римскіе мученики, и календарь Карѳагенской съ именами однихъ карѳагенскихъ. См. предисловіе Руинарта стр. 17-18. Правда въ Римскомъ календарѣ находится имя св. Кипріана Карѳагенскаго, но противъ имени этого священномученика написано: празднуется въ Римѣ въ усыпальницѣ Каллиста. Значитъ, въ календарѣ обозначены тѣ только мученики, которыхъ праздники совершались на ихъ могилахъ въ самомъ Римѣ, а праздникъ св. Кипріана былъ исключеніемъ.
[26] См. свидѣтельство Созомена о двухъ Церквахъ Палестинскихъ (Газской и Констанской). Sosom. hist. eccles. lib. V. c. 3.
[27] Такъ Василій Великій въ похвальномъ словѣ св. мученику Гордію говоритъ: «Онъ родился въ нашемъ городѣ (Кесаріи Каппадокійской), за что и болѣе мы любимъ его; потому что онъ — собственное наше украшеніе. Какъ плодовитыя деревья возращенные ими плоды отдаютъ собственной землѣ, такъ и этотъ мученикъ, произшедши изъ нѣдръ нашего города и возшедши на величайшую высоту славы, родившему и воспитавшему его городу даровалъ наслажденіе собственными его плодами благочестія. Прекрасны плоды и иноземные, когда они сладки и питательны; но гораздо пріятнѣе чужеземныхъ плоды отечественные и туземные [мѣстные]: они сверхъ наслажденія, по близости къ намъ, доставляютъ еще и нѣкоторое украшеніе» (Тв. св. Отецъ, кн. 4, гл. 4, стр. 283. 274).
[28] Такъ въ Африканскихъ Церквахъ былъ праздникъ въ честь мучениковъ, называвшихся massa candida; ни имена, ни число ихъ не были извѣстны (см. Ruinart. p. 202. 203).
[29] Euseb. hist. eccles. lib. VII. с. II.
[30] Euseb. hist. VIII, с. 9.
[31] Euseb. de Martyr. Palæstin. ep. Ruinart. p. 335.
[32] Смот. акты этихъ мучениковъ у Руинарта.
[33] Alibi paucarum reliquiarum impertitione, veluti coloniam aliquam ex metropoli deductam, sibi Martyr (Phocas) constituit. Астерій Амасійскій о мучен. Фокѣ. Ruinart. p. 582.
[34] Chrysost. hom. IX in Iuventin. et Maximin.
[35] Aster. in encom. de ss. Martyr. ap. Ruinart. in Præfat. p. XXI.
[36] Пруденцій въ похвальной пѣсни св. мученику Ипполиту говоритъ, что въ одномъ Римѣ было безчисленное множество памятниковъ мученикамъ, имена которыхъ не были никому извѣтны (Ap. Ruinart. p. 170).
[37] Chrysost. hom. LXXIV de ss. Martyr, totius orbis.
[38] Allat. de Dominic. et Hebdomad. Græc. n. XXXI.
[39] Ibid. lib. III. c. 48. lib. IV. c. 10.
[40] Chrysost. hom. 26. in epist. 2. ad Corint.
[41] Ap. Ruinart. p. 482. О такихъ изображеніяхъ на стѣнахъ и портикахъ храмовъ, посвященныхъ памяти мучениковъ, говоритъ также св. Астерій, — въ похвальномъ словѣ мученицѣ Евѳиміи (Ap. Ruinart. p. 490-47). Пруденцій — въ гимнѣ св. муч. Ипполиту (ib. p. 175). Онъ же — въ гимнѣ св. Кассіану (ib. р. 532).
[42] Chrysost. hom. 70 de s. Marlyr. Drosid.
[43] Codex Eccles. Africanæ Can. 83. Ap. Ruinart. t. p. 176. Berolini 1839.
[44] Vid. Suicer. Thesaur. ecclesiast. sub. voce: μαρτύριον.
[45] Наприм. похвальное слово Василія Великаго св. мученикамъ Гордію, Варлааму, сорока мученикамъ; Златоуста похвальн. слово св. Дросидѣ, Юліану, Лукіану и др.
[46] Chrysost. hom. 62 de ss. Martyr.
[47] III Карѳаг. Соб. пр. 30; Лаодикійск. Соб. пр. 28.
Объ авторѣ. Алексѣй Степановичъ Павловъ (1832-1898), заслуженный профессоръ Московскаго Университета (1884), историкъ, спеціалистъ по русскому церковному праву, членъ-корреспондентъ Санктъ-Петербургской Императорской Академіи наукъ (1873). Родился 12 (25) мая 1832 г. въ семьѣ Томскаго причетника. Въ дѣтствѣ отличался выдающимися способностями — будучи 6-ти лѣтъ отъ роду, самостоятельно научился читать и, благодаря лицевымъ изображеніямъ, висѣвшимъ въ домѣ его отца, зналъ наизусть всѣ святцы, т. е. могъ отвѣтить каждому, на какой день приходится день его Ангела, въ какой день года какой святой воспоминается въ Православной Церкви. Окончилъ Тобольскую семинарію (1854) и Казанскую духовную академію (1858). Преподавалъ литургику и каноническое право въ Казанской духовной академіи (1859-1864), состоялъ профессоромъ церковнаго права въ Казанскомъ (1864-1870), Новороссійскомъ (1870-1875) и Московскомъ (1875-1898) университетахъ. Скончался 16 (29) августа 1898 г. въ Москвѣ, похороненъ на Ваганьковскомъ кладбищѣ. Осн. труды: «О Кормчей», «Личныя отношенія супруговъ по римскому праву», «Объ участіи мірянъ въ дѣлахъ церкви», «Очерки секуляризаціи церковныхъ земель въ Россіи» («Очерки» удостоены Макаріевской преміи отъ Свят. Сѵнода), «Русскій Номоканонъ» (удостоенный Уваровской преміей отъ Академіи Наукъ), «Номоканонъ при Большомъ Требникѣ» и др. Учебныя пособія: «Каноническое право. Лекціи», «Сокращенный курсъ лекцій церковнаго права». В. О. Ключевскій отзывался о А. С. Павловѣ, какъ объ одномъ изъ лучшихъ знатоковъ каноническаго права въ Европѣ.