Константинъ Николаевичъ Сильченковъ – Праздникъ Успенія Божіей Матери.
Праздникъ Успенія Божіей Матери[1] относится къ числу празниковъ, нашедшихъ всеобщее признаніе въ Церкви уже въ болѣе поздній, сравнительно съ другими, періодъ церковно-исторической жизни, хотя первоначальное возникновеніе его и теряется во мракѣ столѣтій, въ такой дали, что опредѣленнаго момента времени, съ котораго впервые началъ онъ праздноваться, – нельзя указать. Но что этотъ праздникъ, какъ и всѣ вообще Богородичные праздники, сталъ общеобязательнымъ въ позднѣйшее время, это, помимо прямыхъ историческихъ, свидѣтельствъ, представляется понятнымъ и по самому существу дѣла. Первыми по времени въ Церкви христіанской могли явиться и дѣйствительно явились праздники въ воспоминаніе тѣхъ событій, о которыхъ христіане знали изъ Евангелія, – на которыхъ съ особымъ вниманіемъ и благоговѣніемъ останавливалась ихъ мысль при изученіи земной жизни Господа Іисуса Христа. Событіями же, стоящими внѣ Евангельскаго повѣствованія, христіане, доколѣ сознаніе ихъ еще всецѣло было занято усвоеніемъ только этого послѣдняго, – естественно не могли особенно интересоваться, а потому не могли, конечно, создаваться и праздники въ честь и воспоминаніе такихъ событій.
Между тѣмъ въ каноническихъ Евангеліяхъ о Пресвятой Дѣвѣ Маріи говорится вообще очень мало, и смиренный образъ Ея далеко нечасто появляется на страницахъ Евангельскаго повѣствованія. И это будетъ также вполнѣ понятнымъ, если принять во вниманіе, что главною цѣлью Евангелія служитъ изображеніе Лица и дѣлъ Самого Богочеловѣка – Іисуса Христа. Божія Матерь въ повѣствованіи Евангелиста могла выступить поэтому только постольку, поскольку Ея жизнь имѣла отношеніе къ дѣлу искупленія и спасенія, совершенныхъ Ея Божественнымъ Сыномъ. Подробному же и самостоятельному изображенію Ея Лица и Ея жизни Евангелисты не могли удѣлить много мѣста, ибо, если и о Самомъ Господѣ сказано далеко не все, что было можно сказать, какъ это свидѣтельствуетъ Евангелистъ Іоаннъ[2], – то какъ стали-бы Евангелисты много говорить о Маріи Дѣвѣ, – хотя и Матери Господа, но все же – только человѣкѣ? И потому-то никакихъ свѣдѣній даже о важнѣйшихъ событіяхъ въ жизни Боагіей Матери, не имѣющихъ, однако, прямой связи съ земною жизнію Спасителя, не находится въ писаніяхъ Евангелистовъ. Слѣдовательно. – и общераспространеннаго празднованія въ память этихъ событій жизни Ея на первыхъ порахъ въ Церкви христіанской не могло быть.
Но скромное положеніе Богоматери на страницахъ Евангельскаго повѣствованія зависѣло, такимъ образомъ, отъ особыхъ причинъ, а не отъ того, конечно, чтобы Ея жизнь и личный характеръ не заслуживали вниманія со стороны вѣрующихъ, – зависѣло отъ особыхъ задачъ Евангелія, исключавшихъ для Евангелистовъ возможность подробнаго повѣствованія о комъ-либо другомъ, помимо Спасителя. Эта мысль, очевидно, скоро должна была войти въ сознаніе вѣрующихъ, и Матерь Господа скоро должна была привлечь къ Себѣ мысль ихъ высотою того положенія, какого Она удостоилась и какое заняла во всемъ домостроительствѣ искупленія. Отсюда естественно у христіанъ явилось желаніе знать о Ней болѣе тѣхъ краткихъ свѣдѣній, какія предлагаются въ Евангеліи, – явилось сознаніе недостаточности этихъ свѣдѣній, краткости ихъ. Благоговѣйная мысль христіанъ, не удовлетворяясь рамками Евангелія, начала задумываться надъ событіями изъ жизни Божіей Матери, лежащими за чертою Евангельскаго повѣствованія, и отсюда возникъ громадный интересъ къ тѣмъ свѣдѣніямтъ, какія помимо Евангелія сохранились еще въ устномъ Церковномъ преданіи. Въ этомъ преданіи сохранились нѣкоторыя вѣрныя черты, хотя нѣсколько обрисовывавшія картину частной жизни Божіей Матери, хотя отчасти выяснившія тѣ стороны этой жизни, которыхъ совершенно не коснулось перо Евангелистовъ. Но и эти свидѣтельства преданія, – также краткія и скудныя, – далеко не удовлетворяли той любознательности, съ какою стремились усвоятъ ихъ христіане, – и вотъ ихъ недостаточность и краткость восполняется благочестивыми предположеніями, образами благоговѣйно настроеннаго воображенія.
Въ большинствѣ случаевъ религіозное воображеніе дѣйствовало при этомъ не самостоятельно, а старалось черты преданія разработать и редактировать въ тѣхъ формахъ, въ какихъ отлилось Евангельское повѣствованіе, и какія поэтому сдѣлались дорогими п священными для христіанъ. Въ этихъ формахъ и передавалось по большей части содержаніе многочисленныхъ поэтическихъ твореній, стремившихся возвеличить образъ Божіей Матери и въ возвышенномъ тонѣ изложить неизвѣстныя изъ Евангелія событія Ея жизни. Такъ создалисъ въ Церкви апокрифы о Божіей Матеря (Первоевангеліе Іакова, Рождество Маріи, Преставленіе Маріи и т. д.). Происхожденіе ихъ было подобно происхожденію и всѣхъ дугихъ апокрифовъ вообще – Евангелій, Дѣяній, Апокалипсисовъ. Для всѣхъ ихъ каноническія Евангелія служили какъ-бы нормою, и, стараясь облечь созданія благочестиваго вымысла въ форму, болѣе или менѣе близкую Евангельской, творцы апокрифовъ, съ другой стороны, старались вложить въ нихъ и сущность, которая являлась какъ-бы комментаріемъ къ тексту каноническихъ Евангелій, служила-бы продолженіемъ Евангельскаго повѣствованія, завершеніемъ его. Другой вопросъ былъ, конечно, въ томъ, въ какой мѣрѣ эта послѣдняя цѣль достигалась, въ какой мѣрѣ апокрифы могли дѣйствительно считаться продолженіемъ Евангельскихъ сказаній, насколько вѣрно понималась и передавалась въ нихъ сущность Евангельскаго благовѣстія. Именно своеобразное пониманіе этой сущности и желаніе провести его въ сознаніе другихъ вѣрующихъ было причиною появленія апокрифовъ, съ завѣдомо еретической основой. Отсюда та великая осторожность и подозрительность, съ какими относилась всегда Церковь къ апокрифамъ вообще и апокрифамъ о жизни и Успеніи Божіей Матери – въ частности[3].
А между тѣмъ – нѣтъ сомнѣнія, что въ основѣ – не всѣхъ, конечно, но все же многихъ изъ нихъ лежало зерно чистаго апостольскаго преданія. Въ особенности это должно сказать о тѣхъ апокрифахъ, въ которыхъ не видно желанія автора провести какое-либо еретическое мнѣніе. И если-бы была возможность научнымъ образомъ отдѣлить историческую основу въ апокрифахъ отъ наслоеній вымысла, отыскать подъ ними зерно истинно-апостольскаго преданія, то апокрифы были-бы драгоцѣннѣйшимъ памятникомъ этого послѣдняго. Къ сожалѣнію, подобное выдѣленіе истины отъ вымысла въ апокрифахъ въ высшей степени затруднительно.
Такъ, въ замѣнъ скудныхъ свѣдѣній о Божіей Матери въ Евангеліи, создалась богатая апокрифическая литература о Ней. Особенно тщательно въ этой литературѣ былъ разработанъ вопросъ о смерти Ея. Усиленное вниманіе, съ какимъ отнеслись христіане къ этому вопросу, помимо, конечно, безотносительной важности его, объясняется, какъ можно думать, исторпческими условіями жизни христіанской Церкви того времени. То было время безпрерывныхъ жестокихъ гоненій на христіанскую религію. Эти гоненія были причиной появленія въ Церкви многочисленнаго сонма мучениковъ, свою вѣру во Христа засвидѣтельствовавшихъ смертію во имя Его. Ихъ мученическая, но радостно-одушевленная, безтрепетная смерть за Христа для первыхъ христіанъ представлялась какъ бы полнымъ осуществленіемъ словъ Господа о побѣдѣ надъ смертью вѣрующихъ во Имя Его[4], – побѣдѣ, совершенный примѣръ которой былъ данъ Имъ Самимъ. Смерть мучениковъ являлась въ очахъ христіанъ истиннымъ переходомъ въ иную, лучшую жизнь и лучшимъ доказательствомъ существованія ея. Съ другой стороны – дѣло мучениковъ являлось ближайшимъ продолженіемъ дѣла Самого Господа, пролившаго кровь Свою въ борьбѣ со зломъ міра, – высшимъ свидѣтельствомъ любви къ Нему, высшимъ выраженіемъ нравственнаго совершенства и доблести духовной. Смерть за Христа стала завиднымъ удѣломъ для всякаго вѣрующаго, – она являлась вѣнцомъ вѣры въ Него. «Для канонизаціи, въ первыхъ вѣкахъ имѣло силу только одно: вѣнецъ мученика»[5]. И неудивительно, что вопросъ объ образѣ смерти каждаго вѣрующаго получилъ отсюда вообще большое значепіе въ средѣ христіанъ, – неудивительно и то, что почитатели Божіей Матери скоро перешли къ вопросу объ образѣ кончины Ея. Что дѣйствительно вниманіе къ этому вопросу явилось отзвукомъ того внимапія, съ какимъ христіане въ ту эпоху постоянныхъ гоненій относились къ вопросу о смерти вообще, это подтверждается уже появившимся въ то время мнѣніемъ, приверженцы котораго утверждали, что и Сама Божія Матерь, согласно предсказанію Богопріимца Сѵмеона[6], закончила Свою жизнь мученичествомъ за Имя Христа, – мнѣніе, противъ котораго возражалъ св. Епифаній Кипрскій[7].
Но мнѣніе о мученической кончинѣ Божіей Матери не нашло себѣ большого распространенія въ Церкви, – по крайней мѣрѣ – судя. потому, что о немъ упоминаетъ только одинъ св. Епифаній. Очевидно, сохранившееся объ Ея смерти церковное преданіе, никакъ не мирилось съ упомянутымъ мнѣніемъ, подрывало возможность широкаго распространенія его. Любознательность христіанъ, при возбудившемся интересѣ къ вопросу объ образѣ кончины Матери Божіей, поспѣшила обратиться именно къ сохранившимся по этому вопросу чертамъ преданія, а по отрывочности и скудости ихъ естественно и явились апокрифы, какъ ихъ развитіе и восполненіе. И только тогда, – когда – такимъ образомъ, съ одной стороны, въ Церкви, подъ вліяніемъ богословской разработки вопроса объ искупленіи, выяснилось высокое значеніе Лица Божіей Матери, неуказанное непосредственно въ Евангеліи, и когда – съ другой стороны – были уяснены въ сознаніи вѣрующихъ скудныя свѣдѣнія о смерти Ея, – и могъ явиться всеобщій праздникъ въ честь Ея Успенія.
Отсюда ясно, что опредѣлить послѣдовательный ходъ возникновенія въ Церкви праздника Успенія можно только, прослѣдивъ историческія судьбы самого повѣствованія объ этомъ событіи – до того времени, когда этотъ праздникъ окончательно и торжественно былъ введенъ въ кругъ другихъ праздниковъ церковныхъ. Конецъ VІ вѣка мы и кладемъ въ данномъ случаѣ границею нашего изслѣдованія, ибо въ это время развитіе церковныхъ воззрѣній но вопросу объ Успеніи Божіей Матери закончилось чрезъ полное узаконеніе праздника въ честь его. Послѣ этого если и прибавилось еще нѣсколько чертъ къ прежде имѣвшимся свѣдѣніямъ объ Успеніи, то искать въ нихъ хотя тѣни апостольскаго преданія было-бы уже невозможнымъ дѣломъ, и всѣ эти мелкія черты, нося характеръ чисто легендарный, не могутъ уже поэтому представлатъ особаго интереса.
Изслѣдуя вопросъ о тѣхъ свѣдѣніяхъ относительно Успенія Богоматери, какими обладала Церковь до конца VI столѣтія включительно, должно прежде всего ознакомиться съ апокрифической литературой, въ которой зерна истинно-апостольскаго преданія можно находить лишь приблизительно и съ трудомъ, при помощи другихъ источниковъ этого преданія, и потомъ съ свидѣтельствами Св. Отцевъ и историковъ церковныхъ.
* * *
Изъ дошедшихъ до насъ апокрифическихъ сказаній объ Успеніи Божіей Матери важнѣйшія суть: «Святаго Іоанна Богослова слово на Успеніе Св. Богородицы»[8] и – «Книга св. Мелитона о Преложеніи Блаженной Маріи»[9]. Первое является оригиналомъ для многочисленнѣйшихъ подражаній, появившихся на равныхъ языкахъ[10], а вторая – замѣчательнѣйшимъ изъ этихъ подражаній[11]. Заслуживаетъ вниманія также еще одно латинское подражаніе, извѣстное – съ именемъ Іосифа Аримаѳейскаго[12].
Сличеніе между собою этихъ трехъ апокрифовъ открываетъ намъ прежде всего довольно странное явленіе. Дѣло въ томъ, что «Слово ап. Іоанна» появилось ранѣе всѣхъ остальныхъ сказаній объ Успеніи, послужило основою для нихъ. Это единогласно свидѣтельствуютъ всѣ ученые, касавшіеся этого вопроса[13], а также и знаменитый изслѣдователь и издатель апокрифовъ, К. Тишендорфъ, который, утверждая, что латинскія сказанія «вытекли изъ этого первоначальнаго источника» (т. е. греческаго «Слова ап. Іоанна»[14]), сомнѣвается, не появился-ли этотъ послѣдній даже ранѣе IV вѣка[15].
Но при такомъ положеніи дѣла, нужно было-бы, конечно, ожидать, что «Слово св. Іоанна», по сравненію съ послѣдующими подражаніями, будетъ безыскуственнѣе и проще. Ибо всегда и вездѣ первоначальное сказаніе, сдѣлавшись достояніемъ народнымъ, съ теченіемъ времени все болѣе и болѣе разукрашивается и разбавляется новыми образами вымысла. И въ томъ даже случаѣ, когда въ основѣ поэтическаго сказанія лежитъ историческій фактъ, повторяется все тотъ же процессъ постепеннаго наростанія на первоначальное зерно истины массы легендарныхъ подробностей, массы совсѣмъ не историческаго матеріала, такъ что часто и историческіе факты и лица теряютъ, накопецъ, историческую окраску свою и грядущимъ поколѣніямъ предносятся уже, какъ смутныя видѣнія полумиѳическаго характера.
Между тѣмъ, сравнивая между собою «Слово ап. Іоанна» съ «Книгою Мелитона» – позднѣйшею его передѣлкой (о книгѣ Іосифа Аримаѳейскаго еще болѣе поздняго происхожденія, ниже рѣчь будетъ отдѣльно), легко видѣть, что «Книга Мелитона» отличается сравнительно краткостью и сжатостью изложенія, тогда какъ «Слово ап. Іоанна» – гораздо полнѣе своей позднѣйшей передѣлки, т. е. книги Мелитона, представляетъ большую законченность во всѣхъ своихъ частяхъ, изобилуетъ описаніемъ многочисленныхъ чудесъ, чисто легендарнаго характера, не нашедшихъ себѣ пріема на страницѣ «Книги Мелитона». Говоря вообще – «Слово ап. Іоанна» – это совершенный типъ апокрифа, гдѣ ничѣмъ не стѣсненное воображеніе отчетливо и ясно напечатлѣло слѣды своей дѣятельности, широко и свободно создало свои образы. Этого далеко нельзя сказать о «Книгѣ Мелитона». Много и здѣсь отдѣльныхъ чертъ апокрифическаго произведеніи, но творческая дѣятельность вообряженія здѣсь очевиднымъ образомъ стѣснена и ограничена. И такимъ образомъ, эта дѣятельность съ теченіемъ времени не только ничего не прибавила къ первоначальному сказанію объ Успеніи Божіей Матери, – какъ было-бы естественно ожидать, – но даже обнаружилось явленіе совершенно обратнаго характера.
Объясненіе такому загаданному явленію можно находить въ слѣдующихъ начальныхъ словахъ «Книги Мелитона», составляющихъ предисловіе къ ней. – «Мелитонъ, рабъ Христа, епископъ Церкви Сардійской, достопочтеннымъ о Господѣ братьямъ, въ Лодикіи утвердившимся, (желаетъ) въ мирѣ – здравія. Я вспоминаю, что часто писалъ о нѣкоемъ Левкіи, который, вмѣстѣ съ нами имѣвъ обращеніе съ Апостолами, (но) по еретическому (alieno) мышленію и душевному безумію удалившись отъ жизни истинной, разсѣялъ въ своихъ книгахъ многое объ апостольскихъ дѣяніяхъ: и о добродѣтеляхъ ихъ повѣдалъ многое и различное, объ ученіи же ихъ многое налгалъ, доказывая относительно ихъ, что они учили иначе (чѣмъ мы знаемъ), и утверждая яко-бы на ихъ словахъ свои непозволительные выводы. Притомъ онъ не думалъ удовольствоваться этимъ, но еще и преставленіе Блаженной Приснодѣвы Маріи Богородицы унизилъ такимъ нечестивымъ разсказомъ, что не только читать, но и слушать въ Церкви Божіей (его) непозволительно. Мы же въ силу вашей просьбы, что услышали отъ ап. Іоанна, это описывая просто, предложили вашему братству» etc.[16].
Ихъ приведенныхъ словъ неизвѣстнаго автора книги Мелитоновой можно заключать, что онъ былъ человѣкъ съ развитымъ религіознымъ вкусомъ, глубоко чувствовавшій всю неумѣстность и недостойность многообразныхъ вымысловъ, какими начало пополняться повѣствованіе о смерти Божіей Матери. Нельзя думать, чтобы и гностикъ Левкій написалъ что-либо прямо оскорбительное для памяти Пресвятой Дѣвы въ своемъ повѣствованіи о смерти Ея, – иначе онъ, конечно, не заслуживалъ бы и опроверженія, и книга его все равно не нашла-бы себѣ пріема у христіанъ, хотя-бы онъ и рѣшился даже и пытался распространить ее въ массѣ. Вѣроятнѣе всего, напротивъ, что и Левкій также думалъ возвеличить событіе Успѣнія Божіей Матери, но только осуществить эту задачу пытался измышленіемъ и передачею множества тѣхъ легендарныхъ и невѣроятныхъ сказаній, какія могли, напротивъ, вызывать недовѣріе и даже насмѣшку у читателей христіанъ, особенно, образованныхъ, и тѣмъ могли только ронять достоинство и честь Божіей Матери... Авторъ книги Мелитона приступилъ, такимъ образомъ, къ своему труду съ опредѣленною цѣлью: положить, наконецъ, предѣлъ безконечному измышленію все новыхъ подробностей объ Успеніи Божіей Матери, подобныхъ тѣмъ, какія нашелъ онъ въ трудѣ Левкія, и изложить сказаніе, достойное величія своего предмета и чуждое всякихъ сомнительныхъ повѣствованій. Съ такою цѣлью приступивъ къ труду своему, оиъ не могъ, однако, не замѣтить, что и тотъ оригиналъ, который онъ думалъ положить въ основу труда своего, т. е. «Слово ап. Іоанна», въ свою очередь чрезмѣрно свободно излагаетъ данный предметъ и самъ очень богатъ легендарнымъ и весьма сомнительнымъ для достоинства Божіей Матери матеріаломъ.
Вотъ объясненіе, почему такъ сократилось и измѣнилось повѣствованіе о смерти Божіей Матери во второй редакціи своей – въ книгѣ «Мелитоновой». Неизвѣстный авторъ сократилъ ее, какъ только было можно (изъ 50 главъ первой редакціи по приблизительному счету перешло во вторую всего около 10, а около 40 было исключено). Понятно, повѣсть должна была выйти очень короткой – выпущенный матеріалъ требовалось поэтому замѣнигь другимъ. Но пополнить выпущенные легенды иными, значило для автора – отказаться отъ той цѣли, какую преслѣдовалъ онъ во всемъ своемъ трудѣ. Въ такомъ затруднительномъ положеніи авторъ нашелъ выходъ въ томъ, что замѣнилъ выпущенный матеріалъ простою передѣлкою Евангельскихъ событій. Отсюда раскрывается различіе въ основномъ характерѣ двухъ разбираемыхъ нами апокрифовъ: «Слово ап. Іоанна» полно легендъ, являющихся плодомъ совершенно свободной дѣятельности воображенія, въ «Кингѣ Мелитона» то же воображеніе только перерабатываетъ примѣнительно къ Божіей Матери отдѣльныя событія Евангельскаго повѣствованія. Благодаря этому, «Книга Мелитона» нисколько, конечно, не выиграла въ степени достовѣрности своего содержанія, сравнительно съ «Словомъ ап. Іоанна», но за то безспорно выиграла въ достоинствѣ своего повѣствованія, а эту цѣль именно и преслѣдовалъ авторъ. Докажемъ кратко такія соображенія относительно характера, въ какомъ произвелъ авторъ книги Мелитона свои перемѣпы въ повѣствованіи о смерти Богоматери, краткимъ изложеніемъ отличій обѣихъ редакцій этого повѣствованія.
Въ «Словѣ ап. Іоанна» имѣются слѣдующія подробности объ Успеніи Богоматери, не повторенныя въ книгѣ Мелитопа.
Въ главѣ 2-й излагается доносъ Іудеевъ Архіереямъ на постоянное путешествіе Божіей Матери ко гробу Іисуса Христа, для молитвы, допросъ Архіереями стражей, приставленныхъ для охраненія гроба отъ поклонниковъ, и передается отвѣтъ стражей о силѣ Божіей, не допускающей ихъ видѣть Богоматерь въ моменты появлепія Ея у гроба.
Въ главѣ 5-й излагается молитва Божіей Матери о томъ, чтобы всѣ Апостолы собрались къ смертному одру Ея.
Въ главѣ 8-й молитва ап. Іоанна о томъ, чтобы Господь сотворилъ при смерти Божіей Матери чудеса въ страхъ всѣмъ невѣрующимъ.
Въ главѣ 9-й благодарственная молитва Божіей Матери за исполненіе Господомъ обѣщанія явиться къ Ней предъ кончиной Ея.
Въ главѣ 10-й Ап. Іоаннъ подтверждаетъ Божіей Матери, что Господь необивуясь исполнитъ это обѣтованіе Свое. Божія Матерь говоритъ ему о своемъ опасеніи, по поводу желанія Іудеевъ сжечь Ея тѣло, выслушиваетъ отъ него успокоеніе и утѣшеніе и предлагаетъ ему вповь молиться и воскурить фиміамъ. Раздается съ неба голосъ: аминь, обозначающій шествіе на облакахъ Апостоловъ (гл. II).
Въ главѣ 13-й разсказывается о воскресеніи мертвыхъ и объясненіи имъ Духомъ Св. причины ихъ воскресенія.
Въ главѣ 15-й повѣствуется, какъ подъятый облакомъ ап. Петръ стоялъ на воздухѣ между небомъ и землею, созерцая шествіе на облакахъ другихъ Апостоловъ.
Въ главѣ 16-й ап. Петръ предлагаетъ другимъ Апостоламъ повѣдать Богоматери, какъ и откуда пришли они.
Въ глл. 14, 16-24: Апостолы разсказываютъ каждый по порядку о своемъ чудесномъ прибытіи и мѣстахъ, откуда они были внезапно взяты.
Въ гл. 25-й – благодарственная молитва Божіей Матери за прославленіе Ея: «яко призрѣ на смиреніе рабы Своея, се бо отнынѣ ублажатъ Мя вси роди».
Въ гл. 26-й Божія Матерь предлагаетъ Апостоламъ воскурить фиміамъ и молиться. Раздается громъ съ неба и военный шумъ; является множество Небесныхъ Силъ; «и слышенъ былъ голосъ, какъ-бы Сына Человѣческаго». Всѣ въ Виѳлеемѣ видѣли и слышали эти чудеса и, пришедши въ Іерусалимъ, разсказали ихъ.
Въ гл. 27-й описываются другія чудеса: явленіе солнца и луны и «церкви Первородныхъ» у дома, гдѣ жила Богоматерь; множество исцѣленій слѣпыхъ, хромыхъ, глухихъ и другихъ больныхъ чрезъ прикосновеніе къ стѣнамъ дома и ихъ призываніе: «Св. Марія, родившая Христа, Бога нашего, помилуй насъ».
Въ гл. 28-й описывается народное движеніе къ дому Божіей Матери въ виду совершающихся тамъ чудесъ, радость и веселіе во всемъ Виѳлеемѣ и Іерусалимѣ по поводу этихъ чудесъ.
Съ 29-й и по 36-ю гл. идетъ рѣчь о гнѣвѣ Архіереевъ въ виду всего совершающагося въ Виѳлеемѣ, объ ихъ просьбѣ, обращенной къ игемону, объ изгнаніи Божіей Матери изъ Виѳлеема и Іерусалимской области, объ отказѣ игемона и потомъ уступкѣ его Архіереямъ, когда они начала заклинать его «здоровьемъ Кесаря», о посольствѣ тысяченачальника противъ Апостоловъ. Апостолы съ Божіей Матерью были перенесены на облакѣ въ Іерусалимъ, почему попытка тысяченачальника захватить ихъ въ Виѳлеемѣ не удалась. Новый гнѣвъ игемона и Архіереевъ, кигда они узнаютъ чрезъ 5 дней о пребываніи въ Іерусалимѣ Апостоловъ и Божіей Матери, о совершавшихся тамъ чудесахъ и общей вѣрѣ народа, возглашавшаго: «Св. Дѣва, родившая Христа, Бога нашего, не забывай рода человѣческаго». Воспылавъ еще большимъ гнѣвомъ, они задумываютъ сжечь домъ, гдѣ были Апостолы и Богоматерь. Но Ангелъ обращаетъ огонь на нихъ же самихъ, и многіе изъ нихъ погибаютъ, – видя это, игемонъ исповѣдуетъ свою вѣру во Христа, а въ средѣ Іудеевъ происходитъ раздѣленіе.
Въ 37-й гл. передается рѣчь Духа Св. къ Апостоламъ о томъ, что Успеніе Божіей Матери должно послѣдовать въ Воскресенье, въ виду того, что въ этотъ день совершались и другія знаменательныя священныя событія Новаго Завѣта.
Въ 39-й гл. передаются слова Господа Божіей Матери при явленіи за Ея душею.
Въ 40-й гл. – просьба Божіей Матери къ Господу благословить Ее. Благословеніе Господомъ Божіей Матерп и просьба Ея – услышать всякую молитву, принесенную во Имя Ея.
Въ 41-й гл.: Апостолы просятъ Божію Матеръ благословить міръ, и Она исполняетъ ихъ просьбу.
Въ 42-й гл. – Божія Матерь повторяетъ Господу Свое прошеніе пріять всякую молитву во имя Ея.
Въ 43-й гл. Господь обѣщаетъ исполнить Ея прошеніе и обратившись къ Петру (гл. 44) повелѣваетъ начать погребальныя пѣснопѣнія.
Въ 49-й гл, повѣствуется, наконецъ, что Апостолы видѣли на мѣстѣ погребенія Елизавету, Іоанна Крестителя, Анну, матерь Богородицы, Авраама, Исаака, Іакова, Давида и другихъ святыхъ.
Всѣ выписанныя главы представляютъ, дѣйствительно, собраніе образовъ богатаго и совершенно свободнаго въ своей дѣятельности воображенія. Здѣсь много рѣчей, много молитвъ, особенно Божіей Матери, – и эти рѣчи, эти молитвы составлены не по подобію рѣчей евангельскихъ, не передѣланы изъ этихъ послѣднихъ, а измышлены вполнѣ самостоятельно. Тоже должно сказать и о лицахъ и о событіяхъ, здѣсь описанныхъ, – за единственнымъ исключеніемъ развѣ лица игемона, срисованнаго съ лица Пилата. Но такая самостоятельная работа воображенія и удаленіе отъ образцовъ евангельскихъ весьма дурно отозвались на общемъ тонѣ «Слова ап. Іоанна», весьма сомнительномъ для характеристики выведенныхъ здѣсь священныхъ лицъ и мало вообще подходящимъ къ достиженію преднаыѣченной цѣли – прославленія Божіей Матери. Общій характеръ его, а особенно многія частныя черты скорѣе могли унизить въ представленіи читателя это событіе. Чего иного можетъ, напримѣръ, достигнуть эта масса нагромажденныхъ здѣсь, безо всякой видимой цѣли, чудесъ, о которыхъ повѣствуется такъ легко, какъ-бы просто для красоты рѣчи? Съ громомъ и шумомъ безъ опредѣленной цѣли являются Ангелы и прочія Небесныя Силы (гл. 26, 38), ужасныя и самыя невѣроятныя физическія явленія совершаются также только какъ бы для утѣхи дѣйствующихъ въ «Словѣ» лицъ (напр. гл. 27 – около дома Богоматери явились солнце и луна). Весь отдѣлъ съ 29 по 36 гл. введенъ исключительно съ цѣлью разсказать множество поразительныхъ чудесъ. Божія Матерь постоянно воскуряетъ фиміамъ и приглашаетъ къ тому же и другихъ (гл. 4, 8, 9, 10, 26, 38) и произноситъ молитвы, въ которыхъ часто повторяется упоминаніе о величіи, котораго удостоилъ Ее Богъ (гл. 5, 9, 25, 40), молится о мірѣ, какъ власть имѣющая (гл. 41). – и все это совсѣмъ не стоитъ въ согласіи съ тѣмъ дивнымъ смиреніемъ, какое отличало на самомъ дѣлѣ Пресвятую Дѣву въ теченіе всей Ея жизни. Апостолъ Іоаннъ молится къ Богу, – по указанію притомъ Самой Божіей Матери, о томъ, чтобы Онъ сотворилъ чудеса, – безо всякой видимой цѣли и потребности въ нихъ: молитва, странная для Апостола.
Духъ Св. вводится въ «Слово», какъ одно изъ обыкновенныхъ дѣйствующихъ лицъ: Онъ постоянно говоритъ то о томъ, то о другомъ – не только апостоламъ (гл. 11, 31, 37), но и умершимъ (гл. 13), которымъ Онъ даетъ довольно странное объясненіе по поводу ихъ воскресенія. Очевидно, все это черты, могущія понравиться развѣ только самому грубому и неразвитому читателю, но оскорбляющія развитое религіозное чувство.
Посмотримъ, чѣмъ замѣнилъ авторъ книги Мелигоновой весь этотъ, признанный имъ неудобнымъ въ повѣствованіи объ Успеніи Божіей Матери, матеріалъ. Приведемъ въ краткомъ изложеніи всѣ главы, вставленныя имъ вновь въ это повѣствованіе.
Въ гл. 2-й онъ устанавливаетъ связь между своимъ повѣствованіемъ и Евангельскимъ, когда говоритъ о жизни Богоматери послѣ словъ Спасителя со креста: «жено, се сынъ твой» (Іоан. XIX, 26. 27) – въ домѣ ученика Господня Іоанна.
Въ гл. 3-й мы встрѣчаемъ слѣдующую особенность сравнительно съ «Словомъ ап. Іоанна». Явившійся Дѣвѣ Маріи Ангелъ не только возвѣщаетъ Ей о наступленіи времени Успеніи Ея, но и отъ Нея выслушиваетъ просьбу о прибытіи Апостоловъ (чего, по «Слову Іоанна», Она просила у Бога уже позже, придя домой, гл. 5) и о благословеніи для избѣжанія их часъ смерти встрѣчи съ силами ада, и на эти двѣ просьбы даетъ свой отвѣтъ, послѣ чего и удаляется. Въ такомъ видѣ вся эта исторія явленія Ангела приближается къ Евангельской исторіи Благовѣщенія, заключающей бесѣду Дѣвы Маріи съ Архангеломъ Гавріиломъ.
Въ гл. VІ-й передается молитва Апостоловъ объ объясненіи имъ причины собранія ихъ въ одно мѣсто, и объясненіе этой причины ап. Іоанномъ. Послѣ перваго свиданія Апостоловъ съ Божіей Матерью, Она говоритъ имъ: «прошу васъ, чтобы безъ исключенія всѣ вы бодрствовали до того часа, въ который Господь придетъ, и Я имѣю удалиться изъ тѣла». Здѣсь очевидное подражаніе тому увѣщанію, съ какимъ обратился Іисусъ Христосъ къ Ученикамъ въ саду Геѳсиманскомъ предъ страданіями Своими.
Въ гл. VІІ-й повѣствуется, что въ моментъ Успенія, на всѣхъ, кромѣ Апостоловъ и дѣвъ, напалъ такой сонъ, что никто не въ силахъ былъ ему противиться. Новое очевидное подражаніе исторіи въ Геѳсиманскомъ саду.
Въ гл. VІІІ-й Божія Матерь повторяетъ предъ Господомъ свое моленіе объ избѣжаніи встрѣчи съ діаволомъ, и Господь въ отвѣтъ на это указываетъ Ей на необходимость этой встрѣчи для всякаго человѣка, въ силу какой необходимости и Онъ Самъ, по смерти Своей, имѣлъ эту встрѣчу, но, «когда князь? тьмы не могъ найти во Мнѣ никакого слѣда своего дѣла, побѣжденный и постыженный – отошелъ». Здѣсь, очевидно, имѣются въ виду переданныя въ Евангеліи слова Господа предъ кончиной Своею: «грядетъ сего міра князь и во Мнѣ не имать ничесоже» (Іоан. XIV, 30).
Гл. IX: «Тогда Спаситель сказалъ, говоря: возстани Петръ и отнеси тѣло Маріино на правую сторону города къ Востоку и найдешь тамъ новый гробъ, въ которомъ вы положите Ее, и ожидайте, доколѣ приду къ вамъ». Первая половина рѣчи напоминаетъ повелѣніе Господа ученикамъ идти въ городъ и найти тамъ человѣка, въ домѣ котораго приготовить комнату для совершенія пасхи (Лук. XIV, 13-14), и другое повелѣніе Его Ученикамъ: пойдите въ противолежащее селеніе; войдя въ него, найдете молодаго осла привязаннаго и проч. (Лук. XIX, 30); о новомъ гробѣ, очевидно, упомянуто въ соотвѣтствіе Евангельскому сказанію о новомъ гробѣ Спасителя (Іоан. XIX, 41), повелѣніе же Господа ждать Его у гроба Пресвятой Дѣвы – подобно повелѣнію Его по Вознесеніи Апостоламъ – ждать въ Іерусалимѣ сошествія «обѣщаннаго отъ Отца» Духа Св. (Дѣян. I, 4, Лук. XXIV, 49).
Въ гл. Х-й передается о приготовленіи къ погреблнію тѣла Божіей Матери, о чемъ въ «Словѣ ап. Іоанна» не упоминается. Можно думать, что и этотъ разсказъ создался подъ вліяніемъ Евангельскаго повѣствованія о дѣятельности Іосифа и Никодима при погребеніи Іисуса Христа.
Въ гл. XI-й описывается благородная борьба смиренія между Апостолами Петромъ и Іоанномъ по вопросу о чести несенія впереди гроба Богоматери переданной Ей Ангеломъ пальмы. Въ основу изображенія ихъ разговора по этому поводу кладутся евангельскія извѣстія объ обоихъ Апостолахъ: Іоаннъ приглашается Петромъ нести пальму, какъ старѣйшій въ Апостольствѣ, а Петръ напоминаетъ Іоанну слова Спасителя, обращенныя къ нему со креста (Іоан. XIX, 26. 27).
Въ гл. ХШ-й опять полное возвращеніе къ тексту Евангельскому: «князь священниковъ Іудейскихъ», дерзновенно коснувшійся гроба Божіей Матери съ цѣлью ниспровергнуть его и пораженный отнятіемъ рукъ, обращаясь къ ап. Петру съ просьбою объ исцѣленіи, напоминаетъ ему, что въ ту приснопамятную ночь, когда опъ отрекся отъ Христа, и когда служанка обвинила его въ принадлежности къ обществу Христа, «онъ сказалъ о немъ хорошее». И въ отвѣтъ на приглашеніе Петра вѣровать въ Господа Іисуса и чрезъ эту вѣру получить исцѣленіе, онъ выражаетъ сомнѣніе въ возможности спасенія для себя, какъ одного изъ тѣхъ людей, которые сами злословили Христа, крича: «кровь Его на насъ и на, чадѣхъ нашихъ»... (Матѳ. XXVII, 25).
Въ главахъ XIV-й и XV-й – чудо исцѣленія князя священниковъ Іудейскихъ и пораженнаго слѣпотою народа описывается подробнѣе, чѣмъ въ соотвѣтствующихъ мѣстахъ «Слова. ап. Іоанна» (гл. 46, 47).
Въ гл. ХVІ-й Апостолы погребаютъ тѣло Божіей Матери въ новомъ гробѣ (Іоан. XIX, 41) и запираютъ гробъ (ср. Мѳ. XXVIII, 66). Сами-же они сидѣли у дверей гроба, какъ повелѣлъ имъ Господь, – и вотъ внезапно пришелъ Господь Іисусъ Христосъ съ великимъ множествомъ Ангеловъ etc. (ср. Дѣян. 11, 12). Явившійся ко гробу Господь говоритъ Апостоламъ: «прежде чѣмъ Я взошелъ къ Отцу Моему, Я обѣщался вамъ, говоря, что вы, послѣдовавшіе за Мною, въ пакибытіи, когда сядетъ Сынъ человѣческій на престолѣ славы Своея, сядете и вы на двѣнадцати престолахъ судить двѣнадцать колѣнъ Израилевыхъ» (Мѳ. XIX, 28), – и спрашиваетъ ихъ: «что же должно воздать послѣ этого Божіей Матери, избранной ото всѣхъ колѣнъ Израилевыхъ»? Апостолы признаютъ справедливымъ, чтобы тѣло Ея было воскрешено и по соединеніи съ душею было перенесено въ рай.
Въ гл. ХVII-й Архангелъ (Гавріилъ) отваливаетъ камень отъ двери гроба, совершенно какъ и при воскресеніи Іисуса Христа (ср. Мѳ. XXVIII, 2).
Въ гл. ХVIIІ-й Господь говоритъ Апостоламъ: «миръ вамъ, какъ Я всегда былъ съ вами, такъ и буду даже до скончанія вѣка» (ср. Мѳ. ХХVIII, 20). И тотчасъ, какъ сказалъ это Господь, поднятый на облакѣ отошелъ на небо etc. Такъ описывается и вознесеніе Господа (Дѣян. 1, 9). Должно замѣтить вообще, что въ исторіи воскрешенія Божіей Матери и перенесеніи Ея съ тѣломъ въ рай «книга Мелитона» очень разнится отъ «Слова ап. Іоанна», гдѣ всѣ эти подробности опущены и не упоминается о присутсвіи при этомъ событіи Апостоловъ. Вся эта вставка (гл. XVI-XVIII) принадлежитъ именно автору книги Meлитоновой, и легко можно видѣть, что она вся создана имъ на элементахъ евангельскаго повѣствованія.
Итакъ, результаты сличенія двухъ апокрифовъ вполнѣ подтверждаютъ вышеизложенную мысль о взаимномъ ихъ отношеніи. Въ книгѣ Мелитона мы не находимъ многихъ легендарныхъ сказаній «Слова ап. Іоанна», – но за то встрѣчаемся со множествомъ новыхъ подробностей въ описаніи Успенія Божіей Матери, – подробностей, созданныхъ авторомъ путемъ подражанія Евангельской исторіи, – прямымъ или косвеннымъ (какъ, напр., въ гл. VIII) воспроизведеніемъ содержанія послѣдней. «Слово ап. Іоанна» – плодъ свободной и часто не совсѣмъ удачной и умѣстной дѣятельности воображенія. – «Книга Мелитона» – произведеніе той же творческой дѣятельности воображенія, но она близка духу Евангельской исторіи и потому гораздо болѣе соотвѣтствуетъ величію разработаннаго предмета и болѣе являетъ въ изложеніи его достопыства и серьезности[17].
Что касается, наконецъ, третьяго апокрифа, съ именемъ Іосифа Аримаѳейскаго, то кажется, что его должно разсматривать скорѣе не какъ одну изъ передѣлокъ «Слова ап. Ioанна», а какъ передѣлку – ближайшимъ образомъ книги Мелитона и дальнѣйшей попыткой въ томъ же направленіи видоизмѣненія Евангельскихъ повѣствованій въ приложеніи къ событію Успенія Божіей Матери. Представляя въ общемъ сокращеніе книги Мелитона, книга Іосифа Аримаѳейскаго (будемъ называть ее такъ) разнится, за исключеніемъ другихъ болѣе мелкихъ подробностей, собственно только начальными тремя глазами и послѣдними – семью.
Бъ первыхъ 3-хъ главахъ повѣствуется о моленіи, съ какимъ Божія Матерь обратилась къ Іисусу Христу еще во время земной жизни Его, – возвѣстить Ей о наступленіи кончины Ея за три дня до нея и Самому вмѣстѣ съ Ангелами Своими воспріять душу Ея. Въ отвѣтъ на это Господь (гл. 2) въ довольно пространной рѣчи обѣщаетъ Своей Матери явиться къ Ней при Ея смерти «съ Ангелами и Архангелами Своими, со святыми, и съ дѣвами, и съ учениками Своими». Пресвятая Дѣва приноситъ Ему свою благодарностьх[18].
Въ гл. 17-21 – содержится наиболѣе замѣчательная часть книги: здѣсь описывается то участіе, какое принималъ въ событіи Успенія Божіей Матери Апостолъ Ѳома. Онъ прибылъ уже послѣ погребенія Ея и въ тотъ именно моментъ, когда Она съ тѣломъ возносилась на небо. Видя это чудесное вознесеніе Божіей Матери отъ земли на небо, онъ испрашиваетъ у Нея видимаго знака Ея благоволенія и получаетъ такой знакъ въ видѣ упавшаго съ неба Ея пояса (гл. 17). Но когда предсталъ онъ собранію Апостоловъ, ап. Петръ, не вѣдая еще всего происшедшаго съ нимъ, упрекнулъ его постояннымъ невѣріемъ его и грубостью, въ наказаніе за что онъ не удостоился видѣть Успенія Божіей Матери. Ѳома, растроганный, – сознается въ своихъ недостаткахъ и проситъ у всѣхъ Апостоловъ прощенія за нихъ. Всѣ молятся за него (гл. 18). Тогда ап. Ѳома возвѣстилъ, что тѣла Божіей Матери нѣтъ болѣе во гробѣ, но никто не понялъ его, а Петръ вновь напомнилъ ему о его невѣріи въ воскресеніе Господа, предполагая, что по той же склонности къ невѣрію онъ и теперь отвергаетъ нахожденіе во гробѣ тѣла Божіей Матери. Но такъ какъ Ѳома продолжалъ настаивать на своемъ, всѣ отправились ко гробу и убѣдились въ справедливости его словъ (гл 19). Ап. Ѳома, въ объясненіе событія, передаетъ Апостоламъ о своемъ видѣніи вознесенія Божіей Матери (гл. 20). Всѣ испрашиваютъ прошенія у него за недовѣріе къ словамъ его, и онъ благословляетъ всѣхъ (гл. 21). Въ 22-й главѣ къ извѣстіямъ другихъ апокрифовъ о возвращеніи Апостоловъ на облакахъ въ страны проповѣди ихъ прибавляется сравненіе этого возвращенія съ чудесными путешествіями ап. Филиппа и пр. Аввакума, а въ гл. 23 эти всѣ чудеса сопоставляются съ чудомъ прохожденія Господомъ «дверемъ затвореннымъ», съ цѣлью доказать возможность ихъ. Глава 24 представляетъ заключительное послѣсловіе мнимаго автора, Іосифа Аримаѳейскаго[19].
Слѣдовательно, большинство новыхъ, внесенныхъ въ книгу Іосифа, подробностей также черпалось изъ Евангелія и только нѣсколько видоизмѣнялось сообразно съ предметомъ рѣчи (гл. 11, 17-21, 23, 24). Характеръ этой книги такимъ образомъ общій съ характеромъ разобранной уже книги Мелитона, передѣлкою которой и является она. Вѣроятно, появленіе ея относятся ко второй половинѣ V вѣка, когда, послѣ торжественнаго раскрытія на IV вселенскомъ соборѣ преданія Церкви относительно Успенія Божіей Матери (о чемъ подробнѣе рѣчь будетъ ниже), зто событіе стало предметомъ особаго вниманія со стороны вѣрующихъ, что и послужило причиною появленія апокрифовъ, преданіе Церкви облекавшихъ и раскрывавшихъ подробно и въ картипныхъ образахъ. Впрочемъ, на основаніи гл. 24 (р. 123), гдѣ читается, что «Успеніе (assumptio) Ея по всей вселенной нынѣ чествуется и празднуется», – происхожденіе книги Іосифа можно отнести и къ еще болѣе позднейшему времени, – именно къ VII столѣтію.
* * *
Переходя отъ апокрифической литературы къ историческимъ свидѣтельствамъ, касающимся церковнаго преданія относительно Успенія Божіей Матери, на первомъ мѣстѣ въ числѣ этихъ свидѣтельствъ должно поставить слова писателя IV в., Епифанія Кипрскаго, который, въ опроверженіе ериси антидикомаріонитовъ, между прочимъ, писалъ: «я не зваю, можно-ли относительно Святѣйшей Оной и Блаженнѣйшей Дѣвы найдти какія-либо, хотя темныя, извѣстія, которыя произвели-бы у насъ хотя слабую вѣру въ Ея смерть. Ибо въ одномъ мѣстѣ Св. Писанія встрѣчается, что (оно) говоритъ о Ней: и тебѣ Самой душу пройдетъ оружіе, яко да открыются отъ многихъ сердецъ помышленія (Лук. 11, 35). А въ другомъ мѣстѣ, въ Апокалипсисѣ Іоанна, читаемъ, что драконъ стоялъ предъ женою, родившею мальчика, и даны были ей крылья орла, и была она перенесена въ пустыню, чтобы не похитилъ ея драконъ. Это также могло исполнится на Ней. Все же я не утверждаю этого прямо, и, сохранилась-ли Она безсмертною, я не доказываю, умерла-ли Она, – я утверждать не могу. Ибо Св. Писаніе, превосходящее вершину человѣческаго разумѣнія, оставило дѣло въ неизвѣстности относительно этого избраннаго и превосходнаго Сосуда, чтобы никто не заподозрилъ относительно Ея плотскихъ дѣлъ. Итакъ, не знаемъ, умерла-ли Она, была-ли погребена, но только Она была не причастна никакому тѣлесному союзу (браку): да не будетъ, чтобы это думали!»...[21].
Слова Епифанія способны внушить мысль, что даже въ концѣ IV вѣка объ Успеніи Божіей Матери у христіанъ не имѣлось еще никакихъ свѣдѣній. Но такое заключеніе было-бы несправедливо: слова Епифанія касаются исключительно только вопроса о томъ, говорится-ли что-либо объ Успеніи Божіей Матери въ Св. Писаніи, а относительно преданія Церковнаго по этому (вопросу) предмету они ничего не говорятъ. Должно имѣть въ виду, что, возражая противъ антидикомаріонитовъ, унижавшихъ честь Божіей Матери, Епифаній указаніемъ на молчаніе Св. Писанія о смерти Ея желалъ подтвердить высокое Ея достоинство, въ силу котораго, по его мысли, не только не должно быть никакой рѣчи о плотскомъ союзѣ Ея, но даже о самой смерти умолчало Св. Писаніе, какъ бы избѣгая говорить даже и о такомъ событіи, имѣющемъ отношеніе къ Ея тѣлесной природѣ.
Важнѣйшимъ и наиболѣе богатымъ по количеству свѣдѣній историческимъ свидѣтельствомъ по изслѣдуемому нами вопросу является, безспорно, свидѣтельство такъ называемой «Исторіи Евфиміевой».
Время происхожденія этой «Исторіи» относится къ VI столѣтію, авторомъ ея, по мнѣнію Лямбеція, былъ монахъ Кириллъ (†531)[22]. Предметомъ ея служитъ жезнеописаніе одного Аввы въ Палестинѣ, Евфимія (†472)[23], жившаго во времена Халкидонскаго собора, – неудивительно поэтому, что въ «Исторію» вошли многія событія, имѣвшія отношенія къ этому собору. И вотъ почему на страницахъ «Исторіи» передано, между прочимъ, объ одномъ событіи, случившемся во время этого собора и имѣющемъ прямое отношеніе къ вопросу о тѣхъ свѣдѣніяхъ, почерпнутыхъ изъ св. преданія, какія имѣла бъ то время Церковь объ Успеніи Божіей Матери. Въ виду важности этого мѣста «Исторіи Евфиміевой» приведенъ его въ полномъ видѣ. – «Выше мы сказали, – читаемъ здѣсь, – какимъ образомъ Св. Пульхерія воздвигла Христу многія церкви въ Константинополѣ. Изъ нихъ одна есть та, которая построена во Влахернѣ въ первый годъ царствованія божественной памяти Маркіана. Итакъ, когда они (т. е. Маркіанъ и Пульхерія) построили честной храмъ Всехвальной и Святѣйшей Богородительницѣ и Приснодѣвѣ Маріи и всякими украшеніями украсили его, то искали Ея святѣйшаго тѣла, которое восприняло Бога. И когда призвали Ювеналія, Архіепископа Іерусалимскаго, и Епископовъ Палестины, которые жили тогда въ царскомъ городѣ по причинѣ Собора, собраннаго въ Халкидонѣ, – обратились къ нимъ съ такими словами: мы слышали, что въ Іерусалимѣ есть славнѣйшая и превосходная церковь, Святѣйшей Богородицы и Приснодѣвы Маріи, въ участкѣ, который называется Геѳсиманіей, гдѣ во гробѣ было положено Живоносное Тѣло Ея. Итакъ, мы желаемъ перенести сюда Ея останки, чтобы они были охраною этого царскаго города. Имъ Ювеналій такъ отвѣтилъ: хотя о томъ, что касается смерти Св. Богоматери Маріи, въ Святомъ и Боговдохновенномъ Писаніи ничего не передается, однако изъ древнѣйшаго и вѣрнѣйшаго преданія мы приняли, что во время славнаго Ея Успенія всѣ вмѣстѣ Св. Апостолы, которые обходили вселенную во спасеніе языковъ, въ моментъ времени подъятые вверхъ, сошлись во Іерусалимѣ. И когда они были тамъ, явилось имъ видѣніе Ангельское, и слышано было божественное пѣснопѣніе Вышнихъ Силъ. И такимъ образомъ со святою и небесною славою Она предала въ руки Божіи Святую душу. А тѣло Ея, воспринявшее Бога, при Ангельскихъ и Апостольскихъ пѣснопѣніяхъ, подъятое и погребенное, было положено во гробъ въ Геѳсиманіи. Въ каковомъ мѣстѣ хоры Ангеловъ не преставали витать и пѣть три дня. А послѣ трехъ дней, по прекращеніи пѣнія, присутствовавшіе Апостолы, когда пришелъ Ѳома, который одинъ отсутствовалъ, и пожелалъ почтить принявшее Бога тѣло, – отворили гробъ и не могли никакъ найти всехвальнаго Тѣла. Когда они нашли лежащими тамъ только погребальныя пелены и ощутили невыразимое отъ нихъ благоуханіе, они вновь заперли гробъ. Изумленные необычайностью тайны, они могли думать только одно то, что Богъ Слово и Господь Славы, Которому угодно было изъ Матери Дѣвы воспріять тѣло для собственнаго Лица и родиться и Который и послѣ рожденія неповрежденнымъ сохранилъ Ея дѣвство, восхотѣлъ, послѣ исхода Ея отъ живыхъ, почтить Ея непорочное Тѣло нетлѣніемъ и безсмертіемъ прежде обычнаго и общаго воскресенія. Присутствовалъ же тогда съ Апостолами честнѣйшій Тимоѳей Апостолъ и первый Епископъ Ефесянъ, и Діонисій Ареопагитъ, какъ онъ самъ – великій Діонисій свидѣтельствуетъ въ томъ, что онъ писалъ о блаженномъ Іероѳеѣ, также тамъ присутствовавшемъ, къ самому вышереченному Апостолу Тимоѳею въ такихъ словахъ». И затѣмъ патріархомъ Ювеналіемъ было приведено соотвѣтствующее мѣсто изъ книги «De divinis nominibus» (О небесной іерархіи[24]. «Услышавши это, повѣствуется далѣе въ «Исторіи Евфиміевой», императоръ и императрица просили у Архіепископа Ювеналія, скрѣпивши печатью прислать къ нинъ святой этотъ гробъ вмѣстѣ съ находящимися въ немъ священными одеждами Святѣйшей Богородицы Маріи. Получивши его (гробъ), они положили его въ честномъ храмѣ, который построенъ былъ во Влахернѣ. И это было такъ»[25].
Это сказаніе «Исторіи Евфиміевой» служило источникомъ, изъ котораго черпали затѣмъ послѣдующіе писатели, повѣствуя объ Успеніи Божіей Матери. Такъ, изъ этой исторіи почерпнулъ описаніе Успенія Іоаннъ Дамаскинъ (VIIІ в.) и Никифоръ Каллистъ (XIV в.). Іоанну Дамаскину мы обязаны и сохраненіемъ приведеннаго свѣдѣнія изъ Исторіи Евфиміевой, и если бы онъ не привелъ изъ нея разбираемаго отрывка въ третьей своей «гомиліи на Успеніе Блаженной Дѣвы Маріи», то и этотъ отрывокъ затерялся бы такъ же, какъ затерялись и другія многія части ея[26].
Изъ словъ патріарха Ювеналія ясно слѣдуетъ, что такъ богато и художественно, хотя и въ явный ущербъ истинѣ, разработанный въ апокрифахъ первыхъ вѣковъ матеріалъ для описанія событія Успепія Божіей Матери черпался изъ преданія церковнаго, а это преданіе патріархъ Ювеналій предъ лицомъ Императора и Собора назвалъ «древнѣйшимъ и вѣрнѣйшимъ». Послѣ изложенія патріархомъ Іерусалимскимъ этого преданія на Соборѣ въ слухъ, такъ сказать, всей Вселенской Церкви и объявленія его древнѣйшимъ и вѣрнѣйшимъ, оно съ полнымъ правомъ можетъ быть принято, какъ та чистая истина, которую содержитъ Церковь относительно Успенія Божіей Матери, какъ несомнѣнное ученіе ея относительно этого событія. Подтвержденіе этому находимъ въ самой службѣ церковной на день Успенія[27].
Такимъ образомъ, должно признать истинными, въ чистомъ Преданіи Церкви сохраненными, слѣдующія черты событія Успенія, перечисленныя патріархомъ Ювеналіемъ: – чудесное собраніе на облакахъ въ Іерусалимъ разсѣявшихся для проповѣди во всѣ концы земли Апостоловъ, присутвіе Небесныхъ Силъ, при Успеніи Божіей Матери и послѣ Успенія – при гробѣ Ея (въ теченіе трехъ дней), необрѣтеніе Апостолами тѣла Божіей Матери во гробъ послѣ третьяго дня по прекращеніи пѣніи Ангеловъ и явленіи запоздавшаго ап. Ѳомы. Эти три чуда и должны быть признаны тѣми тремя основными истинами, на которыхъ было воздвигнуто все зданіе роскошнаго вымысла апокрифовъ. Въ послѣднихъ, все не согласное съ ними (какъ напр., извѣстіе кн. Мелитона (глл. 16, 17, 18), что Апостолы были очевидцами перенесенія тѣла Богоматери въ рай), должно быть признано прямымъ искажеженіемъ первоначальной истины, – все-же, что въ нихъ является лишнимъ противъ изложеннаго довольно сухо преданія, представляетъ лишь нѣкоторое отступленіе отъ истины, вызванное естественнымъ желаніемъ представить событіе образнѣе, живѣе. Съ безусловнымъ довѣріемъ къ этимъ подробностямъ относиться нельзя. Можно, правда, допустить, что патріархъ Ювеналій, перечисливъ лишь основныя истины преданія, частности опустилъ, тогда какъ въ апокрифахъ онѣ нашли себѣ мѣсто, но такъ какъ невозможно угадать эти болѣе мелкія черты истиннаго преданія въ массѣ апокрифическаго вымысла, то необходимо область церковнаго преданія по вопросу объ Успеніи Божіей Матери ограничить только указанными патріархомъ Ювеналіемъ чертами его.
Только при такой точкѣ зрѣнія на отношеніе между преданіемъ Церкви объ Успеніи Божіей Матери и апокрифическими сказаніями о немъ можно вѣрно оцѣнить значеніе состоявшагося на Римскомъ соборѣ въ 494 году подъ предсѣдательствомъ папы Геласія осужденія «книги Мелитона»; – «книга, которая называется transitus (преставленіе) Блаженной Маріи, есть апокрифъ»... она «не только отвергнута, но сверхъ того и изгоняется (изъ употребленія) всею Римскою вселенскою и Апостольскою Церковью и со своими авторами и послѣдователями своихъ авторовъ осуждена на преданіе во вѣкъ неразрѣшимой анаѳемѣ»[28]. Его должно понимать именно въ смыслѣ осужденія тѣхъ подробностей, неизвѣстныхъ изъ Св. Преданія, какія заключаетъ въ себѣ эта книга. Безъ сомнѣнія, «Слово ап. Іоанна» въ этомъ отношеніи заслуживало еще большаго осужденія, чѣмъ книга Мелитона, но опредѣленіе Римскаго собора 494 г. не коснулось его потому, что на Западѣ оно имѣло мало, или даже вовсе не имѣло распространенія[29].
Да и вообще должно замѣтить, что строгое опредѣленіе собора не прошло со всею своею силою въ церковную жизнь? это видно изъ того, что уже въ концѣ VІ вѣка, прежде чѣмъ исполнилось даже одно столѣтіе со времени этого собора, одинъ изъ отцовъ западной-же Церкви, св. Григорій Турскій (†594) объ Успеніи передавалъ всѣ черты преданія, извѣстныя изъ словъ Ювеналія, и съ нѣкоторыми, тамъ не находящимися, подробностями, заимствованными именно изъ «transitus» Мелитона[30].
Если же такое нарушеніе опредѣленія Римскаго собора, возможно было въ самой Западной Церкви[31], то еще менѣе силы, конечно, оно могло имѣть для Церкви Восточной.
Уже Модестъ, патріархъ Константинопольскій въ словѣ на день Успенія, говорилъ: «я не знаю, почему прежде никто не излагалъ въ словѣ исторіи честнаго Успенія Божіей Матери. А отъ этого въ сей день Успенія Богоматери многіе любознательные, богомудрые и внимательные къ предметамъ божественнымъ слушатели такъ сильно желаютъ узнать что-либо о семъ событіи»[32].
Этими словами патріархъ Модестъ указалъ начало новаго отношенія церковной проповѣди къ празднику Успенія: какъ до него она почти не касалась самаго событія Успенія Божіей Матери, такъ съ его времени послѣднее свободно и обширно начало излагаться съ церковной каѳедры. Въ такомъ именно духѣ въ VIII столѣтіи писали объ Успеніи патріархъ Германъ (†740) и Іоаннъ Дамаскинъ (†776)[33]. Съ VII-же столѣтія появилось и много подложныхъ сочиненій съ именами Отцовъ Церкви, – сочиненій, посвященныхъ описанію того же событія[34]. Сюда относятся: «Рѣчь о Святѣйшей Богородицѣ», приписываемая св. Аѳанасію, «Рѣчь объ Успеніи Богородицы» (ad Paulam et Eustachium), приписываемая блаж. Іерониму (†420), и, наконецъ, разсужденіе по тому же вопросу, приписываемое блаж. Августину (†430)[35].
Причиною и объясненіемъ того явленія, что съ начала VII вѣка литература объ Успеніи Божіей Матери становится, такимъ образомъ, несравненно богаче предшествующаго періода, служитъ состоявшееся около этого времени введеніе въ кругъ Церковныхъ праздниковъ праздника въ честь этого событія.
Дѣйствительно, именно въ концѣ VI столѣтія, по свидѣтельству церковнаго историка Никифора Каллиста, состоялось торжественноо установленіе праздника Успенія Божіей Матери въ Церкви Восточной. Вотъ что пишетъ по этому поводу самъ Никифоръ Каллистъ: «Юстиніанъ... повелѣлъ тогда (послѣ V вселенскаго собора) впервые праздновать по всей землѣ Срѣтеніе Господне, какъ Юстинъ – Святое Рождество Христово и Маврикій немного спустя – Успеніе Всечистой Богородительницы въ пятнадцатой день мѣсяца августа»[36].
Но въ приведенныхъ словахъ Никифора Каллиста говорится, очевидно, лишь о торжественномъ, оффиціальномъ признаніи праздника Успенія, совершившемся, такомъ образомъ, въ концѣ VI столѣтія при Императорѣ Маврикіи (†602)[37], а когда началось чествованіе этого праздника въ отдѣльныхъ церквахъ и мѣстностяхъ, это остается совершенно неизвѣстнымъ. Между тѣмъ несомнѣнно, что императорскому указу о повсемѣстномъ празднованіи Успенія должно было предшествовать помѣстное празднованіе его, такъ какъ подобные оффиціальные указы обычно только подтверждали и узаконяли то, что было замѣчено уже существующимъ въ жизни. И въ самомъ дѣлѣ: какъ могъ появиться и чѣмъ былъ вызванъ иператорскій укавъ о празднованіи Успеніе Божіей Матери, если бы этотъ праздникъ уже не совершался, хотя и не вездѣ и не въ одно время? Сверхъ того, въ словахъ самого Никифора Каллиста есть намекъ на то, что Успеніе Божіей Матери праздновалось и ранѣе императорскаго указа, ибо въ нихъ указы Юстина и Маврикія сравниваются (ὥςτε) съ указомъ Юстиніана, а въ указѣ послѣдняго узаконяются именно повсѣмѣстное празднованіе Срѣтенія – взамѣнъ, очевидно, помѣстнаго празднованія его. И въ указѣ даже самаго Маврикія о празднованіи Успенія, Богоматери именно въ пятнадцатый день Августа можно видѣть намекъ, что ранѣе праздникъ этотъ совершался, но только не въ опредѣленное время. Дѣйствительно, въ древнѣйшихъ коптскихъ святцахъ уже упоминается о праздникѣ Успенія Богоматери, но тогда этотъ праздникъ дѣлился на два и праздновалось: 14-ое января – plantus Diminae Маrіае (плачь о Дѣвѣ Маріи, т. е. воспоминаніе о смерти Ея), а 15 Августа – ascensio (восшествіе Ея на небо[38]. Въ самомъ Константинополѣ, по извѣстію Григорія Турскаго, въ одномъ, храмѣ уже въ ІV в. праздновалось Успеніе, – праздникъ этотъ совершался въ январѣ[39]. Торжественное и оффиціальное установленіе праздника въ честь Успенія Богоматери на Западѣ совершилось гораздо позже – при Карлѣ Великомъ на соборѣ въ Майнцѣ (813 г.)[40], состоявшемся по данному вопросу. Но несомнѣнно, что помѣстное празднованіе Успенія и на Западѣ началось гораздо ранѣе. Относительно празднованія Успенія Богоматери въ ІV в. при папѣ Дамасѣ свидѣтельства, еще довольны тѣмны[39], по уже въ концѣ V вѣка онъ упоминается ясно въ святцахъ папы Геласія и нѣтъ основаній предполагать, что это – прибавка позднѣйшаго времени[41].
К. Сильченковъ.
«Вѣра и разумъ». 1901. Т. 1. Ч. 2. Отд. Церк. № 13. Июль, кн. 1. С. 55-76; № 14. Июль, кн. 2. С. 120-132.
[1] Наименованіе «Успеніе» – κοίμησις – есть древнѣйшее наименованіе праздника (Denkwurdigkeiten aus der christlichen Archaologie I. Augusti. B. X. s. 109). Этотъ терминъ вообще былъ обычнылъ для обозначенія понятія смерти, – въ такомъ значеніи онъ употребляется часто и въ си. Писаніи Новаго Завѣта. Въ такомъ выраженіи тамъ говорится, напр., о смерти Лазаря. (Іоан. XI, 11-14; также 2 Петр. III, 4). Отсюда и мѣста погребеніи умершихъ посплп названіе усыпальницъ – κοιμητήρια (Petri Lambetii Hamburgensis Commentariorum de antiquissima Bibliotheca Caecarea vindobonensi. Liber octavus. Vindobonae. 1782. s. 296).
Наименованіе смерти сномъ – «успеніемъ» – вызвано подобіемъ этихъ двухъ состояній человѣческаго органязма. Поэтому оно встрѣчается даже у языческихъ писателей, напр., у Цицерона въ Тускуланскихъ разсужденіяхъ (Ibid.). Но въ Церкви, подъ вліяніемъ христіанскихъ воззрѣніи на смерть, какъ только на переходъ къ иной, лучшей жизни, этотъ терминъ долженъ былъ получить особенно широкое распространеніе, и преимущественно, конечно, относительно тѣхъ лицъ, въ полученіи которыми вѣчной жизни особенно была увѣрена Церковь. Отсюда день смерти Пресвятыя Богородицы естественно по преимуществу долженъ былъ получить наименованіе дня Успенія Ея. Въ Западной Церкви употребительнѣе названіе assumptio – принятіе, взятіе (отъ земли на небо). Терминъ очень понятный самъ по себѣ: онъ долженъ былъ прямо указывать на смерть Божіей Матеро, какъ на переходъ отъ земной жизни къ небесной, – но должно сказать, что этотъ терминъ не имѣлъ цѣлью обозначать чето-либо особеннаго, необычайнаго въ событіи смерти Богоматери. Это видно изъ того, что онъ прилагался къ смерти и другихъ лицъ, какъ κοίμησις, – былъ обычнымъ обозначеніемъ понятія смерти. Евсевіи въ этомъ выраженіи говорить о смерти Константина Великаго. (lib. IV, de vita Const, cap. 14. Die vorzugliche Denkwurdigkeiten der Christ-Katholishen Kirche. A. Binterim B. V. T. 1. 3. s. 429), въ одномъ древнемъ календарь такъ говорится о смерти Іоанна Богослова, Григорій Назіанзинъ такъ говорятъ о своей сестрѣ, а Григорій Турскій о смерти св. Авита (Ibid). Но если этотъ терминъ и былъ обычнымъ, то все же преимущественно онъ употреблялся въ отношеніи людей, извѣстныхъ святостью жизни. – Сравнивая между собою дна приведенные термина, должно сказать, что второй изъ нихъ яснѣе указываетъ на мысль о переселенія Божіей Матери въ небесное царство, тогда какъ первый указываетъ скорѣе только на прекращеніе земной Ея жизни. Можно указать опредѣленныя причины, почему Православная Восточная Церковь удержала свое наименованіе для смерти Богоматери – Успеніемъ Ея, несмотря на то, что это наименованіе и не выражало прямо мысля о переселеніи Божіей Матери по смерти на небо. Такою причиною явилась именно ересь коллиридіанъ, свое почитаніе Богоматери простиравшихъ до обоготворенія Ея и учившихъ, что Она на причастна смерти. Доказательство послѣдней мысли они усматривали въ примѣрѣ Эноха и Иліи и апокалиптическомъ видѣніи жены, скрытой въ пустынѣ на 1260 дней (XII, 6). Противъ этой ереси писалъ еще св. Еппфаній Кипрскій въ IV вѣкѣ (Migne Cursus complet. sr. gr. t. LXXII, col. 699-739). (L. III, T. II, Haeres. LXXIX). Обличеніемъ ея и свидѣтельствомъ непричастности къ ней Церкви п долженъ былъ служатъ праздникъ Успенія Божіей Матери, и именно этотъ терминъ «успеніе» долженъ былъ указывать на вѣру Церкви въ дѣйствительность смерти Пресвятой Дѣвы, какъ доказательсто Ея небожественности и принадлежности человѣчеству.
Въ западной Церкви употребляется также наименованіе – ascensio (восхожденіе на небо, Himmelfahrt) – терминъ еще болѣе ясно выражающій сущность событія. Этой, терминъ входитъ въ употребленіе съ XIII в. (Augusti Cit. op. 109). Въ древнѣйшемъ арабскомъ календарь встрѣчается назвавіе Planctus dominae, dominae Mariae (плачъ о Госпожѣ Маріи) – и ascensio – праздникь восхожденія Ея на небо съ тѣломъ «согласно ученію Сирійцевъ, Франковъ, Армянъ, и Римлянъ» (Binterim Cit. op. 430). Иногда он именовался Transitus S. Mariae. («Переходъ» отъ земли на небо Св. Маріи). Такъ озаглавливаются и извѣстныя сказанія Мелитона Сардійскаго и Іосифа Аримаѳейскаго. Transitus подобно assumptio было довольно обычнымъ также терминомъ для понятія смерти (Григорий Турский – Transitus S. Martini, Бонавентура – Transitus S. – Francisci, – Binterim. Cit. op. 430). Въ древнѣйшемъ Римскомъ календарѣ употреблялось названіе – Depositio – (погребеніе) S. Mariae (ibid.); этотъ терминъ употреблялся впрочемъ весьма рѣдко. Еще рѣже – Pausatio (успокоеніе отъ жизни) S. Mariae (ibid.). При Венедиктѣ XIV этотъ терминъ употреблялся для обозначенія того промежутка времени, какое заключалось между смертію Богоматери и вознесеніемъ на небо Ея тѣла (ibid. 431).
[2] Іоанн. XXI, 25.
[3] Этою осмотрительностію, оо словамъ К. Тишендорфа, объясняется и то, что апокрифы объ Успеніи такъ долго не были издаваемы. Apocalypses apocryphae Mois, Esdrae, Pauli, Iohannis, item Mariae dormitii. Const. Tischendoef. p. XXXIV.
[4] Іоанн. V, 24.
[5] Theolohische Studien und Kritiken. Eine Leitschrift fur Gesamte Gebiet der Theologie. 1886. Iahr Erstes Heft. – Zur Geschichte der Marienverehrung. Karl Benrath. s. 43.
[6] Лук. II, 35.
[7] Migne. Cursus Complet. st. gr. XLII t. col. 699-739. (L. III, T. II. Haer. LXXVIII).
[8] См. cit. op. K. Benrath. 66-74.
[9] «Слово св. Ioанна» приписывается также ап. Іакову, брату Господню. Lambetii cit. op. 405. Подвое заглавіе его у К. Тишендорфа такое: Του αγίου Ιωάννου του Θεολόγου λόγος εις την κοίμησιν της αγίας Θεοτόκου. p. 95. А относительно «Книги Св. Мелитона» должно замѣтать, что опа извѣстна въ двухъ редакціяхъ: один приведена у C. Tischendorf. cit. op. pp. 124-136, а другая у Crus, Complet. t. V. col. 1231-240. sr. lat. Мы пользовались нерпою, важнѣйшіе пропуска только восполняла изъ второй.
[10] См. Tischendorf. cit. op. pp. 34-38.
[11] Ibid. s. 34.
[12] C. Tischendorf. cit. op. pp. 113-123. Приведено под заглавием Transitus A.
[13] Die Marienverehrung in den ersten Iahrhnnderten. F. A. Lehner. Stuttgart. 1881. S. 224. K. Benrath. cit. op. S. 32.
[14] C. Tischendorf. cit. op. pp. 38.
[15] Ibid. p.. 34.
[16] Migne. Crus complet т. V. col. 1231-1240, sr. lat.
[17] Справедливость требуетъ замѣтить, что какъ въ «Словѣ» есть исключенія пзъ сдѣланной сейчасъ характеристики его, и есть попытки такяе примкнуть къ Евангельскому повѣствованію (напр. глл. 7, 30, 36), такъ и авторъ книги Мелитона не всегда оставался вѣренъ задачѣ своей и, устраняя легенды пзъ повѣствованія объ Успеніи Богоматери, самъ иногда на мѣсто ихъ вводилъ новыя (гл. XI – рѣчь о пальмѣ и ХІV, ХV, равно какъ и вторая половина гл. V по Migne). Но, конечно, эти немногія исключенія не говорятъ противъ общаго характера обоихъ апокрифовъ.
[18] Разсказанный эпизодъ интересенъ въ томъ отпошеніи, что онъ, кажется, нѣкогда входилъ и въ «Слово ап. Іоанна» но кѣмъ-нибудь быль, вѣроятио, потомъ выпущенъ. Эту догадку подсказываетъ то обстоятельство, что въ «Словѣ» упоминается (напр, въ гл. 8 и 9) о какомъ-то обѣщаніи Господа Божіей Матери явиться въ часъ смерти Ея, а между тѣлъ – ни въ каноническихъ Евангеліяхъ, конечно, ни въ самомъ «Словѣ» объ этомъ обѣщаніи нигдѣ не разсказывается.
[19] Нѣкоторыя новыя черты въ повѣствованіе о смерти Богоматери вносятъ также главы 10, 11, 12. Такъ, въ гл. 10. Божія Матери по просьбѣ Апостоловъ Сама объясняетъ причину собранія ихъ, – въ гл. 11 явленіе Господа сравнивается съ сошествіемъ Св. Духа, а поведеніе при этомъ Апостоловъ съ поведеніемъ ихъ при Ѳазорѣ, – въ главѣ 12 – душа Вогоматери представляется возносящеюся на облакѣ въ виду всего Іерусалима, – о чемъ другіе апокрифы ничего не говорятъ.
[20] Migne. Crus. Complet. Sr. gt. t. XLII. col. 715-717. (Lib. III, T. II. Haeres. LXXVIII).
[21] Lambertii. Cit. op. p. 363.
[22] Жизнь Евфнмія излагается собстненію въ первой часто. Во второй излагается жизнь св. Савны, а въ третьей – св. ев. Ioанна. Migne. Crus. Complet. Sr. gr. t. CXLVII. Col. 41.
[23] Вотъ эти слова изъ книги «De divinis nominibus», приведенныя патріархомъ Ювеналіемъ: «предъ лиценъ самыхъ боговдохновенныхъ предстоятелей нашихъ (ибо о мы, какъ ты знаешь, и онъ самъ, и многіе изъ святыхъ братій нашихъ собирались для созерцанія живоначальнаго и богопріявшаго тѣла. Присутствовали также и брагъ Божій Іаковъ и Петръ, главнѣйшая и старѣйшая вершина богослововъ. И угодно было всѣмъ предстоятелямъ послѣ созерцанія, насколько каждый былъ способенъ, восхвалить неизреченную благость боголачальной немощи, дошедшей добровольно со стороны Бога до плоти (до воплощенія) безъ грѣха) – онъ послѣ всѣхъ богослововъ, какъ ты знаешь, превзошелъ всѣхъ прочихъ священныхъ панегиристовъ, весь выходя изъ себя, весь измѣнившись и, допуская сближеніе предметовъ, которые прославлялъ; наконецъ, отъ всѣхъ, кои слышали и видѣли его, какъ отъ знаемыхъ тамъ, и незнаемыхъ, былъ почтенъ именемъ богодухновеннаго, божественнаго пѣвца гимновъ. Но что я говорю тебѣ о томъ, что тамъ сказано божественнаго? Я помню, что и отъ тебя частію слышалъ объ оныхъ вдохновеніяхъ. Это показываетъ, что и ты заботишься о томъ, чтобы не измѣнить божественнаго нерадѣніемъ» (Migne. Crus. Complet. Sr. gr. t. III. Col. 690). Нѣкоторыми учеными отвергается принадлежность книги «De divinis nominibus» – св. Діонисію Ареопагиту; напр. проф. К. Скворцовъ, выходя изъ того основанія, что вообще въ трудахъ, приписываемыхъ св. Діонисію Ареопагиту, преимущественно содержится обличеніе гностицизма, полагаетъ, что время ихъ появленія лежитъ между II и IV вѣками, въ частности же авторомъ книги «De divinis nominibus» былъ Діонисій Александрійскій (К. Скворцовъ: Изслѣдованіе объ авторѣ сочиненій, извѣстныхъ съ именіемъ св. Діонисія Александрійскаго. Кіевъ. 1871. ст. 55-61, 89.) Соотвѣтственно съ этимъ, въ приведенныхъ словахъ изъ названной книги онъ видитъ указаніе на Бострійскій соборъ, разсуждавшій о воплощеніи Христа; на этомъ соборѣ особою дѣятельностью отличался Оригенъ который и названъ въ данномъ случаѣ Іероѳеемъ (Тамъ же стр. 87-88). Ученый Гимлеръ. наоборотъ, предполагаетъ, что въ нихъ описыпается собраніе церковныхъ іерарховъ на поклоненіе гробу Господню по устроеніи на мѣстѣ его Константиномъ Великимъ роскошнаго храма, о чемъ попѣствуеть историкъ Евсевій (тамъ же стр. 32-34). Мы не можемъ, конечно, входить въ подробное разсмотрѣніе вопроса о принадлежности книги «De divinis nominibus» св. Діонисію Ареопагиту, такъ какъ это слишкомъ далеко уклонило бы насъ отъ нашей прямой задачи, – но должны во всякомъ случаѣ замѣтить, что, не говоря уже о авторитетныхъ именахъ еп. Порфирія Успепскаго и А. В. Горскаго, рѣшавшихъ этотъ вопросъ въ положительномъ смыслѣ, за такое же рѣшеніе его говорятъ именно и проведенный отрывокъ изъ «Исторіи Евѳиміевой»; такъ какъ въ словахъ напр. Юпепалія можно видѣть весьма ясное выраженіе общецерковнаго взгляда того времена по данному вопросу. Соотвѣтственно съ нашей задачей, мы должны, впрочемъ, также замѣтить, что ссылка на слова изъ книги «De divinis nominibus» не имѣетъ особаго значенія въ рѣчи патріарха Ювеналія, и самыя слова эти не вносятъ чего-либо существеннаго въ исторію Успепія Божіей Матери.
[24] Migne. Crus. Complet. Sr. gr. t. XCVI col. 747-751.
[25] Lambetii. Cit. op. p. 366.
[26] Служба иерковпая на день Успенія имѣетъ авторитетъ глубокой древности молитвословій, входящихъ въ составъ ея. Въ числѣ авторовъ отдѣльныхъ молитвословій въ надписаніяхъ надъ нами встрѣчаются имена: Анатолія (V в.), Іоанна Дамаскина (VIII в.), Германа (VIII в.), Ѳеофана Никейскаго (IX в.) (см. напр., на литіи стихиры самогласы). Два канона на этотъ праздникъ принадлежатъ церковнымъ нѣсяописцамъ VIII в. – Іоанну Дамаскину и Косьмѣ Маюмскому.
Во всей службѣ на день Успенія раскрываются лишь основыя черты этого событія, а именно: торжественное и чудесное собраніе у одра Божіей Матери Апостоловъ и ихъ участіе въ событіи Успенія (4-ая стих, на Господи воззвахъ: слава и нынѣ, 1-я, 4-я и 5-я стихиры на литіи; 4-я стихира на стиховнѣ; свѣтиленъ; въ кан. Косьмы Магомскаго 1-мъ троп. 1-й пѣсн., 1-мъ троп. 5-ой пѣсни и 2-мъ троп. 9-ой пѣсни), – присутствіе при Еа Уснепіи и прославленіе его въ пѣснопѣніяхъ Ангельскими Силами (4-ая стихира на Господи воззвахъ; 3-я, 4-я и 5-я стихиры на литія; 4-я стихира на стаховнѣ; въ канонѣ Косьмы Магомскаго 1-мъ тропар. 1-й пѣсн. и 1 троп. 9-й пѣсни; въ канонѣ Іоанна Дамаскина во 2-мъ троп. 3-й пѣсни и въ 3-мъ троп. 4-ой пѣсни), – преданіе Божіей Матерью Своего духа въ рыки Сына, Господа Іисуса Христа (2-ая, 4-ая и 6-ая стихиры на литіи; 1-й троп. 4-ой пѣсни и 1-й троп. 9 пѣсни канона Косьмы Маюмскаго), – нетлѣніе по смерти Ея (канонъ Косьмы Маюмскаго 1-мъ троп. 6 пѣсни). Всѣ остальныя легендарння подробности объ Успеніи, заключающіяся въ апокрафахъ и между прочимъ въ «Словѣ ап. Іоанна», не нашли себѣ мѣста въ торжественныхъ пѣснопѣніяхъ Церкви въ честь Успенія Божіей Матери. Единственное исключеніе составляетъ 2-ой тропарь 3-й пѣсни въ канонѣ Косьмы Маюмскаго, гдѣ упоминается, впрочемъ, вскользь объ отсѣченія рукъ дерзновеннаго Іудея (взято изъ «Слова Іоаннова» глл. 46, 47). Во всемъ остальномъ событіе Успепія Божіей Матерп передается такимъ образомъ въ тѣхъ умѣренныхъ и краткихъ чертахъ, въ какихъ повѣдалъ IV Вселенскому Собору «древнѣйшее и вѣрнѣйшее» преданіе Церкви о немъ патріархъ Ювеналій. Церковь, такимъ образомъ, вѣрно оцѣнила сомнительное достоинство всѣхъ легендарныхъ сказаніи апокрифовъ, коими преслѣдовалась цѣль возвеличенія Божіей Матери и Успенія Ея, а достигались скорѣе обратные результаты.
Этимъ объясняется далѣе и то, что сличеніе самаго текста службы на день .Успенія по Греческой Минеѣ съ греческимъ же текстомъ «Слова Іоаннова», – вопреки естественному при распространенности этого апокрифа въ Восточной Церкви предположенію о сходствѣ обоихъ текстовъ и заимствованіи изъ «Слова ап. Іоанна» отдѣльныхъ словъ и цѣлыхъ выраженій для церковныхъ пѣснопѣній въ честь Успенія Божіей Матери, – приводитъ насъ въ совершенно обратнымъ заключеніямъ: ни малѣйшей близости между обоими текстами не наблюдается. Даже тамъ, гдѣ самое содержаніе пѣснопѣніи Церковныхъ приближается дѣйствительно мли только по-водимому – къ содержанію «Слова ап. Іоанна», – текстъ ихъ не представляетъ ни малѣйшаго сходстка съ текстомъ послѣдняго. Такъ это должно сказать объ уже упоминавшемся 2-мъ тропарѣ 3-й пѣсни канона Косьмы Маюнскаго, сходномъ по содержанію съ 46 и 47 глл. «Слова ап. Іоанна», но совершевно различномъ съ ними по тексту. Затѣмъ въ стихирѣ по 50-мъ псалмѣ передаются слова, ап. Петра, обращенныя къ Божіей Матери, а вo 2-мъ тропарѣ 8-й пѣсни канона Косьмы Маюнскаго передается молитва о вѣрующихъ Божіей Матери къ Іисусу Христу, – эти два мѣста изъ службы на день Успенія по содержанію могутъ быть поставлены въ нѣкоторую параллель съ глл. 40 и 41 «Слова Іоаннова», но сходства въ текстѣ – нѣтъ никакого.
Замѣчательно, что даже отдѣльныя слова, обозначающія одни и тѣже, часто упоминаемыя въ обоихъ текстахъ, понятія, – не одинаковы, чего, кажется, уже вовсе нельзя было ожидать. Напримѣръ, слову «родившая» (относительно Божіей Матери) въ церковвыхъ пѣснопѣніяхъ соотвѣтствуетъ греческое слово τεκοῦσα (напр. въ 1 стихирѣ и литіи, 4-я и 5-я стихирѣ на стиховнѣ), а въ «Словѣ ап. Іоанна» – γεννήσασα (глл. 3, 27, 34, 47 etc), – слову «подъять» (относительно облаковъ, поднявшпихъ Апостоловъ) въ церковной службѣ соотвѣтствуетъ глаголъ – αἰρω (4-я стихира на Господи воззвахъ), тогда какъ въ «Словѣ ап. Іоанна» многократно упогреблевъ глаголъ άρπάζω (собственно – похищать – «Слово Іоанново» съ 17-25 глл.).
Должно указать, наконецъ, еще и на то, что по церковнымъ пѣснопѣніямъ Апостолы собираются къ Божіей Матери въ Сіонѣ (1-я стихира на литіи; въ канонѣ Косьмы Маюмскаго 1-мъ троп. 1-й пѣсни, 1-мъ троп. 5-й пѣсни, въ тѣхъ же тропар. 8-й и 9-й пѣсни; въ канонѣ Іоанна Дамаскина 2-мъ троп. 8-й пѣсни), тогда какъ во «Слову ап. Іоанна» – они сошлись въ Виѳлеемѣ (глл. 4, 5 и 32). Въ этомъ случаѣ составители службы церковной оригиналомъ для себя имѣли, очевидно, опять «древнѣйшее и вѣрнѣйшее» преданіе Церквп, возвѣщенное патріархомъ Ювеналіемъ, по которому Апостолы собираются, дѣйствительно, въ Іерусалимь (Migne. Crus. Complet. Sr. gr. t. XCVI, col. 749). Желаніе церковныхъ пѣснописцевъ оригиналомъ въ своихъ твореніяхъ смѣть именно это «древнѣйшее и вѣрнѣйшее» преданіе особенно сильно сказалось въ передачѣ ими словъ Діонисія Ареопатпта, приведепнаго патріархомъ Ювеналіемъ въ числѣ свидѣтелей этого преданія. Слова эти почти буквально повторены въ самогласной стихирѣ па стиховнѣ. Въ 4-й стихирѣ на Господи воззвахъ (слава и нынѣ), въ 3-мъ тропарѣ 4-й пѣсни канона Іоанна Дамаскина, въ 1-мъ троп. 5-й пѣсни канона Косьмы Маюмскаго упоминается о «живоначальномъ и богопрятномъ» тѣлѣ Богоматери (ζωαρχικού και θεοδόχου σώματος): въ 1-мъ троп. 5-й пѣсни и 2-мъ троп. 3-й пѣсни канона Іоанна Дамаскина и въ 1-мъ троп. 8-й пѣсни канона Косьмы Маюмскаго упоминается о присутствіи прп Успеніи Богослововъ (θεολόγοι).
[27] Benrath. Cit. op. 67. Lambetii. Cit. op. 343.
[28] Lambetii. Cit. op. 404.
[29] Вотъ что писалъ онъ объ Успеніе въ своей книгѣ «De gloria Martyrum». «Послѣ Вознесенія Господня (33 г. 14 мая), Святые Апостолы Господа и Спасителя нашего сь блаженной Маріей, Матерью Его, собранные оъ одномъ домѣ, все имѣли общее (ponebant in medio ), и никто не объявлялъ чего-либо своимъ, но каждый владѣлъ всѣмъ въ дюбви, какъ повѣствуетъ священный языкъ апостольскихъ Дѣяній (Дѣян. ІV, 34). Послѣ этого они были разсѣяны по разнымъ странамъ въ проповѣданіе слова Божія (г. 36). Наконецъ, по исполненіи Блаженной Маріей теченія Ея жизни, когда Она уже призывалась отъ міра, собраны были всѣ Апостолы отъ отдѣльныхъ странъ въ домъ Ея (г. 48). И когда услышали, что Она должна быть взята отъ міра, бодрствовали вмѣстѣ съ Нею, и вотъ Господь Іисусъ пришелъ со Ангелами Своими, и принявъ душу Ея, передалъ Архангелу Михаилу и отошелъ (Transitus Mariae Melitonis. глл. 8 и 9). А на разсвѣтѣ Апастолы подняли на одрѣ тѣло Ея, и положили его во гробѣ, и охраняли его, дожидаясь пришествія Господа. И вотъ вновь предсталъ имъ Господь. и подъятое облакомъ святое тѣло повелѣлъ принесть въ рай (Ibid. глл. 16, 17 и 18), гдѣ нынѣ, по соединеніи съ душею, оно, съ избранными Его радуясь, пользуется вѣчными благами, не разрушаемыми никакимъ концомъ» (Miraculorum. bib. 1. De gloria Martyrum Cap. IV Migne. Crus. Complet. ser. lat. t. LXXI col. 708).
[30] Полагаютъ, впрочемъ, что Григорій Турскій не прямо черпалъ свои свѣдѣнія изъ книги Мелитона, а былъ въ данномъ случаѣ не болѣе какъ только: популяризаторомъ народнаго преданія. Benrath. Cit. op. 68.
[31] Migne. Crus. Complet. sr. gr. t. LXXXVI. Col. 3277.
[32] Подлинность проповѣдей перваго подвергается, впрочемъ, сильнымъ сомнѣніямъ,– доказываютъ именно, что авторомъ ихъ былъ другой Германъ, жившій въ XIII столѣтіи (Benrath. Cit. op. 49). Іоаннъ же Дамаскинъ объ Успеніи оставилъ три большихъ проповѣди (Migne. Crus. Complet. sr. gr. XCVI col. 699-762). Но заниматься подробнымъ разборомъ проповѣдей, явившихся съ конца VI столѣтія, по высказаннымъ впередъ соображеніямъ, прямой нужды уже не представляется.
[33] Benrath. Cit. op. 67-68.
[34] Въ рѣчи св. Аѳанасія доказывается, что тѣлесное переселеніе Богоматери на небеса было предуказано еще въ Ветхомъ Завѣтѣ: на него указывали именно слова XLIV псалма: предста Царица одесную Тебѣ въ ризахъ позлащенныхъ одѣяна преиспещренна (ст. 10) (Lambetii. Cit. op. 334-335). Бароній, признавал невозможность допустить принадлежность «рѣчи» Аѳанасію, думаетъ, доказать по крайней мѣрѣ ея принадлежность Кириллу Александрійскому, на основаніи того, что въ ней защищается высокое достоинство Божіей Матери, которое, какъ извѣстно. унижали Несторіане, именуя Ее только Христородицею (Ibid. 833). Основаніе, очевидно, шаткое для того, чтобы приписать «рѣчь» Кириллу Александрійскому, ибо на этомъ основаніи происхожденіе ея можно отнести и къ III и даже къ IX столѣтію, предположивъ, что она наипсана въ опроверженіе ереси адопціанъ.
«Посланіе Іеронимово» замѣчательно стремленіемъ своимъ ограничить область вымысла, какимъ окружается Успеніе Божіей Матери въ апокрифахъ, и такъ какъ авторъ его писалъ его къ чадамъ Западной Церкви, то понятно отсюда, что онъ преимущественно и вооружается въ этомъ случаѣ противъ книги Мелитона. Въ противность всѣмъ вымысламъ – онъ утверждаетъ ту одну истину, что гробница Божіей Матери оказалась пустою, откуда и должно заключать, что Она съ тѣломъ была нереселена на небо, – но какъ произошло это переселеніе, – этого, по словамъ автора, мы не знаемъ и потому должны вѣрить только, что оно дѣйствительно совершено Богомъ, для Котораго вся позможна, – рѣшать же самимъ вопросъ объ образѣ переселенія Божіей Матери на небо должно избѣгать, ибо это можетъ повредить чистотѣ вѣры (Ibid. 318-321).
Въ виду того, что въ «Посланіи» дѣлаются частыя отступленія для разбора вопроса о взаимномъ отношеніи двухъ естествъ въ Іисусѣ Христѣ, Бароній полагалъ, что написано оно послѣ Соборовъ 431 и 451 г.г., когда были осуждены ереси Несторія и Евтихія, тѣмъ болѣе, что разсужденія автора близки не только по духу, но и по самому языку къ вѣроопредѣленіямъ этихъ соборовъ (Ibid. 323). Но въ воду намековъ на проникновеніе этихъ ересей въ новой формѣ и на Западъ, уже Лямбецій полагалъ, что происхожденіе «Посланія» относится къ концу VII столѣтія – ко времени VI вселенскаго собора, разсуждавшаго о монофизитствѣ – этомъ отпрыскѣ Евтихіавства, имѣвшемъ дѣйствительно въ числѣ поборниковъ своихъ даже Римскихъ папъ (Ibid. 328). Benrath, наконецъ, называетъ авторомъ «Посланія» Алкуина (†804) и думаетъ, что все посланіе написано въ опроверженіе ереси адопціанъ, противъ которыхъ Алкуинъ написалъ и другія сочиненія подъ названіемъ «7 книгъ противъ Феликса» (Benrath. Cit. op. 63). Это послѣднее мнѣніе и представляется наиболѣе вѣроятныхъ, потому что, на ряду съ опроверженіемъ ереси монофизитовъ, авторъ много говоритъ о высокомъ значеніе Дѣвы Маріи, какъ именно Богородицы. А извѣстно, что послѣ Несторіапъ и послѣ ΙV Вселенскаго Собора именно только адопціане оспаривали это достоинство Ея, утверждая, что вся заслуга Ея въ дѣлѣ искупленія состояла въ рожденіи человѣка Іисуса, способнаго къ обоготворенію (Ibid. 58).
По принадлежность «Посланія» именно Алкуину – не болѣе, конечно, какъ простая догадка. Съ большимъ правомъ почитается онъ авторомъ третьяго изъ названныхъ нами подложныхъ трудовъ – именно – труда, приписываемаго блаж. Августину. Основная мысль этого труда – доказательство возможности и дѣйствительности переселенія Богоматери съ тѣломъ на небо. Если Богу возможно сохранить всѣ волосы на головѣ праведника и если угодио было Ему «сохранить невредимыми трехъ отроковъ въ пещи и Іону во чревѣ кита, – то, конечно, возможно и угодно Ему сохранить отъ тлѣнія и Свою Матерь, такъ какъ Она является вполпѣ достойною такой чести, вполнѣ заслужившею ее» (Lambetii. Cit. op. 336, 338). Подложность этого труда ясна уже изъ того, что онъ не наименованъ ни въ одномъ изъ древнихъ сборниковъ твореній блаж. Августина (Ibid. 340), а о принадлежности его Алкунну съ извѣстной степенью вѣроятности можно заключать, какъ изъ самаго слова его (Ibid. 339), такъ и изъ начальныхъ его словъ: «на вопрошеніе о времени смерти и вѣчномъ воскресеніи (assumptio) Дѣвы и Матери Господа, отвѣчаю, какъ разумѣю». Въ этихъ начальныхъ словахъ разбираемаго труда видятъ именно подтвержденіе догадки, что трудъ этотъ представляетъ отвѣтъ на тотъ запросъ, съ какимъ обратился Карлъ Великій къ Алкуипу относительно Усиепія Богоматери предъ торжественнымъ установленіемъ праздника въ честь этого событія (Ibid. 336, 339).
[35] Hist. eccl. lib. XVII cap. XXVIII. Migne. Curs. compl. CXLVII t. col. 292. sr. gr.
[36] Binterim cit. op. 430.
[37] Binterim cit. op. 430.
[38] Migne. LXXI t. col. 713. sr. lat.
[39] Binterim cit. op. 434; Lambetii. Cit. op. 308-309.
[40] Ibid. 287; Binterim cit. op. 432.
[41] Binterim cit. op. 433. Въ концѣ VI столѣтія въ святцахъ папы Григорія Великаго уже имѣются молитвы на день Успенія (Lambetii Cit. op. 290). Достойно замѣчанія еще, что папа Николай I (вступилъ на престолъ въ 858 г.) въ своихъ отвѣтахъ на вопрошеиія Болгаръ между прочимъ (с. VI) говорятъ о постахъ: Четыредесятницѣ, которая (бываетъ) передъ Пасхою, постѣ послѣ Пятидесятницы, постѣ предъ Успеніемъ Св. Богородицы и Приснодѣвы Маріи и постѣ предъ праздникомъ Рождества Господа нашего Іисуса Христа, «каковые посты издревле приняла и содержитъ Римская Церковъ» (Ibid. 296-297).