Епископ Димитрий (Вознесенский) – Имей правило в молитвах своих (Послесловие к Домашнему молитвослову для усердствующих).
I.
Необходимость нарочитого правила в деле молитвы[1]
Великое значение имеет для каждого из нас – установить в жизни и деятельности своей какое-нибудь раз навсегда положенное правило, в котором бы твердо и определенно указывалось, как вести ту или иную работу, каким путем и способом достигается наилучший успех в делании нашем, относится ли оно к внешней нашей или внутренней жизни. То, что это имеет важное значение во внешнем деле, каждый наблюдает постоянно. Но еще более это важно во внутренней нашей жизни, самом основном христианском делании нашем. Ведь оттого-то так часты теперь всяческие крушения, всякие, и совершенно неожиданные, и ужасающе-грязные и крупные падения в нашей среде, и при этом нередко – у людей, дотоле десятками лет считавшихся вполне добропорядочными, порой – прямо уважаемыми, чуть не столпами общества, – оттого, говорим, что в житейском укладе своем не имели они определенного и твердого правила, не установили себе никаких регулирующих нормировок, никаких обязующих совесть их нравственно-практических требований и принципов. «Без руля и без ветрил» – совершали они, в сущности, плавание свое по житейскому морю, которое сделалось таким бурным, столь изобилующим подводными скалами и мелями в наши исключительно трудные и искусительные годины, и потому-то, не имея нормирующего курса, так часто и так легко сбивались с пути, опрокидывались и тонули. Тем более необходимо это правило и важно в нашей области – сфере религиозной, которая, поистине, во всей практической жизни у каждого из нас то же самое, что стержень в растении, ибо и здесь, как листьями и пластами, нарастают и накладываются именно на это религиозное нутро все остальные наши поступки, чувствования, мысли и действия.
А здесь, в религии, правило это в свою очередь нужно прежде и больше всего для наших молений, ибо ведь в молитве и выражается в основе эта самая жизнь религиозная, насколько захватывает она у нас сердце, насколько становятся реальными, действительными и искренними наши переживания, насколько дышит ею подлинное наше духовное я[2].
И потому еще особенно нужно именно здесь, в деле моления нашего, нарочитое правило, что нет, кажется, ни одной иной области, где бы были мы в такой мере ленивы, где бы таким общенародным, повсеместным недугом являлась еще поражающая наша неисправность. И добавим к этому, что, право же, только здесь выявляется во всей силе и обличаемое так много Евангелием лукавство отравленной грехом нашей совести, которая, как только коснется дело молитвы, нашего долга перед Богом, постоянно и с удивительною изобретательностью находит не только извинения, но и оправдания для любого нарушения положенных указаний и правил, и при этом даже в случаях наивысшей степени человеческого разделения. Да, всегда тут «ленивый раб» – он и «лукавый». (Мт. XXV, 26.)
И если посмотришь внимательно вокруг, дашь себе отчет, сколько, как и когда и с какою настроенностью сердца обычно молимся мы, то, за редкими и совсем незаметными исключениями, действительно приходится признать, что не только пять «юродивых», но и все десять дев притчи евангельской именно в сфере молитвенной погрузились в наши дни в глубокий сон, и угасли светильники их, и так слабо, так редко где мерцают у нас, задуваемые ветром житейским, предыконные лампады – (разумеем молитву нашего сердца). Особенно за последние десятилетия, когда бы, казалось, должны были ощутительно усилиться и умножиться наши молитвы, на деле мы видим иное: домашние молитвы у многих, увы, совсем прекратились или увяли и укоротились до крайности; да и церковные моления обычно обездушились и перевелись лишь на внешность – и это у громадного большинства и самих тех, кто еще посещает нашу службу. Люди, действительно, видя – не видят и слыша - не слышат, ибо слушают они только телесными ушами и лицезреют тут лишь обесцвеченные контуры да пустые шаблоны того, что совнутри полно реальным содержанием, тогда как для них сокровище это под спудом.
И дошли ведь люди до того, что думают: сходить в церковь, чтобы послушать интересное пение да полюбоваться красивыми голосами, это значит – помолиться; послушать модного проповедника да покритиковать его, а к сердцу принять лишь то, какие мы несчастные да как незаслуженно (?) терпим бедствия... и это тоже выходит у нас – «молитву деяти». Пробарабанил чтец, гонясь за скоростью чтения, ряд привычных выражений и песнопений, которые мы, в сущности, «проморгали», вовсе и не заметили, – тоже, видите ли, «молитва» была. И снова и снова получается здесь у нас то самое, что еще пророк Исайа две с половиной тысячи лет назад обличал от лица Господа в ветхозаветном Израиле: «Приближаются Мне людие сии усты (устами) своими; и устнами чтут Мене, сердце же их далече отстоить от Мене – всуе же (попусту) чтут Мене» (Ис. XXIX, 13). Так «далече» отошли от Бога, от молитвы Ему, и мы: так пусто становится у нас на душе, пусто и у того, кто побывал и в христианском храме, но одним лишь телом своим, разными органами его, а не душою, ибо душа его там была глубоко сонною или блуждала вне – в разных воспоминаниях да перевариваниях житейских впечатлений.
Нет: молиться в храме нужно уметь, и к этой, высшей и освящающей молитве нужно себя довоспитать, приготовить. И приготовляется к этому человек дома, когда, по слову Спасителя, замыкается он в клеть сердца своего и сыновним обращением христиански просветленного сознания и преданной любви направляет душу свою «горе» к Небесному Отцу своему. А для этого лучшее и наиболее подходящее и надежное средство – повседневное «правило» молитвенное, которое в одно и то же время является и школою к такому Христово послушному воспитанию сердца, и будильником, звоном духовным, разгоняющим в душе и в сознании нашем обычную разноголосицу чувственных и страстных впечатлений (того, что ап. Иоанн назвал в 1-м послании своем – похотью плоти, похотью очей и гордостью житейской (II, 6). – Разумеем весь этот мираж убогой земной видимости, в котором мы постоянно всей душой пребываем, забывая о царственной природе духа своего, тем паче – о том своем истинном отечестве, для которого мы и созданы, куда и готовимся коротенькими семьюдесятью годами своей жизни: отечестве райском, которое всех нас к себе зовет и ожидает. И если тело питаем мы каждый день, и не однажды, о душе так позаботиться, очевидно, и более необходимо, и более разумно. А так как в этой сфере высшей реальности, знаем мы, все предоставлено нашему собственному усердию и свободе, свободу же мы, увы, так часто утрачиваем «насильством смертного сего телесе», постоянно забывая пищу эту давать своей душе, а главное – совсем и не привыкли как следует это делать: то ежедневное правило молитвенное, утреннее и вечернее, тут-то и идет нам на помощь, являясь для нас постоянною опорою, как и той надежной пристанью, откуда верен будет путь к вечному пристанищу небесных обителей Христовых.
II.
Состав такого молитвеннаго правила.
Но как устанавливается для каждаго из нас это молитвенное правило, и из чего состоит оно?
Первым и самым естественным для всякаго, кто усердствует о таком правиле, является указание своего духовника, который сам бы опытно узнал это дело и поделился здесь таким опытом с духовным своим сыном ил дочерью, раз они с подобным запросом к нему обратились. Однако, получить так требуемое указание не так легко и удобно, ибо, во 1-х, далеко не все священники обладают подходящим опытом, и нередко они прямо уклоняются дать соответствующее наставление; а во 2-х, слишком трудно бывает и дать такое правило, которое бы всех удовлетворило, явилось бы и достаточно воспитывающим, и полным, и в то же время совершенно – посильным для них, и особенно на первых порах, когда еще петь вовсе у человека привычки – так молиться, т. е. держать подобное правило для молитвенных подвигов своих.
Из жизни великаго возстановителя духовнаго подвижничества русскаго, от просиявшаго в конце XVIII и начале XIX столетий, приснопамятнаго старца Паисия Величковского, мы знаем, что когда ему не у кого совсем было получить подобное необходимое духовное руководство и не мог он найти для себя такого живого «старца», чтобы под его водительством, по послушанию, проходить желанный ему подвижнический путь, – то пришлось ему тогда обратиться к книгам, часто – к давно забытым, записям соответствующих наставлений, оставшихся от подвижников и отцев прежних веков. Тоже самое нужно применить в данном случае и в наши дни – всем тем, кто „усердствует о правиле молитвенном". И конечно, в основе нужно руководиться здесь тем, что предано нам в уставе нашей Церкви, но и с достаточным участием собственнаго нашего выбора в определении того, что мне посильно сейчас, и что я должен читать и творить, как такое положенное правило.
В простейшей постановке, и в целях и облегчения, и постепеннаго приучения и т. ск. ириохочивания усердствующих молиться по церковному, по такому правилу, тут, по нашему убеждению, и нужен такой молитвослов, в котором имелись бы установленныя церковныя молитвословия, в совершенно достаточном, даже полном их составе, как, можно сказать – образцовый норматив указываемых молений. Но так как в настоящее время народ в данном отношении уж слишком разбаловался и ослабел, и несомненно, требование слишком долгаго и длиннаго моления его, в подавляющем большинстве, лишь обезкуражит и даже отпугнет, – то не надо дело ставить так, чтобы данное лицо обязано было непременно выполнить все это правило сразу в полном составе: все напечатанныя в книге молитвы, все песнопения, псалмы и т. д. Однако, с другой стороны, и выпускать их совсем, выбрасывать из печатаемаго состава вечерних и утренних молитв и т. п., как делают это теперь нередко, тоже отнюдь не следует. Ведь выбрасываемыя в таком случае молитвы (наир. хотя бы «Яко на Страшном Судищи»... – в молитвах к причащению) поистине – такая драгоценность, истинное сокровище духовное, что устранение их из канонников, это – прямое обкрадывание верующих. Да и соблазн тут великий: сегодня выпустили одно, в следующем издании – другое. Спрашивается: где-же конец, на чем остановятся непрошенные упростители, а если угодно -разорители уставов отеческих?!
Тридцатилетним личным опытом в совершении молитвеннаго правила – и повседневнаго, и – к причастию, я, как к лучшему исходу в этом случае, пришел, к такому виду исполнения его:
1) Все устанавливаемое правило должно прочитываться усердствующим полностию, ибо ненужных или неважных священнословий в нем нет.
2) Однако, вычитывание этого правила сполна не требуется с необходимостью на каждый раз, ежедневно. В особенности на первых порах, в первые годы, оно может распределяться на два дня (а некоторыя части его – могут быть прочитываемы и один раз в неделю), тем более – для рядовых христиан, в миру живущих и к делу такого моления непривыкших, а к тому же нередко и располагающих меньшим сравнительно временем для молитв своих.
И вот, на такой случай можно, установив основной неизменяющийся ежедневный состав и строй, распределить в чтении все эти молитвословия попутно и параллельно этому на две очереди, для чего в самом тексте своего правила проставить у соответствующих молитв отметки: 1-я, 2-я очередь. Сначала, т. е. у начинающих, может быть будут так чередоваться чуть не все молитвы (иль сочетания кратких молитв: напр., в разных местах Трисвятое, Возставше от сна и т. п.); но потом выделятся т. ск. излюбленныя моления, которыя особенно близки сердцу, и которыя будут прочитываться уже всегда, и чем дальше, тем таких молитв будет больше.
В этом – ответ тем излиха ревнителям, которых будет смущать такое укорачивание положеннаго Правила. В самом деле, надеяться, что все, иль очень многие, станут исполнять в полном составе это Правило, едва ли возможно: и конечно, приводить их, этих немощных, к сему постепенно, приближаясь шагами посильными, – гораздо целесообразнее и надежней.
С другой стороны, как бы некоторой компенсацией за предлагаемое послабление и сокращение Правила, является добавление к нему из тех «новых» молитв, которыя печатаются здесь, вслед за обычными чиноположениями их. Таковы уже (необычайныя для большинства) чинопоследования Повечерия и Полунощницы; таковы тропари и молитвы, взятые из Псалтири, где они помещаются после 20 ея кафизм, будучи назначены также для келейного, т. е. домашняго, употребления; таково рекомендуемое нами чтение кафизмы по очереди на Полунощнице.
Об этом последнем чтении (кафизм) в таком домашнем их порядке я опят-таки должен сказать по личному своему опыту, что так их читать – гораздо лучше и плодотворнее, нежели, как принято то у нас, прочитывать их в церкви, хотя бы и в полном их составе, (особенно же при обычном беглом и невнятном чтении их — в подавляющем большинстве храмов приходских). Больше того: по нашему убеждению, только при такой постановке чтения открываются для нашего сознания те великия преимущества псалмов, которыя заставляли в таком благоговении преклоняться пред этими псалмами не только подвижников-монахов, но и людей чисто светских и в то же время высоко интеллигентных. Припомним восторженный отзыв о книге их из Сельской школы С. А. Бачинскаго, который приводили мы в 1-м издании своего Христианскаго мировоззрения. «Псалтирь – высочайший памятник лирической поэзии всех веков и народов. Содержание его цельное и вечное. Это – постоянное созерцание величия и милосердия Божия, сердечный порыв к высоте и чистоте нравственной, глубокое сокрушение о несовершенствах человеческой воли, непоколебимая вера в возможность победы над злом при помощи Божией. Из всех книг, написанных руками человеческими, не исключая Евангелия, ни одна не положила столь неизгладимой, столь повсеместной, столь властной печати своей, как Псалтирь (стр. 24). И все это изумительное богатство переживаний духовных, исключительный сердечный подем чувств-покаяния, надежды на Бога, всецелой преданности Ему, – стол вожделенное для всякаго верующаго состояние возвышающаго духовнаго восторга и устремленности сознания у читающаго в горний мир: все, все это, убеждены мы, откроется ему лишь тогда, когда отдастся он этому чтению, войдя, по евангельски», в комнату – «в клеть свою» (Мтф. VI, 6). Ибо лишь там, – только при таком домашнем перечитывании этих псалмов – непременно уже неспешном и вникновенно-осознанном, и в то же время – цельном, когда взаимно оттеняется в таком пропитывании содержание их, – лишь тогда становится это достижимым и действительно влияющим на душу, настраивающим ее благоговейно, молитвенно, библейски.
Наконец, ощутительно восполняется это, сокращение «Правила», можно сказать – педагогически приспособленное к слабому во всех отношениях поколению современному, еще и в печатаемых в нашем Молитвослове 15 молитвах прот. В. Добровольскаго, выпущенных им в Харькове 30 лет тому назад, с благословения арх. Арсения. Лично я хорошо помню этого молитвеннонастроеннаго старца-протоиерея, и должен сказать, что многия места в приводимых его молитвах прямо вызывают при чтении их сердечное умиление и восторг. Тон настроенности их сводной стороны – чисто евангельский и глубоко-православный, с ощутительной «помазанностью» облагодатствованнаго духа; с другой – психологическая их сторона в полной мере отвечает нуждам и запросам современных наших дней, и прежде всего – для интеллигентнаго общества, в хорошем смысле этого слова. И наконец, редко где еще встретишь такую живую, проникновенную речь о любви, тем более – об этом именно нарочитое моление, и вдобавок – моление, которое бы было поставлено столь же убедительно и влекуще – и с психологической, и с логической стороны. Достаточно для этого прочитать в Домашнем Молитвослове для примера мол. 1-ю или 14-ю.
III.
Необходимость борьбы с механическим прочитыванием положенных молитв.
Так слагается то, предлагаемое нами, молитвенное Правило, которое, по нашему убеждению, может быть посильным и нетрудным не только для лиц духовных, но и для мирян, пусть и не мало обуреваются они в наши дни всякими житейскими попечениями. Если не считать кафизмы, оно должно занять в утреннюю и вечернюю пору приблизительно 15-20 минут.
Но скажут, пожалуй некоторые: «Как — каждый день!? – То для нас слишком долго и слишком много»... – На это мы прежде всего ответим: как читать. Увы, часто и почти всюду у нас читают теперь молитвы так, что и 10 минут покажутся долгими и скучными. И происходить это оттого, что люди обездушили, лишили жизни свою молитву. Обычно не молятся они тут, а – отделываются от молитвы, думая лишь об одном: как бы поскорее все прочитать, только бы окончить это свое моление.
Впрочем, в этом случае в значительной степени объяснением, да пожалуй – и извинением для указываемаго общественнаго недуга и греха, служит то, что почти все у нас слишком мало считаются с человеческою психологией, и в частности – совсем не учитывают здесь закона наших привычек[3].
Да, привычка, – этот благодетельный помощник в сфере деятельности человеческой, в то же время является и большой помехой в области нашей сознательно-свободной жизни, ибо становится источником переведения ея, этой жизни, во всех ея сторонах и областях (даже в мыслях наших и чувствованиях) в сферу состояний как бы механизированных и автоматических. Как процесс ходьбы у ребенка, марширования и игры на любом инструменте у взрослаго, начинается приемами и способами чисто-сознательными, планомерно-нацеленными и координированными, намеренно же согласованными, и часто целыми месяцами требует для себя в эту первую пору, на этой подготовительной стадии, такой нарочитой, сознательно-волевой работы; но потом от тысячекратнаго повторения этих действий, все они в дальнейшую пору совершаются, уже постоянно у каждаго из нас, как бы сами собой, механически: так же точно механически, как у безсознательнаго автомата, могут протекать у нас и любые процессы душевные, даже только внутренние.
– Так автоматически, на основе этих привычек, приводятся сплошь и рядом в нашей речи разныя присловья и излюбленныя поговорки, «навязшия в зубах» цитаты и справки, стихи иль песни. – И вот, особенно много и сильно, и особенно же часто, даже можно сказать – у всех и повсюду, этот закон автоматичности привычных словосочетаний действует и с неустранимой властностью заявляет о себе именно в нашей сфере - сфере пользования нами различными молитвенными выражениями, и прежде всего – наиболее крепко знакомыми нам и наиболее же часто повторяющимися нашими церковными молитвословиями. Знаменитое грибоедовское: «ты не читай, как пономарь, а с чувством с толком, с разстановкой», – указывает не только на крайнюю быстроту и безостановочность, да на невыразительность подобнаго чтения, но и на эту самую механичность, и с ней – на неразрывно связанную бездушность с такою механичностью совершаемаго, обычнаго прочитывания нами молитв.
И в самом деле, сколько раз приходится в -жизни каждому из нас повторять одне и те же молитвы, одни и те же возгласы, одни и те же прошения эктений и т. д. и т. п., и это не только в нашем произношении вслух, но и про себя, а у народа – столько же, иль и больше, слышать это в тех же храмах и за разными службами. Естественно и неизбежно, что все это становится привычным, и слишком уже привычным, а отсюда – опять-таки восприемлемым несознательно иль полусознательно, автоматически. И сколько раз с каждым из нас бывает, что только-что возглашалась великая иль просительная эктения, иль инои раз – пелось прекрасное и умилительное песнопение, а мы – вовсе их и не заметили, и заметим лишь в том случае, если дьякон или певец ошибется и тем нарушит, оборвет гладко-налаженный, ассоциативно-связавшийся и как бы слипшийся, ставший механизированным, привычный процесс установившейся последовательности знакомых слов и выражений.
Таким образом, тот же процесс перехода свободно-сознательных наших молений в привычно-автоматическия и является одним из главнейших соблазнов для каждаго, решительно каждаго из нас в том деле, о котором все время и ведется у нас речь, – деле надлежащаго совершения нами всякаго нашего молитвеннаго правила. И потому-то мы в данном случай с таким старанием и обращаем сюда внимание молящихся, дабы предостеречь их от этого соблазна, в духе старой народной поговорки: «знай край, да не падай». Ведь по существу и этот, почти неизбежный, механизм привычки опять-таки является пленом духовным, редко кем замечаемым, еще реже пугающим кого-либо, и в то же время – по силе, по деспотизму своему, по трудной одолимости своей, на деле прямо страшным и губительным – не меньше рядовых страстей и пороков. Ведь это – именно он больше всего создает в нас тот всеобщий, массовый духовный сон, из когораго так редко вырываются сами молящиеся даже и за нашим дивным богослужением в храме, а затем, по его же вине, еще большее число перестает и посещать храм, ибо не испытывает оно там того духовнаго удовлетворения и наслаждения, которыя каждому в этом храме, можно сказать, просятся в сердце, но, конечно, тем только из нас, кто сознанием и чувством там участвует, кто воспринимает душою, а не спит за службою глубоким сном духовным.
И вот, первым и основным требованием, которое ставим мы для совершения печатаемаго нами молитвеннаго «Правила для усердствующих», и является это условие: чтобы входящия в состав его молитвы ни в коем случае не попадали в такой плен автоматической привычки. Пусть прочтете Вы даже не половину, а ⅓ положенных молитв, напр. вечерних, но непременно – чтобы воспринимались оне сознательно, внятно и для сердца. Для этого их лучше (и так надо заставлять себя) читать по книге, а не наизусть, ибо чтение наизусть всегда базируется (обосновывается) на памяти ассоциаций по смежности[4], которыя из всех ассоциаций носят наиболее внешний, и в этом опять-таки механизированный, характер. По практике чтения молитв перед ученьем иль после учения в школе наизусть, всякий особенно ясно может наблюдать, насколько сводится все здесь к этой одной, ассоциативной, памяти, отчего так склонны бывают читающие, как говорится, отбарабанить молитву.
IV.
Неспешность чтения молитв и чередование их.
Еще более необходимо, чтобы чтение было неспешным, – «не борзяся», по выражению книг церковных. Дело в том,, что в силу, также известной нам по психологии, узости нашего сознания, именно психологически – невозможно осветить этим сознанием каждое слово и даже каждую строчку читаемаго, если при чтении слова у чтеца сыплются, как горох, многими десятками в секунду. Как бы отстаивая свои права, наше сознание тогда начинает перепрыгивать скачками, пропуская неосвеченным не только то иль иное слово, но и мысль прочитаннаго, а внимание (даже активное, произвольное) у слушающих начинает скоро утомляться, отпадать. – И тогда мысли их неизбежно станут блуждать по сторонам, пассивно отзываясь на всякую внешнюю зацепку – из того, что окружает молящихся в храме. Незаметно для себя, человек начинает обращать внимание и на луч солнечный, пробивающийся через окошко, и на пыль на иконе, и на костюм соседа, и на поведение его, тем более – если он разговаривает или шепчет, и т. д., и т. д Еще чаще, и незаметно для других, – душой своей он как бы вылетает из храма, и тогда его сознание, как перышко от ветра, начинает перебрасываться с предмета на предмет, главным образом – по совсем механическим ассоциациям. То отвлекается он всевозможными воспоминаниями и переживаниями вчерашних впечатлений, то хозяйственными и им подобными житейскими заботами; а у тех, кто любит помечтать, и разными образами иль даже сложными сочетаниями их, и при этом – не всегда чистаго типа.
Отсюда, нужно тут язык свой, и в буквальном и в перепоено м смысле, держать на узде, и не давать ему черезчур быстраго ходу. И практически к этому нужно добавить, что редко, при таком надлежащем – внимательном и сознательно-отчетливом чтении, – обойдетесь Вы без того, чтобы раз-другой не перечитать дважды, промелькнувшее сначала неосознанным, то иль иное место, а со временем прояснившаяся совесть прямо будет и заставлять это делать.
Большую услугу в данном отношении оказывает, далее, предлагаемая здесь нами практика чередования прочитываемых молитв. На сколько ежедневное и одинаковое чтение однех и тех же молитв, на протяжении чуть не целаго года, а тем паче – длиннаго ряда лет, естественно, создает неустранимый колорит однообразия, повторности, как бы логической несвежести: настолько замена одной молитвы другой – обычно однотипной и близкой по содержанию, и в то же время всегда различной, с сгоими идейными особенностями, дает как бы отпор этому накапливанию повторности и тождесловия, и опять-таки особенно на первых порах, когда ленивый ум наш по преимуществу склонен бывает придираться к тем иль иным недочетам, да еще связанным с удлинением времени моления.
И вот, если прочитывать наше Молитвенное Правило в такой постановке, и в особенности если устранить из него примесь автоматичности и малосознательности, то несомненно, что о чрезмерной длительности его не может быть и речи. И это тем более, что у читающаго всегда будет стоять пред глазами то, что совершает он в этом случае правило не все, а сокращенное, т. ск. Послабленное – и даже до половины. А когда он начнет так читать, и пойдет время, потянутся уже недели и месяцы, то у него на поддержку окажется здесь и еще ценный и прямо благодетельный помощник. И помощник этот – та самая привычка, с которой нам только-что приходилось воевать, когда она становилась на пути к сознательности и свежести молитвенных наших переживаний: потому что значение для нас этой привычки здесь будет совсем иное. Ибо ведь не мало значит – просто приучить себя становиться в известное время пред иконой на молитву, а затем изо дня в день – посвящать этому долгу своему известный срок, и именно – как исполнению долга первостепенной важности. И можно поручиться, что уже через месяц данное молитвенное правило будет совершаться вдвое легче, чем при начале, а потом – и еще легче и проще, но опять-таки при непременном условии: чтобы чтение не было сухим и механическим, а пронизывалось ясным сознанием, отзываясь и на сердце.
V.
Добавочныя замечания о чтении Псалтири, 20 молитв после нея и молитв к Св. Причащению.
– Конечно, вдвое больше времени займет утреннее правило, если в составе его прочитывать, как и намечается в Домашнем Молитвослове, еще и одну кафизму из Псалтири, по очереди, о чем мы уже говорили.. Но зато и польза от того будет великая, и те многие, у которых жизнь духовная представляет сейчас какой-то сплошной сумрак и полуязычество, ощутительно почувствуют бодрость духовную, устремление сердца к Богу, как к Помощнику и Отцу своему, способность живой речи и согретых надеждою прошений к Нему.
И лучше, гораздо лучше читать эту Псалтирь по-славянски, ибо этот ея перевод прямо насыщен благодатною помазанностью и религиозной поэзией, чего далеко нельзя сказать о переводе русском. – Скажут: многие тогда не поймут его. Да, в особенности – при начале. И потому-то в высшей степени полезным было бы – дать возможность всем малоподготовленным иметь пред глазами, тут же рядом, оба эти текста: и русский, как более понятный, и славянский – как лучший. И дать такой понятный, и в то же время библейски – настраивающий двойной текст, мы и ставим теперь своей дальнейшей очередной задачей[5].
Двадцать молитв по кафизмам отдельно читаются только теми, кто псалмов очередной кафизмы не читает – иначе каждая из этих молитв будет читаться в своем месте, попутно с своей кафизмой, в заключение ея (как и печатается это во всех полных славянских псалтирях). При отдельном же чтении их лучше распределить на 10 или 6-7 очередей, – так и наметив это для себя перед каждой из них. – Приходится только жалеть, что эти молитвы и тропари, существующие с незапамятных времен, даже по самому тексту своему известны редким и редким из нас, даже не всем и служителям Церкви. А между тем они так хороши, так обильно насыщены захватывающим чувством покаяния и умиления! Особенно для готовящихся к исповеди и ревнующих о том, чтобы прошла она для нас надлежаще, оне – незаменимое сокровище, действенное размягчение сердца.
Остается нам сказать несколько слов о Правиле ко св. Причащению. Его всего удобнее, прежде всего, делить на две половины, и в таком случае канон и молитву Яко на Страшном судище... относить к концу вечерняго Правила, перед исповеданием (большим) грехов своих. В утреннюю пору священнослужителям, часто причащающимся, молитвы ко Причащению удобно делить на 2 очереди (считаясь и с содержанием, и с размером их), особенно при том условии, чтобы каждый уже раз прочитывалась печатаемая затем молитва св. Амвросия Медиоланскаго, та молитва, которая прямо в серафимовски-горней высоте, полноте, умилении и восторге, раскрывает всю сущность Христовой Жертвы любви и искупления, и несравненно более настраивает к совершению Евхаристии сердце приносящаго, нежели всякая другая.
Епископ Димитрий. Домашний молитвослов для усердствующих. Харбин, Братство имени св. Иоанна Богослова при Богословском Факультете Института св. Владимира, 1943 C. 3-27.
Ознакомиться с книгой можно по ссылке (PDF)
[1] О необходимости иметь такое правило в духовной нашей жизни встречали мы указания у многих авторитетов в этой области: см., напр. Феофана Затворника «Толкование псалма СХVІІІ-го», стр. 32 и 108. – Просим не забывать, что в своем Молитвостове мы имеем в виду не монашествующих, а мирян, и наиболее – живущее в миру духовенство.
[2] См. об этом заключение нашего «Детского Молитвослова», стр. 74-81.
[3] На который, должен сознаться, и сам я обратил внимание свое, так сказать – невольно (и верю я, по прямому указанию направляющей мои стопы Десницы Божией). То было давно, пятьдесят лет тому назад, когда я еще учился в Академии и писал по философии разбор только что вышедшей тогда (1893 г.) книги П. Астафьева – «Вера и Знание в единстве мировоззрения», где этот закон привычек являлся базисом всех научных построений названного доцента Московского Университета.
[4] В ассоциации по смежности запоминаются рядом стоящия слова и признаки, так что, когда дается одно слово, за ним само-собой, сразу, вспоминается и соседнее второе, но связь слов этой ассоциации – чисто внешняя, а не по содержанию.
[5] В настоящее время задала эта наполовину выполнена – в недавно напечатанной мной «Псалтири Протолкованной», том 1-й.