Владиміръ святой и равноапостольный и канонизація его.
Для просмотра изображения кликните по нему.
Вездѣ, гдѣ христіанство вводилось при помощи государственной власти, главные дѣятели этого – цари и царицы – причислялись къ лику святыхъ, при чемъ къ ихъ имени придавался эпитетъ равноапостольный. Стоитъ припомнить только Константина Великаго и матерь его Елену, также святыхъ и равноапостольныхъ, съ которыми часто сравниваются и наши Владиміръ и Ольга. Такое сравненіе имѣетѣ основаніе и въ обстоятельствахъ ихъ жизни и дѣятельности дѣйствительно можно видѣть нѣкоторое сходство. Какъ въ Греціи главными дѣятелями были царица Елена, которая, принявъ христіанство, расположила потомъ къ нему своего сына Константина, такъ и у насъ первою провозвѣстницею вѣры Христовой явилась блаж. кн. Ольга, которая и заронила свѣточъ въ душу внука своего Владиміра, – свѣточъ, который потомъ возсіялъ такимъ яркимъ свѣтомъ, что обнялъ всю великую землю русскую. Это сходство было замѣчено еще въ древнее время и нашъ первый лѣтописецъ вазываетъ уже Владиміра новымъ Константиномъ: «се есть новый Константинъ великаго Рима, иже крестися самъ и люди своя: тако и сь створи подобно ему». И какъ равноапостольный Константинъ сталъ почитаться и прославляться вскорѣ же послѣ своей смерти, такъ точно и нашъ просвѣтитель, Владиміръ, сталъ прославляться и чтиться вскорѣ же послѣ своей кончины. Все побуждало къ такому чествованію памяти его: и благо, сдѣланное имъ своей родинѣ, и личный характеръ его. Важное значеніе Владиміра понятно каждому и поэтому мы не будемъ объ этомъ распространяться; только вкратцѣ скажемъ, что онъ актомъ крещенія русскаго народа ввелъ его въ семью Европейскихъ народовъ, влилъ въ него новые соки и силы, которыхъ не могло дать ему язычество, и благодаря этому положилъ начала, на которыхъ и стало постепенно складываться и развиваться могущественное русское государство. Это великое значеніе Владиміра въ исторической жизни нашего народа было сознано вскорѣ же послѣ его смерти. Лѣтописецъ нашъ, обозрѣвая все сдѣланное нашимъ крестителемъ, съ восторгомъ восклицаетъ: «дивно же есть се колико добра створилъ русьетѣй земли, крестивъ ю... Аще бо онъ не крестилъ бы насъ, то нынѣ были быхомъ въ прельсти дьяволи, якоже и прародители наши погынуша».
Не менѣе ярко и живо рисуется предъ нами Владиміръ и какъ человѣкъ. Въ этомъ отношеніи, впрочемъ, можно дать двоякую его характеристику: какъ язычника и какъ христіанина. Для насъ, конечно, важна характеристика послѣдняя. Тѣ черты, которыми обрисовывается Владиміръ язычникъ, представляютъ его человѣкомъ въ высшей степени добрымъ: это радѣтель русской земли, ея сберегатель отъ разной нечести, облегавшей со всѣхъ сторонъ землю русскую. Будучи господиномъ этой земли, онъ является въ ней не деспотомъ, а ласковымъ хозяиномъ, веселымъ собесѣдникомъ съ своими вѣрными слугами, очень осторожнымъ въ своихъ сношеніяхъ и войнахъ со врагами. Правда, его частная жизнь семейная не чужда была нѣкоторыхъ недостатковъ: мы разумѣемъ его многоженство и тѣ пиры его, память о которыхъ надолго сохранилась въ былинахъ; но эти недостатки естественны въ язычествѣ и онъ ихъ загладилъ своею послѣдующею жизнію въ христіанствѣ. На это именно указываетъ и лѣтописецъ, когда говоритъ: «Аще бо бѣ и преже въ поганствѣ на скверную похоть желая, но послѣ же прилежа къ покаянію, якоже Апостолъ вещеваетъ: идѣже умножится грѣхъ, ту изобилуетъ благодать. Аще бо въ невѣжествѣ етера согрѣшенія быша, послѣ же раскаяшеся покаяніемъ и милостынями, якоже глаголетъ: въ чемъ застану, въ томъ тя и сужу, якоже пророкъ глаголетъ: живу Азъ Адонаи Господь, яко не хощу смерти грѣшникомъ, но обратитеся имъ отъ пути своего злаго»{1}.
Послѣ своего крещенія и особенно послѣ крещенія народа въ Кіевѣ Владиміръ весь отдается той дѣятельности, за которую онъ и получилъ имя равноапостольнаго. На сколько успѣшна была эта дѣятельность, ясно показываютъ результаты ея: въ продолженіе 25 лѣтъ онъ успѣлъ просвѣтить свѣтомъ Христовымъ всю землю русскую. Онъ заботится не только о земскомъ строеніи своей земли, о справедливомъ судѣ, о спокойствіи въ ея предѣлахъ, но и духовная жизнь народа становится предметомъ его постоянныхъ заботъ и попеченій. Онъ строитъ храмы, изыскиваетъ средства къ содержанію священнослужителей, совѣтуется съ послѣдними объ устройствѣ богослуженія, о просвѣщеніи и образованіи народа. Среди этой горячей разносторонней дѣятельности, направленной къ благу своего народа, Владиміръ не забываетъ и личныхъ подвиговъ христіанскаго самоусовершенствованія, которые еще ярче и рельефнѣе выставляютъ образъ нашего просвѣтителя. Мы выше указали во Владимірѣ-язычникѣ черту – его гостепріимство, давшаго ему эпитетъ «ласковаго и краснаго солнышка». Эта черта подъ вліяніемъ христіанства выразилась въ христіанской добродѣтели безграничнаго милосердія къ нищимъ и убогимъ. У него было заведено, чтобы во дворцѣ, великокняжскомъ каждую недѣлю былъ обильный пиръ для всѣхъ чиновниковъ дворцовыхъ и городскихъ и для лучшихъ городскихъ гражданъ при немъ самомъ и безъ него: «по вся недѣли устави на дворѣ въ гридьницѣ пиръ творити и приходити боляромъ и гридемъ и соцькимъ и десятьскямъ и нарочитымъ мужемъ при князи и безъ князя: бывайте множество отъ мясъ, отъ скота и отъ звѣрины, бяше по изобильне отъ всего». Особенно же велико было христіанское милосердіе его къ бѣднымъ, нищимъ, страждущимъ. Онъ повелѣлъ, чтобы всякій нищій и убогій приходилъ на его княжескій дворъ и тутъ «взимати всяку потребу – питье и аденье и отъ стотьницъ кунами»{2}. Но и этимъ Владиміръ не удовольствовался. Немощные и больные, говорилъ онъ, не могутъ дойти до моего двора, и потому велѣлъ устроить особые возы и накладывать на нихъ хлѣбъ, мясо, рыбу, разные овощи и возить по городу, спрашивая: гдѣ есть больной или немощной, не могущій придти во мнѣ? И кто отыскивался, тому и давали все потребное. Милостыню онъ творилъ не въ Кіевѣ только, но и по всей землѣ русской: въ городахъ и селахъ, одѣвалъ нагихъ, питалъ алчущихъ, давалъ пріютъ странникамъ, милосердовалъ о вдовахъ и сиротахъ, призрѣвалъ больныхъ, слѣпыхъ, калѣкъ. По всей землѣ русской народъ видѣлъ и помнилъ безграничныя щедроты князя, и древніе повѣствователи не находятъ словъ, какъ описать и исчислить его щедроты. Можетъ показаться преувеличеннымъ это безграничное милосердіе Владиміра; но оно вполнѣ подтверждается свидѣтельствами митрополита Иларіона и монаха Іакова. «Кто исповѣсть, восклицаетъ первый, – многія твоя нощныя милостыни и дневныя щедроты, яжекъ убогимъ творяще, къ сирымъ же и болящимъ, къ должнымъ и къ вдовымъ и ко всѣмъ требующимъ милости? Слышалъ бо гласъ Господень... не до слышанія стави глаголанное, но дѣломъ сконча слышанное, просящимъ подавая, нагія одѣвая, жадныя и алчныя насыщая, болящимъ всякое утѣшеніе посылая, должныя искупая, работныя освобождая. Твоя бо щедроты и милостыня и нынѣ въ человѣцѣхъ поминаеми суть». Второй пишетъ: «болѣ всего бяше милостыню творя князь Володимеръ: иже немощніи и старѣй не можаху доити княжь двора и потребу взяти, то въ дворъ имъ посылаше; немощнымъ и старымъ всяку потребу блаженный кн. Володимеръ даяше. И не могу сказати многія его милостыня: не токмо въ дому своемъ творяше милостыню, но и по всему граду, не въ Кіевѣ единомъ, но по всей земли русской, – и въ градѣхъ, и въ селѣхъ, вездѣ милостыню творяше». На нарочитыхъ праздникахъ, каковы: освященія новыхъ церквей Владиміръ раздавалъ нищимъ огромныя деньги, – до 300 и болѣе гривенъ.
Владиміръ скончался 15 іюля 1015 года въ селѣ Берестовѣ, недалеко отъ Кіева. Народъ, узнавши о кончинѣ его, собрался въ безчисленномъ множествѣ. Послышался всеобщій плачъ. Оплакиваемаго народомъ князя положили въ созданномъ имъ же самимъ храмѣ Пресвятыя Богородицы, въ мраморномъ гробѣ.
Нѣтъ сомнѣнія, что память нашего крестителя и просвѣтителя свято чтилась народомъ, которому онъ принесъ столько блага. Но церковное прославленіе памяти его, или его канонизація совершилась сравнительно уже поздно. Что дѣйствительно Владиміръ не былъ долгое время причтенъ къ лику святыхъ, а чтился только мѣстно, это ясно видно изъ словъ Іакова мниха, который доказываетъ, что св. Владиміръ, хотя и не творитъ чудесъ, но святъ дѣлами{3} (очевидно, если бы онъ причтенъ былъ, то такое доказательство было бы излишне), такъ еще яснѣе изъ словъ житія его, въ которомъ прямо говорится, что во время составленія житія онъ не былъ еще не только прославленъ, но не молились и въ день преставленія его: «да аще быхомъ имѣли потщаніе и молбу приносили Богу зань, въ день преставленія его, видя бы Богъ тщаніе наше къ нему прославилъ бы и»{4}. Такимъ образомъ, во второй половинѣ XII вѣка, когда появилась похвала, св. Владиміръ не былъ не только прославленъ, но и память его и мѣстно церковнымъ образомъ не чтилась. Точно также и въ послѣдующее время этого періода мы нигдѣ не находимъ ясныхъ свидѣтельствъ о прославленіи св. Владиміра. Въ лѣтописяхъ къ имени Владиміра не прилагается даже эпитета святой, а великій{5}. Наконецъ, и въ святцахъ, дошедшихъ до насъ изъ этого періода и заключающихъ въ себѣ имена Бориса и Глѣба и Ѳеодосія Печерскаго, мы не находимъ имени св. Владиміра. На основаніи всего этого можно утверждать, что прославленіе Владиміра послѣдовало уже въ послѣдующее время. Этому нашему выводу, по-видимому, противорѣчатъ слова митрополита Иларіона, который въ своемъ похвальномъ словѣ Владиміру говоритъ, что Богъ удостоилъ просвѣтителя земли русской славы и почестей небесныхъ, называетъ его блаженнымъ, апостоломъ и, наконецъ, обращается къ нему съ молитвою. Мнихъ Іаковъ также въ нѣкоторыхъ мѣстахъ обращается къ Владиміру, какъ уже къ святому; такъ онъ говоритъ: «о блаженный и треблажевный, княже Володиміре: мзда твоя многа зѣло предъ Богомъ». Ниже онъ уподобляетъ его святымъ царямъ: Давиду, Езекіи, Константину и другимъ. Авторъ «Житія» къ подобнымъ ублаженіямъ и величаніямъ присоединяетъ и собственную молитву ко Владиміру. Такое, говорятъ, молитвенное обращеніе ко Владиміру естественно предполагаетъ, что святость его была уже тогда признана Церковію{6}. Но съ послѣднимъ выводомъ, который дѣлаютъ изъ словъ приведенныхъ нами авторовъ, едва ли можно согласиться. Дѣло въ томъ, что въ указанныхъ словахъ выражается личное благоговѣніе авторовъ къ памяти Владиміра, личная вѣра ихъ въ него, что онъ за свои дѣла удостоенъ небеснаго воздаянія и блаженства. Такую вѣру съ ними раздѣляли, конечно, и лучшіе изъ современныхъ имъ христіанъ русскихъ. Но все это еще не означаетъ, чтобы память Владиміра чествовалась и праздновалась, какъ святаго, внесеннаго въ памяти святыхъ, въ церковные мѣсяцесловы или святцы, съ пріуроченіемъ ея и службы ему къ извѣстному дню, какимъ имѣлъ быть и былъ потомъ день успенія его 15 іюля. Выраженія же, подобныя приведеннымъ, довольно обычны въ похвальныхъ и поминальныхъ словахъ вообще о лицахъ, отличавшихся при жизии дѣлами благочестія и заслугами для Церкви, не стоявшихъ однако и не стоящихъ въ ликѣ причтенныхъ ко святымъ. Тоже должно сказать и о самыхъ молитвенныхъ обращеніяхъ ко Владиміру въ Похвалахъ ему и Житіи. Такія обращенія были обычны въ похвальныхъ рѣчахъ о достойныхъ, особенно дорогихъ или почитаемыхъ лицахъ, какъ довольно обычны и теперь въ подобныхъ же рѣчахъ. Кромѣ того, для доказательства прославленія Владиміра еще въ домонгольскій періодъ ссылаются еще, между прочимъ, на Степенную книгу, гдѣ говорится, что «память св. Ольги, равно какъ и Владиміра, Бориса и Глѣба преславно Церкви Божія праздновати пріяла есть единаго іулія мѣсяца, въ немъ же прежде память блаженныя Ольги въ 11 день»{7}. Но это приведенное нами свидѣтельство Степенной книги не можетъ быть принято за доказательство установленія праздника св. Владиміру еще въ домонгольскій періодъ. Прежде всего, оно вообще только говоритъ, что «Церковь пріяла» празднованіе, но когда это случилось, оно ничего не говоритъ. Авторъ Степенной книги, видя въ свое время праздникъ въ честь св. Владиміра, могъ сказать, что Церковь пріяла его купно съ праздниками въ честь Бориса и Глѣба и св. Ольги, но изъ этихъ словъ вывода какого-нибудь о времени установленія сдѣлать нельзя. Такимъ образомъ, и это послѣднее свидѣтельство не можетъ быть принято за доказательство установленія праздника въ честь св. Владиміра въ домонгольскій періодъ. А между тѣмъ молчаніе нашего лѣтописца и монаха Іакова, у которыхъ ни слова нѣтъ объ установленіи праздника въ ихъ время, дѣлаютъ вполнѣ вѣроятнымъ то предположеніе, что такого праздника въ періодъ домонгольскій и вовсе не было установлено.
Если же справедливо то положеніе, что св. Владиміръ не былъ формально причисленъ къ лику святыхъ во все продолженіе домонгольскаго періода, то, находя, однако, его имя въ святцахъ ХIV вѣка, естественно рождается вопросъ, когда же это случилось? Ясныхъ и опредѣленныхъ указаній времени совершенія канонизаціи св. Владиміра мы не находимъ. Однако есть нѣкоторыя данныя, на основаніи которыхъ можно, хотя бы и приблизительно, опредѣлить послѣднее. Мы прежде всего укажемъ время, не позже котораго память св. Владиміра стала праздноваться въ русской Церкви, а потомъ уже постараемся высказать свои предположенія и о времени совершенія его канонизаціи. Основанія для такого приблизительнаго опредѣленія начала празднованія св. Владиміру слѣдующія. Въ первый разъ мы встрѣчаемъ имя св. Владиміра, какъ уже прославленнаго святаго подъ 1311 годомъ первой Новгородской лѣтописи, гдѣ говорится, что епископъ Новгородскій Давидъ «постави церковь камену на воротѣхъ, во имя благовѣрнаго князя Владиміра, крестившаго Русскую землю»{8}. Съ этого времени имя св. Владиміра стало вноситься и въ богослужебныя книги. Такъ оно встрѣчается въ минеяхъ и прологахъ конца XIII и ХІV вв. и церковномъ уставѣ 1398 года{9}. Въ ХV и ХVІ вв. память св. Владиміра встрѣчается почти во всѣхъ богослужебныхъ книгахъ того времени{10}. Такимъ образомъ празднованіе св. Владиміру установлено когда-то въ XIII вѣкѣ, именно, какъ мы видѣли, не позднѣе 1311 года.
Постараемся теперь точнѣе, насколько это возможно, опредѣлить время канонизаціи св. Владиміра. Прежде всего имѣемъ тотъ несомнѣнный фактъ, что 15 іюля 1240 года, когда совершилась Невская побѣда, еще не существовало празднованія Владиміру святому. Ибо въ первой Новгородской лѣтописи, писанной въ Новгородѣ и притомъ чуть ли не современникомъ самой побѣды, мы находимъ только греческія памяти безъ прибавленія имени князя Владиміра, именно здѣсь говорится, что эта побѣда была 15 іюля «на соборъ св. отецъ 630, иже въ Халкидонѣ, и на память св. мученикъ Кирика и Улиты». Трудно допустить, чтобы лѣтописецъ опустилъ имя крестителя Руси, который, бывъ причисленъ къ лику святыхъ, естественно считался бы ея покровителемъ. Между тѣмъ, служба составленная ему, конечно, по установленіи этого празднованія, написана однако тогда, когда Кіевъ былъ «веліимъ градомъ» и церковь Десятинная продолжала существовать до 6-го декабря того же года, когда на Николинъ день Кіевъ разоренъ былъ монголами и Десятинная церковь, подобно другимъ, обращена была въ развалины. Такимъ образомъ, мы имѣемъ два момента, изъ коихъ ранѣе одного и позднѣе другого не могла быть составлена служба; здѣсь между этими двумя моментами и должно искать времени, когда установлено было празднованіе Владиміру, а для празднованія написана была и служба.
Присматриваясь къ обстоятельствамъ, которыя переживала русская земля въ это время, не трудно придти къ тому заключенію, что празднованіе св. Владиміру могло быть установлено въ сѣверной Руси и именно въ Новгородѣ, а не въ южной – въ Кіевѣ. Южная Русь въ это время находилась въ самомъ стѣсненномъ положеніи. Отовсюду окруженная монголами, она доживала свои послѣдніе дни и наконецъ въ 1240 году была окончательно покорена ими и Кіевъ былъ разрушенъ. Но если въ Кіевѣ не могло быть установлено такого празднованія Владиміру святому, то какое побужденіе, какой особенный поводъ къ тому могла найти сѣверная Русь въ моментъ съ 15 іюля по 6 декабря? И кто бы здѣсь взялъ на себя иниціативу такого дѣла? Митрополитъ, какимъ былъ тогда Іосифъ? Но помимо совершенной неизвѣстности за нимъ какой-либо дѣятельности, подобное предположеніе исключается уже тѣмъ фактомъ, что митрополиты греки не были расположены уставовлять праздники русскимъ святымъ. Митроп. Георгій «бѣ невѣрствуя» прославленію св. Бориса и Глѣба даже тогда, когда уже они считались у насъ прославленными. При канонизаціи преп. Ѳеодосія печерскаго Печерскій игуменъ Ѳеоктистъ обратился по этому дѣлу не къ митрополиту, а къ князю Святополку, чтобы онъ повелѣлъ митрополиту вписать память Ѳеодосія въ соборные синодики. И въ дѣлѣ канонизаціи св. Владиміра починъ имѣлъ принадлежать князю. Но Кіевъ въ годъ нашествія монголовъ оставался уже безъ князя. Что затѣмъ, послѣ Кіева, ни въ одномъ изъ стольно-княжескихъ и епископскихъ городовъ главнѣйшихъ тогда областей Суздальской и Волынско-Галицкой не могло въ данный историческій моментъ совершиться установленіе праздника, – этого и не нужно доказывать. Остается Новгородъ. Онъ одинъ въ данный историческій моментъ былъ въ такомъ положеніи, при которомъ могло совершиться въ немъ подобное дѣло. Онъ не былъ разрушенъ монголами и не находился подъ угрозою такого разрушенія. Онъ имѣлъ князя и епископа. А главное, въ немъ случилось теперь событіе, могшее послужить прямымъ побужденіемъ въ установленію празднованія. Это именно Невская побѣда, послѣдовавшая въ день успенія Владиміра, 15 іюля. Герой побѣднаго дѣла, Александръ Невскій, князь притомъ весьма благочестивый, имѣлъ и побужденіе, и усердіе и власть, совмѣстно съ архіепископомъ Спиридономъ, установить празднованіе. Въ древней Руси, также и въ Новгородѣ, было въ обычаѣ ознаменовывать память славныхъ побѣдъ дѣлами благочестія, въ частности дни побѣдъ установленіемъ религіозныхъ торжествъ. А Невская побѣда была одною изъ славнѣйшихъ и сопровождалась сильнымъ религіознымъ воодушевленіемъ. При желаніи ознаменовать день побѣды, само собою представлялось знаменательнымъ то обстоятельство, что побѣда одержана въ день успенія Владиміра. День этотъ, какъ мы уже указывали, хотя и не значился въ памятникахъ святыхъ того времени, но такимъ лицамъ, какъ Александръ и архіепископъ, былъ извѣстенъ изъ лѣтописей и другихъ сказаній о Владимірѣ, а многимъ могъ быть извѣстенъ изъ поминальныхъ записей или синодиковъ. Очень вѣроятно, что въ день успенія Владиміра издавна совершались поминальныя молитвы о немъ, какъ можно заключить изъ словъ упомянутыхъ выше писателей XII вѣка, внушавшимъ русскимъ христіанамъ со тщаніемъ совершать молитвы за Владиміра въ день успенія его, чтобы Богъ прославилъ его. Такимъ образомъ поминальное моленіе о Владимірѣ совершалось въ чаяніи прославленія его. Прославленіе имѣло быть свидѣтельствовано какимъ-либо чудомъ или знаменіемъ. Такимъ знаменіемъ и представлялось совпаденіе дня славной побѣды со дня успенія и поминанія Владиміра. Александръ Невскій могъ приписать побѣду свою, одержанную въ день поминанія праотца всѣхъ князей русскихъ (какъ называется онъ въ службѣ) Владиміру. Тѣмъ болѣе, что это былъ такой праотецъ, какъ креститель земли русской, какъ блаженный и чаемый святой. А при такой вѣрѣ въ заступничество и ходатайство Владиміра предъ Богомъ значеніе побѣды становилось еще внушительнѣе, какъ знаменія, указывающаго, что день успенія Владиміра, въ какой она одержана, вмѣсто дня поминальнаго моленія о немъ, долженъ теперь стать днемъ празднованія памяти его, какъ уже святаго – прославленнаго{11}.
Итакъ, на основаніи приведенныхъ данныхъ, мы можемъ сдѣлать заключеніе, что празднованіе святому Владиміру установлено Александромъ Невскимъ въ Новгородѣ когда-то между 15 іюля 1240 года и 6 декабря того же года. Можно при этомъ предполагать, что такое празднованіе должно быть установлено Александромъ вскорѣ же послѣ своей знаменитой побѣды. Предположеніе это подкрѣпляется слѣдующими соображеніями. Александръ Невскій оставался въ Новгородѣ не долго послѣ 15 іюля. Вслѣдствіе какихъ-то распрей съ новгородцами, онъ зимою того же года выѣхалъ изъ Новгорода къ отцу своему и вновь прибылъ туда уже въ слѣдующемъ году и притомъ не ранѣе весны; пробывъ тамъ не долго, онъ тотчасъ долженъ былъ и наряжаться на новую войну противъ нѣмцевъ. Нельзя полагать, чтобы празднованіе Владиміру установлено было послѣ этого новаго прибытія Александра и затѣмъ во время войны, т. е. чтобы оно установлено было лѣтомъ 1241 года; ибо до этой поры въ Новгородѣ не могли уже не знать о полномъ разореніи Кіева, его церквей, въ числѣ ихъ Десятинной, и въ службѣ Владиміру, написанной одновременно или вслѣдъ за установленіемъ праздника, не могли бы назвать Кіева веліимъ градомъ. Итакъ, празднованіе св. Владиміру установлено до отъѣзда Александра Невскаго зимою 1240 года, т. е. до зимы этого года. А это приближаетъ время установленія къ 15 іюля 1240 года и служитъ къ подкрѣпленію мысли, что празднованіе установлено въ связи съ событіемъ дня, т. е. съ Невскою побѣдою{12}.
Страннымъ и удивительнымъ можетъ казаться тотъ фактъ, что русская Церковь на первыхъ же порахъ не установила празднованія такому знаменитому своими заслугами ей дѣятелю, какимъ несомнѣнно является нашъ Владиміръ. Но это странное на первый взглядъ обстоятельство можно, однако, объяснить довольно основательными причинами. Въ числѣ правилъ, которыми наша Церковь постоянно руководилась при канонизаціи своихъ святыхъ, было, между прочимъ, требованіе чудесъ отъ мощей святаго. Если мы примемъ теперь во вниманіе это правило, то для насъ будетъ понятна и причина, почему Владиміръ не былъ прославленъ въ домонгольскій періодъ. Мощи его не были открыты во все продолженіе этого періода{13}. Что св. Владиміръ по своей смерти не творилъ чудесъ, – это мы положительно знаемъ изъ словъ Іакова мниха, который ясно говоритъ: «не дивимся возлюбленніи, аще чудесъ не творитъ по смерти: мнозѣ бо святѣй, праведнѣй не сътвориша чудесъ, но святи суть», и потомъ приводитъ мѣсто изъ св. Златоуста, доказывающее, что святые познаются не отъ чудесъ, но отъ дѣлъ{14}. Такимъ образомъ это отсутствіе чудесъ отчасти можетъ намъ объяснить, почему въ домонгольскій періодъ не былъ прославленъ св. Владиміръ. Кромѣ того, можно указать и еще одну причину, которую не слѣдуетъ упускать изъ виду, когда говорятъ о прославленіи послѣдняго. Такою причиною могли быть тѣ излюбленные пиры Владиміра-язычника, память о которыхъ въ былинахъ долго жила въ народѣ. Они-то и могли смущать и затруднять совѣсть народную признать Владиміра святымъ, ибо пиры и святость, которая – по позднѣйшимъ, впавшимъ въ односторонность, понятіямъ, – стала непремѣннымъ условіемъ аскетизма, – должны были представляться вещами трудно совмѣстимыми{15}. Только съ теченіемъ времени память объ этихъ пирахъ могла стушеваться, и предъ глазами потомства его заслуги, какъ просвѣтителя своего народа, представлялись во всемъ ихъ величіи. И дѣйствительно мы видимъ, что въ позднѣйшихъ лѣтописяхъ имя св. Владиміра является не иначе, какъ съ приложеніемъ эпитета «новаго Константина великаго Рима»; его прежняя жизнь въ язычествѣ позабывается и онъ является въ памяти потомства такимъ, какимъ онъ сталъ со времени принятія имъ христіанства: «дивно есть, колико добра сотвори въ Рустѣй землѣ, крестивъ ю, и колико ревностью божественною подвизался о вѣре Христове: и благими дѣли просія яко солнце, вторый равноапостольный Константинъ явися»{16}. То великое уваженіе и благоговѣніе, которое являлось естественнымъ слѣдствіемъ представленія его великихъ заслугъ, оказанныхъ имъ русской землѣ, и заставляло, безъ сомнѣнія, чтить его память.
Судьба чествованія памяти св. Владиміра представляется довольно знаменательною. Благоговѣйно чтимая ближайшими къ его времени представителями насажденнаго имъ христіанскаго просвѣщенія въ Кіевѣ и Кіевской Руси, она, однакоже, не была здѣсь ознаменована общимъ церковнымъ чествованіемъ и чрезъ это пришла потомъ въ нѣкоторое забвеніе. Сѣверная Русь, въ лицѣ Новгорода, опережаетъ Кіевъ въ установленіи такого чествованія. Оживленіе памяти св. Владиміра въ Кіевѣ почти совпадаетъ съ поворотомъ въ исторіи его, возвращающимъ ему значеніе церковно-народнаго средоточія для южной Руси, каковымъ онъ сталъ въ XVII в. при Петрѣ Могилѣ. Но вообще мы должны сказать, что въ древней Руси чествованіе памяти св. Владиміра не отличалось особенно торжественнымъ характеромъ; это видно изъ того, что праздникъ въ честь его, 15 іюля, ничѣмъ не выдѣлялся изъ ряда обычныхъ будничныхъ дней. Только въ настоящее время, ко времени 900-лѣтняго юбилея крещенія Руси, Святѣйшій Синодъ постановилъ болѣе торжественно праздновать память Владиміра и отнесъ праздникъ въ честь его къ числу среднихъ.
«Пензенскія Епархіальныя Вѣдомости». 1888. № 13. Ч. Неофф. С. 1-16.
{1} Церк. истор. Голубинскаго, т. I, стр. 205.
{2} Т. е. отъ ключницъ деньгами.
{3} Похвала кн. Владиміру. Христ. Чт. 1849, ч. II, 324.
{4} Житіе кн. Владиміра. Ibid. 334.
{5} Напр. Игнатьев. Лѣтоп. подъ 1229 годомъ.
{6} Церк. Истор. Макарія 1, 66-67.
{7} Степей, книга 1, 43.
{8} 1-я Новгор. лѣт. подъ 1311 год.
{9} Опис. рук. Р. М. 452.
{10} Ibid. 455. 453. 710-12.
{11} Тр. К. Д. А. 1882. I, 56-58.
{12} Тр. Кіевск. Дух. Ак. 1882. I, 58-59.
{13} До нашествія монголовъ мощи св. Владиміра хранились въ мраморномъ гробѣ, въ Десятинной церкви. Но при нашествіи ихъ гробъ его былъ скрытъ въ землѣ подъ развалинами этой церкви. Затѣмъ они открыты уже были въ половинѣ XVII ст. Петромъ Могилою, митрополитомъ Кіевскимъ, въ 1635 году, при чемъ «митрополитъ взялъ въ воспоминаніе будущимъ родамъ великаго онаго князя только главу, которую сперва положилъ въ церкви Преображенія Господня; потомъ же положилъ въ великой Кіево-Печерской церкви, гдѣ и до нынѣ сіе дражайшее сокровище хранится» (Евгеній, описаніе Кіево-Печерск. Лавры 113-114). Одна челюсть этой главы хранится въ Московскомъ большомъ Успенскомъ соборѣ, – будучи прислана Петромъ Могилой Алексѣю Михайловичу на благословеніе, а ручная кость – въ Кіево-Софійскомъ соборѣ (Евгеній, опис. Кіево-Софійск. собора, 49).
{14} Христ. Чт. 1849, ч. II, 324.
{15} Церк. Ист. Голубинскаго, I, 160.
{16} Ник. Л. 1, 114-115.
См. также:
Житіе Святаго Равноапостольнаго Князя Владиміра.
Св. равноапостольный князь Владиміръ и латинскій міръ.
Владиміръ Ивановичъ Барвинокъ – Святый равноапостольный князь Владиміръ.
Ирина Николаевна Окунева – Изображенія святого Владиміра.
Проф. Николай Ивановичъ Петровъ – Древнiя изображенiя св. Владимiра (+Подборка икон).
