Свидѣтельство души человѣческой о страшномъ судѣ Господнемъ.
Вода отдает своих мертвецов. Икона «Страшный Суд» из Благовещенского собора г. Сольвычегодска. 2-я пол. XVI в. (СИХМ)
Разсказы людей, потерявшихъ временно всѣ признаки жизни и потомъ возврощенныхъ къ ней, о томъ, что они испытывали въ своей душѣ въ этомъ состояніи между жизнію и смертію, безъ сомнѣнія имѣютъ для насъ сильнѣйшій интересъ: они не только проливаютъ свѣть на тайны нашего бытія за гробомъ, но и подтверждаютъ откровенное христианское ученіе о томъ, что произойдетъ съ каждымъ изъ насъ въ то время, когда мы предстанемъ предъ Господомъ Iисусомъ Христомъ въ день всеобщего воскресенія и страшнаго суда.
Одинъ изъ такихъ разсказовъ, вообще очень рѣдкихъ, представляетъ разсказъ англійскаго адмирала Бьюфорта, который въ молодости опрокинулся съ лодкой въ море и, не умѣя плавать, пошелъ ко дну. Онъ былъ вытащенъ изъ воды и возвращенъ къ жизни. Впослѣдствіи, по убѣжденію доктора Волластона, онъ записалъ исторію своихъ душевныхъ ощущеній съ того момента, когда онъ у паль въ море. Воть этотъ разсказъ.
«Обстоятельства крушенія и паденія я (говорить адмиралъ) передаю или по смутному воспоминанію, или по разсказамъ сввдѣтелей; самъ утопающій въ первую минуту весь поглощенъ ощущеніемъ своей гибели и бореніемъ между надеждою и отчаяніемъ. Но что потомъ послѣдовало, о томъ могу свидѣтельствовать съ полнѣйшимъ сознаніемъ: въ духѣ моемъ совершился въ эту минуту внезапный и столь чрезвычайный переворотъ, что всѣ его обстоятельства остаются донынѣ такъ свѣжи и живы въ моей памяти, какъ бы вчера со мною случились.
Съ того момента, какъ прекратилось во мнѣ всякое движеніе (что было, полагаю, послѣдотвіемъ удушенія), тихое ощущеніе совершеннаго спокойствія смѣнило собою всѣ прежнія мятежныя ощущенія. Можно, пожалуй, назвать это состояніе состояніемъ апатіи; но тутъ не было тупой покорности передъ судьбою, потому что не было тутъ ни малѣйшаго страданія; не было и ни малѣйшей мысли ни о гибели, ни о возможности спасенія. Напротивъ, ощущеніе было скорее пріятное, – нѣчто въ родѣ того тупого, но удовлетворенного состоянія, которое бываетъ передъ сномъ послѣ сильной усталости. Чувстве мои были такимъ образомъ притуплены, но съ духомъ произошло нѣчто совсѣмъ противоположное. Дѣятельность духа оживилась въ мѣрѣ, превышающей всякое описеніе. Мысли стали возникать за мыслями съ такою быстротою, которую не только описать, но и постигнуть не можетъ никто, если самъ не испыталъ подобнаго состоянія. Теченіе этихъ мыслей я могу и теперь въ значительной мѣрѣ прослѣдить, начиная съ самаго событія, только что случившагося: – неловкость, бывшая причиною его, смятеніе, которое произошло отъ него (я видѣлъ, какъ двое спрыгнули вслѣдъ за мною съ борта), дѣйствіе, которое оно должно было произвесть на моего нѣжнаго отца, объявленіе ужасной ввсти всему семейству, – тысяча другихъ обстоятельствъ, тѣсно связанныхъ съ домашнею моей жизнію, – вотъ изъ чего состоялъ первый рядъ моихъ мыслей. Затѣмъ кругъ этихъ мыслей сталъ расширяться далѣе: явилось послѣднее наше плаваніе, первое плаваніе со случившимся крушеніемъ, школьная моя жизнь, мои успѣхи, всѣ ошибки, глупости, шалости, всѣ мелкія приключенія и затѣи того времени, – и такъ дальше назадъ, – всякій случай въ моей жизни проходилъ въ моемъ воспоминаніи въ поступательно обратномъ порядкѣ, и не въ общемъ очертаніи, но во всѣхъ мельчайшихъ чертахъ и подробностяхъ. Словомъ сказать – вся исторія моей жизни проходила передъ мною точно въ панорамѣ, и (что особенно важно) каждое въ ней со мною событіе соединялось съ сознаніемъ правды или неправды, или съ мыслію о причинахъ его и послѣдствіяхъ. Удивительно, даже самые мелкіе, ничтожвые факты, давнымъ-давно позабытые, – всѣ почти воскресли въ моемъ воображеніи, – и притомъ такъ знакомо и живо, какъ бы недавно случились».
Къ этому въ высшей степени интересному своему разсказу адмиралъ Бьюфортъ припсоединяетъ и свои мысли. «Все это (говорить онъ) не указываетъ ли на безграничную силу нашей памяти, не пророчить ли, что мы со всею полнотою этой силы проснемся въ иномъ мірѣ, принуждены будемъ созерцать нашу прошедшую жизнь во всей полнотѣ ея? И съ другой стороны, все это не оправдываетъ ли вѣру, что смерть есть только измѣненіе нашего бытія, въ которомъ, стало быть, нѣтъ дѣйствительнаго промежутка или перерыва? Какъ бы то ни было, замѣчательно въ высшей степени одно обстоятельство, – что безчисленныя мысли и представленія, промелькнувшія у меня въ душъ, всѣдо одного были обращены въ прошедшее. Я былъ погруженъ весь въ прошедшее. Сколько времени у меня было занято этимъ потокомь мыслей, или, лучше сказать, въ какую долю времени всѣ онѣ были втиснуты, не могу теперь опредѣлить въ точности; но, безъ сомнѣнія, не прошло и двухъ минуть съ момента удушенія моего до той минуты, когда меня вытащили изъ воды».
Невольно при этомъ разсказѣ приходятъ на память слова апостола: лежитъ человѣкомь единою умрети, потомъ же и судъ (Евр. 9, 27), – и слова премудраго Сираха: Удобно для Господа воздать человѣку въ день смерти по дѣламъ Его. Минутное страданіе производить забвеніе утѣхъ, и при кончинѣ человѣка открываются дѣла его (11, 26). Судъ Божій надъ человѣкомъ начинается тотчасъ по смерти его и совершается чрезъ самого же человѣка. Его душа, освободившись отъ узъ плоти, чрезъ минутныя сравнительно страданія, испытанныя при разлученіи съ тѣломъ, забывшая чувственный утѣхи плотской жизни, получаетъ надлежащую, свойственную ея природѣ энергію, и вся эта энергія обращается теперь на восномпнаніе прошедшей жизни своей, такъ какъ притокъ новыхъ впечатлѣній уже прекратился. И вотъ тогда-то вся жизнь ея во всѣхъ мельчайшпхъ подробностяхъ возстанетъ предъ нашимъ сознаніемъ, пройдетъ въ нѣсколько мгновевій съ такою свѣжестію впечатлѣній, какую мы теперь не можемъ представить, – съ ясностью, можетъ быть, превосходящею ту, какою сопровождалась самая жизнь. Но главное, что должно насъ страшить при этомъ, вся жизнь наша пройдетъ предъ нашимъ духовнымъ взоромъ съ сознаніемъ правды или неправды нашихъ дѣлъ, съ яснымъ откровеніемъ истинныхъ причинъ и мельчайшихъ послѣдствій этихъ дѣлъ. Если сладостно будетъ христіанину созерцать свое «доброе», то какъ мучительно будетъ созерцать грѣшнику свои злыя дѣла, слѣдить за своими прошедшими темными, преступными помыслами и движеніями своего сердца. Недаромъ всѣ святые люди умирали съ лицомъ, на которомъ лежалъ яркій отпечатокъ свѣта и радости. Этоть свѣтъ есть отпечатокъ того блаженства, которое они предвкусили уже при созерцаніи своей прошедшей богоугодной жизни.
Но въ предсмертную минуту свид«»тельницей прошедшей жизпи единственно пока служить совѣсть умершаго. А что сказать о томъ времени, когда душа наша предстанетъ на судъ предъ Господомъ? Что сказать о томъ днѣ, когда пріидетъ Господь, Иже во свѣтѣ приведетъ тайная тьмы и объявить совѣты сердечныя (1 Кор. 4, 5), когда вся наша жизнь, вся ея правда и неправда откроется въ присутствіи самой святѣйшей Истины, окруженной сонмомъ св. ангеловъ (Мѳ. 25, 31), когда весь міръ людей обличить насъ въ нашихъ не только дѣлахъ, но и въ мысляхъ и чувствахъ нашихъ, и когда въ числѣ этихъ людей въ судѣ надъ нами будутъ свидѣтелями и тѣ, которыхъ касались наши помышленія худыя, слова и дѣла?!
Кто въ состояніи понять весь ужасъ, все смущеніе души, которыя будетъ она испытывать тогда, безъ вськой надежды найти хотя бы малѣйшую помощь съ какой-либо стороны или хотя бы малѣйшее облегченіе, – тотъ поиметь всю благодѣтельную заботливость о насъ св. Церкви, которая предъ днями покаянія напоминаетъ намь объ этомъ страшномъ днѣ и о той участи, которая насъ ожидаетъ въ этотъ день, если мы не очистимъ свою душу покааніемъ.
«Костромскія Епархіальныя Вѣдомости». 1900. № 4. Ч. неофф. С. 125-128.
