Ѳеодосій Георгиевичъ Спасскій – Къ происхожденію иконы и праздника Покрова (+Подборка икон).

Праздникъ Покрова Пресвятыя Богородицы до сихъ поръ представляетъ собой загадку русской литургики. Необычайно прочно укрѣпившійся въ практикѣ русской церкви и укоренившійся въ сознаніи и быту русскихъ православныхъ, онъ доселѣ не имѣетъ единаго и точнаго опредѣленія своей сущности и значенія, не нашелъ еще, за отсутствіемъ достаточныхъ данныхъ въ древней письменности, ни даты, ни причины своего установленія. Праздникъ этотъ появляется на Руси явочнымъ порядкомъ въ концѣ 12 в. и въ 13 вѣкѣ властно входитъ въ литургическую практику русской церкви черезъ иконныя изображенія, храмоздательство и словесныя творенія.

Нѣсколько попытокъ опредѣленій мѣста зарожденія и времени установленія праздника были сдѣланы въ разныя времена. Парадоксомъ звучитъ то, что болѣе поздніе изслѣдователи, вопреки разъяснительнымъ попыткамъ древнихъ вѣковъ, находятъ при опредѣленіи мѣста и времени возникновенія праздника совершенно противоположныя имъ единственно возможныя рѣшенія, собранныя изъ краткихъ историческихъ данныхъ. Этотъ парадоксъ долженъ имѣть свое объясненіе какъ въ томъ, что уже въ 15 вѣкѣ причина установленія праздника забылась, такъ и въ нѣкоторомъ легкомысліи старавшагося дать объясненіе смысла праздника, автора русскаго пролога на Покровъ.

Наша служба Покрову ясно отмѣчаетъ появленіе праздника на русской почвѣ, «въ Русьтѣй земли». Служба эта въ своей цѣлокупности входитъ въ практику въ 14 в., а тропарь и кондакъ въ 13 в.[1]. Въ 15 в. Пахомій Сербъ дѣлаетъ корректуру этого сообщенія службы, въ проложномъ сказаніи, вошедшемъ въ Великія Четьи-Минеи (Т. 4, стр. 19) Макарія, сообщая, что «царь и патріархъ Царяграда уставиша праздновати сей праздникъ».

Однако, ни греческіе памятники, ни показанія нашихъ древнихъ паломниковъ, ни нынѣшняя греческая практика, не сохранили и слѣда о такомъ праздникѣ въ Константинополѣ.

Въ поискахъ объясненія такому заявленію Пахомія Е. Голубинскій[2] допускаетъ догадку, что Пахомій, работавшій по порученію правительства, этимъ заявленіемъ хотѣлъ возвысить значеніе праздника въ глазахъ россіянъ. Эта догадка является весьма шаткой, такъ какъ она не объясняетъ, почему именно этотъ, а не другой праздникъ надо было возвысить, да еще такой мѣрой, которая не примѣнялась къ уже ранѣе возникшимъ и занявшимъ прочное мѣсто въ русскомъ календарѣ праздникамъ, не искавшимъ своихъ корней установленія у патріарха въ Константинополѣ (напр., перенесеніе мощей св. Николая 9 мая и осенній Юрій). Намъ кажется болѣе вѣроятнымъ предположеніе, что Пахомію извѣстна была икона Покрова въ сложной ея композиціи, съ царемъ и патріархомъ на ней. Эта икона Новгородскаго извода, – а Пахомій, по преимуществу, и работалъ въ Новгородѣ, – дошла до насъ и датируется она 15 вѣкомъ. Была ли она первоначальной или же представляла копію не дошедшаго до насъ образца? Съ другой стороны, Пахомію знакомо было распространенное на Руси житіе преп. Андрея Юродиваго, въ которомъ излагается эпизодъ явленія Богоматери во Влахернахъ. Въ разсказѣ житія нѣтъ и намека на присутствіе при этомъ обстоятельствѣ царя и патріарха.

Вслѣдъ за Пахоміемъ и архіеп. Филаретъ[3] считаетъ праздникъ установленнымъ сразу же послѣ видѣнія Андрея въ Константинополѣ. Это же повторяетъ и «Иконописный подлинникъ 18 вѣка»[4], относя установленіе праздника къ 6611 г., т. е. 1103, «во дни царя Льва премудраго» (умеръ въ 912 г.). Указаніе это помѣщается и въ мѣсяцесловѣ Слѣдованной Псалтири.

Всѣ позднѣйшіе изслѣдователи единодушны въ томъ, что праздникъ Покрова, неизвѣстный въ Греціи, несмотря на свою чисто Константинопольскую тему, возникъ и прославленъ на Руси. Въ этомъ мнѣніи категориченъ ученый изслѣдователь календарей, святцевъ и мѣсяцеслововъ Востока, архіеп. Сергій, разсматривавшій въ спеціальной статьѣ въ «Странникѣ» 1909 г. т. 3 «Св. Андрей, Христа ради юродивый и праздникъ Покрова Пресвятыя Богородицы» время установленія праздника. По выводамъ его, праздникъ установленъ въ Кіевѣ въ первой половинѣ или около начала 12 в. какимъ то княземъ вмѣстѣ съ митрополитомъ, назначившими празднованіе, какъ общероссійское. Это утвержденіе преосв. Сергія справедливо лишь отчасти и въ общихъ выводахъ. Закрѣпленіе праздника говоритъ, что установленъ онъ былъ кѣмъ то, имѣвшимъ большой вѣсъ въ жизни Руси, но для вывода, что установленіе произошло въ Кіевѣ, достаточныхъ основаній не имѣется, да и не указана причина такого установленія.

Основной выводъ преосв. Сергія подкрѣпляется и Е. Голубинскимъ[5]. Онъ даже расширяется нѣкоторыми бѣглыми замѣчаніями о причинахъ возникновенія праздника. Голубинскій обращаетъ вниманіе на то, что на Руси были устрояемы храмы въ честь Положенія Ризы Богоматери, т. е. въ честь Влахернскаго храма. Настоятель какой-либо Ризоположенской церкви, скорѣе всего какого-либо знаменитаго монастыря, и установилъ праздникъ. Догадка эта лишь подходитъ къ истинѣ, лежащей нѣсколько глубже. Въ самомъ дѣлѣ трудно допустить, чтобы настоятель даже значительнаго монастыря, назначилъ бы къ храмовому дню, 2 іюля, нѣкоторый дублетъ или дополнительный праздникъ почти того же смысла. Если бы это и случилось въ какомъ-либо мѣстѣ, то почему же праздникъ сталъ общероссійскимъ? Наша служба не упоминаетъ объ обители, какъ это постоянно бываетъ у насъ со службами, прославляющими святаго или событіе, происшедшее въ монастырѣ (см., напримѣръ, службу Тихвинской иконѣ Божія Матери). Наша служба говоритъ объ одномъ князѣ и объ одномъ градѣ. Голубинскій относитъ установленіе праздника къ періоду домонгольскому и упоминаетъ Богородичные храмы Новгорода и близъ Владиміра, не рѣшаясь признать ихъ Покровскими за отсутствіемъ точнаго наименованія ихъ во-имя въ лѣтописяхъ. Всколзь упоминаетъ Голубинскій и имя Андрея Боголюбскаго. Это упоминаніе послужило безимянному автору статьи въ «Приходскомъ Чтеніи» № 19, 1911 г. (приложеніе къ «Церковнымъ Вѣдомостямъ»), придти почти къ рѣшительному выводу, что именно Андрей Боголюбскій установилъ праздникъ Покрова послѣ завоеванія Кіева въ 1165 г. Авторъ именуетъ церковь на Нерли, построенную Андреемъ, Покровской. Такое утвержденіе укрѣпилось въ работахъ почти всѣхъ изслѣдователей иконографіи.

Всѣ приведенныя мнѣнія позднѣйшихъ изслѣдователей говорятъ, такимъ образомъ, о зарожденіи праздника въ домонгольскій періодъ на Руси, въ частности на сѣверо-востокѣ ея, во времена Андрея Боголюбскаго и даже по его иниціативѣ. Всѣ доводы, приводящіе къ такимъ рѣшеніямъ, не могутъ имѣть прочности, пока не будутъ они подкрѣплены данными памятниковъ словеснаго и изобразительнаго искусства, непринятыми изслѣдователями во вниманіе. Только единовременное разсмотрѣніе данныхъ иконографіи, лѣтописей, проложныхъ сказаній и богослужебныхъ текстовъ можетъ пролить свѣтъ на стоящій передъ нами вопросъ.

Русское иконописаніе имѣетъ тѣснѣйшую связь съ литургическимъ творчествомъ. Темы и вдохновенія его исходятъ часто изъ литургическихъ гимновъ. Многія наименованія иконъ берутся изъ поэтическихъ прославленій. Это вполнѣ понятно: икона служитъ для объясненія истинъ вѣры такъ же, какъ и тексты службъ. «Умозрѣніе въ краскахъ» зачастую можетъ распространить и расширить то, что не всегда ясно и понятно изъ текста. Службы же наши, въ свою очередь черпаютъ свое содержаніе, берутъ выраженія, изъ проложныхъ и даже лѣтописныхъ сказаній (см., напр., «жены моавитскія» въ службѣ св. кн. Александру Невскому).

Наши лѣтописныя сказанія излагались почти всегда подъ угломъ зрѣнія церковнымъ, ибо раждались они и исходили по преимуществу изъ монастырей или каѳедральныхъ центровъ. Русь росла изъ православія и оно было ея двигающей силой, направлявшей въ раннія времена жизнь государства по особой религіозной стезѣ. Мы привыкли ко многимъ особенностямъ нашихъ вѣрованій, духа, стиля и темамъ художественнаго искусства и часто не задумываемся надъ источникомъ такихъ особенностей, скрытыхъ въ текстахъ лѣтописей, прологовъ и богослуженій, родившихся на нашей почвѣ. Между тѣмъ, въ разсмотрѣніи ихъ можно и должно искать разъясненія внутренняго смысла вопросовъ, толкованія которыхъ даются почти всегда на основѣ современныхъ воззрѣній и умозаключеній, часто отходящихъ отъ основоположительныхъ фактовъ.

Даже при добросовѣстныхъ изслѣдованіяхъ какого-либо вопроса нашихъ вѣрованій изслѣдователи «бредутъ порознь», отыскивая лишь въ одной области рѣшенія ихъ. Изслѣдователи иконописанія мало принимаютъ во вниманіе словесное творчество и наоборотъ. Это отмѣчали такіе столпы, какъ Н. Лихачевъ, П. Айналовъ и Н Кондаковъ, произведшіе въ своей области огромную работу и неуспѣвшіе разъяснить частные вопросы русскаго иконописанія: мы и доселѣ стоимъ передъ загадками, напримѣръ, образовъ Софіи, имѣющей разныя иконописныя передачи, дающія пути къ разному пониманію внутренняго смысла иконъ. Такой же, въ сущности, загадкой стоитъ передъ нами и иконное изображеніе событій «не своихъ, а чужихъ», по выраженію Голубинскаго, забытыхъ на родинѣ ихъ – въ иконѣ Покрова.

Тема праздника Покрова, несомнѣнно, взята была изъ греческаго источника – житія Андрея Юродиваго. Эпизодъ явленія ему Богоматери входитъ въ изложеніе его житія, весьма пространнаго и въ нашихъ прологахъ расположеннаго на нѣсколько дней октября. Житіе Андрея получило у насъ, въ самомъ началѣ его, добавленіе чисто русское, сообщающее о томъ, что праздникъ «уставися праздновати октября въ первый день на память апостола Ананіи». Прологъ конца 12 вѣка уже имѣетъ это указаніе, говорящее о томъ, что праздникъ это новый, недавно введенный кѣмъ то. Позже, въ 13 вѣкѣ, по указаніямъ преосв. Сергія, обслѣдовавшаго многочисленные списки, появляется и служба въ честь Покрова, заключающая нѣкоторыя данныя, помогающія уяснить основныя понятія, связанныя въ общемъ клубкѣ многихъ вопросовъ. Вѣрнѣе сказать, что въ 13 вѣкѣ существуетъ основа службы – тропарь (что и нынѣ), сама же полная служба выросла около этого тропаря въ честь иконы Покрова.

Иконное изображеніе, дошедшее до насъ, датируется обычно историками иконописанія 15-мъ вѣкомъ. Оно можетъ истолковываться въ отвлеченіи отъ данныхъ словеснаго творчества въ разныхъ смыслахъ – отъ упрощеннаго сюжета прославленія ризы Богоматери, ея покрова, хранившагося во Влахернскомъ храмѣ, до внутренняго толкованія образа Покрова – заступленія, покровительства. Въ первомъ случаѣ изображеніе относится къ выраженію почитанія, такъ сказать, матеріальнаго и мѣстнаго, Влахернскаго, во второмъ – къ изложенію общей идеи заступленія. Эта идея даетъ и третье разумѣніе Покрова, какъ эпитета, имени самой Покровительницы. Выраженія нашихъ службъ позволяютъ видѣть въ иконѣ всѣ три эти понятія.

Въ нашей службѣ Покрову можно наблюдать несомнѣнную и традиціонную литературную зависимость въ словоупотребленіи отъ греческой службы въ честь положенія ризы Богоматери, 2 іюля. Составленная для Влахернской церкви въ 9 вѣкѣ, эта служба сама пользуется уже бывшими въ употребленіи въ греческой церкви эпитетами Богоматери – Покровъ – и «стѣна нерушимая». Эти выраженія, частыя въ октоихѣ, взяты изъ болѣе ранняго произведенія греческой церковной поэзіи – изъ акаѳиста. И въ нашей службѣ 14 вѣка, и въ службѣ Казанской иконѣ, писанной въ 17 в., патр. Гермогеномъ, мы найдемъ эти выраженія, принимаемыя въ разныхъ смыслахъ. Въ тропарѣ Казанской иконѣ, наряду съ выраженіемъ «въ державный Твой покровъ прибѣгающе», стоитъ и «Ты бо еси божественный Покровъ рабомъ Твоимъ». Это разумѣніе самой Дѣвы Покровомъ было общимъ намъ и грекамъ воззрѣніемъ на служеніе Ея людямъ.

Въ греческой службѣ на 2 іюля прославляется и сама одежда – покровъ Богоматери. Греческая эта служба имѣетъ въ виду погребальную ризу Богоматери. «Вмѣсто тѣла Твоего богоноснаго, ризу Твою всѣмъ даровала еси», говоритъ Іосифъ въ своемъ канонѣ на этотъ день и отмѣчаетъ далѣе «Ангели нынѣ сликовствуютъ въ честнѣмъ храмѣ Твоемъ, Чистая, и окружаютъ раку честную и святую Твою (σόρον)». Служба прославляетъ святыню, находящуюся во Влахернскомъ храмѣ. Святыня эта именуется то esllie – одежда, то skieipe – покрывало, то mafarron – повой или ручникъ: такъ именно и переводитъ это слово примѣчаніе греческой минеи – отъ латинскихъ manus и fего, хотя при этомъ и указываетъ, что и монашеская мантія носила такое наименованіе, очевидно отъ греческихъ omos и fero. Нашъ славянскій переводъ пользуется на 2 іюля словами – одѣяніе и омофоръ. Служба же на первое октября усваиваетъ послѣднее слово, совершенно превративъ его въ болѣе знакомое уху – омофоръ, часть архіерейскаго облаченія. Такое употребленіе этого термина даетъ совершенно особое разумѣніе заступленія Дѣвы въ Ея первосвященническомъ служеніи предстоятельницы. Въ этой связи можно отмѣтить описаніе ряда изображеній въ храмѣ великомученицы Варвары (Н. Покровскій. «Христіанское чтеніе» 1888 г., стр. 6: «Церковная старина на Ярославскомъ археологическомъ съѣздѣ»); представляющихъ 6 таинствъ, кромѣ священства, которое замѣнено коронованіемъ Дѣвы, какъ помазаніемъ, очевидно, на священническое служеніе. Это, какъ бы выводъ изъ словъ службы объ омофорѣ Дѣвы. Все же, главное разумѣніе слова «Покровъ» въ нашей службѣ относится къ понятію заступленія. Оно ближайшимъ образомъ и связано со внутреннимъ смысломъ иконы и праздника, и оно то и даетъ разъясненіе причины установленія и распространенія этого удивительнаго праздника.

Принявъ вѣру изъ Византіи, Русь приняла и Покровительницу столицы ея, какъ заступницу и Покровъ не только стольнаго своего города, но и всѣхъ градовъ, всей страны. Главные каѳедральные храмы, затѣмъ, первый вліятельнѣйшій монастырь Кіева, посвящены были за малыми и позднѣйшими исключеніями, въ честь Богоматери. Софійскіе храмы имѣли храмовыми днями Богородичные праздники. По лѣтописямъ можно составить цѣлый списокъ Успенскихъ каѳедральныхъ храмовъ въ цѣломъ рядѣ растущихъ городовъ – въ 12, 13 и 14 вѣкахъ: запечатлѣлъ этотъ рядъ всероссійскій каѳедральный Успенскій Московскій соборъ. Богородичная традиція съ раннихъ временъ входитъ особенностью въ вѣрованіе нашихъ предковъ, постепенно и съ силой напоминая о себѣ въ новыхъ храмахъ, явленныхъ иконахъ и сказаніяхъ.

Наша служба на 1 октября въ этомъ смыслѣ является первоосновой для будущихъ вдохновеній къ прославленію иконъ Богоматери въ богослуженіяхъ.

Какъ мѣстная по первоначалу, и составленная для какого то опредѣленнаго храма, служба имѣетъ въ виду какого то одного князя и какой то опредѣленный градъ. Канонъ неизвѣстнаго автора, кажется правленный въ 15 в. Пахоміемъ для Новгорода[7], отмѣчаетъ установленіе праздника на Руси. «Горы и холми украсишася многоименными церквами Твоихъ праздниковъ»: авторъ службы этимъ свидѣтельствуетъ, что Русь по преимуществу посвящаетъ свои храмы Богоматери. Къ праздникамъ этимъ онъ относитъ и Покровъ: «Помолися за ны грѣшныя, Твоего Покрова праздникъ въ Россійстѣй[*] земли прославльшія». Авторъ утверждаетъ установленіе праздника на Руси, не приводя, къ сожалѣнію, ни подробностей, ни уточненій. Тропарь праздника Покрова, прочно засвидѣтельствованный преосв. Сергіемъ, какъ находящійся въ памятникахъ 13 в., даетъ основанія къ нѣкоторымъ выводамъ и уточненіямъ.

Мы указали, что въ нашей службѣ намѣчается, какъ бы въ параллель греческой службѣ на 2 іюля, написаніе ея для опредѣленной церкви. «Пріиди и нынѣ въ славѣ Твоей въ Твою, Богородице, церковь». «Іерее богомудріи въ церкви Твоей съ людьми благочестивыми предстояще». Можно догадываться о томъ, что эта Богородичная церковь Успенская: первый рядъ стихиръ на Господи воззвахъ имѣетъ характерно успенскія окончанія и, кромѣ того, типично успенскій мотивъ – стихъ 131 псалма: «Воскресни, Господи въ покой Твой», помѣщенъ въ службѣ. Этотъ мелкій наружный признакъ, самъ по себѣ незначительный, можетъ служить для намѣченнаго локализированія зарожденія праздника Покрова, возникающаго какъ мѣстный. Храмомъ, для котораго писана была служба, скорѣе всего могъ быть Успенскій соборъ во Владимірѣ, выраставшемъ въ центральный городъ при Андреѣ Боголюбскомъ. Стихиры и канонъ, писанныя, возможно, позже тропаря, прославляютъ градъ. Тропарь, засвидѣтельствованный, какъ мы указывали, ранѣе всей службы, даетъ полныя основанія думать, что установленію праздника предшествовало прославленіе иконы Покрова: тропарь имѣетъ въ виду именно икону: «И къ Твоему пречистому образу взирающе, умильно глаголемъ: покрый насъ честнымъ Твоимъ покровомъ». Авторъ тропаря видѣлъ икону Покрова и въ честь ея составляетъ свой гимнъ. Икона уже существуетъ въ 13 вѣкѣ, въ сложной или упрощенной композиціи. Здѣсь мы встрѣчаемся со случаемъ необычнымъ – иконописное изображеніе даетъ автору вдохновеніе, тогда какъ почти всегда бываетъ обратная зависимость. Позже и служба рисуетъ детали этой иконы. Къ ней присоединяется и связанная съ ней, вѣроятно возникшая уже въ послѣдующія времена, служба въ честь Андрея Юродиваго, носящая въ себѣ слѣды типично Новгородскаго стиля. Службы этой у грековъ также нѣтъ. И та и другая службы часто говорятъ о видѣніи Андрея во Влахернской церкви.

Является неизбѣжно вопросъ: Почему это именно видѣніе, въ житіи Андрея лишь мимоходомъ отмѣченное[8], могло возимѣть такое значеніе, и силу къ установленію праздника на Руси, въ то время, какъ Константинополь не отмѣтилъ такого событія? Отвѣтъ на этотъ вопросъ надо искать въ нашей исторіи, въ совпаденіи историческихъ обстоятельствъ, сходныхъ по сути съ бывшимъ въ Константинополѣ. Нужно думать, что не только видѣніе Андрея Юродиваго толкнуло установить праздникъ Покрова. Несомнѣнно, оно дало тему, развитую художникомъ на иконѣ въ расширенно Влахернскую картину, сочетающую въ себѣ разные элементы, отстоящіе одно отъ другого на большой промежутокъ времени. Но для того, чтобы событіе, происшедшее на чужой почвѣ, стало своимъ по преимуществу, необходимо было особое побужденіе, причина, побуждающая такое усвоеніе.

Въ русскомъ иконописаніи не часты изображенія Богоматери безъ младенца Христа. Въ первое время русскаго христіанства иконы Богоматери – не говоримъ объ фронтописи – традиціонны въ изображеніи Сына и Матери. Принесенныя изъ Греціи иконы Богоматери съ младенцемъ дали основной типъ переносныхъ изображеній. Икона Покрова, типа Оранты, отходитъ отъ такой традиціи.

У Н. Кондакова въ «Иконографіи Богоматери» (стр. 300 и дал.) приводятся изображенія Оранты на такъ называемыхъ обѣтныхъ иконахъ – за правителя или владыку страны. Подобные мотивы покровительства князю хорошо представлены у того же Н. Кондакова въ «Изображеніяхъ русскихъ княжескихъ семей въ миніатюрахъ XI в.» Спб. 1906, помѣщенныхъ въ Трирской паслтири.

Какъ разъ въ нашей исторіи обрѣтается примѣръ такой древней обѣтной иконы, родившейся на Руси по особому случаю. Это икона Боголюбская, изображающая явленіе заступницы – Покрова кн. Андрею Боголюбскому, идущему изъ Кіева, на Владимірское княженіе съ иконой Богоматери съ младенцемъ Христомъ, взятой изъ Вышгорода. Икона позже получаетъ наименованіе Владимірской по своему первоначальному пребыванію во Владимірѣ. Телѣга съ иконой останавливается неподалеку отъ Владиміра. «Ту коня много биша», а конь ни съ мѣста. Здѣсь Андрей получаетъ во снѣ видѣніе Богоматери-Заступницы, молящейся за градъ, который онъ и основываетъ на мѣстѣ видѣнія – Боголюбовъ, отъ котораго Андрей и получаетъ свое прозвище. Андрей приказываетъ изобразить по своему видѣнію Богоматерь въ молитвенной позѣ и строитъ двѣ церкви Богоматери. Лѣтописи называютъ обѣ эти церкви Богородичными, безъ уточненія во-имя. Это общая манера лѣтописей: даже Софійскіе храмы зачастую именуются просто Богородицами. Преданіе, все же, называетъ одинъ изъ храмовъ Покровомъ на Нерли, относя построеніе его къ 1165 г. Многіе, изслѣдователи склонны принять, какъ прочное наименованіе храма Покровскимъ, съ момента постройки его. Голубинскій воздерживается отъ такого заключенія, какъ историкъ скрупулезный, основывающійся только на точныхъ данныхъ памятниковъ. Храмъ, дѣйствительно, посвященъ былъ Богородицѣ, но врядъ-ли въ честь Покрова; скорѣе онъ могъ быть посвященъ памяти видѣнія кн. Андрея, съ храмовой иконой Боголюбской. Это видѣніе и было основой и прототипомъ для болѣе поздняго изображенія усложненной композиціи иконы Покрова. Это было духовное зерно иконы Покрова. Боголюбская икона представляетъ Богоматерь въ профиль, какъ въ изображеніи на Суздальскихъ вратахъ, почитающихся первоначальнымъ изводомъ Покрова. Подтвержденіе нашему выводу дается при сравненіи иконы Боголюбской Богоматери, одной ея подробности, съ текстомъ записи объ установленіи праздника Покрова въ раннихъ прологахъ, списки которыхъ въ числѣ 9, провѣрилъ Голубинскій[9], и въ числѣ 50[10] – преосв. Сергій. Прологи относятся къ 12 и 13 вв.

Прологъ Великихъ Четіи-Миней говоритъ: Октября 1. «Въ той же день празднуемъ Покровъ Святѣй Богородици. О видѣніи святаго Андрея и Епифанія, како видѣша на въздусѣ святую Богородишо». Изложивъ вкратцѣ видѣніе, приводимое въ житіи Андрея, прологъ добавляетъ: «Се убо егда слышавъ, помышляхъ: како страшное и милосердное видѣніе, паче надѣяніе наше и заступленіе бысть безъ праздника? Надѣяже ся Владычице на милосердая Твоя словеса, еже къ Сыну си рече, молящи и глаголющи: Царю небесный, пріими всякаго человѣка, славящаго Тя и призывающаго имя Твое на всякомъ мѣстѣ, идеже бываетъ паметь имени Моего, святи мѣсто сіе и прослави прославляющія Тя именемъ Моимъ, пріемля ихъ всяку молитву и обѣтъ».

Пишущій это слышалъ житіе Андрея Юродиваго, поразившее его, но повѣствуетъ объ иномъ видѣніи, приводя молитву, не находящуюся въ повѣствованіи объ этомъ явленіи. Въ житіи Андрея нѣтъ и слѣда такой молитвы. Намѣреніе установить праздникъ все же связано съ видѣніемъ Андрея Юродиваго. Молитва же относится къ освященію какого то иного, чѣмъ Влахерны, мѣста, которое должно почитаться святымъ.

Далѣе прологъ объ самомъ установленіи праздника: «Тѣмъ словесемъ надѣяся, восхотѣхъ, да не безъ праздника останетъ святый Покровъ[11] Твой, Преблагая, но якоже хощещи украсити честный праздникъ Твоего Покрова, Всемилостивая, украси, да и прославляющія Тя възвеселятся, видяще многоименны Твоя праздники сіяюща; и якоже тамо сущія народы въ церкви милостивно покры, тако и насъ грѣшныхъ рабъ Твоихъ покрый кровомъ крылу Твоею, низлагающи съвѣты же и думы помышляющихъ на ны злая, и спаси ны по милости Сына Твоего въ сей вѣкъ и въ будущій и вся притекающія къ Тебѣ съ страхомъ и вѣрою и надѣющіяся на Тя, скорое наше заступленіе и помощь. Устави же ся таковы праздникъ мѣсяца октомврія въ 1 день, въ память святаго апостола Ананіи въ славу Отца и Сына и Святаго Духа».

Вторая часть записи приравниваетъ видѣніе бывшее «здѣ» къ Андрееву, бывшему «тамо». Молитва первой части, очевидно, взята изъ другого явленія. Праздникъ устанавливается кѣмъ то, кто могъ исполнить свое «восхотѣхъ» и причислить его къ уже существующимъ многоименнымъ праздникамъ въ честь Богоматери, какъ установленіе новое, имѣющее въ виду заступленіе «здѣ» отъ «съвѣтовъ и думъ промышляющихъ на ны злая».

Отсутствующая въ греческомъ житіи молитва «Царю небесный...» помѣщается въ прологѣ, какъ уже извѣстная у насъ. Эта молитва записывается въ прологъ знающимъ эти словеса, произнесенныя Богоматерію при какомъ-то видѣніи. Свитокъ, находящійся въ рукахъ Богоматери на Боголюбской иконѣ, и носитъ какъ-разъ это написаніе. Иконное изображеніе передаетъ прологу изложеніе молитвы, полученной въ видѣніи и появившейся ранѣе установленія праздника и ранѣе иконы Покрова. Даже если допустить обратное, т. е., что прологъ передалъ свитку иконы слова молитвы, то древнее наименованіе ея Боголюбской даетъ указаніе на то, что молитва эта ведетъ свое начало со временъ Андрея[12]. И при этомъ остается въ силѣ положеніе введенія въ практику иконописанія на Руси Оранты.

Считая предположеніе о передачѣ обѣтной иконой Андрея Боголюбскаго своей основной темы заступленія сложной композиціи иконы Покрова, дошедшей до насъ въ болѣе позднемъ изводѣ, вполнѣ допустимымъ, возможнымъ и даже вѣрнымъ, мы получаемъ «terminus а quo» появленія иконы Покрова.

Андрей отправляется изъ Вышгорода въ сопровожденіи жены Улиты, попа Микулы и дьякона Нестора съ иконой Богоматери, присланной патріархомъ Константинопольскимъ отцу его, въ 1155 г. Явленіе ему Богоматери и основаніе Боголюбова происходитъ тотчасъ же послѣ этого явленія, запечатлѣннаго на заказанной Андреемъ по видѣніи иконѣ, вскорѣ послѣ этого года, т. е. въ 1156-1157 гг. Послѣдняя дата принимается историками охотнѣе. Святцы 13 вѣка уже включаютъ праздникъ ПОКРОВА и даже тропарь и кондакъ ему. Надо положить извѣстное время на то, чтобы частный праздникъ получилъ распространеніе всероссійское, что повлекло и помѣщеніе его въ русскіе святцы. При этомъ соображеніи мы безъ труда подойдемъ къ періоду между 1157 г. и концомъ 12 в. Несомнѣнно, что праздникъ установленъ лицомъ вліятельнымъ: быстрое распространеніе его и внесеніе въ прологъ словъ этого лица объ назначеніи для праздника дня 1 октября показываетъ, что актъ этотъ произведенъ кѣмъ-то извѣстнымъ и обладающимъ властью и, при томъ, лицомъ не духовнымъ. Служба не упоминаетъ о таковомъ, а это было въ обычаѣ у насъ: отмѣтить или Владыку-епископа или же обитель, начинающую празднованіе. Андрей былъ убитъ въ 1174 г. Позволительно расположить въ его время начало праздника и даже почти съ достовѣрностью предположить, что онъ и былъ тѣмъ, кто установилъ праздникъ. Тогда и слова службы о какомъ-то князѣ и градѣ, врученномъ Богоматери получаютъ разъясненіе почти достовѣрное.

Мы встрѣчаемся здѣсь съ поражающимъ накопленіемъ какъ бы случайныхъ историческихъ совпаденій, родственныхъ по своему существу. Можно добавить еще одно. Явленіе Богоматери Андрею Юродивому, слышанное одноименнымъ ему княземъ, получившемъ также видѣніе, хотя и иного рода, легко могло возбудить въ немъ ревностное желаніе прославить Богоматерь-Заступницу и онъ беретъ въ основу житіе, т. е. то, что почиталось на Руси Писаніемъ. Но, все же въ скупыхъ словахъ пролога проглядываетъ и его собственный опытъ духовный. Въ практикѣ Андрея Боголюбскаго уже числилось завѣренно въ нашей исторіи установленіе праздника Всемилостивому Спасу и Богородицѣ 1 августа[13]. Весьма любопытно то, что русское иконописаніе иногда даетъ на одной доскѣ сводъ праздниковъ какой-либо области, такъ сказать икону ея святынь. У Н. Лихачева, въ описаніи собранія П. М. Третьякова (стр. 49), находимъ сборную икону, несомнѣнно Владимірской области. На ней изображены иконы – Софія въ центрѣ и въ окруженіи: Спасъ, происхожденіе честныхъ древъ (1 августа), Воздвиженье Креста, далѣе – Зачатіе Анны, Рождество, Введеніе Божіей Матери, Покровъ, Соборъ Ея, положеніе ризы и пояса, и срѣтеніе Владимірской иконы. Здѣсь сочетаются двѣ линіи праздниковъ: Креста, связаннаго литургической практикой съ празднованіемъ Спаса и Богородицы 1 августа, (праздникомъ, установленнымъ Андреемъ) и ряда Богородичныхъ праздниковъ – въ частности Покрова связаннаго съ Влахернскимъ праздникомъ положенія ризы и пояса, и Владимірской иконы, помѣщенной Андреемъ въ соборѣ Владиміра. Въ намѣреніи иконописца было отмѣтить въ серіи уже извѣстныхъ великих праздниковъ, возникшіе при Андреѣ праздники Спаса, Покрова и Владимірскую икону, какъ древнюю областную святыню.

Появленіе иконы вызвало написаніе тропаря въ ея честь. Вслѣдъ за этимъ началось и строеніе храмовъ во-имя Покрова. Первое точнее наименованіе храма Покровскимъ находится въ лѣтописи подъ 1305 г. – въ Новгородѣ, на Дѣтинцѣ (см. «Новгородская лѣтопись». М. 1950). Это былъ первый храмъ, посвященный въ честь иконы Богоматери. Церковь въ честь Знаменія Новгородскаго построена была позже. Это было начало обычая посвященія храмовъ въ честь иконъ Богоматери – Казанскихъ, Знаменскихъ, Скорбященскихъ и т. д.

Икона Покрова дошла до насъ, вѣроятно, въ позднѣйшихъ копіяхъ. Копіи эти представляютъ нѣкоторое разнообразіе. Мы высказали предположеніе, что Пахомію въ 14 в. уже извѣстна была икона Новгородскаго извода, наиболѣе сложной композиціи, отличающейся введеніемъ въ нее многихъ персонажей, связанныхъ единствомъ мѣста, но не времени. Н. Лихачевъ считаетъ, что на древнѣйшихъ иконахъ Покрова не было изображенія Романа Сладкопѣвца, помѣщеннаго позже по благодатному совпаденію датъ празднованій. Нашъ прологъ упоминаетъ на день 1 октября лишь память св. ап. Ананіи. Надо сказать, что лѣтописи, отмѣчая даты событій, обычно упоминаютъ одну память, падающую на день событія, хотя бы ихъ было и нѣсколько на этотъ день. Такъ, напримѣръ, въ Троицкой лѣтописи, подъ 1340 годомъ, день 1 октября значится подъ упоминаніемъ только Покрова, вѣроятно уже особо торжественннаго дня для Владимірской области: Кн. Семенъ Ивановичъ интронизированъ «на столѣ во Володимірѣ въ велицѣй и соборнѣй церкви святѣй Богородицы на великомъ княженіи всеа Русіи мѣсяца октоврія въ 1, на паметь честнаго Покрова святыя Богородица» (см. подъ датой «Троицкая лѣтопись», М. 1950).

Въ службѣ можно найти косвенное подтвержденіе тому, что празднованіе Покрова связывалось съ памятью преп. Романа. Мелкая подробность, отличающая кондакъ Покрова, даетъ основаніе утверждать, что авторъ его имѣлъ въ виду или совпаденіе датъ, или же, также, какъ и Пахомій, отмѣтившій безъ иныхъ основаній присутствіе царя и патріарха при видѣніи, видѣлъ изводъ иконы съ Романомъ. Кондакъ представляетъ собой литературное заимствованіе именно у самого Романа. Кондакъ Покрова беретъ за образецъ не только гласъ и общее строеніе извѣстнаго рождественскаго кондака, писаннаго Романомъ, но и заимствуетъ изъ него цѣлыя выраженія и поэтическіе обороты. Этотъ кондакъ почти неизмѣнно пишется на свиткѣ въ рукѣ святого на его иконахъ. Нарочитое или благодатное совпаденіе празднествъ этимъ весьма отмѣчено. Но, скорѣе всего, иконное изображеніе и дало автору кондака вдохновеніе отмѣтить и преп. Романа подражаніемъ ему.

Кто касается даты празднованія, то здѣсь, возможна лишь догадка. Быть можетъ, на выборъ ея повліялъ бывшій на Руси въ ходу греческій обычай отмѣчать начала мѣсяцевъ – новомѣсячія. Отъ него у насъ остались лишь слѣды въ видѣ освященія воды 1 августа и 2 февраля (вмѣсто 1 февраля, на день мч. Трифона у грековъ). Праздникъ Спаса и Богородицы помѣщенъ былъ на 1 августа, 1 сентября праздновалось церковное новолѣтіе и ближайшее первое число октября было взято, какъ удобное для празднованія: наступалъ послѣ сбора урожая осенній покой[14].

Здѣсь любопытно отмѣтить попытку объясненія избранія этой даты для праздника Покрова другимъ соображеніемъ, исходящимъ изъ католическихъ круговъ довольно отдаленнаго прошлаго. Въ житіяхъ святыхъ на французскомъ языкѣ, изданія 1739 г., приводится соображеніе, что 1 октября было избрано въ соотвѣтствіи и по аналогіи съ празднованіемъ на 40 день по Воскресеніи Вознесенія Спасителя. Такъ какъ сороковой день пришелся бы послѣ Успенія Богоматери, 15 августа, на 23 сентября, праздникъ Предтечи, то его «октава» заставила расположить праздникъ на 8 дней позже.

Икона Покрова, совмѣщая въ себѣ разные по времени мотивы, какъ бы уходитъ отъ земныхъ рамокъ опредѣленія ея, какъ изложенія одного лишь событія явленія Андрею Юродивому Богоматери. Задачей иконописца сложной композиціи, было представленіе и нѣкоего догмата. Кромѣ понятія заступленія и предстательсгва Богоматери, иконописецъ видѣлъ и изобразилъ на иконѣ Покрова образъ церкви, въ ея условномъ раздѣленіи на церковь торжествующую и церковь воинствующую, небесную и земную, единую и соединенную подъ общимъ кровомъ, на которомъ изображенъ Христосъ, глава Церкви, благословляющій, и архангелы, служащіе Ему. Въ этомъ смыслѣ наружная кровля, нежданно возвышающаяся надъ внутреннимъ, взятомъ въ разрѣзѣ, изображеніемъ храма, имѣетъ задачей указать на единство и цѣлостность изображеннаго внутри храма служенія небесныхъ и земныхъ. Н. Пунинъ, въ сборникѣ «Русская икона» Спб. 1914 г., пишетъ: «Волненіе и слава неба опираются на глубокую, спокойную вѣру земли». Это та же мысль о единствѣ церковномъ, въ разномъ выраженіи его, но основанная на наблюденіи художника, созерцающаго мастерское изображеніе иконописца. Но иконописецъ продуманно и намѣренно отличаетъ въ одной подробности изображенія чина служенія и порядка церковнаго земныхъ и небесныхъ. Въ изображеніи нижняго плана онъ располагаетъ въ соотвѣтствіи съ принятымъ, по неписанному правилу, порядку расположенія въ церкви молящихся – царицу и ея свиту слѣва, съ самаго края композиціи, тогда, какъ параллельное этому изображеніе лика преподобныхъ женъ, обращенное лицомъ ко внутренности храма, ко входу въ него, находится въ верхнемъ планѣ справа. Этимъ отмѣчено предстояще земныхъ передъ алтаремъ храма, тогда какъ небесные молитвенники (и св. Романъ на амвонѣ) сослужатъ: они обращены къ народу, какъ иконостасъ, и потому ликъ женъ, занимая на небѣ то же положеніе слѣва, расположенъ справа: это изображеніе земной литургіи, какъ отраженія небесной. Удлиненная фигура Дѣвы служитъ изображеніемъ моста и соединенія земныхъ и небесныхъ. На Руси позже ходило толкованіе Дѣвы, какъ церкви (см. службу Софіи Премудрости Божія кн. Симеона Шаховскаго).

Иконописный подлинникъ «М. 1903 г.» даетъ указаніе изображать кровлю на иконѣ Покрова о пяти верхахъ. Такое указаніе могло образоваться изъ лѣтописнаго Показанія о томъ, что Андрей построилъ Успенскій соборъ во Владимірѣ о пяти золоченыхъ верхахъ въ 1158 г. Кровля, пятиглавая или многоглавая, всегда отличается чисто русскимъ стилемъ. Храмы постройки Андрея, по лѣтописи, созидали и расписывали иноземные мастера. Можно думать, что дошедшая до насъ икона, опредѣляемая 15 вѣкомъ, есть копія, писанная съ образца, составленнаго на Руси иноземнымъ мастеромъ. Кровля храма на иконѣ, по опредѣленію Кондакова (Русская икона), имѣетъ стиль русскій и напоминаетъ, скорѣе всего, Софію Новгородскую. Рядомъ съ кровлей помѣщена конная статуя императора Юстиніана, по мнѣнію большинства изслѣдователей долженствующая играть роль географическаго указанія на Софію Константинопольскую. Такое указаніе страдаетъ неточностью: оно не соотвѣтствуетъ мѣсту явленія Богоматери Андрею, происшедшему не въ Софіи, а во Влахернскомъ храмѣ. Такимъ образомъ, смыслъ этого характернаго признака Юстиніановой Софіи теряется. Это клеймо, насколько знаемъ, единственное на иконѣ, писанной на Руси, позволяетъ думать, что иконописецъ былъ иностранцемъ, знавшимъ эту подробность и помѣстившимъ ее рядомъ съ кровлей русскаго храма, видѣнной имъ въ натурѣ, съ инымъ какимъ-то намѣреніемъ. Иконописецъ заставляетъ, введя въ соблазнъ и Пахомія Сepбa, присутствовать при видѣніи царя и патріарха, что въ житіи, давшемъ тему иконѣ, никакъ не отмѣчается. Въ 15 в. въ Константинополь путешествовалъ нашъ паломникъ Зосима, отмѣтившій расположеніе статуи у Софіи. Врядъ-ли иконописецъ бралъ повѣствованіе Зосимы для нежданнаго и поздняго помѣщенія и этой подробности въ своей сложной композиціи. Вѣрнѣе, что, статуя ему была извѣстна въ своемъ видѣ и на своемъ мѣстѣ. Иконописецъ могъ быть грекомъ или южнымъ славяниномъ: клейма Юстиніана встрѣчались на болгарскихъ раннихъ иконахъ.

Помѣщеніе этого изображенія могло имѣть иное значеніе въ связи съ исторіей кн. Андрея. Здѣсь опять мы имѣемъ дѣло съ историческимъ совпаденіемъ. Клеймо это имѣло цѣлью отмѣтить изображенный храмъ, какъ Софію. Софійскіе храмы у насъ отмѣчаютъ княже-митрополичьи города первенствующаго значенія: Кіевъ, Новгородъ. Андрей намѣревался превратить Владиміръ въ главный центръ государства, который замѣнилъ бы раззоренный Кіевъ. Онъ хочетъ сдѣлать изъ Владиміра сѣверный Кіевъ. Не даромъ строитъ онъ Золотые и даже Серебряные ворота, переименовываетъ рѣчки въ Лыбедь и Почайну, находитъ и Подолъ, строитъ соборъ по образцу великія Печерскія церкви (Гол. стр. 302), но не называетъ его Софіей, хотя и имѣетъ къ тому вожделѣніе. Онъ не имѣетъ на это права, но ищетъ его. На его времени как-разъ и обрывается Софійная традиція и зарождается чисто русскій обычай строить главные храмы въ честь Успенія.

Лѣтописи повѣствуютъ о томъ, что Андрей собирался завести у себя автокефальнаго митрополита, въ чемъ патріархъ Константинопольскій отказалъ ему. Его епископъ, по началу отмѣчаемый лѣтописью, какъ мудрый церковный дѣятель, въ дальнѣйшемъ повѣствованіи той же лѣтописи, оказывается татемъ, разбойникомъ Ѳедорцомъ, казненнымъ въ мученіяхъ Кіевскимъ митрополитомъ, послѣ того, какъ сосѣдніе князья и ихъ епископы – въ ихъ числѣ и знаменитый Кириллъ Туровскій – воспрепятствовали беззаконной затеѣ Андрея. Помѣщеніе на иконѣ Покрова клейма должно было польстить князю для котораго писалась икона въ растущемъ и набиравшемъ силу Владимірѣ.

Позднѣйшія иконы Покрова идутъ по двумъ условнымъ группамъ – Новгородской и Московской. Клеймо часто уже не помѣщается, какъ непонятное, и значенія не представляющее. Оба типа иконы Покрова передаютъ въ сущности одну и ту же тему заступленія, данную примитивомъ Боголюбской иконы, послужившей для развитія иконописной и словесной формы прославленія праздника Покрова, возникшаго и укрѣпившагося на Руси въ связи съ ходомъ ея исторіи.

* * *

«Вышній Покровъ надъ Аѳономъ», Москва, 1892, на стр. 147, въ примѣчаніи, сообщаетъ. «Греческая церковь въ наше только время начинаетъ вводить въ составъ церковныхъ празднованій Покровъ Божія Матери». Въ чемъ выражалось это празднованіе, мы не знаемъ. Во всякомъ случаѣ перевода нашей службы на Покровъ намъ обнаружить не удалось и, скорѣе всего, его и не было, такъ какъ въ этомъ году напечатана была, съ благословенія Архіепископа Эллады и Св. Синода, новая служба по случаю освобожденія Греціи отъ оккупаціонныхъ войскъ въ минувшую войну. День празднованія пріуроченъ къ государственной датѣ – 28 октября. Служба составлена келліотомъ Герасимомъ на Святой Горѣ. Въ службѣ лишь изрѣдка упоминается видѣніе св. Андрея во Влахернской церкви, какъ примѣръ заступленія Богоматери. Главнымъ мотивомъ службы является – благодареніе за избавленіе Греціи отъ современныхъ опасностей.

Ѳ. Спасскій.

«Православная мысль». Вып. 9. Парижъ 1953. С. 138-151.

[1] См. у преосв. Сергія «Полный мѣсяцесловъ Востока», т. 2. М. 1876 г. подъ числомъ.

[2] Е. Голубинскій, Исторія Русской церкви, т. 2, вторая половина тома, М. 1904. стр. 178.

[3] Π. Η. Ф. Исторія богослужебныхъ пѣснопѣній православной каѳолической восточной церкви, изд. 3, Кіевъ, 1884, стр. 201.

[4] «Сводный иконописный подлинникъ 18 в.». М., стр. 58.

[5] Голубинскій, Т. 2, стр. 400-406.

[6] И. Успенскій. Очерки по исторіи иконописанія, Спб. 1895, стр. 15, формулируетъ это положеніе такъ: «Икона это въ краскахъ и фигурахъ исповѣданіе вѣры и такая же свидѣтельница православнаго церковнаго ученія, какь православная церковная книга».

[7] Св. В. Яблонскій. «Пахомій Сербъ н его апологическія писанія». Спб. 1908, стр. 126-129.

[*] Въ XVI в. вмѣсто «русстѣй» читается «россійстѣй». Голубинскій, 2 пол. 520. Ср. стр. 404. – ред.

[8] См. Vitae Sanctorum и Вел. Четьи-Минеи, Октябрь, дни 1-3.

[9] Гол. т. 2, стр. 406.

[10] «Приходское чтеніе», упом. въ текстѣ.

[11] Здѣсь и далѣе Покровъ означаетъ заступленіе, о которомъ говорится и въ текстѣ молитвы.

[12] Преосв. Сергій въ «Странникѣ» 1900 г. въ статьѣ «Русская литература объ иконахъ Богородицы въ XIX в.», стр. 206, говоритъ: «Собственно русскихъ иконъ, написанныхъ въ Россіи, можно насчитать немного: таковы, напримѣръ, Покрова Божія Матери, Боголюбская, явленіе Богоматери св. кн. Андрею...» Н. Кондаковъ «Русская икона», Прага, 1933, текстъ стр. 332: «Боголюбская икона, по преданію принесенная еще въ 1157 г., явилась у насъ на Руси, какъ памятникъ Византійскаго искусства и древнѣйшихъ княженій въ средней Руси». Въ преданіи нѣтъ свѣдѣній о принесеніи иконы. Оно сообщаетъ о заказѣ Андрея написать икону, возможно и иноземному мастеру; такіе мастера расписывали соборъ, построенный Андреемъ во Владимірѣ.

[13] По Бѣлозерской псалтири числилась и память Андрея Боголюбскаго 3 августа, хотя убитъ онъ былъ въ ночь на 29-30 іюня. (Сергій).

[14] Арх. Филаретъ предположилъ, что видѣніе Андрею Юродивому было за воскресной всенощной, въ томъ году бывшей 1 октября. Статья А и Б въ «Христіанскомъ чтеніи» 1863 г., т. 3, указываетъ рядъ годовъ, въ которые воскресенія приходились на 1 октября для опредѣленія года видѣнія. Это 888, 893, 899 и 910. Скорѣе можно предположить, что явленіе произошло въ пятокъ, когда во Влахернахъ происходили особыя службы и «обычное чудо» взятія покрова съ иконы. См. у Голубинскаго и Кондакова.

* * *

Один из типов изображения Богородицы без Младенца, в полный рост, обычно в трехчетвертном развороте вправо с воздетыми в молитвенном жесте руками, простертыми к Небу. Сама изветная икона этого типа – «Агиосоритисса» (греч. ἡ Ἁγιοσορίτισσα, происходит от названия часовни греч. Ἁγία Σορός – святой раки, т. е. гробницы Богородицы, перенесённой из Иерусалима) при Халкопратийском храме Богородицы в Константинополе, где хранились – риза и пояс Богородицы). Тип «Агиосоритисса» известен по ряду византийских источников не позднее IX-X вв., получил широкое распространение в византийском искусстве XII-XV вв. Со временем образ Богородицы «Заступница» утвердился в составе деисусной композиции (греч. Δέησις). Именно Богоматерь имеет ближайший доступ к своему Сыну. Между Богоматерью и ее сыном разворачивается диалог, но на этот раз благосклонный к человеку. Для нас же важно отметить тот факт, что Богородица сама именует здесь себя напрямую ходатаицей (πρεσβίς) и посредницей (μεσίτης). Этот феномен Богородицы-Молитвенницы особенно ярко воплощенную в иконографии Параклисиса (от греч. παράκλησις – «просьба»), где Богоматерь в жесте моления, с протянутой рукой, обращается к Христу-Антифониту («Отвечающему»): на свитках обоих разворачивается драматический диалог, в котором Господь указывает на нанесенные ему людьми обиды, а его Мать все же просит о милости для них. Принято считать, что икона Агиосоритисса является протографом другого иконографического типа Богородицы – «Параклесис», или «Просительница». Особенностью этого извода является вложенный в руку Богородицы раскрытый свиток с ходатайственной молитвой ко Христу. В русской иконописной традиции иконографический тип Богоматери «Заступница» получил свое осмысление в Боголюбской иконе Божией Матери (ок. 1158-1174 гг.), которая представляет Богородицу. Позднее традиционный извод дополняют фигуры святых, предстоящих в молении перед Богоматерью; сюжет дробится и приобретает все новые детали в соответствии с запросами времени и программой стиля эпохи. По последним сведениям, которые были получены в ходе реставрационных работ по восстановлению оригинального образа Боголюбской иконы Божией Матери (2015 г.), стало известно, что раскрытый свиток в руке Богородицы, как и изображение Спасителя в правом верхнем углу, были дописаны не ранее XIII века, а сам текст надписи был прописан уже в XVIII ст. Подр. см. здесь и здесь.

Богоматерь Агиосоритисса – «Madonna di Tempulo». Визатийская икона. VII в. Мон-рь св. Марии Розария (Santa Maria del Rosario) на холме Монте-Марио. Рим

Икона была привезена в Рим из Иерусалима или Константинополя. Другое предание говорит, что икона была приобретена, беженцем из Константинополя, спасавшимся от иконоборцев. Икона эта стала образцом для нескольких весьма почитаемых средневековых римских образов типа «Avvocata».

Богоматерь Агиосоритисса – «Махериотисса» (Х или 2-й пол. XI в.). Махерасский мон-рь на Кипре.

Богоматерь «Агиосоритисса». Византия, 1150 г. Музей во Фрайзинге, Германия.

Богоматерь «Агиосоритисса». 1183 г. Из мон-ря св. Неофита Затворника на Кипре. Византийский музей в Никосии.

Богоматерь Агиосоритисса (Параклесис) – «Боголюбская». Ок. 1158–1174 гг. Из собора Рождества Богородицы Боголюбского дворца близ Владимира (ВСМЗ)

Богоматерь «Параклесис». Фреска ц. свв. врачей в Кастории, Греция. Кон. XII в.

Богоматерь «Параклесис». Фреска ц. св. Николая Орфаноса в Салониках, Греция. 1310-1315 гг.

Изображение в рост Богоматери «Оранта» с распростертыми в молении руками получила наименование Феоскепастос – «Богохранящая» или «Богозащищающая», что на Руси перевели просто – «Нерушимая стена».

Богоматерь «Оранта-Влахернитисса» («Великая Панагия»). Рельефная икона из константинопольского монастыря св. Георгия, XI в. (Стамбульский Археологический музей)

Богоматерь «Оранта-Влахернитисса» («Великая Панагия»). Рельефная икона. Византия XII в. (Региональный музей Мессины). Рыцарские щиты внизу вырезаны позднее, уже в Италии.

Мадонна делле крочете (с крестиками) или греческая Мадонна (Madonna Greca). Мраморная икона 2 пол. XI в. Базилика Санта Мария ин Порто, Равенна, Италия. Корону надели позднее, уже в Италии.

Богоматерь «Оранта». Мозаика из апсиды базилики Урсула в Равенне, Италия (Музей Архиепископского дворца). 1112 г.

Богоматерь «Нерушимая стена» (вариант «Великой Панагии»). Кон. 30-х - 40-е гг. XI в. Мозаика собора Св. Софии, Киев.

Богоматерь «Знамение» (вариант «Великой Панагии»). Рельеф из ц. Санта-Мария Мастер Домини, Венеция. XII в.

Богоматерь «Великая Панагия» («Ярославская Оранта»). Ярославская икона. Ок. 1224 г. (ГТГ)

Богоматерь «Оранта». Фреска конхи алтарной апсиды ц. св. Николая Орфаноса в Фессалонике, Греция. 1310-1315 гг.

Изображение с надписью «Богоматерь Ахиропиитос» (Богоматерь Нерукотворная), что, возможно, имеет отношение к чтимому образу, находившемуся, согласно традиции, в фессалоникийской ц. Богоматери Ахиропиитос.

Древнейшие образы Покрова в древнерусском искусстве представлены в Суздале. Западные врата Богородице-Рождественского собора города Суздаля 1227-1238 гг. Владимиро-Суздальский музей-заповедник. Фрагмент.

В собрании Национального Художественного музея Украины хранится древнейшая икона из Восточной Галиции с изображением Покрова Пресвятой Богородицы, которая датировалась до недавнего времени кон. ХІІ - нач. ХІІІ вв. Радиоуглеродный анализ доски определил ее возраст 2-й пол. ХІ в.

Икона Покрова Богородицы. Из Покровского монастыря в Суздале. 1360 -х гг. (ГТГ)

Изображение плата в руках Богоматери, а также фигура св. Романа Сладкопевца традиционно считаются признаком «среднерусского» варианта иконографии Покрова.