Проф. Платонъ Петровичъ Соколовъ – Ермъ защитникъ покаянія.
Ермъ, какъ церковный писатель, мало извѣстенъ у насъ даже по имени, а самая мысль о необходимости защищать идею покаянія можетъ показаться въ настоящее время по меньшей мѣрѣ странной. Но не такъ было въ то время, когда жилъ и писалъ Ермъ. Онъ жилъ въ Римѣ, во второй половинѣ второго вѣка и, по преданію, былъ братомъ римскаго епископа Пія I (140-155 гг.?). Вт. это время въ Церкви весьма сильна была партія ригористовъ, относившихся къ возможности покаянія весьма отрицательно. Они находили, что покаяніе допустимо лишь одинъ разъ, а именно при крещеніи, и при томъ съ тѣмъ, чтобы впредь не грѣшить. Поэтому христіанинъ, совершившій тяжкій грѣхъ, тѣмъ самымъ признавался утратившимъ надежду на спасеніе; покаяніе представлялось для него безцѣльнымъ, и безполезнымъ. Противъ этого-то взгляда, мало считавшагося и съ слабостію человѣческою, и съ задачами Церкви на землѣ, и возсталъ Ермъ.
Свои взгляды на покаяніе онъ изложилъ въ своемъ сочиненіи «Пастырь» въ поэтической общепонятной формѣ видѣній и притчъ и много содѣйствовалъ правильному выясненію вопроса. Насколько можно видѣть изъ содержанія «Пастыря», Ермъ пришелъ къ убѣжденію въ неправотѣ ригористическаго взгляда на грѣшника отчасти подъ вліяніемъ обстоятельствъ своей собственной жизни.
Ермъ быль женатъ и очень серіозно относился къ браку и тутъ-то прежде всего могъ убѣдиться въ недопустимости такого формальнаго отношенія къ человѣку, какое обнаруживали ригористы. Съ нимъ произошелъ слѣдующій случай, съ разсказа о которомъ онъ и начинаетъ свое сочиненіе.
«Воспитавшій меня продали въ Римъ одну дѣвушку. Черезъ много лѣтъ я встрѣтился съ нею, узналъ ее и сталъ заботиться о ней, какъ о сестрѣ. Но, спустя нѣкоторое время, я увидѣлъ ее купающеюся въ рѣкѣ Тибрѣ; я протянулъ ей руку и вывелъ ее изъ рѣки. Увидавъ ее, я помышлялъ въ сердцѣ моемъ: «Я былъ бы счастливъ, если бы у меня была жена съ такимъ лицомъ и нравомъ». Въ скоромъ времени Ерму въ видѣніи является эта самая дѣвушка съ упрекомъ, что онъ совершилъ смертный грѣхъ, «возжелавъ ее въ сердцѣ своемъ». «Если это вмѣняется мнѣ въ грѣхъ», рѣшилъ Ерма, «то какъ же я могу спастись?» и тогда получаетъ отъ Церкви, въ образѣ старицы, указаніе: «покайся». Желаніе Ерма было вполнѣ понятнымъ, такъ какъ ему недоставало именно счастія въ семьѣ. Какъ увидимъ, Ермъ горячо любилъ свою жену, но домъ его былъ для него сущимъ адомъ изъ-за семейныхъ несогласій (III, 5). Каковъ былъ характеръ этихъ несогласій, можно судить по слѣдующему разговору Ерма съ ангеломъ покаянія (Pastor II, Ч. I). «Если бы кто имѣлъ жену, вѣрную о Господѣ (т. е. христіанку) и уличилъ бы ее въ прелюбодѣяніи, то не грѣшилъ ли бы мужъ, если бы продолжалъ сожительство съ нею?» «Пока», отвѣчаетъ ангелъ, «мужъ не знаетъ о ея грѣхѣ, то онъ не совершаетъ преступленія, живя съ нею. Если же онъ узнаетъ о преступленіи жены своей, и жена не покается и пребудетъ въ своемъ блудѣ, а мужъ будетъ жить съ нею, то онъ будетъ виновенъ въ ея грѣхѣ и участникомъ въ ея прелюбодѣяніи». «А если жена не отстанетъ отъ своего порока?» «Мужъ долженъ ее отпустить и остаться одинокимъ. Если же отпуститъ жену свою и женится на другой, то онъ самъ прелюбодѣйствуетъ». «А если отпущенная покается и пожелаетъ возвратиться къ своему мужу, не долженъ ли онъ ее принять?» «Конечно, если не приметъ ее мужъ ея, онъ грѣшитъ и при томъ тяжко грѣшить; онъ долженъ принять грѣшницу кающуюся». Ермъ не говоритъ, правда, что дѣло идетъ объ его собственной женѣ, но читатель чувствуетъ это по тѣмъ намекамъ и обмолвкамъ, какія во множествѣ встрѣчаются въ «Пастырѣ». Положеніе Ермы было въ высшей степени тяжелымъ. Римляне считали прелюбодѣяніе жены несмываемымъ позоромъ для мужа и лишали сенаторскаго достоинства сенатора, не прогнавшаго жену прелюбодѣйку. Ригористы изъ христіанъ отнимали у нея всякую надежду на спасеніе и въ будущей жизни и не допускали къ покаянію въ настоящей. Ермъ съ своими взгядами на это дѣло высоко стоялъ надъ тѣми и другими, и, по-видимому, дѣйствительно успѣлъ возвратить заблудшую подругу на путь истины; но онъ сдѣлалъ и гораздо большее своимъ сочиненіемъ. Припомнимъ, что Св. Писаніе изображаетъ отношенія мужа къ женѣ, какъ отношенія Христа къ Церкви, и тогда насъ нисколько не удивитъ, что Ермъ сдѣлалъ общій выводъ изъ этого частнаго случая. «Слышалъ я», продолжаетъ онъ бесѣду съ ангеломъ покаянія; «отъ нѣкоторыхъ учителей, что нѣтъ иного покаянія, кромѣ того, когда мы погружаемся въ воду и получаемъ отпущеніе грѣховъ нашихъ; потомъ уже нельзя грѣшить, а слѣдуетъ пребывать въ непорочности». «Ты правильно слышалъ», отвѣчаетъ ангелъ, «но теперь я открываю тебѣ слѣдующее» (Nunc autem... et hoc tibi demonstro). Это новое откровеніе гласило: «Которые уже увѣровали, или которые увѣруютъ, имѣютъ не покаяніе во грѣхахъ, а отпущеніе грѣховъ» (подр. въ крещеніи). Тѣмъ же, которые призваны до этихъ дней (т. е. уже крещеннымъ), Господь положилъ покаяніе. Ибо знаетъ Богъ помышленія всѣхъ сердецъ и знаетъ слабость человѣческую и многообразныя козни діавола. Посему милосердый Богъ умилосердился надъ созданіемъ своимъ и положилъ такое покаяніе. И посему говорю тебѣ, что послѣ такого великаго и святого призванія, если кто будетъ искушенъ отъ діавола и согрѣшить, тотъ имѣетъ одно покаяніе. Если же онъ будетъ постоянно грѣшить и каяться, то это не поможетъ ему» (Pastor II, 4. 3).
Иными словами, Ермъ точно различаетъ между крещеніемъ и покаяніемъ, которыя смѣшивались его противниками, и видитъ въ этомъ различеніи величайшую новость. Мы можемъ въ настоящее время удивляться такому смѣшенію, но едва ли въ правѣ не довѣрять показанію Ерма. Самъ Ермъ отрѣшался отъ взгляда своихъ противниковъ лишь постепенно. Его «Пастырь» написанъ не въ одинъ присѣсть, а по частямъ; «въ немъ замѣчается историческая послѣдовательность развитія его идеи о покаяніи». Вопросъ о покаяніи находится у Ерма въ тѣсной связи съ вопросомъ о Церкви и ея составѣ, и этотъ вопросъ въ концѣ «Пастыря» рѣшается иначе, чѣмъ въ началѣ. И тутъ и тамъ Церковь изображается въ видѣ строящейся башни. По въ началѣ (видѣніе III, гл. 2 и 3) фундаментомъ этой башни служатъ воды крещенія «ибо жизнь ваша спасена черезъ воду». При такомъ формальномъ пониманіи таинства крещенія въ Церкви не оказывается мѣста даже для ветхозавѣтныхъ праведниковъ, какъ некрещеныхъ. Потомъ Ермъ измѣнилъ такой несогласный Св. Писанію взглядъ на иной, который и изложенъ имъ при подробномъ описаніи строенія башни – Церкви въ концѣ «Пастыря» (Similitudo IX). Тутъ основаніемъ Церкви является Сынъ Божій. «Никто не войдетъ царство Божіе, если не прійметъ имени Сына Божія». Въ составъ Церкви входятъ и ветхозавѣтные праведники по вѣрѣ ихъ въ Искупителя. Крещеніе знаменуетъ лишь смерть для прежней жизни и возрожденіе для новой во Христѣ, но отнюдь не является фундаментомъ Церкви.
Жизнь во Христѣ понимается уже не какъ полученіе какой-то святости въ одинъ моментъ и безъ усилій со стороны крещаемаго, но какъ постепенное усовершенствованіе въ христіанскихъ добродѣтеляхъ, дающееся лишь упорного борьбою съ грѣхомъ. Христіанинъ долженъ, по выраженію Ерма, «бояться Бога, а не трусить діавола». Борьба эта предполагаетъ, сознаніе собственнаго недостоинства, служащее источникомъ покаянія. Въ послѣднемъ, по мнѣнію Ерма, а не въ святости ригористовъ заключается источникъ силы Церкви. Церковь сначала является ему въ образѣ дряхлой женщины (видѣніе III, гл. 11 и 12) съ объясненіемъ, что ее привели въ разслабленіе отчаяніе христіанъ (въ которое повергали ихъ ригористы); затѣмъ дряхлая женщина все болѣе и болѣе молодѣетъ и крѣпнетъ, подъ вліяніемъ покаянія вѣрующихъ, и ихъ духовнаго возрожденія. Бдали отъ башни, построенной на водахъ крещенія, держатся тѣ, которые и желали бы креститься во имя Господа, но отказываются отъ своего намѣренія, когда вспомнятъ о «святости истины» (I, 3. 7). Они поступали совершенно основательно, такъ какъ съ точки зрѣнія ригористовъ положеніе крещеныхъ было хуже положенія некрещеныхъ. У послѣднихъ сохранялась надежда погасить крещеніемъ тѣ грѣхи, которые по крещеніи лишаютъ христіанина надежды на спасеніе. Ничего подобнаго мы не находимъ около второй башни, построенной на Сынѣ Божіемъ.
При такомъ взглядѣ на покаяніе Ермъ обращалъ сравнительно малое вниманіе на вопросъ о томъ, въ какихъ грѣхахъ допускается покаяніе, – вопросъ, который уже потому одному не имѣлъ особаго значенія во времена Ерма, что власть отпущенія тяжкихъ грѣховъ кающемуся и онъ считалъ принадлежащею одному Сердцевѣдцу Богу. Въ этомъ отношеніи Ермъ довольно консервативенъ. Онъ имѣетъ въ виду изъ такъ называемыхъ смертныхъ грѣховъ преимущественно грѣхи плотскіе и другіе подобные имъ, такъ сказать, обыденные грѣхи. Мы уже знакомы со взглядомъ его на прелюбодѣяніе. Строгость къ себѣ и благость ко ближнему – вотъ тотъ принципъ, которымъ онъ руководится въ данномъ случаѣ. Но въ вопросѣ объ идолослуженіи, въ видѣ отреченія отъ Христа, онъ не рѣшается порвать съ ригористическими традиціями, по крайней мѣрѣ по отношенію къ наиболѣе тяжкимъ грѣшникамъ этого рода, «измѣнникамъ, изрекшимъ хулу на Господа, и предателямъ рабовъ Божіихъ». По отношенію къ нимъ онъ не допускаетъ возможности покаянія, но, очевидно, затрудняется отвѣтить, почему такъ? Онъ то ссылается на голый фактъ, что ни одинъ изъ такихъ не покаялся (Pastor III, 8. 6), то приводитъ формальное основаніе виновность ихъ въ хулѣ на Господа (III, 19. 9). Онъ, по-видимому, чувствуетъ, что съ точки зрѣнія его теоріи въ принципѣ нельзя возражать противъ возможности покаянія и такихъ грѣшниковъ.
Гораздо большее вниманіе Ермъ обращаетъ на самый способъ прохожденія покаянія. Тутъ Ермъ такой же врагъ формализма, какъ и въ вопросѣ о крещеніи. Покаяніе выражается у него въ сокрушеніи о содѣянномъ грѣхѣ и дѣятельной рѣшимости не только избѣгать его на будущее время, но и повозможности загладить свою прошлую вину. Средствами для этого служатъ: мученичество за вѣру во Христа и дѣла милосердія по отношенію къ ближнему. Послѣднія можно сказать, составляютъ центръ покаянной дисциплины у Ерма. Богатство въ его глазахъ является однимъ изъ самыхъ сильныхъ препятствій ко спасенію; христіанинъ долженъ употребить свои средства на дѣла благотворительности. Между богачомъ и бѣднякомъ тѣ же отношенія, какъ между виноградною лозою и безплоднымъ деревомъ; только обвившись около него, она приноситъ плодъ и за себя и за него, иначе она остается безплодною. Даже въ постѣ Ермъ видитъ лишь средство благотворительности. Въ день поста постящійся не долженъ ѣсть, вкушать ничего, кромѣ хлѣба и воды; за тѣмъ онъ долженъ высчитать, во что обошелся бы его обыкновенный столъ, и раздать сбереженную путемъ поста сумму вдовамъ, сиротамъ и нищимъ (III, 5. 3). Въ дѣйствительности далеко не всѣ богатые христіане были такими, какими желалъ бы ихъ видѣть Ермъ; они подчасъ уклонялись даже отъ общества своихъ единовѣрцевъ, опасаясь просьбъ о пособіи. Но у самого Ерма, человѣка тоже богатаго, и тутъ слово не расходилось съ дѣломъ: онъ употребилъ свое богатство на дѣла благотворительности и, кто знаетъ, можетъ быть это обстоятельство и было однимъ изъ поводовъ къ той домашней неурядицѣ, отъ которой такъ страдалъ Ермъ. Припомнимъ исторію Іоанна Милостиваго.
«Пастырь» Ерма, на содержаніе котораго мы вкратцѣ указали, пользовался большимъ, уваженіемъ, въ древней Церкви и совершенно основательно. Онъ въ общепонятной, простой и живой формѣ излагалъ ученіе объ одномъ изъ важнѣйшихъ христіанскихъ таинствъ, а въ связи съ нимъ и важнѣйшія основанія практической нравственности. Единство идеи, которой проникнута книга, дѣлала ее стройнымъ цѣлымъ, не смотря на отрывочность изложенія, и съ избыткомъ окупало недостатки литературнаго изложенія, а симпатичный образъ простого, добраго и глубоко вѣрующаго Ерма, постоянно стоящій передъ читателемъ, придавалъ своебразную прелесть всему его сочиненію. Въ общемъ оно было чрезвычайно оригинальнымъ катихизисомъ, и, въ качествѣ такового, получило обширное распространеніе въ древней Церкви.
Но, не взирая на все это, идеи Ерма далеко не тотчасъ же получили общее признаніе, не говоря уже о практическомъ ихъ выполненіи. Для насъ мало извѣстно, какъ обстояло дѣло на востокѣ, но все, что мы знаемъ о западѣ, доказываетъ, что Ермъ опередилъ большинство своихъ современниковъ. Попытки обратнаго принятія въ Церковь кающихся грѣшниковъ (что являлось логическимъ выводомъ изъ теоріи Ерма) начинаются въ Римѣ лишь въ III вѣкѣ и вызываютъ сильнѣйшую оппозицію со стороны ригористовъ. Распоряженіе римскаго еп. Каллиста (217-222 г.) объ обратномъ принятіи въ Церковь кающихся въ плотскихъ грѣхахъ вызвало протеегь со стороны такого лица, какъ Ипполитъ, и привело къ расколу въ Римской церкви. Тертулліанъ, со всѣмъ присущимъ ему краснорѣчіемъ, доказывалъ, что прелюбодѣй болѣе преступенъ, чѣмъ отрекшійся отъ Христа (недопустимость обратнаго принятія такового въ Церковь, предполагалась Тертулліаномъ, какъ истина, не требующая доказательствъ): отреченіе отъ Христа вызывается тяжкими муками и страхомъ смерти и является невольнымъ, тогда какъ о прелюбодѣяхъ по принужденію никто и никогда не слышалъ. Тертулліанъ не достигъ своей цѣли. Онъ въ сущности превосходно доказалъ, что нѣтъ основанія отказывать въ обратномъ пріемѣ такъ называемыхъ падшихъ во время гоненій, необходимость котораго стала вполнѣ очевидною послѣ ужасовъ Деціева гоненія. Но когда римскій еп. Корнелій (251-255) сдѣлалъ распоряженіе въ этомъ смыслѣ, то оно было однимъ изъ поводовъ къ возникновенію Новиціанскаго раскола. Только въ IV вѣкѣ была окончательно признана допустимость къ покаянію грѣшниковъ всѣхъ категорій.
Такимъ образомъ Ермъ отнюдь не ломился въ открытую дверь, какъ это можетъ показаться современному читателю, и имя его должно быть съ благодарностію помянуто всякимъ христіаниномъ къ дни покаянія.
Проф. Пл. Соколовъ.
«Руководство для сельскихъ пастырей». 1907. Т. 1. № 14. С. 363-370.
