Архимандритъ Фотій (Щиревскій) – Объ истинной мудрости, по опыту жизни св. Іустина Философа.
Настоящее время такъ ревностно и съ такимъ усиліемъ стремится къ познаніямъ и мудрости теоретической и практической. Тѣмъ нужнѣе имѣть вѣрное и ясное понятіе объ этомъ предметѣ стремленія современнаго.
Святый Іустинъ философъ своею жизнію и дѣятельностію подаетъ намъ мудрые уроки и наставленія ο мудрости. Обратимъ вниманіе на эти уроки св. Философа.
1. Изъ жизни и примѣра святаго философа видимъ и научаемся во 1-хъ, что мудрость – великое благо. – Святый философъ съ юныхъ лѣтъ, имѣлъ пламенное желаніе, неутомимое стремленіе къ пріобрѣтенію свѣдѣній и мудрости, не щадилъ, въ этомъ подвигѣ, здоровья и силъ, переходя отъ одной школы философіи къ другой, ища истинныхъ свѣдѣній и мудрости. Стремленіе – естественное, возвышенное, благородное! Искать познаній, желать истины и мудрости – также естественно, сродно душѣ человѣка, какъ тѣлу алкать пищи вещественной. Познанія – это пища высшая, благороднѣйшая, невещественная. И подвигъ изысканія истины и мудрости – важный, достопочтенный подвигъ; потому что истина и мудрость стоятъ труда и усиленныхъ стремленій. – Вотъ основаніе этой мысли. Первое, высшее, верховное и источное благо – Господь Богъ самосущій и всесовершенный. Въ тваряхъ же разумныхъ благо есть то, что отражается въ нихъ отъ этого источнаго блага – Бога, – это образъ Божій, состоящій вь правдѣ и преподобіи истины (Еф. 4, 24), или яснѣе, – состоящій въ истинѣ, добрѣ и духовной красотѣ, вліянныхъ Творцемъ въ нашу душу и отпечатлѣнныхъ на ней: такъ какъ самъ Первообразъ – Творецъ нашъ есть высочайшая истина, добро и красота безконечная и невообразимая. Потому, истина есть одно изъ высочайшихъ благъ нашего духа, и потому достолюбезна и достожелаема сама по себѣ, безъ всякаго даже отношенія къ жизни и дѣятельности, – какъ свѣтлая черта въ насъ образа Божія.
Кромѣ того, истина, проистекая отъ Бога, взаимно можетъ и вести насъ къ Богу, источнику истины. Положивъ въ душѣ нашей залоги истины, добра и красоты и стремленія высшія къ началу и полнотѣ этихъ залоговъ и стремленій, Господь, этими тремя стремленіями нашего духа, какъ бы вервями златыми, прикрѣпилъ насъ къ Себѣ, и хочетъ ближе и ближе привлечь, тѣснѣе и крѣпче привязать насъ къ Себѣ. Такъ св. Іустинъ-философъ, предавшись всею душего этому стремленію къ истинѣ, притекъ наконецъ къ самому ея началу – Богу и всецѣло соединился съ Нимъ. – Α мудрость однородна съ истиною, – это, можно сказать, вѣнецъ, зрѣлый плодъ истины, – истина, приложенная къ жизни, направленная къ дѣламъ, стремящаяся перейти въ добро. Потому и она должна быть такъ же достойна уваженія, любви и исканія.
Прекрасна красота, прекрасно, достоуважаемо добро; не ниже ихъ, равно прекрасна, высока и мудрость или истина. Потому что въ первообразѣ и источникѣ ихъ – Богѣ – равно досточтимы – и Его истина или премудрость, и Его благостъ, и Его красота Божественная.
Тѣмъ болѣе превознесена истина или мудрость надъ всѣми внѣшними благами и сокровищами міра. Мудрость – это сокровище, высшее всѣхъ сокровищъ земныхъ, и притомъ не истлѣвающее, не крадомое, неиждиваемое; напротивъ, чѣмъ болѣе она изливается на другихъ, тѣмъ становится чище и обильнѣе. – Мудрость облагороживаетъ духъ, отвлекаетъ его отъ суетъ житейскихъ, ускромняетъ человѣка въ счастіи, подаетъ отраду въ горестяхъ и злоключеніяхъ, юношамъ – она наставница воздержанія и цѣломудрія, старцамъ – утѣшеніе, бѣднымъ – богатство, богатымъ – украшеніе. Она юношу дѣлаетъ по уму равнымъ старцу. Старость честна не многолѣтна; ниже въ числѣ лѣтъ исчитается; сѣдина бо есть мудрость (Прем. 4, 9). – Вотъ отзывъ ο мудрости или похвала ей отъ мудрецовъ свящевныхъ: блага мудростъ паче силы, блага мудрость паче орудій ратных (Еккл. 9, 18). Блаженъ, иже обрѣте премудростъ. – Предсудихъ ю паче скиптровъ и престоловъ, и богатство ничтоже вмѣнихъ къ сравненію ея. Ниже уподобихъ ю камени драгоцѣнному, яко все злато предъ нею песокъ малый, и яко бреніе предъ нею вмѣнися сребро. Паче здравія и красоты возлюбихъ ю, и предъизбрахъ ю вмѣсто свѣта имѣти, яко не угасаемо есть блистаніе ея. Есть бо сія благолѣпнѣе солнца: сего бо премѣняетъ нощь: премудрости же не одолѣетъ злоба. – Нарцы премудрость сестру тебѣ быти; утренюй къ ней, и не утрудися. Владычество разумиваго благочинно будетъ. Множество премудрыхъ спасеніе міру (Прем. 6, 26). – Нельзя, дерзко и богопротивно думать, что такой отзывъ ο мудрости изъ устъ премудрыхъ – пристрастенъ: это – мудрецы богопросвѣщенные, чуждые всякихъ страстей и пристрастій.
2. Ηο такая достохвальная, достоуважаемая, достойная этой высокой чести мудрость – тодько истинная мудрость. Α такого рода мудрость не можетъ быть порожденіемъ и плодомъ одного ума человѣческаго естественнаго, поврежденнаго. Эту истину живымъ и убѣдительннѣйшимъ образомъ доказываетъ примѣръ св. Іустина-философа. – Чувствуя въ себѣ сильную жажду вѣдѣнія и мудрости, онъ переходилъ отъ одной школы философіи къ другой, и – не могъ утолить жажды своей, не могъ найти чистой истины и истинной мудрости, пока не обратился къ другому высшему источнику ея. – Эту истину ο несовершенствѣ и даже положительной недостаточности мудрости ума человѣческаго также доказываетъ ученіе объ ученіяхъ философовъ, водившихся и водящихся только однимъ естественнымъ умомъ своихъ. Сколько заблужденій, сколько странностей, сколько лжей и запутанностей видимъ мы въ ихъ мудрованіяхъ, среди ихъ усильныхъ и долговременныхъ поисковъ истины и мудрости?! Разсуждая ο Богѣ, самые лучшіе изъ философовъ не сказали, что Онъ есть любовь и Творецъ; нѣкоторые, живя даже среди христіанства и принадлежа въ нему, по имени, – представляли не Бога творцомъ міра, а міръ или хаосъ первобытный – по ихъ понятію, вѣчный, – такимъ началомъ, изъ котораго развивается будто бы самъ Богь. Странное и жалкое, нелѣпое мудрствованіе! Были даже такіе мудрователи, которые, разсуждая ο мірѣ, ο предметахъ насъ окружающихъ, говорили и доказывали, что вещей нѣтъ на самомъ дѣлѣ, что мы тодько воображаемъ, представляемъ ихъ существующими, – это только – образы мыслящей и вообразительной силы души нашей; – и объ этомъ писали книги, и этому учили другихъ. – Разсуждая и говоря ο человѣкѣ, особенно ο цѣли и назначеніи жизни его, они имѣли неопредѣленныя, неясныя, сбивчивыя и невѣрныя понятія. Везсмертіе человѣка они или вовсе отвергали, или сомнѣвались въ немъ, или, – если и допускали будущую, вѣчную жизнъ; то людей, отходящихъ въ нее, представляли какимн-то только тѣнями слабыми, безжизненными, скитающимися въ какихъ-то, вымышлевнныхъ, поляхъ елисейскихъ. Или (еще лживѣе – страннѣе и унизительнѣе для человѣка) – учили, что души людей, по смерти человѣка, переходятъ въ тѣла животныхъ, становятся ихъ душами и живутъ въ нихъ. Такъ, ο предметахъ, самыхъ важныхъ и нужныхъ для человѣка, философская мудростъ болѣе всего разсуждала невѣрно и заблуждалась. Если же иногда и говорила отчасти истину; то не была увѣрена въ этой истинѣ вполнѣ и несомнѣнно, такъ что легко готова была предать ее сомнѣнію и вовсе отвергнуть. – Помышленія человѣческая то слишкомъ дерзки – усиливаются постигнуть непостижимое, что превышаетъ разумѣніе человѣческое; то – впадаютъ въ другую крайность – бываютъ мнительны и боязливы, по слову истины. – Да и не можно ожидать вполнѣ вѣрной мудрости и чистой истины отъ человѣка падшаго, и находящагося внѣ состоянія возстановленія. Человѣкъ палъ, разбился, можно сказать, до полумертвости, – и повредился во всѣхъ силахъ своихъ, во всемъ существѣ; свѣтоносный образъ Вожій затмился въ умѣ его, какъ и во всей душѣ. Потому у падшаго, и не возстановленнаго человѣка, больнаго повсему существу своему, не можетъ бытъ и здраваго ума и здраваго смысла, въ полномъ смыслѣ этого слова; а потому и не можно ожидать отъ него всегда истинной мудрости и чистой истины, утоляющей жажду любозванія ума человѣческаго и вѣрно руководящей человѣка въ цѣли его.
3. Такая мудрость и истина обрѣтаются только при свѣтѣ и во свѣтѣ божественнаго откровенія небеснаго. И въ этомъ опять убѣждаетъ насъ примѣръ святаго философа Іустина. Томимый жаждою любви къ вѣдѣнію и мудрости, онъ, какъ уже сказали мы, переходилъ отъ одной школы философской къ другой, не находя истинной мудрости и удовлетворенія любознательному духу своему, пока наконецъ нашелъ искомую школу и перешелъ въ нее, – въ школу небеснаго ученія Христова, гдѣ обрѣлъ полное насыщеніе уму и всему внутреннему своему существу. Этому такъ должво и быть. Это – училище божественнаго ученія. Здѣсь – учителъ самъ Богъ. И будутъ, сказано еще у Пророка, вси научени Богомъ. И насъ, дѣйствительно, училъ и учитъ самъ Богъ, сама Истина воплощевная, вся Пресвятая Троица. Потому и неудивительно, что у насъ дитя – младенецъ, изучающій катихизическое ученіе, знаетъ болѣе и вѣрнѣе ο Богѣ и предметахъ духовныхъ, чѣмъ самый лучшій изъ философовъ языческаго міра.
4. Но и эта истинная мудрость, почерпаемая нами изъ божественнаго откровенія, тогда только вполнѣ благотворна и спасительна для насъ; когда она озаряетъ и руководитъ жизнь нашу, когда содержится не въ умѣ только, но проникаетъ и сердце наше и выражается въ нашихъ дѣлахъ. Живой примѣръ такой мудрости подаетъ намъ святый философъ Іустинъ, который мудрость свою такъ выражалъ въ жизни и дѣлахъ, что за истину подвизался до крове, и положилъ свой животъ, претерпѣвъ мученическую смертъ. Онъ же подаеть намъ это важное наставленіе, что недостаточно имѣть только въ умѣ святыя истины божественнвваго откровенія; надобво еще, по слову Апостола, обновлятъся духомъ самаго ума, вмѣть разумъ духовный, смиренномудрый и благопокорливый Вѣрѣ и волѣ Божіей. Въ этомъ-то дѣятельномъ направліеніи истины и обновленіи ума состоятъ собственно мудрость истинная, въ чемъ и поставляли любомудріе свое св. Философъ и всѣ святые отцы Церкви – истинные философы. Въ этомъ поставляетъ истиннуго мудрость и самъ Апостолъ, который гогоритъ: кто премудрь и худогь въ вась, да покажеть отъ добраго житія (Іак. 3, 13).
И въ зтомъ-то отношеніи, въ разсужденіи, т. е. приложенія истины къ самой жизни, и по слову Апостола и по свидѣтельству опыта, даже среди христіанства, существуютъ два рода мудрости.
Нѣсть сія премудростъ, говоритъ апостолъ Іаковъ ο мудрости одного рода, свыше нисходяща, но земна, душевна, бѣсовска (Іак. 3, 15). – Земна. Человѣкъ съ такою мудростію, хотя имѣетъ истины небесныя, но не рѣдко истину содержнтъ въ неправдѣ; – эти истины, относительно жизни, у него забыты и какъ бы заброшены. Α на мѣсто ихъ возвикаетъ у него другой образъ мыслей, во внушенію духа міра и мудрованію плоти или испорченной природы нашей. Такой человѣкъ не мыслитъ ο горнемъ и небесномъ, живетъ такъ, какъ бы не было неба и вѣчности, ищетъ только земныхъ выгодъ и счастія временнаго. Онъ всею душою привязанъ въ землѣ, весь вогруженъ въ одно земное, съ своею земною, мірскою премудростію житейскою, которая, между тѣмъ, почитается въ мірѣ великимъ благоразуміемъ или умѣньемъ жить. – Эта премудрость душевна, – въ противоположность духовной, божественной мудрости; – она изникаетъ изъ поврежденной, разтлѣнной природы нашей. Человѣкъ, этою мудростію водящійся, если и не впадаетъ въ грубые пороки, то предается порокамъ утонченнымъ и какъ бы очищеннымъ; – свободно водится разными страстями, хотя и облагороженными; все дѣлаетъ въ удовлетвореніе только себѣ – волямъ или желаніямъ сердца своего, а не волѣ Божіей, – угождаетъ ревностно себѣ, а не Богу, – ищетъ славы своей, все дѣлаетъ во славу свою, а не Божію, вопреки словъ Апостола: вся во славу Божію творите. – Эту премудрость, въ высшемъ ея развитіи и степени, Апостолъ именуетъ бѣсовскою премудростію. Это – премудрость кичливая, движимая гордостію, завистію, мщеніемъ и злобою, – хитрая, лукавая и коварная. Водящіеся ею ищутъ только своего временнаго мірскаго блага, и для сего позволяютъ себѣ всѣ средства, безъ разбора, – любятъ созидать свое счастіе на развалинахъ благоподучія другихъ, на гибели ближнихъ.
Эта троякая премудрость есть, по слову Апостола, премудрость міра сего – т. е. людей, неводящихся духомъ ученія Христова. Она, по слову Божію, буйсто предъ Богомъ (т. е. безуміе); она – вражда на Бога, – зане закону Божію не покаряется, ниже бо можеть (Рим. 8, 7). Эту премудрость, это мудрованіе плоти или разтлѣнной природы нашей нужно, по внушенію слова Божія и Церкви, отвергнуть, умертвить, ο чемъ и молимъ мы Господа, въ девлтый часъ иа крестѣ смерть вкусившаго, чтобы Онъ умертвимлъ это гибельное мудрованіе плоти нашей (см. Пѣс. Цер.).
Есть, по слову того же Апостола, другая, противоположная сей, и по происхожденію и по направленію и духу своему, премудрость, относительно дѣятельвости и жизни. Яже свыше премудрость, говоритъ онъ, первѣе убо чиста есть, – чужда всякой примѣси лжи и заблужденій; потомъ же мирна и кротка (Іак. 3, 17), потому что не возмущается волненіемъ страстей, рвеніемъ гордости и гнѣва, – но какъ чистая вода въ чистомъ источникѣ, – такъ она сіяетъ въ свѣтломъ умѣ и чистомъ сердцѣ, въ которомъ отражается самъ Богъ. Она благопокорлива, по слову Апостола, – не только не отвергаетъ воли Божіей, ясно высказанной въ словѣ Его, но и испытуетъ ревностно и усердно, что есть воля Божія, и всячески старается угодить Господу Богу. – Она исполнена милости и плодовъ благихъ (Іак. 3, 17). Ибо она вся обращена къ жизни, на дѣла благая. – Вотъ истинная, блаженнотворная мудрость.
5. Какъ стяжать эту спасительную мудрость, и созерцательную и дѣятельную? – Какія къ этому пособія и средства? Первое – нужно стараться, усердно стараться – истину прилагать къ жизни своей и выражать въ дѣлахъ. – Но главное, сильнѣйшее къ достиженію ея, средство – молитва и страхъ Божій. – Отъ Господа всяка премудрость. Потому у Него нужно и искать и проситъ ее. Аще кто отъ васъ, говоритъ апостолъ Іаковъ, лишенъ есть премудрости, да проситъ отъ дающаго Бого, всѣмъ нелицепріемнѣ, и непоношающаго, и дастся ему (Іак. 1, 5). И Онъ подастъ ее просящимъ у Него и боящимся Его. Свидѣтель сему Соломонъ, преущедренный мудростію свыше. Почему страхъ Господень есть начало, источникъ истинной премудростя. Ибо тайпа Господня боящимся Его, и завѣтъ свой явитъ имъ. Есть особенное, чрезвычайное, тайнодѣйственное средство къ пріобрѣтенію премудрости. Ο немъ сказано въ самомъ словѣ Вожіемъ: требующимь ума рече: пріидите, ядите мой хлѣбъ и пійте вино, еже растворихъ вамь. Это – святое Причащеніе. Это брашно и питіе обожаютъ духъ, умъ же питаютъ странно (см. Молитва къ Причащенію), т. е. чудесно – непостижимо, по слову Церкви. Вообще, все истинно-благочестивое настроеніе духа и предрасположеніе на добрыя дѣла – весьма много способствуютъ къ стяжанію мудрости истинной. Какъ и почему? Истина или мудрость, какъ уже видѣли мы, достоуважаема и достоискома и сама по себѣ, безъ всякихъ отношеній; но, за всѣмъ тѣмъ, она имѣетъ Богомъ установленную цѣль руководить насъ къ нашему назначенію, – вести насъ къ добродѣтели и благочестію; – истина должна какъ бы превратиться въ добро. Но, взаимно, благочестіе и добродѣтель ведутъ къ большей истинѣ и мудрости. – Благочестіе или истинная религіозность, какъ истинная, высшая, правильнѣйшая жизнь, благоустроиваетъ, очищаетъ и оживляетъ все наше существо, – а потому и умъ; оно дѣлаетъ его истинно здравымъ и свѣтлымъ, способвымъ видѣть предметы, особенно нужные и важные изъ нихъ, въ истинномъ ихъ видѣ. Влагочестіе, чрезъ помазаніе отъ Святаго, первѣе и особенно просвѣщаетъ сердце человѣка; а отъ сего исходища жизни развиваетъ озареніе на умъ и самое лицо. И сія-то благочестивая наипаче мудростъ, просвѣтитъ лнце человѣка (Ек. 8, 1), какъ отзывается ο ней одинъ изъ мудрецовъ священныхъ. Она просвѣщаетъ всего человѣка и своимъ сіяніемъ какъ бы насквозь проникаетъ его, самого его дѣлаетъ свѣтоноснымъ, какъ бы самымъ свѣтомъ. Не такова внѣшняя мудрость; не направленная къ дѣятельности и благочестію, она озаряетъ первѣе умъ, – и отселѣ низводитъ нѣкоторые лучи къ сердцу; такъ какъ она озаряетъ только поверхность, такъ сказать, только вершину чедовѣка. Но нерѣдко бываетъ, что этотъ блѣдный свѣтъ познаній мерцаетъ только въ умѣ; а сердце вовсе остается мрачнымъ и хладнымъ, безжизненнымъ, относительно предметовъ духовныхъ. Такъ, Апостолъ пишетъ посланіе къ высокообразованнымъ, просвѣщеннымъ народамъ древняго міра; но онъ говоритъ объ нихъ: вѣстѣ иногда тьма, нынѣ же свѣтъ ο Господѣ (Еф. 5, 8); – значитъ, при всемъ славимомъ просвѣщеніи своемъ внѣшнемъ, они были мракомъ и тьмою; и свѣтомъ – свѣтлыми сдѣлались чрезъ духоввое возрожденіе во Христѣ, чрезъ христіанскія таинства и благочестіе. Напротивъ и малоученый, или даже вовсе неученый, благочестивый простолюдинъ есть, можно сказать, мудрецъ великій и глубокій: знаетъ хотя немного, но за то не лживо и вѣрно зваетъ самое важное и нужное для спасенія, – правильно смотритъ на жизнь свою, ея назначеніе и на свое отношеніе къ Богу. Мысли его устремляются къ небу, а не погрязаютъ во временномъ и земномъ, виды и надежды его простираются въ вѣчность. Такъ, – благочестіе ведетъ къ истинѣ и мудрости.
Вообще, добродѣтельная жизнь предрасполагаетъ, дѣлаетъ насъ способными въ снисканію истины. И это зависитъ отъ взаимнаго сродства истины и добра. Истина естественно предрасполагаеть къ добру; добро привлекаетъ къ себѣ истину. Благочестивыхъ людей сама премудрость, по слову Премудраго, обходитъ ищущи (Прем. 6, 16), дабы вселиться и обитать въ нихъ; тогда какъ въ злохудожну душу не внидетъ премудрость, ниже обитаетъ въ тѣлеси, повиннѣмъ грѣxy (Прем. 1, 4). Въ такихъ людей, если бы такъ сказать, и зашла какъ либо премудрость; то зло, рано или поздно, изгонитъ ее, и они много, если не вовсе, утратятъ ее. Опытъ свидѣтельствуетъ, что никто изъ добродѣтельныхъ людей не только не отвергалъ небесныхъ истинъ, но и не сомнѣвался въ нихъ; напр., въ бытіи Бога, безсмертіи души, наградахъ и наказаніяхъ вѣчныхъ; а впадали въ эту болѣзнь ума люди, преданные страстямъ и порокамъ. Вообще, страсти и похоти не только препятствуютъ пріобрѣтенію истины; но и пріобрѣтеннуго помрачаютъ и изгоняютъ. Какъ изъ нечистыхъ и гнилыхъ болотъ поднимающіяся густыя испаренія помрачаютъ горизонтъ и закрываютъ солнце: такъ и пареніе похотей, по слову Премудраго, премѣняетъ умъ незлобивъ (Прем. 4, 12), помрачаетъ умственный горизонтъ нашъ, – закрываетъ око ума – это солнце наше. И какъ дымъ прогоняетъ пчелъ; такъ смрадъ похотей и страстей изгоняетъ мудрость небесную.
Итакъ, по примѣру святаго философя Іустина, нужно любить мудрость, но – мудрость истинную, пріобрѣтатъ свѣдѣнія истинныя, душеполезныя. Иначе – лучше не знать, нежели знать ложно; лучше быть въ невѣдѣніи, нежели въ заблужденіи. Потому что удобнѣе писать на бѣлой, чистой бумагѣ, чѣмъ на той, на которой надобно счистить прежде неправильно написанное. Лучше не идти, а стоять, нежели идти невѣрнымъ и ложнымъ путемъ. Влагодареніе Отцу свѣтовъ – Богу, – мы находимся у самаго Источника истины – Его божественнаго откровенія. То, чего великіе философы древняго міра съ усильнымъ трудомъ искали, и не находили, – мы обрѣтаемъ, и почерпаемъ легко и удобно; такъ что у насъ малолѣтное дитя знаетъ ο Богѣ болѣе, нежели славный философъ древности.
Но недовольно имѣть, хотя бы и истинную мудрость, только въ умѣ, – надобно, по примѣру Философа святаго, выражать ее въ жизни, въ добродѣтели или благочестіи. Прекрасна, важна и достоискома мудростъ; но она не достигаетъ послѣдней своей цѣли и назначенія, безъ обращенія ея ко благочестію, которое, потому, и нужнѣе для нась, и цѣннѣе ея, какъ съ большимъ подвигомъ и трудомъ пріобрѣтаемое. Мудрость или вѣдѣніе можно удобно почерпнуть ивъ многихъ книгъ, существующихъ въ мірѣ, въ которыхъ предшественники наши и современники заключяли и заключаютъ познанія свои; иніи, отъ лѣтъ древнихъ, трудились, а мы можемъ входить въ трудъ ихъ, восполъзоваться плодами трудовъ ихъ. Не такъ, далеко не такъ – относительно добродѣтели и благочестія. Если и на это, на дѣла благочестія, есть многіе примѣры въ жизни другихъ; то, подражая этимъ примѣрамъ, нужно намъ самимъ совершить то, что есть въ примѣрѣ, какъ бы повторить это, сдѣлать вновь, въ другой разъ. Α это несравненно труднѣе, нежели усвоитъ знанія, другими пріобрѣтенныя. Притомъ мудрость, безъ добродѣтели и благочестія, подвергнетъ большему осужденію. Вѣдущему добро творити, и не творящему, грѣхъ ему есть (Іак. 4, 17). Такъ, – прекрасное дѣло пріобрѣтать познанія, но – познанія истинныя; изъ нихъ извлекать сущность и ею питать духъ свой, изъ этой сущности вѣдѣній нужно образовать мудрость; мудрость же переводить въ благочестіе.
Всѣмъ намъ, и по примѣру св. Философа, и – особенно, пο внушенію Апостола, благопотребно исполняться во всякой премудрости и разумѣ духовнѣмъ (Кол. 1, 9). Впрочемъ, это умудреніе, составляющее долгъ и необходимость для тѣхъ, которые готовятся быть учителями другихъ, не составляетъ для всѣхъ и каждаго необходимости неминуемой. Необходиио, совершенно необходимо для всѣхъ и каждаго – благочестіе христіанское. Α для этого немного нужно учености и познаній. Въ нашемъ русскомъ Сіонѣ – въ кіевопечерской лаврѣ почиваютъ нетлѣнные, Богомъ прославленные останки и людей некнижныхъ, неграмотныхъ, даже и отроковъ малосмысленныхъ. Чтобы любить Бога, для этого не нужно обширныхъ познаній. Α любовь къ Богу – главное наше дѣло и совершенство. И кто любить Бога и служитъ Ему своею жизнію; тотъ все духовное имѣетъ; у того естъ и мудрость высокая. Любленіе Господа, по слову Писанія, преславная премудрость (Сир. 1, 13).
А. Ф.
«Христіанское Чтеніе». 1862. Ч. 1. С. 737-750.
