Жизнь и пастырская дѣятельность св. Василія Великаго.
Четвертый вѣкъ и первая половина пятаго вѣка считаются золотымъ вѣкомъ въ исторіи христіанской церкви. Въ этотъ періодъ такъ много было сдѣлано отцами и учителями Церкви, что въ послѣдующіе вѣка христіанскіе ученые были только ихъ подражателям и и компиляторами.
Между отцами Церкви въ этотъ періодъ особенно выдается св. Василій по своей замѣчательной дѣятельности, за которую онъ названъ Великимъ. На сколько замѣчателенъ этотъ великій учитель Церкви, какъ велика его слава и вліяніе на современниковъ, это намъ показываетъ другъ его св. Григорій Богословъ въ своемъ похвальномъ словѣ св. Василію Великому: «что иное, говоритъ Григорій Богословъ, составляетъ нынѣ пріятность собранія? Что услаждаетъ на пиршествахъ, на торжищахъ, въ церквахъ, увеселяетъ начальниковъ и подчиненныхъ, монаховъ и уединенно-общественныхъ, людей бездолжностныхъ и должностныхъ, занимающихся любомудріемъ внѣшнимъ, или нашимъ? Вездѣ одно и величайшее наслажденіе – это писанія и творенія Василіевъ. Послѣ него не нужно писателямъ инаго богатства, кромѣ его писаній. Умолкаютъ старыя толкованія Божія слова, надъ которыми потрудились нѣкоторые, возглашаются же новыя; и тотъ у насъ совершеннѣйшій въ словѣ, кто преимущественно предъ другими знаетъ Василіевы писанія, имѣетъ ихъ въ устахъ и дѣлаетъ внятными для слуха. Вмѣсто всѣхъ одинъ онъ сталъ достаточенъ учащимся для образованія»[1].
Нельзя считать эти слова преувеличенными, потому что они высказаны были вскорѣ послѣ смерти св. Василія и въ присутствіи лицъ, которые знали его и предъ глазами которыхъ совершалась дѣятельность этого великаго учителя Церкви, такъ что св. Григорій Богословъ никакъ не могъ допустить противорѣчія дѣйствительности. Слова Григорія Богослова подтверждаются также свидѣтельствомъ людей, не принадлежащихъ Церкви. Знаменитый риторъ Ливаній относится къ св. Василію съ подобострастнымъ уваженіемъ и съ какою-то робостію. Посылая ему свою рѣчь «о человѣкѣ своенравномъ», онъ пишетъ слѣдующее: «вотъ послалъ я тебѣ рѣчь, обливаясь потомъ. Да и какъ было не обливаться, посылая рѣчь къ такому человѣку, который искусствомъ составленія рѣчей въ состояніи доказать, что напрасно превозносятся и Платонова мудрость и Демосѳенова стремительность? А моя рѣчь тоже, что комаръ въ сравненіи съ слономъ. Посему прихожу въ ужасъ и трепещу, представляя себѣ тотъ день, въ который ты взглянешь на рѣчь, и даже едва не теряю ума»[2].
Вслѣдъ за современниками вся Церковь, въ лицѣ своихъ соборовъ, свидѣтельствовала о замѣчательной дѣятельности св Василія Великаго. Такъ отцы Халкидонскаго собора утверждаютъ за нимъ названіе «Великаго»[3]. Вторый Константинопольскій соборъ, высказавъ мысль, «у кого естество едино, у того дѣйствіе едино», прибавилъ, что такъ учитъ свѣтило вселенной – дивный Василій[4]. Много также находимъ о немъ похвальныхъ отзывъ въ писаніяхъ древнихъ отцовъ и учителей Церкви[5].
Св. Василія Великаго уважала вся паства, уважало свѣтское правительство, его знакомствомъ дорожили язычники, превозносили современные ему епископы[6].
Приступая теперь къ изложенію жизни и дѣятельности св. Василія Великаго, удостоившагося похвалы всей вселенской Церкви, мы должны замѣтить, что онъ имѣлъ богатыя природныя дарованія, которыя потомъ получили надлежащее направленіе и развитіе, благодаря особеннымъ благопріятнымъ обстоятельствамъ, среди которыхъ онъ родился, росъ и воспитывался.
Св. Василій Великій родился въ Кесаріи, Каппадокійской столицѣ, въ 379 г. Предки его были знатнаго происхожденія, отличались богатствомъ, гражданскими и военными заслугами своему отечеству. Въ тоже время извѣстны были своею благочестивою жизнію и твердостію въ вѣрѣ, не смотря на гоненія; нѣкоторые изъ нихъ страдали за имя Христово. Такъ дѣдъ св. Василія по матери скончался мученическою смертію; дѣдъ по отцѣ и бабка Макрина въ гоненіе Максиминово, лишенные имѣній, скрывались съ семействомъ въ горахъ, ведя, такимъ образомъ, жизнь, полную лишеній и скорбей, перенося голодъ, зной, жажду и т п.[7]. Эти добродѣтели предковъ какъ бы по наслѣдству перешли къ родителямъ св. Василія и къ нему самому. «Вотъ какіе примѣры, говоритъ св. Григорій Богословъ, имѣлъ онъ предъ собою съ самаго начала, на какіе взиралъ образцы и сколько ихъ превзошелъ»[8]. Мать св. Василія Великаго, родомъ изъ Каппадокіи, желала въ молодости принять монашество, но по своей безпріютности должна была выйдти замужъ. Это была женщина благочестивая, всегда готовая на всякія пожертвованія въ пользу Церкви и нуждающихся братій, обращавшая все свое вниманіе на христіанское воспитаніе дѣтей. Отецъ св Василія Великаго славился своею ученостію, въ особенности краснорѣчіемъ, во всей Понтійской области[9] и въ то же время былъ добрымъ отцемъ семейства, вмѣстѣ съ женою заботясь о религіозно-нравственной воспитаніи дѣтей[10]. – Неблагопріятныя климатическія условія Неокесаріи, главнаго города Понтійской области, куда въ то время переселились его родители, заставили послѣднихъ слабаго здоровьемъ Василія отправить къ бабкѣ Макринѣ, жившей въ сельскомъ уединеніи. Здѣсь, пользуясь чистымъ воздухомъ и благочестивыми наставленіями бабки, онъ укрѣплялся какъ тѣломъ, такъ и духомъ. Наставленія Макрины такъ запечатлѣлись въ его мягкой душѣ, что на пріобрѣтенное имъ ученіе вѣры въ домѣ Макрины онъ указывалъ впослѣдствіи какъ на доказательство своихъ убѣжденій и ученій. «О вѣрѣ моей какое доказательство можетъ быть яснѣе того, что воспитанъ я бабкою – блаженною женой? Говорю о знаменитой Макринѣ, отъ которой изучалъ я изреченія блаженнаго Григорія Неокесарійскаго, которыя она запечатлѣла въ сердцѣ моемъ, образуя меня догматами благочестія»[11]. Отъ Макрины Василій Великій возвратился въ домъ родителей. Теперь отецъ занялся первоначальнымъ обученіемъ его, здѣсь же отъ ученаго отца даровитый сынъ слушалъ первые уроки краснорѣчія[12]. Конечно, не могъ онъ получить въ домѣ родителей совершеннаго умственнаго образованія, но за то здѣсь подъ руководствомъ матери и сестры Макрины, женщины благочестивой, завершилось его нравственное воспитаніе, начатое бабкою Мавриной. Св. Григорій Нисскій, самъ вышедшій изъ этого домашняго училища, изобразилъ, какъ воспитывалась сестра его Макрина. «Мать сама заботилась, пишетъ онъ, объ образованіи дочери своей, но не о томъ внѣшнемъ образованіи, которое дѣти обыкновенно почерпаютъ изъ стихотворческихъ произведеній... Юная дочь изучала то, что мать находила для нея удобопонятнымъ изъ богодухновеннаго Писанія, особенно Премудрость Соломонову, и еще болѣе то, что служитъ къ образованію нравственной жизни (вѣроятно Притчи). Она также была знакома и съ книгою Псалмовъ, и въ свое время прочитывала изъ нихъ свою долю. Вставала ли съ ложа, принималась ли за ученіе, отдыхала ли предъ обѣдомъ или послѣ обѣда, идучи ко сну, стоя на молитвѣ, вездѣ она имѣла при себѣ Псалтирь, какъ добрую спутницу, которая никогда не отлучается отъ своей подруги»[13]. Такое же, конечно, воспитаніе получилъ и св. Василій Великій и остальныя дѣти, изъ которыхъ нѣкоторыя за свою жизнь признаны Церковію святыми[14]. И замѣчательно, что великіе отцы Церкви, какъ Василій Великій, Іоаннъ Златоустъ, первые спасительные уроки въ истинахъ вѣры и въ христіанскомъ благочестіи получили отъ благочестивыхъ женщинъ, и послѣднія имѣли громадное вліяніе на складъ жизни своихъ питомцевъ. Поэтому справедливо замѣчаетъ риторъ Ливаній по поводу воспитанія Іоанна Златоуста его матерію Анѳусою: «какія удивительныя женщины у христіанъ». Подъ такимъ же благотворнымъ руководствомъ находился и Василій Великій. Мягкая и впечатлительная натура дитяти не могла не поддаться вліянію окружающихъ его родственниковъ и нѣжно-любящихъ сердецъ. Разсказы о бѣдствіяхъ, которыя претерпѣли его предки во время жестокаго Максиминова гоненія, весьма рано также должны были посѣять въ его душѣ начатки той твердости, энергій и непоколебимаго мужества, которыя составляли отличительную черту его характера. Такъ еще съ дѣтства, подъ вліяніемъ столькихъ разнообразныхъ и сильныхъ впечатлѣній, дѣйствовавшихъ на Василія Великаго, одновременно должно было начаться развитіе его въ одномъ извѣстномъ направленіи, чтобы образовать изъ него сильную и цѣльную личность. Дѣйствительно, еще въ юношескихъ лѣтахъ опредѣлилось благочестивое, аскетическое направленіе Василія Великаго.
Для продолженія свѣтскаго образованія родители отправили св. Василія въ извѣстныя тогда языческія школы. Посылая туда, родители были спокойны относительно его религіозныхъ убѣжденій, которыхъ не могло поколебать изученіе языческой литературы подъ руководствомъ наставниковъ-язычниковъ, потому что у него сложился извѣстный взглядъ на жизнь и на изучаемыя имъ свѣтскія науки – взглядъ, который потомъ онъ высказываетъ юношамъ въ видѣ совѣта. «При всѣхъ своихъ занятіяхъ и стремленіяхъ, говоритъ Василій Великій, юноши должны имѣть одну цѣль – достиженіе вѣчной блаженной жизни на небѣ, а потому изъ всѣхъ благъ жизни должны считать полезнымъ только то, что содѣйствуетъ достиженію этой цѣли. Все же прочее, что не содѣйствуетъ этому или противодѣйствуетъ, считать без полезнымъ или вреднымъ». Далѣе Василій Великій показываетъ, что въ эту блаженную жизнь вводитъ св. Писаніе, образующее насъ посредствомъ ученій таинственныхъ. Что же касается наукъ свѣтскихъ, то, чтобы не терять безполезно времени, нужно сматривать каждую изъ наукъ и изъ всякой науки избирать только то, что ведетъ къ цѣли нашей жизни. «А поелику, говорить св. Василій Великій, до такой жизни нужно достигать съ помощію добродѣтели, то въ похвалу ея много сказано стихотворцами, много историками и еще болѣе мужами любомудрыми (философами): на такія то сочиненія и должно обращать вниманіе». Св. Baсилій Великій даже совѣтуетъ тѣмъ, которые не въ состояніи подражать высокимъ добродѣтелямъ евангельскаго ученія, «слѣдовать, по крайней мѣрѣ, поступкамъ мужей давно минувшихъ временъ, свѣдѣнія о которыхъ сохранились въ сочененіяхъ стихотворцевъ и историковъ» [15]. Таковы были его убѣжденія относительно свѣтскихъ наукъ и эти убѣжденія, конечно, не мѣшали ему быть истиннымъ христіаниномъ.
Сначала Василій Великій отправился для продолженія образованія въ Кесарію Каппадокійскую. Самъ Василій Великій назавываетъ ее городомъ обильнымъ учеными льдьми[16] Здѣсь онъ учился краснорѣчію и скоро своими дарованіями и образомъ мыслей превзошелъ сверстниковъ своихъ, сдѣлался извѣстнымъ епископу Діонисію и другимъ знатнѣйшимъ гражданамъ, но особенно поражало всѣхъ, по словамъ Григорія Богослова[17], его высокое благочестіе въ такомъ раннемъ возрастѣ. Тогда уже, по словамъ Григорія Богослова, онъ обнаруживалъ «ученость выше возраста и твердость нрава выше учености. Онъ былъ риторомъ между риторами еще до каѳедры софиста, философомъ между философами еще до выслушанія философскихъ положеній, а что всего важнѣе – іереемъ для христіанъ еще до священства»[18].
Въ Кесаріи же онъ познакомился и съ Григоріемъ Богововомъ, съ которымъ онъ потомъ сталъ въ дружескія отношенія. Изъ Кесаріи Василій Великій отправился въ Константинополь, гдѣ слушалъ лекціи по краснорѣчію и философии[19].
Наконецъ, для довершенія образованія отправился въ знаменитыя Аѳины, центръ тогдашней образованности. Это былъ городъ, который Григорій Богословъ въ своемъ похвальномъ словѣ называетъ «обителію наукъ».
Св. Василій Великій, на нервыхъ же порахъ по прибытіи въ Аѳины, сталъ пользоваться уваженіемъ среди своихъ товарищей, чему способствовалъ Григорій Богословъ, который напередъ пред расположилъ ихъ къ Василію, разсказывая о необыкновенной силѣ ею краснорѣчія[20]. Впрочемъ, нѣкоторые вступили въ споръ съ нимъ, чтобы подорвать его авторитетъ, стараясь представитъ его человѣкомъ, не понимающимъ самыхъ простыхъ истинъ, и Григорій Богословъ сначала было сталъ на сторону противниковъ Василія, чтобы поддержать славу аѳинскихъ учениковъ, но когда разгадалъ цѣль спора, то перешелъ на сторону Василія и далъ такой оборотъ дѣлу, что Василій одержалъ верхъ[21]. Этотъ случай еще болѣе возвысилъ Василія Великаго во мнѣніи товарищей и послужилъ къ большему сближенію съ Григоріемъ Богословомъ. Однако, не смотря на такой пріемъ, Аѳины на первый разъ произвели непріятное впечатлѣніе на Василія и онъ называлъ ихъ обманчивымъ блаженствомъ. Впрочемъ, такому разочаровыванію были серьезныя основанія. Аѳины въ то время болѣе другихъ городовъ были привязаны къ языческимъ богамъ, городъ былъ наполненъ идолами. Большинство учителей, державшееся язычества, поддерживало суевѣріе, представляя дѣло религіи въ тѣсной связи съ просвѣщеніемъ. Духъ св. Василія, воспитанный въ христіанскомъ благочестіи, раздражался при видѣ постыднаго идолопоклонства. Кромѣ того, сами ученые страдали корыстолюбіемъ и тщеславіемъ, каждый изъ нихъ желалъ привлечь какъ можно болѣе слушателей, что составляло ихъ гордость. Самое краснорѣчіе у такихъ честолюбцевъ, домогавшихся рукоплесканій, доходило до пустословія. Ко всему этому не могъ равнодушно относиться Василій Великій, домогавшійся истины изъ любви къ ней.
Св. Григорій Богословъ старался успокоить его, убѣждалъ не судить по первымъ впечатлѣніямъ, напоминая, что ихъ главная цѣль – стремиться къ духовному любомудрію, къ устроенію жизни по духу Христову[22]. Когда открылось такое единство ихъ цѣли, они сблизились между собою, чтобы лучше устроить свои занятія и опредѣлить свои отношенія къ товарищамъ и свой образъ жизни. «Мы стали тогда другъ для друга все, говоритъ Григорій, и товарищи и сотрапезники и родные»[23].
Въ такомъ шумномъ городѣ, какъ Аѳины, полномъ идоловъ, друзья не увлеклись ни прелестями разгульной и веселой жизни аѳинской молодежи, ни языческими суевѣріями. Они жили изолрованно отъ другихъ, какъ совершенные иноки, хотя въ это время не были еще крещены «Намъ извѣстны были, говоритъ Григорій, двѣ дороги: одна – это первая и превосходнѣйшая – вела къ нашимъ священнымъ храмамъ и къ тамошнимъ учителямъ; и другая – это вторая и неравнаго достоинства съ первой – вела къ наставникамъ наукъ внѣшнихъ. Другія же дороги – на праздники, на зрѣлища, народныя стеченія, на пиршества, предоставляли мы желающимъ. Ибо и вниманія достойнымъ не почитаю того, что не ведетъ къ добродѣтели, и не дѣлаетъ лучше своего любителя»[24]. Уже по такой жизни можно было предвидѣть, что изъ этихъ юношей воспитаются мужи строгаго благочестія и о крѣпкой силы воли, готовые жертвовать всѣмъ за неприкосновенность своихъ убѣжденій.
Въ Аѳинахъ Василій Великій превосходно изучилъ грамматику, геометрію, алгебру, астрономію, медицину, но главное вниманіе обращалъ на краснорѣчіе и философію. Всѣ эти науки, по словамъ Григорія Богослова, были изучены имъ съ такою основательностію, съ какою другой не изучаетъ и одного предмета; а въ діалектикѣ онъ былъ такъ силенъ, что легче было выйдти изъ лабиринта, нежели избѣжать сѣтей его слова[25]. Познакомившсь въ Аѳинахъ съ ученіемъ Платона и другихъ философовъ, изъ всего этого Василій Великій вынесъ тотъ взглядъ, что философія, въ ея лучшихъ представителяхъ, служитъ приготовленіемъ ко христіанству и что для образованія христіанина необходимо изученіе философіи для болѣе яснаго пониманія св. Писаніи и для борьбы съ язычествомъ и ересями, что онъ и доказалъ въ своей жизни. Но въ то же время Аѳины дали возможность убѣдиться ему на примѣрѣ наставниковъ, что одна наука, безъ руководства христіанскаго вѣроученія, не можетъ привести къ истинному Богу. Наконецъ, Аѳины множествомъ идоловъ, находившихся въ нихъ, и безсиліемъ ученыхъ защищать языческія вѣрованія дали сложность осязательнѣе убѣдиться въ превосходствѣ христіанскаго вѣроученія. «Для другихъ душепагубны Аѳины, говоритъ Григорій Богословъ, потому что изобилуютъ идолами, мы же тамъ научились презирать демоновъ, гдѣ имъ удивляются»[26].
Неутомимое прилежаніе Василія Великаго и Григорія Богослова, обширная ученость, ихъ неизмѣнная дружба и высоки нравственность сдѣлали ихъ извѣстными не только въ Аѳинахъ, но и въ цѣлой Греціи. «Кто только зналъ Аѳины, говоритъ Григорій Богословъ, тотъ слышалъ и говорилъ о нашихъ наставникахъ, а кто зналъ о нашихъ наставникахъ, тотъ слышалъ и говорилъ о насъ»[27].
Около пяти лѣтъ пробылъ Василій Велилій въ Аѳинахъ. Закончивши курсъ наукъ, друзья спѣшатъ теперь на родину. Но ихъ сильно удерживали Аѳины. Василій, какъ человѣкъ болѣе твердаго характера, не смотря на слезныя просьбы друзей, оставилъ Аѳины, а Григорій склонился на эти просьбы и остался въ Аѳинахъ. Итакъ друзья разстались. «И совершилось, говоритъ Григорій, дѣло до совершенія своего невѣроятное. Ибо сіе было тоже, что разсѣчь на двое одно тѣло и умертвить насъ обоихъ»[28]. Но св. Григорій не могъ вынести разлуки. Онъ побылъ нѣсколько времени въ Аѳинахъ и потомъ, не смотря ни на что, оставилъ ихъ[29]. На родинѣ Василій не засталъ своего отца въ живыхъ. Мать его вмѣстѣ съ дочерью Макриной проводили жизнь въ монастырѣ, ими основанномъ на берегу р. Ириса. Братъ Ненктарій также проводилъ жизнь въ монашескихъ подвигахъ въ пустынной уединеніи. Такимъ образомъ, вся обстановка семейной жизни Василія Великаго представляла ему сильныя побужденія немедленно, по прибытіи на родину, начать ту уединенную жизнь, о которой онъ мечталъ вмѣстѣ съ Григоріемъ, къ которой стремился еще въ Аѳинахъ. Но Кесарія и Неокесарія наперерывъ просили къ себѣ этого молодаго ученаго. Противъ воли онъ долженъ былъ удовлетворить настоятельнымъ просьбамъ гражданъ и показать нѣсколько опытовъ краснорѣчія какъ въ званіи адвоката въ Кесаріи[30], такъ и въ должности учителя краснорѣчія въ Неокесаріи[31]. Вездѣ онъ имѣлъ самый полный успѣхъ, ему рукоплескали. Сестра Василія, Макрина, опасаясь, какъ бы ея молодой братъ отъ такихъ восторженныхъ рукоплесканій не возъимѣлъ о себѣ слишкомъ высокаго мнѣнія и не увлекся свѣтскою жизнію, постаралась дать ему наставленіе, чтобы онъ предпочелъ богатую и веселую жизнь скудной и простой, ведущей ко спасенію[32]. Но св. Василій поспѣшилъ успокоить ее, показавъ словомъ и дѣломъ, что онъ далекъ отъ того, чтобы придавать какое-нибудь значеніе похваламъ, разсыпавшимся предъ нимъ повсюду, что онъ вовсе не разположенъ жить для «зрѣлищъ и напоказъ». Внушеніе Макрины было для него какъ бы толчкомъ, послѣ котораго онъ окончательно рѣшился вести жизнь уединенную. Онъ оставляетъ теперь свѣтскія науки, которыя не дали ему того, къ чему стремилась его душа, онъ даже сожалѣлъ о времени, употребленномъ на изученіе ихъ, потерянномъ безплодно для души. Ему хотѣлось имѣть, насколько возможно, ясное понятіе о Верховномъ Существѣ, онъ желалъ знать путь къ сближенію съ Нимъ, но о всемъ этомъ опредѣленныя понятія могло дать только Евангеліе, а никакая изъ свѣтскихъ наукъ. Теперь онъ съ большимъ вниманіемъ началъ читать Евангеліе. При этомъ чтеніи особенно заняло его наставленіе Господа Іисуса Христа, данное юношѣ искавшему спасеніе: аще хощти совершенъ быти, иди, продаждъ имѣніе твое и даждь нищимъ, и имѣти имаши сокровище на небеси (Мат. 19, 21). Это еще болѣе придало ему рѣшительности вести уединенную жизнь[33]. Въ это время св. Василій и принялъ крещеніе отъ епископа Кесарійскаго Діанія[34]. Но иноческая жизнь, полная лишеній и искушеній, не могла не представляться ему трудною, а потому онъ хотѣлъ найти человѣка, который бы рѣшился пройти съ нимъ этотъ трудный путь и быть ему, если не наставоикомъ и руководителемъ, то по крайней мѣрѣ собесѣдникомъ. Такимъ человѣкомъ могъ быть для него только Григорій. Друзья еще въ Аѳинахъ дали обѣщаніе посвятить себя монашеской жизни. Но теперь Григорій не могъ сдержать своего обѣщанія по причинѣ жестокой болѣзни матери, за которой онъ долженъ былъ ухаживать[35]. Послѣ такого отвѣта со стороны своего друга св. Василій рѣшился образовать свой монастырь. Но чтобы собрать въ монастырь все лучшее, что выработано было долголѣтнимъ опытомъ великихъ подвижниковъ онъ рѣшился посѣтить послѣднихъ. «Много, говоритъ Василій Великій, я нашелъ такихъ мужей въ Александріи, много въ другихъ мѣстахъ Египта; видѣлъ такихъ мужей въ Палестинѣ, Кесаріи и Месопотаміи, удивлялся ихъ воздержанію въ пищѣ, неутомимости въ молитвахъ и я желалъ быть подражателемъ сихъ людей, сколько мнѣ нужно»[36]. Но онъ нигдѣ не остался у пустынниковъ, желая жить ближе къ обществу, чтобы въ случаѣ нужды принести ему посильную помощь, тѣмъ болѣе, что раздоры и несогласія въ Церкви, причиняемые аріанами, заставляли его спѣшить въ отечество, куда также стало проникать аріанство.
Возвратившись въ отечество, онъ поселился невдалекѣ отъ Неокесаріи на берегу р. Ириса, на противоположной сторонѣ которой жили мать его и сестра. Мѣсто это было удобно для монашеской жизни, «вполнѣ соотвѣтствовало моему нраву», говоритъ Василій. Какъ видно изъ письма его къ Григорію, оно было окружено горами, у подошвы которыхъ разстилалась прекрасная плодоносная долина. Одинъ только ходъ велъ къ мѣсту, которое избралъ Василій. Оно было пустынно; рѣдко только можно было видѣть охотниковъ[37]. Въ такое то мѣсто удалился Василій Великій еще въ юношескихъ лѣтахъ послѣ совершенія ученаго путешествія во всѣ знаменитыя школы, послѣ блистательнаго окончанія курса наукъ!
Однако въ монастырѣ Василій устраиваетъ жизнь общежительную и послѣднюю предпочитаетъ жизни пустыннической. Онъ желалъ, чтобы монахи жили не порознь, а обществами. Такую жизнь онъ считалъ весьма назидательною и полезною, а уединенную весьма опасною. Такъ думалъ онъ потому, что каждый человѣкъ въ извѣстныхъ случаяхъ имѣетъ необходимую нужду вь помощи другихъ, что законъ дѣятельнаго человѣколюбія не можетъ быть исполненъ въ уединеніи. Далѣе, разные духовные дары и силы только въ обществѣ могутъ служить другимъ во благо: несовершенный въ обществѣ скорѣе исправляется примѣромъ и наставленіями болѣе совершенныхъ. Главную же опасность уединенной жизни онъ полагалъ въ томъ, что она легко дѣлаетъ человѣка самолюбивымъ и гордымъ. Наконецъ, не имѣя возможности проявить свою дѣятельность, человѣкъ не можеть обнаружить предъ собою ни своихъ недостатковъ, ни своихъ успѣховъ въ добродѣтели[38]. Василій Великій не провелъ и трехъ лѣтъ въ своей пустынѣ, какъ послѣдняя получила видъ цѣлой обители или монастыря. Тамъ собралось уже много людей, желавшихъ подвизаться вмѣстѣ съ Василіемъ. Кромѣ того онъ самъ ходилъ по городамъ и селамъ Понтійской области[39], утверждая въ православной вѣрѣ и убѣждая вести жизнь подвижническую. Вслѣдствіе этого въ разныхъ мѣстахъ Понтійской области основывались монастыри, – какъ мужскіе, такъ и женскіе, – которые также пользовались его руководствомъ и попеченіемъ[40]. Въ монастырь къ Василію, послѣ двукратнаго приглашенія, наконецъ прибылъ Григорій (онъ всегда отказывался по причинѣ сыновнихъ обязанностей) и жилъ съ съ нимъ нѣсколько времени. Впослѣдствіи онъ съ восхищеніемъ описываетъ полную самоотверженія жизнь Василія въ монастырѣ. «Хижина, пишетъ Григорій, въ которой жилъ Василій не имѣла ни кровли, ни дверей, дымъ не выходилъ изъ нея, потому что не было ни очага, ни огня на немъ. Только сухой хлѣбъ, о который ломались зубы, и вода составляли обѣдъ его: носилъ зимой и лѣтомъ одну рубашку и власяницу, спалъ на голой землѣ, старался изнурять тѣло тяжелыми физическими трудами: рубилъ дрова, садилъ и поливалъ деревья въ саду, обрабатывалъ огородъ и перетаскивалъ на плечахъ своихъ огромныя тяжести, чтобы уровнять мѣсто»[41]. Здѣсь также друзья снова погружаются въ научныя занятія. Но теперь они изучали не внѣшнюю языческую мудрость, но «христіанское любомудріе», – занимались изученіемъ св. Писанія, церковныхъ писателей и между ними преимущественно Оригена, изъ лучшихъ сочиненій котораго они сдѣлали извлеченія, извѣстныя подъ именемъ «филокаліи», впрочемъ не раздѣляя его неправильныхъ мнѣній[42].
Руководство Василія Великаго монастыремъ было весьма благотворно для жившихъ тамъ. Василій прежде всего своимъ примѣромъ руководилъ братію, а затѣмъ говорилъ имъ и поученія, извѣстныя подъ именемъ «слово подвижническое». Во всѣхъ этихъ поученіяхъ онъ проводитъ мысль, что монахъ подобенъ воину, который постоянно долженъ вести борьбу съ духовнымъ врагомъ – діаволомъ; постоянно убѣждаетъ монашествующихъ къ ревностному и постоянному духовному подвигу[43], Когда же не только пустыня св. Василія наполнялась монахами, но и во всѣхъ другихъ мѣстахъ Понтійской области, по наставленіямъ его, основывались подобныя общества, тогда онъ составилъ для братіи монашескія правила съ убѣдительнымъ предисловіемъ ревностно и постоянно сохранять ихъ. Правила эти сохранились до нашего времени подъ именемъ «правилъ пространныхъ». Они имѣютъ видъ собесѣдованія. Сперва братія дѣлають какой-либо вопросъ ему, потомъ слѣдуетъ отвѣтъ св. Василія, въ которомъ и заключается правило. Эти правила состоятъ изъ 55 вопросовъ и отвѣтовъ[44]. Кромѣ этихъ «пространныхъ правилъ» св. Василій писалъ еще въ томъ же самомъ видѣ «правила краткія», вѣроятно для разрѣшенія разныхъ недоумѣній, которыя открывалъ ему тотъ или другой изъ братій. Онѣ состоятъ изъ 330 вопросовъ съ отвѣтами[45].
Живя въ монастырѣ, св. Василій выступалъ иногда и на общественное служеніе. Приблизительно съ 359 г. начинается его общественная дѣятельность, хотя и не въ тѣхъ размѣрахъ, какъ въ его пресвитерское и особенно въ епископское служеніе. Прежде чѣмъ приступить къ описанію этой дѣятельности, необходимо бросить краткій взглядъ на положеніе аріанства, съ который пришлось столкнуться на первыхъ порахъ Василію Великому.
Аріанамъ въ то время удалось привлечь на свою сторону императора Констанція, обманомъ и насиліемъ занять большинство епископскихъ каѳедръ. Главными защитниками аріанства были Аэцій и ученикъ его Евномій, которые проповѣдывали, что Сынъ Божій различенъ отъ Бога Отца по существу своему и не равенъ Ему (ἐτεροούσιος). Средину между православными и аріанами составляли полуаріане, которые, отвергая единосущіе Сына Божія съ Богомъ Отцемъ, отвергали и различіе, считая Сына Божія подобосущнымъ Богу Отцу (ὀμοιούσιος). Во главѣ послѣднихъ стояли Василій, еп. анкирскій и Георгій, еп. Лаодикійскій. Какъ аріане, такъ и полуаріане изложили свое ученіе въ символахъ; первые на соборѣ сирмійскомъ (357), вторые на соборѣ анкирскомъ (358). Для прекращенія этихъ споровъ Констанцій рѣшилъ собрать вселенскій соборъ въ 359 г. Но аріанскіе епископы, опасаясь соединенія полуаріанъ съ православными, предложили раздѣлиться собравшимся епископамъ на два собора съ тѣмъ, чтобы восточные собрались въ Селевкіи Исаврійской, а западные въ Римини, италійскомъ городѣ, и чтобы тѣ и другіе представили свои заключенія императору чрезъ довѣренныхъ епископовъ. Въ Римини большинствомъ православныхъ рѣшено было держаться символа никейскаго. Въ Селевкіи, гдѣ большинство было аріанъ, хотя и соглашались принять Никейскій символъ, но безъ слова «единосущный» (ὀμοούσιος)[46].
Нужды вселенской церкви заставили св. Василія на время покинуть свое уединеніе и предпринять отдаленное путешествіе за предѣлы своего отечества. Такъ вмѣстѣ съ уполномоченными епископами отъ собора селевкійскаго прибылъ въ Константинполь и Василій Великій. Епископы пригласили его съ собою какъ человѣка, извѣстнаго тогда своимъ умомъ, благочестивою жизнію и знаніемъ православнаго вѣроученія. И дѣйствительно, онъ имѣлъ пренія съ еретиками въ Константинополѣ и его окрестностяхъ, на что онъ потомъ указываетъ въ одномъ изъ своихъ писемъ (п. 223).
Печальныя послѣдствія имѣлъ соборъ селевкійскій[47]. Большинство православныхъ епископовъ было низложено, а остальныхъ императоръ заставилъ подписать двусмысленный полуаріанскій символъ. Одни изъ подписавшихся епископовъ, по словамъ Григорія Богослова, «стали поборниками и покровителями нечестія, другіе были поражены страхомъ или порабощены нуждою, или уловлены ласкательствомъ, или вовлечены по невѣдѣнію»[48]. Къ числу послѣднихъ принадлежалъ и Діаній, еп. кесарійскій, подписавшій аріанскій символъ, отъ чего произошло замѣшательство въ церкви кесарійской. Св. Василій такъ заботился о чистотѣ вѣры и такъ глубоко понималъ догматы ея, что прервалъ общеніе съ Діаніемъ, не смотря на уваженіе, которое онъ питалъ къ нему за его смиреніе, великодушіе и кротость, и удалился изъ Кесаріи[49], а чтобы оградить жителей Понта отъ ереси, изложилъ истинное ученіе о Сынѣ Божіемъ[50], основываясь на св. Писаніи и на мнѣніи свв. отцевъ. Въ этомъ же посланіи онъ изложилъ ученіе о св. Троицѣ, стараясь выяснить смыслъ тѣхь мѣстъ св. Писанія, на которыя ссылаются еретики, а въ заключеніи убѣждалъ заботиться объ очищеніи своего сердца, какъ необходимомъ условіи къ возможно ясному созерцанію Бога.
Предъ смертію Діаній раскаялся, что онъ подписалъ символъ въ простотѣ сердца, между тѣмъ никогда не думалъ отступать отъ ученія отцевъ Никейскаго собора. Тогда Василій возобновилъ съ нимъ общеніе[51], хотя продолжалъ жить въ Понтѣ, гдѣ занимался составленіемъ правилъ для пастырей[52].
Въ царствованіе Юліана Отступника отлучки св. Василія изъ монастыря стали чаще и необходимѣе въ виду притѣсненій Юліана[53]. Василій Великій всенародно убѣждалъ держаться догматовъ, не оскверняться жертвами, увѣрялъ, что замыслы преступника скоро разрушатся[54]. Самъ Юліанъ, какъ видно изъ слова Григорій Богослова противъ Юліана, старался отдѣлаться отъ Василія и Григорія Богослова, такъ какъ зналъ ихъ за рьяныхъ защитиковъ вѣры и искреннихъ друзей, но замыслы Юліана не осуществились по причинѣ его смерти[55].
Къ тому же времени относятъ написаніе Василіемъ сочиненія «противъ Евномія», въ которомъ онъ опровергаетъ защитительную рѣчь Евномія, извѣстную подъ именемъ «апологіи». Св. Василій подробно останавливается на каждомъ пунктѣ ученія Евномія и разбиваетъ ихъ, защищая православное ученіе объ единосущій Сына Божія и Духа Святаго съ Богомъ Отцемъ[56]. Въ этомъ сочиненіи видѣнъ возвышенный благородный тонъ, въ какомъ св. Василій обличаетъ своего противника и высказываетъ отъ свои мнѣнія. На дерзкія возраженія Евномія онъ отвѣчаетъ или молчаніемъ, или ограничивается однимъ указаніемъ на дерзость противника и не входитъ въ діалектическія тонкости, по его мнѣнію, безплодныя для ума и сердца. Онъ разбираетъ діалектическія построенія на составныя части, такъ что читатель самъ видитъ пустоту ихъ, или же только указываетъ на еретическое ученіе, не входя въ подробную полемику. Свои мысли св. Василій подтверждаетъ словами св. Писанія, при чемъ подбираетъ тексты, прямо подтверждающіе его мысли. Вообще все сочиненіе противъ Евномія отличается строгостію порядка, силою и послѣдовательностію мысли[57]. Опроверженіе такого авторитетнаго человѣка, какъ Евномій, который въ то время былъ главою крайнихъ аріанъ, конечно, было большимъ ударомъ для аріанства. Въ тоже время сочиненіе противъ Евномія могло служить прекраснымъ пособіемъ для православныхъ пастырей въ борьбѣ съ аріанствомъ, не настолько сильныхъ въ знаніи Слова Божія. Съ другой стороны оно доставило св. Василію извѣстность богослова, такъ что впослѣдствіи къ нему стали обращаться за рѣшеніемъ недоумѣній и епископы, напр., Амфилохій, еп. иконійскій[58], которому Василій въ отвѣтъ написалъ ученіе о св. Духѣ.
Вскорѣ св. Василію открылось болѣо широкое поприще для служенія на пользу церкви. Евсевій, еп. кесарійскій, преемникъ Діанія, занимавшій прежде гражданскую должность и посвященный во епископа изъ оглашенныхъ и потому мало знакомый съ вѣроученіемъ православной церкви, занявъ кесарійскую каѳедру, не могъ не чувствовать себя безсильнымъ, чтобы съ успѣхомъ противодѣйствовать аріанамъ, которые пользовались покровительствомъ императора Валента; поэтому нуждался въ помощникѣ-руководителѣ, кокорый бы въ состояніи былъ вести борьбу съ хитрыми врагами и тѣмъ способствовать умиротворенію церкви. Конечно, онъ прежде всего обратилъ вниманіе на св. Василія, который уже заявилъ себя защитникомъ православія въ опроверженіи апологіи Евномія. Василій могъ быть для него правою рукою. Онъ много уже времени занимался св. Писаніемъ, наставленіемъ иноковъ, много времени уже управлялъ ими въ обителяхъ.
Итакъ выборъ Евсевія палъ на св. Василія и онъ былъ посвященъ въ санъ пресвитера въ 364 г. Григорій Богословъ, не одобряя безпорядочнаго обычая, вкравшагося тогда въ церковь, возводить на епископскія каѳедры людей, мало извѣданныхъ въ благочестіи, людей, не занимавшихъ до того никакихъ должностей, – напротивъ считаетъ св. Василія достойнымъ сана, говоритъ, что «многообъемлющій и великій Василій служитъ образцомъ для многихъ, какъ всѣмъ прочимъ, такъ и соблюденіемъ порядка и въ этомъ, т. е. онъ восходитъ на церковныя степени постепенно»[59].
Василій Великій, имѣвшій сильное влеченіе къ жизни уедиченной, сначала отказывался отъ пресвитерскаго сана, который долженъ былъ ввести его въ общество, но, по вліянію Григорія Богослова[60], который указывалъ на будущее полезное его служеніе среди смутъ, производимыхъ еретиками, принялъ санъ пресвитера. Теперь Василій Великій всецѣло предался новому служенію, такъ что отказывался отъ переписки съ друзьями. Однако, сдѣлавшись пресвитеромъ, онъ не перемѣнилъ прежняго образа жизни и въ столицѣ онъ жилъ также строго, какъ и въ пустынѣ. Множество дѣлъ не отвлекли его отъ прежняго поста и постоянной молитвы[61].
Но скоро Евсевій сталъ выражать свое нерасположеніе къ Василію, вѣроятно изъ зависти къ нему, какъ неутомимому сотруднику, который сталъ теперь пользоваться всеобщимъ уваженіемъ. Григорій Богословъ говоритъ, что Евсевій оскорблялъ его и даже не допускалъ къ себѣ. Объ отношеніяхъ епископа къ пресвитеру скоро узнала вся паства кесарійская. Монашествующіе въ обителяхъ св. Василія, будучи совершенно увѣрены въ святости своего руководителя, чрезвычайно оскорбились сдѣланнымъ ему безчестіемъ и рѣшились явно и совершенно отдѣлиться отъ общенія съ тамошнею церковію. Тогда Василій, человѣкъ мира и согласія, опасаясь какъ бы отдѣленіе монаховъ не увлекло за собою и весьма многихъ жителей Кесаріи, удалися, по совѣту Григорія, въ пустыню, куда послѣдовалъ съ нимъ св. Григорій[62]. Но скоро время и обстоятельства на столько смягчили нерасположеніе еп. Евсевія къ Василію, что онъ готовъ былъ первый написать ему. Дѣло въ томъ, что со стороны аріанъ угрожала теперь опасность. Валентъ объявилъ себя покровителемъ аріанства и всюду старался вводить его силою. Тоже самое онъ хотѣлъ сдѣлать и въ церкви кесарійской, которая только одна оставалась правовѣрною. Онъ рѣшился самъ отправиться въ Кесарію. Надѣясь на неопытность кесарійскаго еп. Евсевія, на отсутствіе св. Василія, на разногласіе между нимъ и Евсевіемъ и на то, что кесарійская паства отъ этого разногласія раздѣлилась, онъ рѣшительно полагалъ, что присутствіемъ своимъ непремѣнно одержитъ верхъ и введетъ аріанство въ церкви кесарійской[63].
Услышавъ о замыслѣ Валента, церковь кесарійская почувствовала великую потерю въ св. Василіѣ. Въ виду такихъ обстоятельствъ еп. Евсевій рѣшился примириться съ св. Василіемъ.
Послѣдній, узнавши о намѣреніи еп. Евсевія, самъ пришелъ въ Кесарію прежде епископскаго приглашенія. Первымъ дѣломъ св. Василія, по прибытіи въ Кесарію, было – примириться съ предстоятелемъ церкви Евсевіемъ, выразить свое уваженіе къ нему и самымъ дѣломъ увѣрить другихъ въ дружбѣ съ епископомъ. Дѣйствительно, теперь усиліями Василія кесарійская церковь была спасена отъ аріанъ, потому что Василій былъ ея пастыремъ, хотя и не былъ еще епископомъ. Онъ былъ для своего предстоятеля, по словамъ св. Григорія, «добрымъ совѣтникомъ, правдивымъ предстателемъ, истолкователемъ Слова Божія, наставникомъ въ дѣлахъ, жезломъ старости, опорою вѣры, самымъ вѣрнымъ въ дѣлахъ внутреннихъ, самымъ дѣятельнымъ въ дѣлахъ внѣшнихъ... Когда явилось еретическое полчище, то онъ боролся съ нимъ со всею ревностію, мужествомъ и благоразуміемъ. Онъ давалъ совѣты, готовилъ къ сраженію и удалялъ всѣ преграды; иныхъ вновь присовокуплялъ къ себѣ, иныхъ удерживалъ, иныхъ отражалъ. Для правовѣрныхъ онъ столь же былъ спасительнымъ огражденіемъ, какъ твердая стѣна, для хулителей Божественной Троицы столь гибельнымъ, какъ острая сѣкира и огонь всепожирающій»[64]. Вслѣдствіе такой дѣятельности св. Василія замыслы Валента не имѣли силы.
Кромѣ того, еще въ санѣ пресвитера Василій много разъ ходатайствовалъ по дѣламъ церкви предъ свѣтскимъ правительствомъ, былъ заступникомъ бѣднымъ и рѣшалъ спорныя дѣла[65]. Доказательствомъ участія Василія Великаго въ положеніи притѣсняемыхъ людьми сильными служатъ многія письма, писанныя имъ въ то время къ разнымъ лицамъ[66].
Въ пресвитерское служеніе Василій также продолжалъ учреждать монастыри, писалъ для нихъ уставы и дѣлалъ постоянна наставленія чрезъ посланія[67]. Его стараніемъ были открыты благотворительныя учрежденія, кромѣ Кесаріи, и въ другихъ городахъ и селеніяхъ округа[68].
Изъ періода пресвитерской дѣятельности св. Василія необходимо упомянуть объ одномъ благотворительномъ дѣлѣ, весьма важномъ для характеристики св. Василія, какъ человѣка съ практическимъ направленіемъ и какъ человѣка сильнаго въ словѣ. Этотъ фактъ проливаетъ свѣчъ и на характеръ проповѣднической его дѣятельности, которая также отличилась практическимъ правленіемъ. Въ 368 году въ капподокійской области была холодная зима и безъ снѣга, а весна сухая, такъ что хлѣбъ или не вышелъ изъ земли, или посохъ. Слѣдствіемъ этого явился страшный небывалый голодъ; настало всеобщее бѣдствіе. Несчастіе увеличивалось еше тѣмъ, что богатые, у которыхъ были большіе запасы хлѣба, стали продавать его тѣмъ дороже, чѣмъ болѣе увеличивался голодъ. Многіе отъ голода лишились жизни. Бѣдные, по словамъ св. Василія, бросали дѣтей своихъ къ воротамъ богатыхъ, но послѣдніе не обращали на нихъ вниманія[69]. Какъ истинный пастырь, любящій своихъ пасомыхъ, онъ спѣшитъ къ нимъ на помощь среди такихъ бѣдствій. Особенно возмущенный неспроведливостію богатыхъ, онъ является на каѳедру и силою своего слова отворяетъ житницы богатыхъ. Слово, сказанное имъ, полно сиды и убѣжденія и при томъ въ высшей степени краснорѣчиво. Но этимъ однимъ энергическая натура св. Василія не удовольствовалась. «Онъ, по словамъ Григорія, собираетъ въ одно мѣсто уязвленныхъ гладомъ, а иныхъ даже едва дышащихъ, мужей и женъ, старцевъ, весь жалкій возрастъ, испрашиваетъ всякаго рода снѣди, какими только можетъ быть утоленъ голодъ, выставляетъ котлы, полные овощей и солевыхъ припасовъ, какими питаются у насъ бѣдные, потомъ, подражая служенію Самого Христа, который, препоясавшись лентіемъ, не погнушался умыть ноги ученикамъ, при содѣйствіи своихъ рабовъ или служителей, удовлетворяетъ тѣлеснымъ потребностям нуждающихся, удовлетворяетъ и потребностямъ душевнымъ, къ напитанію присоединивъ честь и облегчивъ ихъ участь тѣмъ и другимъ»[70]. Въ этомъ уже видѣнъ человѣкъ практическаго направленія: онъ не удовлетворяется тѣмъ, чтобы растворить житницы богатыхъ посредствомъ слова, но и принимаетъ на себя роль распорядителя и вмѣстѣ слуги.
Кромѣ дѣятельнаго участія Василія Великаго во внутреннихъ дѣлахъ кесарійской церкви, онъ имѣлъ вліяніе, будучи пресвитеромъ, и на внѣшнія сношенія церкви каппадокійской съ другими церквами. Письма Василія Великаго содержатъ довольно ясное указаніе на внѣшнія сношенія церкви кесарійской, предпринимаемыя въ то время по его ревности и вліянію. Это вліяніе Василія подтверждается и словами Григорія Богослова, что со времени примиренія Василія съ епископомъ Евсевіемъ всѣ дѣла перешли дѣйствительно къ первому. Такъ церковь кесарійская, почти одна сохраняя тогда православіе, тѣмъ живѣе старалась быть въ постоянномъ общеніи съ другими церквами, чтобы успѣшнѣе вкупѣ вести борьбу съ еретиками, а этого-то общенія не было доселѣ. Епископы были раздѣлены между собою вслѣдствіе нѣкоторыхъ недоразумѣній и съ недовѣрчивостію относились другъ къ другу, а въ церкви антіохійской произошло раздѣленіе между епископомъ и паствою. Тамъ былъ поставленъ аріанами въ епископа нѣкто Мелетій, который потомъ оказался православнаго образа мыслей. Одна часть православныхъ не хотѣла принимать его, какъ поставленнаго аріанами. Вслѣдствіе этого между антіохійскою и александрійскою церквами не было общенія[71]. Разногласіе еще болѣе увеличилось, когда, по необдуманности западныхъ епископовь, въ Антіохіи былъ поставленъ на мѣсто мнимаго аріанина Мелетія одинъ пресвитеръ изъ православныхъ, нѣкто Павлинъ. Западные епископы твердо держались православія, но совершенно прекратили общеніе съ восточными церквами и, такимъ образомъ, не оказывали никакой помощи востоку въ борьбѣ съ аріанами.
Вь виду такихъ неблагопріятныхъ обстоятельствъ св. Василій начинаетъ переписку съ Аѳанасіемъ александрійскимъ[72] и Мелетіемъ антіохійскимъ и вообще всѣми способами старается соединить православныхъ епископовъ, раздѣленныхъ между собою взаимными недоразумѣніями и недовѣрчивостію другъ къ другу, старается возстановить общеніе между восточными и западными церквами. Все это было искреннимъ желаемъ св. Василія еще въ санѣ пресвитера, но гораздо обширнѣе и успѣшнѣе раскрылась его примирительная дѣятельность, когда онъ сдѣлался епископомъ.
Между тѣмъ полуаріане стали искать общенія съ православьи. Для соединенія полуаріанъ былъ назначенъ соборъ въ Лампсакѣ, на которомъ предполагалось уничтожить постановленія аріанъ, утвержденныя на соборѣ константинопольскомъ (360), и возстановить низложенныхъ ими епископовъ. Св. Василій, какъ лицо въ то время уже вліятельною, напутствуетъ еп. Евстафія, отправившагося на соборъ лампсанійскій, и другихъ съ нимъ епископовъ своими разсужденіями о Божествѣ Сына Божія, догматѣ, подвергавшемся искаженію со стороны аріанъ[73].
Далѣе мысль о соединеніи съ западомъ для водворенія мира давно уже была въ душѣ св. Василія[74]. Онъ думалъ, что для доставленія торжества православію необходимо достигнутъ покровительства западнаго императора Валентіана, державшагося православія. А это можно было сдѣлать только при помощи западный епископовъ. Вѣроятно, по вліянію св. Василія, съ этою цѣлью восточные епископы избрали изъ среды своей уполномоченныхъ для посылки на западъ, которымъ поручили войдти въ общеніе съ тогдашнимъ папою римскимъ Ливеріемъ, подписать символъ никейскій и просить помощи у западнаго императора. Избрани были для этого друзья Василія: Евстафій севастійскій, Силуань тарскій и Ѳеофилъ каставильскій[75]. Хотя они не застали на западѣ императора Валентіаніана, но чрезъ нихь было открыто общеніе съ римскою церковію и съ радостію принято на соборѣ тіанскомъ, гдѣ предсѣдательствовалъ Евсевій[76] и присутствовалъ св. Василій, какъ ближайшій его помощникъ[77].
Еще будучи пресвитеромъ, Василій имѣлъ вліяніе и на внутреннія дѣла другихъ церквей, что замѣтно изъ слѣдующаго случая[78]. По смерти еп. неокесарійскаго Музанія, который мало старался объ умиротвореніи церквей, св. Василій совѣтуетъ выбрать неокесарійцамъ ревностнаго къ общему дѣлу епископа, потому что отъ выбора ихъ будетъ зависитъ общеніе съ церковію кесарійскою или совершенное разлученіе[79].
Среди такихъ трудовъ св. Василій былъ призванъ и къ епископскому служенію.
«Оренбургскія Епархіальныя Вѣдомости». 1889. Ч. Неофф. № 4. С. 60-72; № 6. С. 162-170.
[1] Твор. св. Григорія Бослова. т. IV стр. 124-125.
[2] Ж. Μ. Η. Π. ч. 77, с. 275.
[3] Ѳеодоритъ. Цер. Ист. кн. 4, гл. 19.
[4] Ѳеодоритъ. Ibid.
[5] Св. Ефремъ Сир. Слово на св. Василія.
[6] Св. Аѳанасій Великій. Письмо 128.
[7] Св. Григорій Богословъ. Слово 43, стр. 59.
[8] Св. Григорій Богословъ. Ibid., стр. 60.
[9] Христіанское чтеніе, ч. 9. 1823 г. стр. 4-5.
[10] Св. Григорій Нисскій. Житіе св. Макрины.
[11] Св. Василій Великій. Письма 204 и 223.
[12] Св. Григорій Богословъ. Слово 43, стр. 64-65; Св. Василій Великій. Письмо 51.
[13] Св. Григорій Нисскій. Жизнь св. Макрины.
[14] Такъ св. Василій Великій, св. Григорій Нисскій, св. Макрина, св. Петръ севастійскій.
[15] Творенія Василія Великаго. Т. IV. стр. 345-366.
[16] Св. Григорій Богословъ. Слово 43.
[17] Св. Григорій Богословъ. Ibid., стр. 67.
[18] Св. Григорій Богословъ. Похвальное слово Васлію Великому, стр. 66-67.
[19] Сократъ. Цер. Ист. 4, 26; Созоменъ. Цер. Ист. 6, 17.
[20] Св. Григорій Богословъ. Слово 43, стр. 71.
[21] Св. Григорій Богословъ. Ibid., стр. 72.
[22] Св. Григорій Богословъ. Стихотворенія, стр. 20.
[23] Св. Григорій Богословъ. Слово 43, стр. 73.
[24] Св. Григорій Богословъ. Слово 43, стр. 75-76.
[25] Св. Григорій Богословъ. Ibid., стр. 78.
[26] Св. Григорій Богословъ. Ibid., стр. 70.
[27] Св. Григорій Богословъ. Ibid., стр. 77.
[28] Св. Григорій Богословъ. Ibid., стр. 80.
[29] Св. Григорій Богословъ. Ibid., стр. 81.
[30] Св. Григорій Нисскій. Житіе св. Макрины.
[31] Св. Василій Великій. Письмо 210.
[32] Св. Григорій Богословъ. Слово 43; Св. Василій Великій. Письмо 210.
[33] Св. Василій Великій. Письмо 223.
[34] Св. Василій Великій. Книга о св. Духѣ, гл. 29.
[35] Св. Григорій Богословъ. Письмо. 4.
[36] Св. Василій Великій. Письмо 215.
[37] Св. Василій Великій. Письмо 14.
[38] Труды св. Василія Великаго. кн. III, стр. 259-321.
[39] Руфинъ. Цер. Ист. 2, 6.
[40] Созоменъ. Цер. Ист. 6, 17; Св. Григорій Богословъ. Похвальное слово Васлію Великому.
[41] Св. Григорій Богословъ. Письмо 87.
[42] Сократъ. Цер. Ист. 4, 26; Созоменъ. Цер. Ист. 6, 17.
[43] Труды св. Василія Великаго. кн. III, стр. 160-171; 252-259.
[44] Ibid, стр. 259-321.
[45] Ibid, стр. 352-432.
[46] Прибавленія къ Творен. св. Отецъ. 1852. ч. 3.
[47] Св. Григорій Богословъ. Слово 21, ч. 2, стр. 195-197.
[48] Ibid, стр. 197.
[49] Св. Василій Великій. Письмо 51.
[50] Св. Василій Великій. Письмо 8.
[51] Св. Василій Великій. Письмо 51.
[52] Ibid.
[53] Правила эти заключаются въ 80 гл., которымъ предшествуютъ поученія «о судѣ Божіемъ» и «о вѣрѣ».
[54] Созоменъ. Цер. Ист. 5, 4.
[55] Св. Василій Великій. Письмо 17.
[56] Сократъ. Цер. Ист. 3, 21.
[57] Филаретъ, арх. Черниговскій. Историческое ученіе объ отцахъ церкви.
[58] Св. Василій Великій. Письмо Амфилохію иконійскому 190, стр. 233-236.
[59] Св. Григорій Богословъ. Слово 43, стр 83.
[60] Ibid.
[61] Св. Григорій Нисскій. Житіе св. Макрины.
[62] Св. Григорій Богословъ. Слово 43, стр. 84-86.
[63] Сократъ. Цер. Ист. 4, 1; Св. Григорій Богословъ. Слово 43.
[64] Св. Григорій Богословъ. Слово 43, стр. 89-90.
[65] Ibid.
[66] Письма 32, 33, 35-37.
[67] Письмо 23.
[68] Письма 142, 147.
[69] Св. Василій Великій. Бесѣда 8; Св. Григорій Богословъ. Слово 43.
[70] Ibid. стр. 92.
[71] Св. Василій Великій. Письмо 258.
[72] Письмо 284.
[73] Созоменъ. Цер. Ист. 6, 7; о бесѣдахъ Василія въ письме Его 223.
[74] Къ Аѳанасію. Письмо 66.
[75] Сократъ. Церк. Ист. 4, 12.
[76] Ibid. 6, 12.
[77] Прибавленіе къ Творен. св. Отцевъ. 1852 г. ч. 3, стр. 42.
[78] Св. Василій Великій. Письмо 28.
[79] Письмо 28.
«Василіада» – Ксенодохій св. Василія Великаго
Громадную больницу построилъ вблизи города Кесаріи св. Василій Великій частію на свои наслѣдованныя отъ родителей средства, частію на пособіе другихъ лицъ, расположенныхъ имъ къ благотворенію. Въ центрѣ ея была церковь, вокругъ которой воззышалось много отдѣльныхъ зданій, расположенныхъ по надлежащему плану улицами, причемъ нѣкоторые дома были для пріема больныхъ, другіе для священниковъ, врачей, слугъ и служащихъ, иные для мастерскихъ, гдѣ все, что требовалось для заведенія, приготовлялось своими собственными руками. Въ свою больницу св. Василій принималъ вообще всѣхъ немощныхъ и несчастныхъ, но главнымъ образомъ назначалъ ее для прокаженныхъ. Этимъ онъ оказалъ имъ величайшее благодѣяніе, такъ какъ положеніе ихъ было невыносимо тяжелымъ. Изъ боязни распространенія заразы прокаженные изгонялись отовсюду, нерѣдко оставлялись даже родными. Какъ образцово былъ устроенъ св. Василіемъ больничный домъ, можно видѣть изъ того, что св. Григорій Богословъ не нашелъ преувеличеніемъ сравнивать его съ семью чудесами свѣта и назвалъ его маленькимъ городомъ. «Отойди, – говоритъ онъ въ надгробномъ словѣ св. Василію Великому, – отойди нѣсколько отъ города и посмотри на новый городъ (т. е. больничный домъ святого Василія), на сіе хранилище благочестія. Въ сравненіи съ симъ заведеніемъ, что для меня и семивратныя и египетскія Ѳивы, и Вавилонскія стѣны, и Карійскія гробницы Мавзола, и пирамиды, и неисчетное количество людей въ колоссѣ, или величіе и красота храмовъ, уже не существующихъ, но составляющихъ предметъ удивленія для людей и описываемыхъ въ исторіяхъ? Для меня гораздо удивительнѣе сей краткій путь къ спасенію. Теперь уже нѣтъ предъ нашими взорами тяжкаго и жалкаго зрѣлища; не лежатъ передъ нами люди, омертвѣвшіе большею частію тѣлесныхъ членовъ своихъ, гонимые изъ городовъ, изъ домовъ, съ торжищъ, отъ водъ. Ихъ не кладутъ товарищи и домашніе при мѣстахъ народныхъ собраній, чтобы возбуждали своею болѣзнію не столько жалость, сколько отвращеніе слагая жалобныя пѣсни, если у кого остается еще голосъ». Неудивительно, что многіе знатные лица и епископы пріѣзжали изъ отдаленнѣйшихъ мѣстностей въ Кесарію посмотрѣть больницу св. Василія, нѣкоторые даже оставались, чтобы походить за больными по примѣру Кесарійскаго архипастыря и друга его, святого Григорія. Благодарные жители Кесаріи впослѣдствіи стали называть основанную великимъ святителемъ больницу по его имени «Василіада». Св. Василій нашелъ возможнымъ и въ другихъ мѣстахъ своей епархіи открывать подобныя же больницы, конечно, въ меньшемъ размѣрѣ («Приходское Чтеніе». 1914. № 10. С. 319.).
Какъ нѣкогда кесарійская Василіада св. Василія Великаго, и Кронштадтскій Домъ Трудолюбія представлялъ собою не единичное учрежденіе, а цѣлый рядъ такихъ благотворительно-просвѣтительныхъ учрежденій.
