Протоіерей Михаилъ Хитровъ – Святый праведный Филаретъ милостивый.

Для просмотра изображения кликните по нему.

I.

Восточная половина Римской имперіи, иначе называемая Византійскимъ царствомъ или Византіей, существовало около тысячи лѣтъ послѣ того, какъ варварскіе народы подѣлили между собою земли западной Римской имперіи.

Греки, подданные Византійскихъ императоровъ, крѣпко стояли за чистоту вѣры, за православіе. Но походили ли они на христіанъ своими нравами, своей жизнью? Увы! Жизнь въ Византіи была едва ли лучше, чѣмъ во времена языческія. Надъ Византійскимъ царствомъ вполнѣ исполнилось слово Спасителя: не вливаютъ новаго вина въ старые мѣха. Какъ трудно старику измѣнить нажитыя привычки, такъ оказалось невозможнымъ преобразиться по духу Евангелія царству, въ которомъ издавна укоренились языческіе порядки. Въ первые вѣка, когда надъ христіанами постоянно висѣлъ мечъ мучителей, христіанскую вѣру принимали только тѣ, которые цѣнили радости вѣчной жизни больше, чѣмъ блага земной, которые и въ словѣ и въ жизни, во всѣхъ своихъ поступкахъ оказывались истинными послѣдователями Христа. Потому-то они не боялись лишиться земныхъ благъ, не боялись смерти. Но съ IV вѣка времена измѣнились. За христіанскую вѣру никого болѣе не преслѣдовали, напротивъ – императоры покровительствовали христіанамъ. И вотъ – между христіанами появилось многое множество такихъ, которые, считаясь христіанами, вовсе не думали отказываться отъ языческой жизни. Такъ чистый ручей, ясно отражающій лучи солнца, дѣлается мутнымъ, когда бурное наводненіе снесетъ въ него накопившуюся кругомъ нечистоту... Въ нѣдрахъ христіанскаго общества съ ужасающей быстротой ожило и проявилось древнее язычество – въ нравахъ, въ законахъ, въ увеселеніяхъ, во всѣхъ мелочахъ повседневной жизни. Трудно было сохранить вѣрность Богу и чистоту христіанской жизни среди такого общества, трудно было не запятнать себя среди зловонныхъ и мутныхъ волнъ увлекавшаго всѣхъ потока безнравственности, и тѣ, кто, какъ первые христіане, желали остаться вѣрными Богу, бѣжали въ пустыни. Многіе негодовали на это. Зачѣмъ было удаляться отъ общества своихъ собратій? Зачѣмъ? отвѣчаетъ Златоустъ. Да я первый желалъ бы, чтобы не было нужды удаляться въ пустыню. Но вѣдь здѣсь въ городахъ все извращено... Не смотря на судилища, на законы – города полны нечестія и пороковъ... Порицайте не тѣхъ, кто указываютъ на пустыню, какъ на тихое пристанище отъ бурь и смятеній, но тѣхъ, кто сдѣлалъ города невозможными для христіанской жизни! Если бы кто-нибудь, подкравшись среди глубокой ночи, поджегъ большой домъ съ цѣлію погубить спящихъ людей, – кого мы стали бы винить – того ли, кто разбудитъ и выведетъ изъ объятаго пламенемъ дома обреченныхъ на гибель или поджигателя?

Тяжелое впечатлѣніе ложится на душу при чтеніи разсказа о событіяхъ Византійской государственной и общественной жизни! Духъ необузданнаго самолюбія, самаго черстваго эгоизма, своеволія и пренебреженія ко благу и жизни другого обуялъ византійское общество. Всѣ жаждали насладиться только благами міра сего, какой бы цѣной ни пріобрѣтались они. Одинъ историкъ сосчиталъ, сколько императоровъ въ Византіи лишены были трона и печально окончили свои дни, начиная отъ Аркадія до взятія Константинополя Турками, и нашелъ, что изъ 109 государей двѣнадцать принуждены были отречься отъ престола, столько же умерло въ темницѣ или въ монастырѣ, трое уморены были голодомъ, восемнадцать были изуродованы, лишены зрѣнія, носа и рукъ, двадцать были отравлены, изгнаны, задушены, погибли отъ кинжала или низринуты съ верху колонны... Не ужасно ли все это?

Упоминать ли о томъ, что въ этихъ кровавыхъ дѣлахъ нерѣдко участвовали самые кровные родственники – отцы, матери, жены, дѣти... Тщетно старались оградить себя отъ измѣны страшными казнями: виновныхъ въ заговорахъ подвергали лютымъ истязаніямъ, отрубали руки и ноги, отрѣзывали носы и уши, вырывали глаза, сѣкли до смерти бичами съ свинцовыми наконечниками... Но страсти были еще лютѣе.

Казалось, для такого общества не было ничего священнаго... И точно: мы встрѣчаемся въ это время съ примѣрами самаго возмутительнаго кощунства надъ святѣйшими таинствами вѣры... На подмосткахъ театровъ дерзали осмѣивать святѣйшій для христіанъ идеалъ нравственнаго совершенства... Деньги, постыдныя забавы, скандальныя интриги, мятежи, цирковыя игры – вотъ что занимало всѣхъ.

Къ довершенію бѣдствій, вокругъ Византіи, какъ орлы около трупа, собирались страшные враги, со всѣхъ сторонъ производившіе набѣги и опустошенія, часто подступавшіе къ самому сердцу имперіи – Царьграду. Какъ же могло существовать цѣлыхъ тысячу лѣтъ государство при столь глубокомъ упадкѣ нравовъ? Если съ одной стороны насъ ужасаютъ картины страшнаго развращенія, то съ другой – мы повергаемся въ благоговѣніе предъ величіемъ христіанской истины... Да, Византія держалась главнымъ образомъ тѣмъ, что она являлась носительницей, хотя и недостойной, христіанской истины... Среди бездны порока Евангеліе часто торжествовало свои величайшія побѣды. Нерѣдко сердца самыхъ закоренѣлыхъ злодѣевъ потрясались силой слова Божія, и тихія обители принимали къ себѣ кающихся. Въ концѣ VI и въ началѣ VII столѣтія блаженные путники Іоаннъ Мосхъ и его «вѣрное чадо» Софроній совершили великое путешествіе, обойдя всѣ земли, подвластныя Византійскому императору и, подъ шумнымъ зрѣлищемъ бурныхъ страстей, открыли предъ нами чудный міръ христіанскихъ добродѣтелей. Въ мирныхъ обителяхъ, въ тиши сельскаго уединенія, иногда даже среди шумныхъ городовъ встрѣчали они истинныхъ чадъ Божіихъ. И если «Судія всей земли» готовъ былъ пощадить Содомъ и Гоморру ради десяти праведниковъ, Онъ щадилъ и хранилъ грѣшную Византію до того великаго часа, когда она, отдавъ юнымъ народамъ все, что было въ ней лучшаго и свѣтлаго, исполнила свою великую историческую задачу...

II.

Въ осьмомъ столѣтіи въ Малоазійской области Пафлагоніи жилъ богатый вельможа, по имени Филаретъ. По всей Малой Азіи славился онъ своимъ богатствомъ. Ему принадлежали обширныя помѣстья, на которыхъ трудились тысячи рабовъ. Огромныя стада паслись на тучныхъ дугахъ. Его домъ среди живописной мѣстности, близъ береговъ рѣки Амніи и селенія того же имени, издавна привлекалъ взоры своими размѣрами и богатствомъ украшеній. Его окружали лавровыя и платановыя рощи, среди которыхъ попадались аллеи и лужайки, орошаемыя фонтанами. Вокругъ самаго дома возвышалась мраморная колоннада, ярко сверкавшая при блескѣ солнца среди окружавшей зелени. Величественныя сѣни, высокій атріумъ, широкій перистиль, словомъ – всѣ помѣщенія внутри дома блистали убранствомъ, обличавшимъ изящный вкусъ строителей и украсителей дома. Стѣны были покрыты древней живописью и лѣпными орнаментами. Мозаичные полы пестрѣли затѣйливыми узорами. Персидскіе и индійскіе ковры развѣшены были вмѣсто занавѣсокъ. Богатыя ложа, столы, табуреты, выложенныя украшеніями изъ золота, серебра, янтаря и цвѣтнаго дерева, или выточенные искусной рукой изъ слоновой кости – со вкусомъ разставлены были въ обширныхъ помѣщеніяхъ. Любой вельможа изъ роскошной столицы позавидовалъ бы такому жилищу. Въ городѣ – пыль и духота. А здѣсь – ароматъ полей, тихая прохлада рощъ, голубыя зеркала озеръ, серебристыя извилины рѣки и ея притоковъ... Вода на югѣ цѣнится болѣе, чѣмъ гдѣ-либо. Гдѣ нѣтъ ея, тамъ – засуха и все обращается въ пустыню. Близъ воды и зелень свѣжѣе, и листья на деревьяхъ роскошнѣе, и кроны ихъ тѣнистѣе. Берега озеръ, живописныя долины, орошаемыя ручьями, веселыя и широкія равнины съ протекавшими по нимъ рѣками – такія мѣстности и въ древности цѣнились весьма высоко. Очаровательная тѣнистая долина въ Сабинскихъ горахъ, воспѣтая Гораціемъ, его «сладостное убѣжище», всю прелесть свою получала отъ источника Бандузія: кристальныя, журчащія воды, вытекая изъ скалистой разсѣянны, надъ которой возвышался каменный дубъ, вѣяли прохладой въ знойные дни. По словамъ Сенеки, едва ли можно было найти озеро, надъ которымъ не возвышались бы виллы вельможъ, едва ли была рѣка, которая не протекала бы у стѣнъ чертоговъ. Густыя и высокія рощи покрывали берега Амніи и отражались на ея поверхности. Волна далеко уходила въ лѣсную глушь. Лишь по обѣимъ сторонамъ господскаго дома обступавшія рѣку рощи рѣдѣли и открывали подъ часъ обширные виды на далекія окрестности. Завидное убѣжище! Въ городѣ – смятенія и бури страстей, разражавшіяся мятежами, въ городѣ – интриги и сплетни, здѣсь – въ глубинѣ провинціи, почти въ глуши – миръ и тишина. Здѣсь не донесется до слуха ни громъ рукоплесканій и оглушительныхъ криковъ ипподрома, не совьетъ гнѣзда кровавый заговоръ, здѣсь – простые деревенскіе нравы: нѣтъ утонченности въ манерахъ, рѣчь грубѣе, – зато подъ покровомъ изящныхъ одеждъ не сверкнетъ кинжалъ тайнаго убійцы, не прольется сладкій ядъ льстивой, лицемѣрной рѣчи...

Кромѣ богатства и знатности, Господь надѣлилъ Филарета, какъ древле Іова, семейными радостями. Самъ онъ отличался крѣпкимъ здоровьемъ и красивой, величавой наружностью. Обхожденіе его было привѣтливо и сердечно со всѣми, отличаясь въ то же время достоинствомъ и врожденнымъ благородствомъ. Какъ могучій дубъ простираетъ кругомъ свои вѣтви, и подъ тѣнью ихъ, укрываясь отъ зноя, скромно растетъ и нѣжная травка, и расцвѣтаютъ полевые цвѣты, такъ счастливо и спокойно жилось всѣмъ подчиненнымъ и рабамъ подъ отеческой властью Филарета. Ему служили не за страхъ, но за совѣсть. Его супруга Ѳеозва, знатнаго рода, отличалась благоразуміемъ и семейными добродѣтелями. Выйдя замужъ за Филарета, она увеличила его богатство и подарила его сыномъ Іоанномъ, а потомъ – двумя красавицами дочерями – Ипатіей и Еванѳіей. Филарета можно было считать счастливѣйшимъ изъ людей...

Но не богатство и знатность, ни красота и здоровье, даже не семейныя радости были главнымъ сокровищемъ Филарета: въ груди его билось сострадательное сердце, чутко отзывавшееся на нужды и скорби ближнихъ. Христіанская любовь свѣтилась въ его очахъ и озаряла все его существо такимъ сіяніемъ, въ лучахъ котораго блекнетъ всякая другая красота, всякое земное великолѣпіе...

Любовь! что можетъ быть выше, прекраснѣе, могущественнѣе ея? Быстръ и дальнозорокъ эгоизмъ – онъ съумѣетъ среди многообразія предметовъ найти, что ему нужно. Онъ зорко будетъ сторожить намѣченное. Онъ заставитъ человѣка забыть ѣду, удобства, сонъ и покой, пока не достигнетъ цѣли. Онъ создастъ подходящія средства, когда дѣло коснется удовлетворенія честолюбія или алчности. Онъ не станетъ разбирать между добромъ и зломъ – все, что ведетъ къ цѣли, кажется самолюбцамъ возможнымъ и вполнѣ примѣнимымъ. Откуда берется настойчивость, неутомимость, страшное напряженіе воли, сокрушающей всѣ преграды! И жизненный опытъ какъ будто подтверждаетъ, что удача, успѣхъ и счастье чаще слѣдуютъ за тріумфальной колесницей самолюбца, чѣмъ истинныхъ друзей человѣчества. Но вѣдь вся сила эгоизма и самолюбія только и держится слабостью въ насъ чувства любви. Часто едва пробудившись въ нашемъ сердцѣ, оно готово снова погрузиться въ сонъ; едва сверкнуло рѣшимостью идти на встрѣчу несчастію, какъ уже смутилось и ослабло... Но если такъ силенъ эгоизмъ, если онъ часто торжествуетъ блестящія побѣды, – безконечно сильнѣе его истинная любовь! Любовь до безконечности расширяетъ горизонтъ зрѣнія, любовь проникаетъ въ глубину незримыхъ міру тайнъ человѣческаго сердца. Она видитъ не только тѣ скорби и бѣдствія, которыя всѣмъ видны, но и тѣ, которыя таятся отъ посторонняго взора, – не только видитъ, но и овладѣваетъ ими, носитъ въ себѣ, чувствуетъ и переживаетъ ихъ. Любовь озаряетъ наше сознаніе высшимъ свѣтомъ, она постигаетъ тайны міроваго порядка, чуетъ біеніе сердца ближняго, между тѣмъ какъ самолюбецъ, замыкаясь въ себѣ, отчуждаетъ себя отъ всѣхъ. Потому-то любовь спѣшитъ на встрѣчу всѣмъ случаямъ, когда требуется ея помощь; она усматриваетъ горе и страданія въ самомъ ихъ зародышѣ, возникновеніи и спѣшитъ предотвратить ихъ. Истинная любовь жаждетъ состраданія сильнѣе, чѣмъ жаждущій въ знойной пустынѣ, она сострадаетъ о тѣхъ, кого не видитъ, о комъ не знаетъ, она милуетъ и лелѣетъ въ сердцѣ всѣхъ страждущихъ, она готова обнять весь міръ. Она сильна, какъ смерть, не знаетъ утомленія, никогда не скажетъ: довольно! У нея не всегда хватаетъ внѣшнихъ средствъ, но въ своемъ существѣ, въ своихъ движеніяхъ, въ своихъ молитвенныхъ воздыханіяхъ она не знаетъ никакихъ ограниченій. Безконечно обогащая человѣка, любовь, среди самыхъ скорбей, носитъ въ себѣ самой источникъ неисчерпаемаго блаженства. Не насыщаясь ничѣмъ земнымъ, она чуетъ присутствіе въ себѣ Бога... Какъ безконечно могущество любви! Гдѣ колоссальное богатство Креза? Гдѣ честолюбивыя мечты завоевателей полміра? Но примѣры истинной любви, но подвиги самоотверженія потрясаютъ сердца на разстояніи тысячелѣтій, въ нихъ вѣдь обнаруживается могущество Того, Кто царствуетъ надъ вѣками, та великая сила, которая въ немощахъ совершается, которая бѣдныхъ дѣлаетъ всѣхъ обогащающими, слабыхъ вѣнчаетъ неувядаемымъ вѣнцомъ, незнатныхъ возвышаетъ надъ величайшимъ земнымъ величіемъ, не книжныхъ и не ученыхъ просвѣтляетъ божественной мудростью!

Будемъ ли удивляться тому, что въ вѣкъ, когда зло, подобно бурному потоку, прорвавшему плотину, разливалось во всѣ стороны, клубясь и неистово бушуя, ниспровергало всѣ преграды, умножая человѣческія страданія, что въ такой вѣкъ любовь воздвигаетъ человѣка, который готовъ былъ отдать все, что имѣлъ, чѣмъ только располагалъ, который, въ святомъ чувствѣ состраданія, казалось, не пожалѣлъ бы послѣдней капли крови? Таковъ былъ жившій въ VIII вѣкѣ «въ веси Амніа», «въ странѣ, Пафлагонстѣй», «единъ отъ вельможъ преславныхъ» Филаретъ милостивый!

III.

Повѣдая о жизни великаго и святаго благотворителя, какъ не сказать нѣсколько словъ о самомъ благотвореніи?

«Будьте милосерды!» сказалъ Господь. Это главная заповѣдь Іисуса Христа. Всякій, кто нелицемѣрно носитъ званіе христіанина, никогда не долженъ забывать этой заповѣди. Исполненіе ея въ жизни – главный долгъ христіанина, стоящій выше всѣхъ другихъ его обязанностей. Но – въ какой мѣрѣ каждый изъ насъ можетъ и долженъ исполнять заповѣдь «святой милостыни», христіанскаго милосердія? Въ Новомъ Завѣтѣ опредѣленныхъ правилъ на это не дано. Христіанскій законъ – законъ духа и свободы, не стѣсняющій свободныхъ стремленій и дѣйствій христіанина на пути къ совершенству. Тѣмъ необходимѣе всякому, кто искренно относится къ своимъ христіанскимъ обязанностямъ, точно и ясно опредѣлить: что именно онъ можетъ сдѣлать для выполненія своей главной обязанности, въ его положеніи, при его имущественномъ состояніи. Высшее требованіе Господа относительно благотворенія состоитъ въ томъ, чтобы быть готовымъ пожертвовать всѣмъ своимъ имуществомъ въ пользу бѣдствующихъ собратій: если хочешь быть совершеннымъ, иди – продай имѣніе твое, раздай нищимъ, и пріобрѣтешь сокровище на небесахъ (Мѳ. XIX, 21). Но это уже высшая степень нравственнаго совершенства... Кто можетъ стать сразу на эту высоту? Если успѣхъ въ любомъ дѣлѣ, ремеслѣ, искусствѣ или наукѣ достигается постепенно, тѣмъ болѣе въ труднѣйшемъ дѣлѣ, въ стремленіи къ нравственному совершенству. А между тѣмъ, какъ многіе, въ особенности изъ молодыхъ и неопытныхъ людей, далеко не укрѣпивъ своихъ нравственныхъ силъ, заявляютъ готовность сразу достигнуть высшей степени нравственнаго совершенства! И какъ глубоко бываетъ разочарованіе! Встрѣтивъ, препятствія, многіе совсѣмъ отказываются отъ многотруднаго подвига и становятся даже равнодушными къ своимъ христіанскимъ обязанностямъ. «Если нельзя достигнуть всего, – не стоитъ, будто-бы, и трудиться!» Другіе впадаютъ въ противоположную крайность. Если нельзя сразу достигнуть высоты нравственнаго совершенства, то нельзя довольствоваться и тѣмъ, что многіе, имѣя огромное состояніе, думаютъ успокоить свою совѣсть ничтожными подачками...

Въ Ветхомъ Завѣтѣ точно указана была степень благотворенія: каждый обязанъ былъ давать десятину отъ имѣній и прибытковъ своихъ (Левит. XXVII, 30-33. Числ. XVIII, 20-24. Второз. XIV, 22). По нашему счету это значило бы изъ каждой получаемой въ годъ сотни рублей отдѣлять десять рублей на дѣла благотворенія. Можетъ ли христіанинъ удѣлять менѣе, чѣмъ было предписано людямъ ветхозавѣтнымъ? «Если праведность ваша не превзойдетъ праведности книжниковъ и фарисеевъ, вы не войдете въ царство небесное» (Матѳ. V, 20). Обсуди же, каждый христіанинъ, со всей искренностью свое поведеніе! Можетъ быть, ты скажешь, что праведность книжниковъ и фарисеевъ состояла только во внѣшнемъ, холодномъ отношеніи къ дѣлу благотворенія, что христіанинъ можетъ превзойти ветхозавѣтную праведность глубокоискреннимъ сочувствіемъ дѣлу благотворенія, сердечнымъ участіемъ къ судьбѣ страждущаго, честнымъ стремленіемъ исполнить заповѣдь Божію, не обращая вниманія на размѣръ своей благотворительности, на количество и цѣнность своей жертвы. Но если такъ, если твое стремленіе исполнить волю Божію вполнѣ искренно, если твое участіе къ нуждѣ брата глубоко и сердечно, то оно же и должно побудить тебя къ дѣламъ благотворенія, если не въ большихъ размѣрахъ, то вовсе уже не въ меньшихъ, чѣмъ то дѣлали книжники и фарисеи. А то вѣдь можетъ вотъ что произойти: правда, скажутъ иные, при своемъ огромномъ состояніи, при своихъ десяткахъ и сотняхъ тысячъ я жертвую на дѣла благотворенія очень немного, гораздо меньше книжниковъ и фарисеевъ, но зато дѣлаю это отъ чистаго сердца... Повѣрьте, истинная любовь чѣмъ больше благотворитъ, тѣмъ болѣе расширяетъ размѣры своихъ жертвъ – до сокрушенія и скорби о томъ, что не можетъ отереть всѣхъ слезъ съ очей страждущаго человѣчества, не можетъ исчерпать и милліонной доли океана скорбей человѣческихъ...

Иные можетъ быть скажутъ: при всей готовности, при всемъ желаніи мы не можемъ превзойти древнихъ мѣрой благотворительности. Какъ мы можемъ удѣлить десятую часть своихъ доходовъ на дѣла благотворенія, когда у насъ не хватаетъ средствъ часто на неотложныя нужды своей семьи? Христіане-братья! будемъ вполнѣ добросовѣстны въ дѣлѣ величайшей важности. Скажите: ощущается ли у насъ когда-либо недостатокъ въ средствахъ, когда дѣло идетъ объ удовлетвореніи какой-либо страсти, честолюбія, порочныхъ наслажденій и т. д.? Увы! Не хочется выговорить того, что иногда дѣлаетъ насъ глухими къ призывамъ несчастія и христіанской любви... Мы не желаемъ сократить числа блюдъ за завтракомъ или обѣдомъ, мы не хотимъ отказаться отъ моднаго платья, мы считаемъ преступленіемъ оказаться ниже приличій свѣта, мы боимся пропустить зрѣлище, мы не хотимъ избавиться отъ множества мелкихъ, ничтожныхъ, а иногда порочныхъ привычекъ...

Но довольно! Сколько бы мы ни говорили о христіанскомъ благотвореніи, – слова блѣднѣютъ предъ дѣлами великаго праведника.

Можно полагать, что блаженный Филаретъ постепенно восходилъ по ступенямъ благотворенія – до той поры, когда онъ пришелъ къ рѣшимости посвятить всѣ силы великой души своей, вмѣстѣ со всѣми имѣвшимися у него средствами, святому дѣлу христіанскаго благотворенія. Съ любовью взиралъ онъ на источники счастія, повсюду разлитые въ изобиліи въ Божіемъ мірѣ, съ чувствомъ благодарности Подателю щедротъ пользовался ими, и въ то же время, взирая на скорбь и горе ближнихъ, проникался чувствомъ состраданія къ нимъ. Если въ чувствѣ благодарности онъ любилъ исчислять благодѣянія Божіи, и чѣмъ больше исчислялъ ихъ, тѣмъ болѣе убѣждался, что они неисчерпаемы, такъ точно его сострадательность зорко слѣдила за несчастіями человѣчества и чѣмъ болѣе всматривалась въ нихъ, тѣмъ болѣе они росли и умножались въ очахъ ея, отъ внѣшнихъ бѣдъ и несчастій до сокровенныхъ тайниковъ человѣческой жизни, до глубины страдающаго сердца. Наконецъ насталъ рѣшительный моментъ... Съ одной стороны «премногая богатства имѣя», съ другой «во мнозѣй скудости и въ послѣдней нищетѣ бѣдствующихъ видя», блаженный сказалъ въ своемъ сердцѣ: «для того ли я получилъ столько благодѣяній отъ руки Господней, чтобы одному пользоваться и наслаждаться ими? Не долженъ ли я подѣлиться своими богатствами съ бѣдными, вдовами, сиротами, убогими, которыхъ Самъ Господь на страшномъ судѣ предъ лицемъ ангеловъ и людей не постыдится назвать Своею братіей? Если я буду беречь и копить богатство, поможетъ ли оно мнѣ въ день суда, суда безъ милости «не сотворшимъ милости?» Или въ грядущемъ вѣкѣ можетъ ли богатство напитать и напоить меня? А эти свѣтлыя и дорогія одежды превратятся ли въ нетлѣнное одѣяніе?»...

И припомнилось блаженному слово апостола: мы ничего не принесли въ міръ; явно, что ничего не можемъ и вынесть изъ него (I Тимоѳ. VI, 6).

«Если же ничего изъ этого міра мы не можемъ взять съ собою въ вѣкъ грядущій, то не лучше ли отдать все мое богатство взаймы Богу, Который никогда не оставитъ безъ Своей помощи ни меня, ни жены, ни дѣтей моихъ? Не святую ли правду сказалъ пророкъ: «я былъ молодъ и состарился, и не видалъ праведника оставленнымъ, и потомковъ его просящими хлѣба» (Пс. 36, 25).

И съ той поры блаженный Филаретъ сталъ для всѣхъ, какъ любящій отецъ, «алчущія питая, жаждущія напаяя, нагихъ одѣвая, странныхъ въ домъ свой съ радостію пріемля и тѣхъ любезно упокоевая»... Началась жизнь, всецѣло посвященная дѣламъ благотворенія. Имя великаго благотворителя далеко разнеслось по окрестнымъ странамъ, и устремились къ нему со всѣхъ сторонъ всѣ ищущіе помощи. Никто не уходилъ отъ блаженнаго съ пустыми руками. Но щедрость благотворенія возвышалась еще болѣе необычайной привѣтливостью, отеческой лаской, любовью, свѣтившейся во взорѣ блаженнаго... Любовь роднила благотворителя и благотворимыхъ.

IV.

Въ восьмомъ столѣтіи могущество арабовъ-магометанъ было въ полномъ расцвѣтѣ. Столицей халифовъ со второй половины столѣтія сдѣлался городъ Багдадъ, на западномъ берегу рѣки Тигра. Туда стекались сокровища всего міра. На улицахъ великолѣпнаго города толпились купцы изъ Тибета, Китая, Индіи, Ферганы, изъ Арменіи, Византіи, Египта, изъ западной Африки, Нубіи и Аравіи... Громадныхъ суммъ стоили массивныя стѣны столицы съ восемью желѣзными воротами, увезенными изъ Васита и Дамаска. Нельзя исчислить всѣхъ удивительныхъ созданій архитектуры въ причудливомъ восточномъ вкусѣ, украшавшихъ городъ. Шестьсотъ каналовъ прорѣзывали его, умѣряя солнечный зной. Сто пять мостовъ изумляли иноземцевъ красотой своихъ арокъ и роскошью отдѣлки. Великолѣпныя бани и мраморные фонтаны попадались на каждой улицѣ. Дома утопали въ роскошной зелени садовъ. Въ дворцахъ халифовъ собрано было все, что только могла изобрѣсти азіатская роскошь. Одинъ изъ нихъ носилъ названіе рая...

Быстрый и необычайный ростъ магометанскаго могущества былъ несчастіемъ для Византіи. Магометане веля съ греками непрерывныя войны. Впрочемъ эти войны въ первой половинѣ восьмого столѣтія ограничивались небольшими битвами на границахъ, набѣгами, захватомъ добычи и плѣнныхъ, осадами городовъ. Но въ концѣ столѣтія, въ то время какъ на престолѣ въ Византіи воцарился малолѣтній Константинъ, а государствомъ правила мать его Ирина, враждебность магометанъ разразилась нашествіями, грозившими разрушеніемъ христіанской державѣ. Знаменитый Гарунъ Аррашидъ, сынъ третьяго халифа изъ династіи Аббасидовъ, съ береговъ Тигра, чрезъ малоазійскія владѣнія Византіи, привелъ къ берегамъ Босфора грозное девяностотысячное войско и сталъ, въ виду Константинополя, на Хрисопольской горѣ. Ужасъ охватилъ жителей столицы, когда они узнали, что свирѣпый врагъ приказалъ заковать въ цѣпи пословъ императрицы Ирины. Греки согласились платить ежегодную дань въ 70000 золотыхъ монетъ и оставили во власти враговъ всю захваченную добычу и плѣнныхъ. Возвращеніе Гаруна по греческимъ провинціямъ Малой Азіи было ужаснѣе самой войны. Подданные Византіи должны были почувствовать, что «одинъ мѣсяцъ грабежа обходится дороже цѣлаго года покорности»...

Кто изъ насъ не слыхалъ въ дѣтствѣ о знаменитомъ халифѣ Гарунѣ Аррашидѣ, о Гарунѣ «Справедливомъ»? Эготъ сказочный герой царствовалъ въ вѣкъ неслыханнаго довольства, блеска и великолѣпія. Какъ онъ былъ мудръ и справедливъ на судѣ, какъ онъ былъ великодушно-щедръ къ ученымъ и поэтамъ! Какъ часто онъ выказывалъ благородство души своей! Багдадъ можно было считать раемъ, а подданныхъ Гаруна – счастливѣйшими изъ людей. Потомки много столѣтій спустя съ восторгомъ разсказывали, какъ жилось ихъ предкамъ въ золотой вѣкъ Гаруна. А между тѣмъ хорошо извѣстно, что настоящій. дѣйствительный Гарунъ далеко былъ не похожъ на героя-государя, какимъ изображаетъ его пылкая восточная фантазія, какимъ онъ является въ лучахъ поэзіи. На самомъ дѣлѣ это былъ свирѣпый, мстительный, алчный и кровожадный тиранъ. Справедливость такъ же чужда была его жестокой душѣ, какъ и многимъ другимъ халифнмъ. Но въ одномъ ему отказать нельзя: въ счастливыхъ и многочисленныхъ войнахъ, которыя были несчастіемъ дли христіанъ: онъ восемь разъ предпринималъ опустошительные походы противъ Византіи. Его полчища не ризъ проникали до Анкиры и Эфеса.

Малая Азія жестоко страдала отъ этихъ нашествій невѣрныхъ. При приближеніи свирѣпыхъ враговъ жители спѣшили укрыться въ горныя ущелья, въ лѣса, оставляя на произволъ судьбы свои домы и хозяйство. Возвращаясь, по удаленіи враговъ, въ свои пепелища, они съ ужасомъ взирали на картину страшнаго погрома, которому подверглась ихъ родина. Нерѣдко они находили на своихъ родныхъ поляхъ уже другихъ хозяевъ, успѣвшихъ завладѣть ими во время нашествія. Нѣкогда цвѣтущія области обращались въ пустыни... Сколько въ это ужасное время было семействъ, лишившихся крова и послѣдняго куска хлѣба, сколько безпріютныхъ сиротъ-дѣтей, потерявшихъ своихъ родителей! Горько было это зрѣлище скорби для сострадательнаго сердца Филарета. Онъ не щадилъ остававшихся у него средствъ для щедрой помощи всѣмъ страдальцамъ, приходившимъ къ нему. Тяжкія несчастія, обрушившіяся на родную землю, не подавили его, напротивъ – пробудили въ немъ новыя силы.

На короткое время являемся мы здѣсь на землѣ. Истинный смыслъ нашей земной жизни состоитъ въ томъ, что она должна воспитать насъ для жизни вѣчной. Но мы часто забываемъ объ этомъ. Нашъ умъ постоянно занятъ тѣмъ, что мы видимъ, что слышимъ, – преходящими образами міра сего. Наше сердце – въ плѣну житейскихъ утѣхъ, которыя исчезаютъ одна за другой, оставляя послѣ себя пустоту. Самыя дорогія, самыя священныя привязанности – становятся для насъ источникомъ неутолимыхъ страданій, если человѣкъ отдается имъ всѣмъ сердцемъ, сосредоточивая на нихъ всю силу своей любви. Тогда вѣдь весь міръ для него начинается и оканчивается въ его домѣ, тогда счастье, успѣхъ, здоровье, будущность дѣтей и родныхъ становятся для него единственнымъ предметомъ, заслуживающимъ его вниманія и заботъ. Чѣмъ онъ утѣшится, если явится къ нему въ домъ «царица ужасовъ» смерть и исторгнетъ у него то, въ чемъ полагалъ все свое блаженство?... Святое Провидѣніе посылаетъ намъ скорби для того, чтобы показать намъ истинную цѣну земныхъ привязанностей и напомнить о небесной отчизнѣ. Во времена, подобныя тѣмъ, о которыхъ мы говоримъ, съ особенной силой чувствуется непрочность и тлѣнность земного благополучія, отрѣшеніе отъ земли, оживленіе вѣры, которая чрезъ сумракъ земныхъ скорбей указываетъ намъ на отверзтое для насъ небо. Въ тяжкія времена земныхъ испытаній въ сердцѣ пробуждается влеченіе къ вѣчной жизни, къ небесному убѣжищу ничѣмъ невозмущаемаго мира и тишины. И какимъ неполнымъ и жалкимъ является тогда въ нашихъ очахъ этотъ міръ, со всѣми его суетными удовольствіями! Тогда мы начинаемъ понимать слова апостола: «мы не имѣемъ цѣлію вещи видимыя, но – невидимыя, потому что видимыя – преходящи, а невидимыя – вѣчны» (2 Кор. IV, 18). Въ такія минуты мы возвышаемся надъ всѣмъ земнымъ и временнымъ и чувствуемъ дыханіе вѣчности, и молитва становится теплѣе и сердечнѣе, и истинная любовь – разгорается сильнѣе.

Только принявъ во вниманіе все это, мы поймемъ отчасти безграничное отрѣшеніе Филарета милостиваго отъ всѣхъ земныхъ благъ. Онъ не менѣе, чѣмъ другіе, пострадалъ отъ непріятельскихъ погромовъ, онъ такъ же, какъ многіе, потерялъ все свое богатство, но – тѣмъ съ большей готовностью дѣлился онъ со всѣми, просившими у него помощи, послѣдними оставшимися у него крохами. Дивная повѣсть о его житіи раскрываетъ предъ нами рядъ трогательныхъ произшествій изъ этого времени его жизни. Не было болѣе у него обширныхъ помѣстій, со множествомъ рабовъ, не было болѣе цвѣтущихъ виноградниковъ, въ корень истребленныхъ руками невѣрныхъ, не было болѣе золота и серебра въ его палатахъ – у него остался всего только одинъ разграбленный домъ и небольшое поле. Пара воловъ, одинь конь, одна корова, да старый рабъ съ рабыней – вотъ все, чѣмъ онъ теперь располагалъ. Но «въ таковой нищетѣ и озлобленіи, и въ толицѣхъ напастѣхъ сый добрый сей мужъ никакоже поскорбѣ, ни поропта, и яко другій Іовъ праведный ничтоже согрѣши предъ Господемъ, но – якоже кто о множествѣ богатства своего радуется, сице о нищетѣ своей веселяшеся, юже яко веліе сокровище вмѣняше, видяще удобнѣйшій себѣ нищему въ царство входъ, неже богату, по словеси Господню: яко неудобь богатый внидетъ въ царствіе небесное».

V.

«Любовь измѣняетъ самую природу вещей!» говоритъ Златоустъ. Неизмѣримая бездна лежитъ между тѣмъ, въ сердцѣ кого горитъ святое пламя христіанской любви, и холоднымъ самолюбцемъ. Скорѣе поймутъ другъ друга чужестранцы, говорящіе на разныхъ языкахъ, чѣмъ люди близкіе, даже кровные родные, но – съ различнымъ духовнымъ настроеніемъ. Что въ очахъ любящаго составляетъ священную обязанность, которую онъ исполняетъ съ радостною готовностью, то во мнѣніи другого является непростительнымъ безразсудствомъ. Какъ много истинныхъ друзей человѣчества оставили этотъ грѣшный міръ не понятыми, еще хуже – отверженными, заклеймленными клеветой, среди вражды и ненависти своихъ современниковъ! Заповѣдь любви христіанской – воистину новая заповѣдь: она возжигаетъ любовь среди міра, искони лежащаго во злѣ, среди міра, въ которомъ укоренилось самолюбіе и отравило ядомъ злобы и взаимнаго недовѣрія всѣ людскія отношенія!

Любовь не только исправляетъ или улучшаетъ нашу жизнь, – нѣтъ! Она въ самомъ корнѣ измѣняетъ ее, – она воистину измѣняетъ самую природу вещей! Только припомнивъ все это, приступимъ къ разсказу о подвигахъ Филарета «Милостиваго».

Какъ золото, пройдя очистительное пламя, является во всемъ блескѣ, такъ блаженный Филаретъ не тогда является предъ очами нашими во всемъ своемъ нравственномъ величіи, когда онъ располагалъ несмѣтными богатствами и при этомъ умѣлъ сохранить чуткость сострадательнаго сердца, но тогда, когда обнищалъ и все-таки дѣлился съ другими послѣдними, оставшимися у него крохами.

Не легко человѣку, выросшему среди богатства, взяться за тяжелый трудъ для насущнаго пропитанія. Если необходимость и заставитъ его трудиться, это представляется ему тяжкимъ крестомъ: онъ начинаетъ проклинать свою жизнь. Не такъ поступаетъ тотъ, въ чьемъ сердцѣ обитаетъ любовь. Вотъ блаженный Филаретъ собрался воздѣлывать своими руками небольшое, оставшееся у нею поле, – запрягаетъ воловъ... Благодареніе Богу! восклицаетъ онъ, – и свѣтлое спокойствіе озаряетъ его лицо. Благодареніе Богу! Вотъ и мнѣ Онъ послалъ утѣшеніе исполнить Его святую заповѣдь «въ потѣ лица своего ясти хлѣбъ свой». Какъ дивно Онъ создалъ насъ! Каждый палецъ внушаетъ намъ, чтобы мы трудились, все наше тѣло проситъ труда для своего здоровья! Воистину недостоинъ хлѣба, кто избѣгаетъ труда!

Съ разсвѣта до полудня трудится на своемъ полѣ святой труженикъ, пока палящіе лучи солнца не заставятъ его искать отдыха въ тѣни деревьевъ для себя и для воловъ. А когда «сойдетъ» зной, онъ, вкусивъ хлѣба и утоливъ жажду водой изъ родного источника, снова, благодаря Бога, съ бодрымъ и спокойнымъ духомъ принимается за трудъ.

Однажды по сосѣдству съ полемъ св. Филарета крестьянинъ, запрягши воловъ, воздѣлывалъ свое поле. Вдругъ одинъ волъ, «вострепетавъ», упалъ и послѣ недолгой агоніи «издше». Бѣднякъ былъ пораженъ нежданной бѣдой. Къ довершенію горя, волы у него были не свои, – онъ едва выпросилъ ихъ у своего сосѣда для обработки нивы. Слезы невольно прошибли бѣднягу. «Что-жъ дѣлать? Гдѣ искать помощи?» восклицалъ онъ. И вдругъ припомнились ему щедрость и участіе къ бѣдствіямъ ближняго св. Филарета. «Ахъ, еслибы не обнищалъ милостивый нищелюбецъ! Сейчасъ пошелъ бы къ нему и получилъ бы не одного, но двухъ воловъ... Но теперь онъ самъ въ большой нуждѣ, и ему нечѣмъ помочь другому, какъ бы этого ни желало его сердце... А все-таки пойду къ нему... Онъ, по прайней мѣрѣ, пожалѣетъ меня... утѣшитъ»...

Немедленно, «вземъ жезлъ», бѣднякъ отправляется къ св. Филарету. Пройдя лѣсъ и пригорокъ, онъ увидалъ святаго мужа за тяжкимъ трудомъ на своемъ полѣ. Приблизившись къ нему, крестьянинъ низко поклонился и со слезами разсказалъ о своемъ горѣ. Филаретъ внимательно выслушалъ разсказъ, и прежде чѣмъ крестьянинъ пришелъ въ себя отъ изумленія, быстро отвязалъ одного изъ своихъ воловъ...

– Вотъ, братъ, возьми моего вола и ступай – воздѣлывый свое поле, благодаря Господа.

Крестьянинъ бросился къ ногамъ блаженнаго.

– Господинъ мой, – воскликнулъ онъ, – я не прошу у тебя вола... Боже, что за дивное милосердіе! Но вѣдь нельзя тебѣ остаться съ однимъ воломъ. У тебя самого нѣтъ другого вола.

– Возьми, возьми себѣ этого вола и ступай съ миромъ – у меня есть еще волъ дома...

Крестьянинъ взялъ вола и, не вѣря своему счастію, только благодарилъ Бога и дивнаго благотворителя...

Что было дѣлать съ однимъ воломъ? И вотъ, «вземъ рало на рамо», св. Филаретъ направился къ дому. У воротъ его встрѣтила жена вопросомъ:

– Господинъ мой, гдѣ-жъ у тебя другой волъ?

– Я прилегъ было отдохнуть, а воловъ оставилъ пастись по полю. Одинъ изъ нихъ ушелъ – заблудился, а можетъ быть кто-нибудь увелъ его.

Безъ сомнѣнія, сильное желаніе помочь горю ближняго заставило блаженнаго сперва утверждать, что у него дома остался еще волъ, а теперь онъ старается избѣжать упрековъ и ссоры съ женою вымышленными случайностями... Но какъ бы ни были уважительны подобныя причины, – нозволительно ли говорить неправду? Здѣсь намъ припоминается множество случаевъ изъ нашей повседневной жизни, когда мы говоримъ неправду, вовсе не сознавая при этомъ за собой грѣха. Вы заняты работой и слышите, что къ вамъ пришелъ гость. Скажите, что хозяина нѣтъ дома! Къ вамъ пришелъ проситель съ нуждой. Не желая оказать ему помощи и въ то же время желая смягчить свой отказъ, вы говорите, что у васъ нѣтъ денегъ. Но бываютъ случаи и болѣе важные. Мать семейства опасно больна. Въ это время въ сосѣдней комнатѣ лежитъ при смерти ея любимое дитя. Врачи рѣшительно заявили, что всякое потрясеніе будетъ стоить жизни больной матери. Дитя умираетъ. Жена спрашиваетъ мужа о здоровьѣ только что скончавшагося дитяти. Что дѣлать мужу? Онъ блѣднѣетъ, боится, что роковое извѣстіе убьетъ се и говоритъ неправду... И все-таки необходимо со всей рѣшительностью утверждать, что всякая неправда – грѣхъ! Мириться съ ложью, подъ какими бы то ни было условіями, невозможно, и лишь съ сердечнымъ сокрушеніемъ мы должны признать какъ трудно достигнуть на этой грѣшной землѣ нравственнаго совершенства...

– Скажите посѣтителю, что хозяина нѣтъ дома! говорите вы.

А здѣсь же подлѣ васъ малолѣтнее дитя, которое, не понимая всѣхъ основаній вашего поступка, видитъ только явную неправду...

– У меня нѣтъ, къ моему крайнему сожалѣнію, денегъ! говорите вы просителю.

– А какъ же, папа, ты сейчасъ принесъ мамѣ деньги? – спрашиваетъ ребенокъ.

Боже сохрани васъ – соблазнить единаго отъ малыхъ сихъ! припоминается вамъ въ эту минуту грозное слово.

Будьте мудры, какъ змѣи, и чисты какъ голуби!

Если бы мужъ, вмѣсто того, чтобы обманывать свою жену, сумѣлъ сказать ей о смерти дитяти, съ евангельской мудростью и утѣшеніемъ вѣры, – кто знаетъ, кто можетъ предвидѣть всѣ движенія души – можетъ быть въ ея сердцѣ произошелъ одинъ изъ тѣхъ чудесныхъ переворотовъ, которые спасительно дѣйствуютъ на душу и на тѣло? Можетъ, глубокая скорбь мужа вызвала бы въ ней чувство состраданія и желаніе подкрѣпить мужа силой вѣры въ Божественное Провидѣніе? О, если бы мы чаще вспоминали, какъ много въ послѣдствіяхъ нашихъ словъ и поступковъ сокрыто отъ нашихъ очей! Если бы мы больше имѣли мужества и вѣры въ Провидѣніе!

Нигдѣ, можетъ быть, эта, какъ говорятъ, невольная неправда не проявляется въ такихъ ужасающихъ послѣдствіяхъ, какъ у одра умирающаго. Врачи заявили уже, что положеніе больнаго опасно. Необходимо исполнить послѣдній христіанскій долгъ, но никто не хочетъ сказать правды больному

Не пригласить ли священника? – спрашиваетъ самъ больной.

– Что ты это? Зачѣмъ? Ты не такъ еще плохъ, ты можешь поправиться.

И больной умираетъ, лишившись величайшаго дара Божія...

Гдѣ же вѣра наша?

Безспорно, блаженный Филаретъ обнаружилъ временную слабость духа въ разговорѣ съ женою. Это еще разъ подтверждаетъ намъ печальную истину: пока живемъ на землѣ, обложенные плотію, – мы не можемъ избѣжать искушеній. Какъ земледѣлецъ не можетъ считать вѣрнымъ урожая, пока онъ находится еще въ полѣ, такъ и подвижникъ никогда не долженъ оставлять своего сердца безъ бдительной охраны, «дондеже дыханіе есть въ ноздрѣхъ его»... Но, высказывая все это, да не дерзнемъ судить о словахъ и дѣлахъ святыхъ! Осмѣлимся ли говорить даже о минутныхъ ошибкахъ тѣхъ, чьимъ великимъ достоинствамъ мы не умѣемъ подражать?

Между тѣмъ великій благотворитель на себѣ самомъ долженъ былъ испытать послѣдствія своей мимолетной слабости предъ искушеніемъ. Въ большомъ горѣ о пропажѣ вола супруга его немедленно послала старшаго сына на поиски. Обойдя много полей, отрокъ нашелъ своего вола въ ярмѣ крестьянина. Признавъ вола, онъ гнѣвно вскричалъ:

– Злой, нечестный человѣкъ! Какъ смѣлъ ты чужого вола запречь и работать на немъ? Гдѣ ты взялъ вола? Какъ не стыдно тебѣ присвоить чужого вола, потеряннаго отцомъ моимъ? Немедленно отвяжи и возврати мнѣ вола! А не-тο отвѣтишь за него на судѣ, какъ воръ!

– Зачѣмъ, чадо, напрасно гнѣваешься на меня? Сынъ святаго мужа! Не обижай меня безъ всякой вины съ моей стороны. Твой отецъ сжалился надо мной. У меня случилось горе; внезапно палъ волъ во время пашни...

Стыдно стало юношѣ своего напраснаго гнѣва. Поспѣшивъ домой, онъ разсказалъ обо всемъ матери. Ѳеозва вспыхнула отъ негодованія и досады на мужа. Схватившись за голову и «терзающи власы своя», она бросилась къ мужу.

– О горе мнѣ, несчастной съ такимъ мужемъ...

Вопль и стоны огласили мирное жилище.

– Безчеловѣчный, съ каменнымъ сердцемъ! кричала Ѳеозва, не помня себя отъ гнѣва... Или ты хочешь прежде времени голодомъ свести всѣхъ насъ въ могилу?! По грѣхамъ нашимъ мы уже лишились всего своего состоянія... Два вола осталось у насъ, чтобы трудомъ прокормить дѣтей, а ты, облѣнившись въ богатствѣ, не хочешь работать! Тебѣ бы сладко покоиться въ палатахъ... Развѣ ты ради Бога отдалъ вола? Ради себя лѣнивецъ! Не на чемъ-де работать... Какой отвѣтъ дашь ты Господу, если изъ-за твоей лѣности я съ твоими дѣтьми погибну отъ голода!?...

Кроткій и спокойный взглядъ Филарета нѣсколько образумилъ Ѳеозву.

– Послушай, что говоритъ Самъ Богъ, богатый въ милости, началъ Филаретъ. Взгляните на птицъ небесныхъ: онѣ не сѣютъ, ни жнутъ, ни собираютъ въ житницу; и Отецъ вашъ небесный питаетъ ихъ. Ужели не прокормитъ Онъ насъ, несравненно болѣе дорогихъ Его сердцу, чѣмъ птицы? Онъ сторицею воздастъ тѣмъ, кто ради Его, по вѣрѣ въ Него, не боится раздавать свои имѣнія. Зачѣмъ же ты, неразумная, такъ скорбишь о волѣ? Помнишь ли слово Божіе: «если братъ твой обѣднѣетъ, поддержи его... (Лев. XXV, 35). Просящему у тебя дай»...

У Ѳеозвы было вспыльчивое, но доброе сердце. Она была хорошая христіанка. Слова мужа успокрили ее совершенно.

По русской пословицѣ, одна бѣда ведетъ за собой другую. Прошло пять дней. Волъ, подаренный блаженнымъ крестьянину, наѣлся ядовитаго растенія и палъ.

Бѣднякъ не столько жалѣлъ о волѣ, сколько мучился укорами совѣсти за то, что взялъ вола у Филарета. Явившись къ нему, крестьянинъ бросился къ ногамъ блаженнаго.

– Согрѣшилъ я предъ Богомъ, взявъ вола у твоего семейства... Не слѣдовало мнѣ отнимать у васъ куска насущнаго хлѣба. Богъ наказалъ меня за это, не далъ воспользоваться твоимъ добромъ: волъ твой палъ!

Не промолвивъ ни одного слова, блаженный Филаретъ быстро привелъ изумленному крестьянину своего послѣдняго вола.

– Возьми его, воскликнулъ онъ, и властная сила, сила всепокоряющей любви прозвучала въ его голосѣ. Возьми и иди съ миромъ... А мнѣ предстоитъ вскорѣ отправиться далеко отсюда, прибавилъ святой мужъ, въ дивномъ прозрѣніи будущаго...

Изумленный крестьянинъ не нашелся и возразить блаженному. Не смѣя ослушаться его, онъ молча взялъ вола и удалился.

Между тѣмъ въ домѣ скоро всѣ узнали о поступкѣ Филарета. Дѣти принялись плакать вмѣстѣ съ матерью.

– Что-жъ мы теперь будемъ дѣлать? Отецъ видимо ненавидитъ насъ – отдаетъ послѣднее... Все, что у насъ было, это – два вола, и тѣхъ ужъ нѣтъ!

– Дѣти, зачѣмъ предаетесь скорби? говорилъ Филаретъ. Зачѣмъ терзаете себя и меня? Ужели вы считаете меня жестокосердымъ? Ужели я, въ самомъ дѣлѣ, задумалъ погубить васъ? Успокойтесь: у меня въ одномъ мѣстѣ скрыто столько богатства, что хватитъ вамъ на сто лѣтъ жизни, хотя бы вы и ничего не дѣлали и ни о чемъ не заботились! Я самъ не могу исчислить тѣхъ сокровищъ.

Слова отца, сказанныя въ силѣ провидящей вѣры, поразили дѣтей и жену. Въ домѣ снова водворилась тишина.

VI.

Непрерывно повторявшіеся набѣги магометанъ, вмѣстѣ съ необходимостью защищать сѣверныя границы отъ славянъ, требовали необычайнаго напряженія военныхъ силъ. Весь строй Византійской имперіи мало-по-малу принялъ военный характеръ. Государство было раздѣлено на темы, и въ каждой темѣ начальствовалъ стратегъ, командующій мѣстными войсками. Ему были подчинены и гражданскіе чиновники. Въ каждой темѣ часть земли была отдѣлена на содержаніе войска. Это были такъ называемыя имѣнія воиновъ (στρατιωτικὰ κλήματα). Если почему-либо воинъ не могъ исполнять своей обязанности, имѣніе у него отнималось и передавалось другому. Мы уже знаемъ, какимъ страшнымъ опустошеніямъ подверглась Малая Азія отъ арабовъ. Тысячи мелкихъ и крупныхъ хозяйствъ потерпѣли полное крушеніе. Въ особенности чувствовался недостатокъ въ скотѣ, который или былъ истребленъ или уведенъ врагами. Поэтому всякій сборъ военныхъ силъ причинялъ не малыя безпокойства воинамъ. Они должны были являться въ полкъ въ полномъ вооруженіи, съ двумя добрыми конями.

Однажды къ Филарету милостивому явился давно знакомый ему воинъ Мусилій, съ убитымъ, растеряннымъ видомъ.

– Что съ тобой, Мусилій? спросилъ Филаретъ.

– Горе, господинъ мой! Я совсѣмъ теряю голову... Ты, конечно, уже слышалъ о приказаніи стратега явиться всѣмъ намъ на службу... Кое-какъ я собралъ необходимое вооруженіе. У меня былъ и конь. Сегодня я долженъ былъ уже отправиться въ путь, но вчера конь мой палъ... Я полагалъ, что съ меня не спросятъ другого коня – положеніе нашей мѣстности хорошо извѣстно стратегу. Но какъ могу явиться на службу теперь? Какъ могу я взять свое оружіе и необходимые запасы? Если я не явлюсь въ полкъ, у меня отнимутъ мою землю и домъ... Куда мнѣ дѣться съ женой и малыми дѣтьми? Боже, я знаю, мнѣ стыдно просить у тебя. Ты самъ обнищалъ до крайности. Но ради милосерднаго Господа, умоляю тебя, дай мнѣ твоего коня, избавь меня отъ неминуемой бѣды.

– Что-жъ? воскликнулъ блаженный Филаретъ съ просіявшимъ лицемъ. Возьми у меня коня и ступай съ миромъ. Не именемъ стратега, но именемъ всещедраго Бога умолилъ ты меня...

Обрадованный воинъ бросился въ ноги своему благодѣтелю, который впрочемъ вовсе не требовалъ благодарности, и, получивъ добраго коня, быстро отправился домой.

Благочестивый писатель житія Филарета милостиваго тщательно отмѣчаетъ о постепенномъ оскудѣніи нѣкогда богатаго дома. Послѣдуемъ и мы его примѣру. «И остася уже у святаго Филарета едина токмо крова съ телятемъ, и оселъ единъ, и пчелъ нѣколико ульевъ»...

А нужда кругомъ все росла... Одинъ крестьянинъ, лишившись всего своего скота во время арабскаго погрома, много слышалъ о необычайной щедрости Филарета. Крестьянинъ жилъ далеко отъ блаженнаго благотворителя, но не усомнился придти къ нему.

– Господинъ, говорилъ онъ, кланяясь Филарету, дай мнѣ теленочка... Трудно мнѣ поправиться, но я знаю, твой даръ будетъ мнѣ на счастье, принесетъ благословеніе моему дому.

– Не безпокойся, другъ, не тужи... Трудись и надѣйся на Бога! отвѣчалъ Филаретъ. Я съ радостью исполню твою просьбу, а Господь ниспошлетъ тебѣ Свое благословеніе и умножитъ плоды праведныхъ трудовъ твоихъ.

Съ этими словами Филаретъ немедленно вывелъ просителю теленка. Крестьянинъ съ радостью удалился. Но тутъ произошло одно изъ тѣхъ мелкихъ обстоятельствъ, которыя нерѣдко причиняютъ большое горе. Корова, лишившись теленка, «озирающися сѣмо и овамо», подняла жалобный ревъ на весь домъ. Всѣ сожалѣли о скотинѣ. Пылкая Ѳеозва не стерпѣла и обрушилась съ упреками на мужа.

– Скажи, долго-ль все это будетъ? Удивляюсь, гдѣ дѣлся твой здравый смыслъ... Смѣшно смотрѣть на тебя! Не жалѣешь жены, дѣтей моришь голодомъ, а теперь не пожалѣлъ даже безсловесной скотины, матери, отнялъ теленка... Разсуди, что ты сдѣлалъ? Ну, дому убыль – такъ и быть! Да будетъ ли прибыль и тому, кому ты отдалъ теленка? Подумалъ бы, что недавно рожденный теленокъ не можетъ жить безъ молока матери... У насъ исчахнетъ корова, а у другого издохнетъ теленокъ!

– Правду говоришь ты, Ѳеозва! спокойно отвѣтилъ Филаретъ. Я поправлю бѣду...

И, догнавъ посѣтителя, возвратилъ его назадъ.

– Вотъ, братъ, какое дѣло: корова безъ теленка не даетъ намъ покоя, страшно реветъ на весь домъ...

Бѣдняга понялъ, что у него хотятъ взять обратно полученный даръ. Это его очень огорчило.

– Что-жъ дѣлать? сказалъ онъ вздохнувши. Видно, недостоинъ я получить отъ блаженнаго мужа и этого небольшого благодѣянія...

Корова, съ радостнымъ мычаніемъ, бросилась къ теленку.

Ѳеозва стояла у воротъ и улыбалась, смотря на радость безсловеснаго, какъ вдругъ услышала голосъ мужа:

– Вотъ что, братъ! Жена говоритъ, что не хорошо разлучать теленка отъ матери. Такъ возьми вмѣстѣ съ теленкомъ и корову и ступай съ миромъ. Всещедрый Богъ да благословитъ тебя и домъ твой, и да будешь ты такъ же богатъ, какъ нѣкогда былъ и я, и не забудешь о тѣхъ, кто проситъ помощи!

Ѳеозва, пораженная этими словами, не сказавъ ни слова, съ воплемъ, всплеснувъ руками, бросилась внутрь дома...

Впослѣдствіи блаженный имѣлъ утѣшеніе узнать, что Богъ благословилъ домъ и труды просителя. Отъ данной ему коровы съ теленкомъ – чрезъ нѣсколько лѣтъ у него было уже больше двухъ стадъ воловъ и коровъ.

Естественно, что, при недостаткѣ въ скотѣ, голодъ все чаще и чаще посѣщалъ провинціи, разоренныя непріятелями. Въ домѣ Филарета однажды не оказалось ни зерна... Тогда Филаретъ, взявъ осла, который одинъ только и оставался у него изъ многочисленныхъ прежде стадъ, отправился къ своему доброму знакомому и выпросилъ у него взаймы шесть мѣръ пшеницы. На нѣкоторое время семья была обезпечена отъ голода. Но, видно, нужда кругомъ была столь велика, что сосѣди тотчасъ провѣдали объ этомъ, и вотъ не успѣлъ еще блаженный отдохнуть послѣ утомительнаго пути, какъ къ нему явился бѣднякъ и со слезами просилъ одного рѣшета пшеницы, чтобы накормить умиравшихъ съ голоду дѣтей.

Ѳеозва между тѣмъ уже спрятала пшеницу. Что было дѣлать? Филаретъ, выслушавъ просителя, отправился въ домъ. Ѳеозва просѣвала пшеницу.

– Послушай, жена! Мнѣ бы хотѣлось этому бѣдняку дать мѣрку пшеницы...

Ѳеозва даже не взглянула на ходатая...

Филаретъ печально стоялъ около нея... Ей стало жаль мужа.

– Дай намъ-то сперва насытиться... Я вотъ возьму себѣ мѣру, дѣтямъ оставлю по мѣрѣ, да мѣру – прислугѣ, а что останется, раздавай кому хочешь...

– А для меня ничего не оставишь? спросилъ Филаретъ, кротко улыбнувшись.

– Тебѣ зачѣмъ? Ты – вѣдь ангелъ, а не человѣкъ и въ пищѣ не нуждаешься, съ насмѣшкой отвѣтила Ѳеозва. Былъ бы голоденъ, не подумалъ бы раздавать взятой взаймы пшеницы.

Филаретъ молча отмѣрилъ бѣдняку двѣ мѣры пшеницы. Лице Ѳеозвы загорѣлось негодованіемъ.

– Отдай ужъ и третью мѣру! Вѣдь ты – богачъ!

Филаретъ отмѣрилъ еще мѣру и отпустилъ бѣдняка.

Ѳеозва бросилась къ мужу и, отнявъ оставшуюся пшеницу, унесла въ кладовую. Отъ гнѣва она перестала разговаривать съ мужемъ... Между тѣмъ взятая въ долгъ пшеница скоро вышла. Снова приходилось голодать. Вставши рано утромъ, Ѳеозва отправилась къ сосѣдямъ и, выпросивъ взаймы полхлѣба, разварила его, смѣшавъ съ лебедой. Въ полдень она накормила дѣтей, даже не позвавъ къ трапезѣ мужа... Но въ тотъ же день явилась неожиданная помощь. Одинъ старый другъ Филарета, человѣкъ богатый, узнавъ объ его нуждѣ, прислалъ четыре полныхъ повозки съ хлѣбомъ, по девяти мѣръ пшеницы въ каждой. Слуга, привезшій хлѣбъ, вручилъ Филарету письмо отъ своего господина. Другъ писалъ блаженному: «Дорогой братъ и человѣкъ Божій, посылаю тебѣ сорокъ мѣръ пшеницы для тебя и для твоей семьи. Когда выйдетъ вся, пришлю тебѣ еще столько же. А ты – помолись за меня, грѣшнаго». Прочитавъ письмо, Филаретъ, въ чувствѣ благодарности за милость Господа, палъ на землю; затѣмъ, поднявшись и простирая руки къ небу, воздалъ хвалу Богу: «Благодарю Тебя, Господи Боже мой, что Ты не оставилъ раба Твоего, возложившаго на Тебя все упованіе!»

Ѳеозва не менѣе мужа была обрадована неожиданной помощью. Теперь ей стыдно было передъ мужемъ за свое поведеніе, хотя тайное опасеніе подсказывало ей, что и эта пшеница не долго останется въ домѣ... Она кротко подошла къ Филарету и ласково сказала ему: «господинъ мой, отдѣли мнѣ пшеницы, сколько найдешь нужнымъ, да дѣтямъ нашимъ. Да – долгъ необходимо заплатить... А ты возьми свою часть и поступай съ нею, какъ знаешь». Филаретъ послушался жены и раздѣлилъ пшеницу, оставивъ себѣ пять мѣръ, которыя и роздалъ бѣднымъ въ два дня. Это снова привело въ негодованіе Ѳеозву. «Пусть теперь питается чѣмъ знаетъ!» говорила она, ломая себѣ руки съ досады. Съ этого времени семейство Филарета питалось отдѣльно. Ѳеозва не звала его болѣе къ обѣду... Однажды, сильно отощавъ, Филаретъ пришелъ къ своему семейству, сидѣвшему за трапезой.

– Что-жъ, дѣти, ужели не примете меня, не накормите – если не какъ отца, то хотя бы какъ гостя или странника?

Дѣти съ улыбкой усадили отца за столъ. Ѳеозва сосредоточенно молчала... У ней текли по лицу слезы...

– Господинъ Филаретъ, вдругъ заговорила она, когда уже всѣ насытились, – что-жъ ты не откроешь, гдѣ это у тебя хранятся сокровища, о которыхъ ты намъ говорилъ? Не дразнишь-же ты насъ, какъ малоумныхъ! Если это правда, скажи намъ – мы возьмемъ и купимъ себѣ, по крайней мѣрѣ, хлѣба. Тогда снова будешь питаться вмѣстѣ съ нами.

– Подождите еще немного, сказалъ съ глубоко-проникновеннымъ взоромъ Филаретъ. Въ скоромъ времени у васъ будетъ много сокровищъ...

Если приходили бѣдняки и дѣлились съ Филаретомъ своимъ горемъ, блаженный, не зная, чѣмъ помочь имъ, отправлялся на пчельникъ и, вынимая медъ изъ улья, надѣлялъ бѣдняковъ. Кромѣ ульевъ, у него ничего теперь не было. Дѣти, замѣтивъ это, взяли весь медъ изъ ульевъ. Однажды утромъ одинъ голодный пришелъ къ Филарету. Блаженный отправился съ нимъ на пчельникъ, но не нашелъ болѣе меда... Тогда онъ снялъ съ себя хитонъ и отдалъ нищему... Ѳеозва, стыдясь сосѣдей, со слезами на глазахъ, сшила ему хитонъ изъ своей верхней одежды... Такъ блаженный исполнилъ заповѣдь Господа: «Имѣяй двѣ ризѣ да подастъ неимущему»! (Лук. III, 11).

VII.

Юный императоръ Константинъ находился уже въ такомъ возрастѣ, когда приходилось позаботиться объ его вступленіи въ бракъ. Императрица-мать рѣшила пригласить ко двору со всѣхъ странъ имперіи красивѣйшихъ дѣвицъ для выбора царской невѣсты. Вельможы, «illustres», отправлены были для этой цѣли въ различныя провинціи. Прибывъ въ малоазіатскую область Пафлагонію и проѣзжая мимо селенія Амніи, они неожиданно были поражены, увидавъ въ очаровательной мѣстности, въ глубинѣ стариннаго парка, роскошное зданіе.

– Навѣрное, здѣсь живетъ богатый и знатный владѣлецъ здѣшней мѣстности. Намъ нельзя миновать этого дома. Какъ вы думаете? говорилъ одинъ изъ вельможъ.

– Зданіе построено съ удивительнымъ вкусомъ. Я полагаю, хозяинъ не откажется принять насъ. Во всякомъ случаѣ – мы пошлемъ къ нему съ просьбой дать намъ временно помѣщеніе для необходимаго отдыха. Послѣ нашего путешествія я съ удовольствіемъ провелъ бы нѣсколько дней въ этой мѣстности. Вѣдь здѣсь точно рай земной...

– Что-жъ? сказалъ первый собесѣдникъ. Отправимъ пословъ и прислугу, которая позаботится о всемъ необходимомъ для удобнѣйшкго размѣщенія. Палаты такъ обширны, что мѣста, полагаю, хватитъ на всѣхъ насъ.

Но часто – чего не знаютъ господа, отлично знаетъ прислуга. Воины, сопровождавшіе царскихъ пословъ, уже успѣли разспросить попадавшихся на пути поселянъ о всѣхъ жителяхъ той мѣстности.

– Осмѣлюсь ли доложить Вашей Свѣтлости, выступивъ, сказалъ одинъ изъ воиновъ. Стоитъ ли останавливаться здѣсь? Говорятъ, этотъ домъ, снаружи поражающій своимъ великолѣпіемъ, совершенно разоренъ и пустъ внутри, такъ что въ немъ нельзя найти не только какихъ-нибудь удобствъ, но – даже самаго необходимаго. Въ немъ живетъ старикъ, бѣднѣе котораго нѣтъ никого въ этой мѣстности.

– Не можетъ быть, чтобы дворецъ принадлежалъ нищему! возразилъ одинъ изъ вельможъ. Пусть все будетъ исполнено, какъ мы рѣшили.

И немедленно царскіе послы, въ сопровожденіи воиновъ и свиты, направились къ дому, обратившему на себя ихъ вниманіе.

Читатель, конечно, догадывается, что этотъ домъ принадлежалъ блаженному Филарету. Филаретъ, узнавъ о приближеніи необычныхъ гостей, взялъ жезлъ свой и вышелъ къ нимъ навстрѣчу. Путники увидали предъ собой маститаго старца, убѣленнаго сѣдиной. Духовная красота души свѣтилась въ строгихъ, благородныхъ чертахъ его лица. Неподдѣльное радушіе слышалось въ его голосѣ.

– Добро пожаловать! говорилъ Филаретъ, низко кланяясь. Самъ Господь привелъ васъ къ слугѣ вашему, Самъ Господь послалъ мнѣ эту радость – принять столько почетныхъ гостей въ моемъ убогомъ жилищѣ.

Въ то время какъ гости остановились на террасѣ, залюбовавшись прекраснымъ ландшафтомъ, и не безъ чувства удивленія разсматривали наружныя рельефныя украшенія дома, Филаретъ поспѣшилъ къ своей супругѣ.

– Дорогая, позаботься устроить доброе угощеніе для знатныхъ гостей, пришедшихъ издалека. Мое сердце не обманываетъ меня: Самъ Богъ привелъ ихъ къ намъ.

Ѳеозва отъ изумленія широко раскрыла глаза и съ недоумѣніемъ слушала мужа.

– Да въ своемъ ли ты разумѣ? воскликнула она. Изъ чего-жъ я устрою угощеніе? Во всемъ домѣ нѣтъ ни ягненка, ни даже курицы... Ужъ не сварить ли для нихъ лободы, которую ѣдимъ сами, и то безъ масла?!

– Твое дѣло только развести огонь да прибрать верхнія комнаты. Объ остальномъ не заботься: Богъ пошлетъ намъ припасовъ.

Ничего не понимая, Ѳеозва тѣмъ не менѣе поспѣшила исполнить желаніе мужа. Она отправилась въ верхніе давно уже не отпиравшіеся покои дома: роскошныя украшенія ихъ непріятно напоминали обитателямъ дома о минувшемъ довольствѣ... Позвавъ дѣтей и внуковъ, Ѳеозва быстро привела въ порядокъ палаты: плѣсень и паутина исчезли съ древнихъ мозаикъ, столы и кресла изъ слоновой кости съ позолотой снова блистали по прежнему... Спустившись внизъ, Ѳеозва радостно вскрикнула: на дворѣ дома откуда-то взялись овцы, ягнята, множество куръ и другихъ домашнихъ птицъ, въ большихъ корзинахъ лежали хлѣбы, на повозкахъ – мѣха съ виномъ, запасы масла, сыру, фруктовъ и т. п. Зажиточные жители селенія, увидавъ, что шествіе знатныхъ гостей направилось къ дому Филарета, и, сообразивъ, что блаженный будетъ сильно огорченъ невозможностью принять и угостить такого множества гостей, поспѣшили доставить къ нему на дворъ необходимые запасы: такъ велико было имя Филарета для всѣхъ сосѣдей! Многіе изъ нихъ раньше сами получали щедрую помощь отъ него и не забыли благодѣяній. Ѳеозва была искусной хозяйкой. Работа, какъ говорится, кипѣла у ней въ рукахъ. Сверхъ того, у нея былъ тонкій, развитый вкусъ: верхнія палаты быстро приняли такой видъ, что въ нихъ не стыдно было бы принять самого кесаря, а на кругломъ столѣ, изъ слоновой кости, дымились вкусно приготовленныя яства. Ѳеозва ликовала, окидывая торжествующимъ взоромъ пиршественную залу, въ то время какъ дѣти и внуки въ старинныхъ вазахъ разставляли цвѣты, и въ комнатѣ разливался нѣжный весенній ароматъ душистыхъ травъ и едва распускавшихся розъ. Наконецъ все было готово. Хозяинъ уже велъ гостей къ трапезѣ. Гости не могли удержаться отъ восклицаній удивленія при входѣ въ залу для пиршества, но – болѣе всего трогало ихъ глубоко-задушевное гостепріимство хозяина, къ которому они невольно, съ каждымъ часомъ, чувствовали все большее уваженіе: его радушіе, въ соединеніи съ величественной осанкой, какимъ-то внутреннимъ, совершенно естественнымъ благородствомъ словъ и дѣйствій, невольно вызывали въ памяти величавые образы ветхозавѣтныхъ патріарховъ.

Трапеза проходила среди оживленныхъ разговоровъ, при чемъ гости не разъ приходили въ изумленіе отъ глубоко-проникновенныхъ словъ и замѣчаній своего радушнаго хозяина. Кушанья приносили и уносили, равно какъ и за столомъ прислуживали, его внуки. Среди трапезы въ залу вошелъ сынъ Филарета Іоаннъ, живой портретъ своего родителя. Вельможные гости не могли надивиться врожденному благородству манеръ и изящной выдержанности въ поведеніи молодыхъ людей. Не всегда и при дворѣ приходилось имъ наблюдать это соединеніе изящной простоты съ чувствомъ внутренняго достоинства. Переглянувшись между собою, они спросили хозяина:

– Скажи намъ, честнѣйшій мужъ, есть ли у тебя супруга?

– Есть, господа мои, а вотъ эти молодые люди – мои дѣти и внуки.

– А возможно ли будетъ намъ познакомиться съ твоей супругой?

Филаретъ послалъ сына пригласить мать. Ѳеозва вошла съ достоинствомъ. Черты лица ея и въ старости сохранили слѣды поразительной красоты. Гости почтительно привѣтствовали хозяйку дома.

–А нѣтъ ли у тебя дочерей?

– При мнѣ живутъ три дѣвицы, дѣти моей старшей дочери.

– Теперь уже мы будемъ усердно просить тебя представить насъ и твоимъ внучкамъ. Мы непремѣнно должны видѣть ихъ. Не скроемъ отъ тебя цѣли нашего путешествія: по высочайшему повелѣнію мы должны избрать изъ дѣвицъ, которыхъ найдемъ достойными того, такихъ, которыхъ представимъ ко двору для выбора невѣсты Государю.

– Стоимъ ли мы, нищіе, такой чести?.. Но вѣдь сегодня вы утомлены послѣ путешествія. Я совѣтую вамъ отдохнуть, а завтра – воля Господня да будетъ!

Гости дѣйствительно нуждались въ отдыхѣ и охотно согласились на слова хозяина.

Солнце уже сіяло во всей утренней красѣ, когда вельможные гости Филарета пробудились отъ сна. Они чувствовали себя превосходно. Все въ этомъ домѣ пришлось имъ по сердцу: и очаровательныя мѣстности, и радушная внимательность семейства, и изящество обстановки. Точно дома, въ столицѣ, чувствовали они себя въ жилищѣ Филарета, только – безъ шума и сутолоки городской жизни.

Когда Филаретъ явился къ своимъ гостямъ съ утреннимъ привѣтствіемъ, они сказали ему:

– Прикажи же, честнѣйшій господинъ, привести къ намъ своихъ внучекъ!

Блаженный отличался великимъ смиреніемъ, но – въ словахъ гостей своихъ онъ почувствовалъ оттѣнокъ нѣкотораго высокомѣрія, выказаннаго можетъ быть совершенно безсознательно. Дѣло касалось не его самого, но – горячо любимой имъ семьи.

– Какъ прикажете, господа мои, такъ и будетъ! возразилъ онъ. Но – не прогнѣвайтесь на меня – не соблаговолите ли вы сами пройти во внутренніе покои моего дома? Мои внучки не привыкли выходить изъ своихъ комнатъ.

Гости, понявъ свою ошибку, немедленно выразили полную готовность представиться дѣвицамъ. Филаретъ повелъ ихъ во внутренніе покои.

Три юныхъ красавицы встрѣтили гостей и почтили ихъ «смиреннымъ и честнымъ поклоненіемъ».

Гости были поражены ослѣпительной красотой юныхъ дѣвицъ и не могли удержаться отъ выраженій восторженнаго удивленія.

– Благодаримъ Господа! Конецъ нашему путешествію! воскликнули они единодушно.

Дѣвушки опустили взоры. Краска разлилась по лицамъ ихъ...

Возвратившись въ свою комнату, царскіе послы заявили Филарету:

– Мы нашли, что намъ нужно, честнѣйшій господинъ. Одна изъ твоихъ внучекъ должна стать августѣйшей нашей повелительницей. Прекраснѣй ихъ намъ не найти, хотя бы пришлось пройти всю вселенную.

Филаретъ низко поклонился гостямъ.

Послы рѣшили пробыть нѣсколько дней въ жилищѣ Филарета и разослали гонцовъ въ разныя страны и области, которыя пришлось посѣтить имъ. Эти гонцы должны были къ назначенному дню возвратиться вмѣстѣ съ тѣми дѣвами, которыя намѣчены были раньше послами, въ сопровожденіи ихъ семействъ. Трудно было узнать теперь мирный уголокъ Амніи: почти ежедневно прибывали все новые гости, въ сопровожденіи друзей, родныхъ и прислуги. Всѣхъ дѣвъ собралось десять. Нѣкоторыя изъ нихъ принадлежали къ знатнымъ и богатымъ семействамъ. Хозяинъ принималъ гостей съ искреннимъ радушіемъ: лицо его свѣтилось радостью. Никогда онъ не чувствовалъ себя болѣе бодрымъ, какъ при пріемѣ и размѣщеніи гостей. Ѳеозва оказалась такой распорядительной хозяйкой, что, при большомъ многолюдствѣ, въ домѣ не было безпорядка: всѣмъ находились мѣста и необходимый покой.

Наконецъ назначенъ былъ день отправленія въ столицу. Что это было за зрѣлище, когда окрестные жители собрались проститься съ Филаретомъ! Сколько было искреннихъ дружескихъ объятій, сколько слезъ, задушевныхъ пожеланій! Царскіе послы говорили, что этотъ день произвелъ на нихъ неизгладимое впечатлѣніе и остался на вѣки незабвеннымъ.

Блаженный покинулъ родное гнѣздо со всѣми дѣтьми, внуками и домочадцами, всего въ количествѣ тридцати человѣкъ. Во время путешествія окрестные жители обязаны были доставлять къ указаннымъ пунктамъ смѣны лошадей и экипажей, равно какъ и всѣ необходимые запасы.

Остановки, болѣе или менѣе продолжительныя, происходили днемъ, такъ какъ путешествіе при вечерней прохладѣ считалось болѣе удобнымъ, чѣмъ подъ палящими лучами солнца. Семейство Филарета, никогда не покидавшее родного гнѣзда, глубоко интересовалось всѣмъ на пути. На восточномъ берегу озера Асканія, въ Никеѣ, путники съ благоговѣніемъ посѣтили церковь, гдѣ происходили засѣданія перваго вселенскаго собора. Чрезъ день пути отсюда всѣ прибыли уже въ Никомидію, гдѣ видѣли остатки былого величія Діоклитіана и вспоминали о мученичествѣ св. Георгія и царицы Александры. Въ деревнѣ Акеровъ сохранялось еще жилище, гдѣ первый христіанскій царь окончилъ свое славное земное поприще. Въ скоромъ времени прибыли и въ Халкидонъ, и предъ очами путешественниковъ, какъ золотое полотно, сверкнули изумрудныя волны Пропонтиды. Чрезъ Босфоръ они могли уже видѣть башни, стѣны дворца и храмы новаго Рима... Какъ сильно забилось сердце у многихъ при видѣ столицы Востока!

Въ Халкидонской пристани уже готово было для путниковъ просторное судно, убранное флагами, съ золочеными драконами на носу. Гребцы въ придворныхъ нарядахъ сидѣли у веселъ. Новые вельможи присланы были для почетной встрѣчи путешественниковъ. Мало-по-малу всѣ они размѣстились на кораблѣ. Нѣтъ надобности добавлять, что во время путешествія всѣ коротко познакомились другъ съ другомъ. Десять избранныхъ дѣвицъ и три внучки блаженнаго Филарета на кораблѣ помѣщены были всѣ вмѣстѣ въ просторной каютѣ. До сихъ поръ между ними царствовало дружеское согласіе, но на переѣздѣ чрезъ проливъ произошло одно обстоятельство, которое нѣсколько омрачило общее свѣтлое настроеніе. Въ числѣ дѣвъ замѣтнѣе другихъ была дочь одного изъ знатнѣйшихъ вельможъ, Геронтія, гордая красавица, съ блестящими черными очами, ослѣплявшая всѣхъ богатствомъ своихъ нарядовъ. Естественно, что, въ виду пышной столицы, мысли всѣхъ устремлены были къ той блестящей судьбѣ, которая могла выпасть на долю счастливой избранницы. Старшая внука блаженнаго Филарета, Марія, обратившись къ подругамъ, сказала:

– Послушайте, дорогія, что мнѣ пришло на сердце. Изъ всѣхъ насъ одна должна удостоиться высочайшей чести и славы на землѣ. Положимъ завѣтъ между собою, если Господь возвеличитъ одну изъ насъ, пусть вспомнитъ она въ своемъ царственномъ величіи и не оставите своимъ покровительствомъ остальныхъ подругъ. Мы же всѣ будемъ молить Господа, да пошлетъ Онъ, всемогущій, на высотѣ земного величія избранницѣ царя и истинное счастіе!

– Что за уговоры! воскликнула, окинувъ всѣхъ торжествующимъ взглядомъ, гордая дочь вельможнаго Геронтія. Точно можетъ быть какое-либо сомнѣніе въ выборѣ царя... На что можете разсчитывать всѣ вы, кромѣ женской красоты? Развѣ мало еще осталось красавицъ на свѣтѣ? Кромѣ красоты, для будущей императрицы необходимы знатность рода, богатство и высокій умъ... Деревенская простушка и нищая не можетъ стать невѣстой царя!..

Самоувѣренный тонъ гордой красавицы поразилъ остальныхъ подругъ и произвелъ между ними смущеніе... Но корабль уже присталъ къ берегу, на которомъ виднѣлись царскіе золоченые экипажи..

VIII.

Трудно изобразить тогъ интересъ, съ какимъ путники, въ первый разъ попавшіе въ Константинополь, смотрѣли на пышную столицу Востока. Глаза ихъ поражались на каждомъ шагу все новыми диковинками. При быстромъ проѣздѣ предъ ними мелькали куполы, роскошные термы, колонны, статуи, знаменитые храмы, раскинувшіеся на семи холмахъ великаго города. На улицахъ кипѣла жизнь ключомъ. Во всемъ замѣтно было, что здѣсь – центръ могущества и богатства Восточнаго царства. Географическое положеніе столицы было неоцѣнимо: она находилась на рубежѣ Европы и Азіи; въ ея обширной гавани находили себѣ спокойное пристанище многочисленные корабли, прибывавшіе съ одной стороны изъ всѣхъ прибрежій Эвксинскаго Понта, съ другой – изъ всѣхъ странъ Средиземнаго моря. Немудрено, что на улицахъ города толпились представители всевозможныхъ народовъ. Но вотъ наши путники въѣхали во второй изъ четырнадцати округовъ столицы. Этотъ округъ расположенъ былъ на холмѣ, гдѣ Константинъ нѣкогда раскидывалъ свою палатку и назначалъ его мѣстомъ главнаго форума. Колесницы проѣхали тріумфальную арку, и взоры путниковъ поражены были открывшимся передъ ними богатѣйшимъ собраніемъ избраннѣйщихъ произведеній древне-греческаго искусства. Здѣсь виднѣлись статуи, свезенныя изъ Аѳинъ, Кизика, Кесаріи, Траллеса, Сардовъ, Севастіи, Халдеи, Великой Антіохіи, Кипра, Крита, Родоса, Хіоса. Атталіи, Селевкіи, Смирны, Тіанеи, Иконіи, Никеи, Сициліи и многихъ другихъ городовъ Востока и Запада. Всѣ страны, всѣ города древняго міра принесли свою дань царственному городу.

Главный форумъ или Августеонъ, открывшійся во всемъ своемъ блескѣ предъ изумленными взорами гостей, окруженъ былъ самыми знаменитыми сооруженіями: здѣсь въ дивномъ великолѣпіи предсталъ предъ ними храмъ Св. Софіи; нѣсколько южнѣе – ипподромъ и затѣмъ – императорскій дворецъ. Дворецъ съ одной стороны выступалъ на Августеонъ, а съ другой обращенъ былъ къ морю, у самаго входа въ Босфоръ. Изъ оконъ своихъ покоевъ, сіявшихъ золотомъ и драгоцѣнной мозаикой, императоръ могъ смотрѣть на свой побѣдоносный флотъ, уносившій его армію къ берегамъ Италіи, Азіи и Африки, а также на безчисленные купеческіе корабли, привозившіе въ Константинополь богатые товары трехъ частей свѣта.

Ипподромъ былъ настоящимъ центромъ общественной жизни въ столицѣ. Здѣсь разыгрывались важнѣйшіе моменты Византійской исторіи. При взглядѣ на него путники вспомнили, какъ Юстиніанъ выдержалъ страшную бурю, которая, безъ вмѣшательства императрицы, ниспровергла бы его тронъ и династію. Здѣсь же Юстиніанъ II попалъ въ руки своихъ враговъ, которые отрѣзали ему носъ и уши, и здѣсь же, вернувшись впослѣдствіи побѣдителемъ въ свою столицу, онъ попиралъ пурпурными сапогами головы бунтовщиковъ, при крикахъ непостоянной черни: «на аспида и василиска насту пиши!..» Здѣсь же, на главной площади, стоялъ знаменитый «Миліонъ», отъ котораго шли измѣренія всѣхъ дорогъ на Востокѣ, – куполообразное зданіе, окруженное аркой изъ семи колоннъ, украшенное дорогими статуями, между которыми видны были статуи основателя столицы и его матери, на порфировомъ пьедесталѣ. Но возможно ли перечислить всѣ чудеса пышной столицы Востока?

Колесницы съ новоприбывшими путниками подъѣхали къ одному илъ дворцовыхъ зданій, назначенному для ихъ пребыванія. Здѣсь они должны были ожидать того момента, когда ихъ пригласятъ явиться къ повелителю Востока и его матери. Этимъ промежуткомъ они могли воспользоваться для отдыха послѣ путешествія, для обзора и ознакомленія съ достопримѣчательностями столицы, для поклоненія многочисленнымъ святынямъ, для посѣщенія храмовъ. Но, разумѣется, прежде всего путники спѣшили побывать въ храмѣ св. Софіи, подобно тому какъ пріѣзжающіе въ Москву изъ далекихъ окраинъ свято-русской земли считаютъ своимъ долгомъ помолиться въ Успенскомъ соборѣ. Кто изъ читателей незнакомъ съ этимъ чудеснымъ храмомъ во славу Премудрости Божіей изъ многочисленныхъ описаній? Но большинство этихъ описаній знакомитъ насъ съ дивнымъ сооруженіемъ въ его настоящемъ видѣ. Съ трудомъ можно себѣ вообразить все великолѣпіе храма той поры, когда его еще не касались святотатственныя руки воинственныхъ слугь римскаго папы и впослѣдствіи турокъ. Въ срединѣ зданія стоялъ амвонъ въ видѣ большой трибуны, осѣненной куполомъ съ крестомъ: блескъ золота и драгоцѣнныхъ каменьевъ соперничалъ здѣсь съ красотою великолѣпнѣйшихъ мраморовъ. Алтарная часть отдѣлялась отъ остального храмоваго пространства серебряной преградой, на колоннахъ которой въ медальонахъ виднѣлись изображенія Спасителя, Пресвятой Дѣвы, ангеловъ, апостоловъ и пророковъ. Престолъ былъ изъ золота, и на его фонѣ сіяли эмаль и драгоцѣнные камни. Надъ престоломъ простиралась, въ видѣ киворія, глава, увѣнчанная массивнымъ золотымъ крестомъ. Ее поддерживали четыре серебряныя вызолоченныя колонны. «Кто не подивится», восклицаетъ одинъ поэтъ того времени, «дивному великолѣпію св. трапезы? Кто можетъ представить себѣ чудную красоту ея, когда она сіяетъ различными цвѣтами, играя блескомъ то золота и серебра, то сапфира, – словомъ, испускаетъ многоцвѣтные лучи, смотря по роду дорогихъ камней, перловъ и различныхъ металловъ?» Что за чудное зрѣлище представляла внутренность храма въ ночное время, когда всѣ ея драгоцѣнности точно загорались разноцвѣтными огнями при блескѣ 6000 золоченыхъ канделябръ? Своды купола и абсидъ и стѣны поражали зрителей огромными декоративными мозаиками. Здѣсь, на золотомъ или синемъ фонѣ выступали, точно живыя, колоссальныя величественныя изображенія, и въ челѣ ихъ – образъ Спасителя міра, во всемъ блескѣ Его божественной славы, возсѣдающаго на великолѣпномъ престолѣ. Одна рука Его благословляла молящихся, а въ другой – раскрытое Евангеліе съ начертанными на его страницахъ словами: «Миръ вамъ! Азъ есмь свѣтъ міру!» Теперь сохранившіеся остатки даютъ лишь скудное понятіе о внутренности св. Софіи того времени, когда мозаичное убранство еще одѣвало ее вполнѣ... Но и теперь, несмотря на утрату былого великолѣпія, храмъ все еще производитъ неотразимое впечатлѣніе на душу христіанина...

Блаженный Филаретъ со всѣмъ своимъ семействомъ пользовался своимъ пребываніемъ въ столицѣ для того, чтобы посѣтить храмы Божіи и поклониться многочисленнымъ святынямъ, дорогимъ сердцу каждаго христіанина. Ни его, ни членовъ его семьи не привлекали роскошь и богатства столицы: выросши въ тиши уединенной провинціальной жизни, они были чужды соблазновъ тщеславія и наружнаго блеска. Мало того: всматриваясь въ нравы жителей пышной столицы, блаженный съ грустью убѣдился, что не все то золото, что блеститъ, и ему невольно припоминались громоносныя обличенія Златоуста. Вмѣстѣ съ тѣмъ сострадательное око его, при всемъ видимомъ богатствѣ столицы міра, открыло въ ней притоны безысходной нужды, нашло больныхъ, оставленныхъ безъ ухода, безпомощную старость... И чѣмъ болѣе онъ знакомился съ этимъ міромъ горькой нужды, тѣмъ болѣе содрогалось его сердце... Не о блескѣ, не о предстоявшемъ величіи мечталъ онъ, нѣтъ! Онъ горѣлъ желаніемъ принести посильную помощь несчастнымъ, отереть слезы безутѣшныхъ, на которыхъ въ роскошной столицѣ такъ мало, казалось ему, обращали вниманія... Вовсе не съ такими расположеніями готовились къ торжественному пріему у царя другіе прибывшіе вмѣстѣ съ нимъ въ Константинополь. Молодыя дѣвицы и во главѣ ихъ дочь вельможнаго Геронтія, вмѣстѣ со своими родственниками, вели нескончаемыя бесѣды о почестяхъ, о несмѣтныхъ богатствахъ и старались завязать знакомства съ «сильными міра сего». Закипѣли интриги... Такъ какъ ни блаженный Филаретъ и никто изъ его семьи не выказывалъ ни малѣйшаго желанія участвовать въ какихъ-либо честолюбивыхъ затѣяхъ, то ихъ, къ счастію, оставили въ покоѣ. Внучекъ блаженнаго перестали считать опасными соперницами. И жизнь ихъ въ царскомъ дворцѣ скоро потекла обычнымъ порядкомъ, мало отличавшимся отъ ихъ жизни въ далекой Амніи...

IX.

Между тѣмъ во дворцѣ все громче говорили о близкомъ предстоящемъ выборѣ царской невѣсты. Замѣтны были уже и приготовленія къ предстоящему торжеству.

Трудно представить себѣ весь блеснъ императорскаго двора въ Константинополѣ. Казалось, всѣ искусства соперничали между собою для прославленія императорскаго величія.

Когда пробѣгаешь, говорятъ намъ, громадныя залы дворца, сіяющія золотомъ и мозаикою, какъ будто переносишься въ какой-то фантастическій дворецъ «Тысячи и одной ночи». Величіе и роскошь этого зданія, назначеніе многихъ его залъ отвѣчали представленію, какое только можетъ составить себѣ фантазія историка. Императоръ былъ, такъ сказать, земнымъ богомъ; все было разсчитано на то, чтобы придать характеръ могущества и блеска малѣйшимъ актомъ его публичной жизни. Зала торжественныхъ пріемовъ, тронъ, на которомъ онъ возсѣдалъ, его одежда, свита, его окружавшая, – все это должно было производить на умы, впечатлѣніе величія и почтенія...

Дворецъ раздѣлялся на три главныя части: Халкею, Дафну и Священный Дворецъ.

Халкея заключала въ себѣ цѣлый рядъ комнатъ, гдѣ дежурила стража, молельни, галлереи и пріемную залу, называвшуюся Великой Консисторіей. Въ эту залу веди три двери, сдѣланныя изъ слоновой кости. Въ глубинѣ ея, на эстрадѣ, стоялъ тронъ, или, правильнѣе, одинъ изъ троновъ императора. Короче сказать, Халкея составляла какъ бы сѣни дворца и его часть, наиболѣе доступную для публики. Между Халкеей и Дяфной находился Триклиній, или столовая, съ девятнадцатью ложами. Тутъ происходили большія парадныя пиршества.

Дворцовое отдѣленіе, называвшееся Дафною, состояло изъ двухъ этажей, и его залы имѣли вообще оффиціальное назначеніе. Въ немъ находилось до трехъ религіозныхъ зданій, или ораторій. Кромѣ того, чрезъ галлереи верхняго этажа императоръ отправлялся изъ своихъ аппартаментовъ въ Ипподромъ, между которымъ и дворцомъ существовало сообщеніе. Дойдя до Ипподрома, монархъ находилъ, на почетной сторонѣ этого зданія, такъ называющуюся Каѳизму – отдѣльный небольшой дворецъ, выстроенный нарочно для того, чтобы императоръ могъ тутъ же давать аудіенціи, кушать и облекаться въ парадный костюмъ прежде вступленія своего въ ложу.

При входѣ въ Священный Дворецъ, лежалъ обширный атрій, но не прямоугольный, какъ въ римскихъ домахъ, а состоявшій изъ двухъ полукружій, при чемъ одно полукружіе было покрыто абсидой. Тутъ собирались высшіе чиновники и придворные въ ожиданіи появленія имиератора, или позволенія войти въ самый дворецъ. Средина атрія была занята большимъ бронзовымъ тазомъ съ серебряными краями; въ срединѣ его возвышалась золотая ваза: при нѣкоторыхъ торжествахъ ее наполняли плодами, которые могъ брать кто угодно.

За атріемъ слѣдовалъ перистиль въ формѣ дуги, называвшійся Сигма; потолокъ его подпирался пятнадцатью колоннами фригійскаго мрамора, а въ центрѣ его возвышался куполъ, поддерживаемый четырьмя колоннами зеленаго мрамора. Здѣсь, въ извѣстныхъ случаяхъ, ставился тронъ императора. За Сигмою начинались императорскіе покои и залы, до того многочисленные, что надо отказаться отъ ихъ перечисленія. Между ними особенно замѣчателенъ былъ Хризотриклиній, т. е. золотой триклиній, служившій для самыхъ торжественныхъ пріемовъ: это было, такъ сказать, святилище императорскаго культа, по своему расположенію чрезвычайно походившее на храмъ. Зала была восьмиугольная, съ куполомъ, прорѣзаннымъ шестнадцатью окнами и съ двустворчатою дверью, обложенною серебромъ. Во время пріемовъ, эта дверь сначала оставалась закрытою, пока толпа входила въ Хризотриклиній, и не наступала тишина; потомъ два офицера раскрывали дверь: въ глубинѣ абсиды представлялся императоръ, возсѣдающій на тронѣ, и всѣ простирались ницъ передъ нимъ. Иногда тутъ выставлялись всѣ дворцовыя драгоцѣнности: сіяющіе самоцвѣтными каменьями императорскіе вѣнцы, золотые троны, эмали, пурпурныя облаченія, украшенные жемчугомъ и дорогими камнями, – цѣлая масса богатствъ, скопленныхъ многими поколѣніями императоровъ, и столь удивительныхъ, что трудно ихъ даже вообразить.

Другая зала въ той же части дворца, большой триклиній, или Магнаура, была обычнымъ мѣстомъ пріема пословъ. Роскошью своего убранства она нисколько не уступала Хризотриклинію. Императоръ садился на тронъ, помѣщенный въ абсидѣ и называвшійся Престоломъ Соломона. Тронъ этотъ цѣликомъ былъ сдѣланъ изъ золота и украшенъ драгоцѣнными каменьями. На немъ были изображены птицы, оглашавшія залу, благодаря хитрому механизму, сладкимъ пѣніемъ. Подлѣ трона возвышался очень большой крестъ, покрытый драгоцѣнными каменьями. Нѣсколько ниже, были разставлены золотыя сѣдалища для членовъ императорской фамиліи. На нижней ступени эстрады, на которой помѣщался тронъ, находились два льва, поднимавшіеся на своихъ лапахъ и издававшіе рычаніе. Неподалеку отъ трона стояли золотыя деревья, и на ихъ вѣтвяхъ сидѣли птицы различныхъ породъ, подражавшія пѣнію тѣхъ птицъ, форма которыхъ была имъ придана. Тутъ же помѣщался огромный органъ, украшенный драгоцѣнными каменьями и эмалью.

Внутренніе покои дворца были столь же многочисленны и роскошны, какъ и парадныя залы. Одни изъ этихъ покоевъ были лѣтніе, другіе зимніе, и устроены такимъ образомъ, чтобы въ нихъ, смотря по времени года, было тепло, или прохладно.

Теперь, вообразимъ себѣ дворецъ этотъ въ дни торжественныхъ праздниковъ: въ его галлереяхъ и залахъ, обвѣшанныхъ роскошными коврами, движется толпа чиновниковъ въ яркихъ костюмахъ; здѣсь виднѣются императорскіе тѣлохранители съ ихъ серебрянымъ и золотымъ вооруженіямъ, тамъ – послы болгарскіе, арабскіе, франкскіе; повсюду раздаются гимны, возгласы, звуки органовъ. Вдругъ, среди этой обстановки, является самъ императоръ, окруженный высшими сановниками и до такой степени сіяющій золотомъ и драгоцѣнными каменьями, что взоры съ трудомъ выдерживаютъ его блескъ. Безстрастный въ своемъ царственномъ величіи, онъ шествуетъ медленно, тогда какъ толпа преклоняется, воспѣвая ему хвалы. Какое благодарное зрѣлище для художника и историка! (L’Art Byzantin, par С. Bayet. Въ русскомъ переводѣ).

Что должны были перечувствовать путешественники, проходя по всѣмъ заламъ дворца, ступая по полу, усыпанному золотою пылью, привезенною изъ далекихъ странъ, между тѣмъ какъ яркіе лучи восточнаго солнца отражались на стѣнахъ, выложенныхъ блестящими мраморами, разукрашенными агатомъ и сердоликомъ, на колоннахъ нумидійскаго розоваго и золотистаго мрамора? По бокамъ шествія шпалерами стояли войска. Воины дворцовой стражи были въ сидонскихъ военныхъ плащахъ, съ унизанными жемчугомъ поясами, въ шлемахъ, украшенныхъ смарагдами. Впереди и позади ихъ шествовало множество царедворцевъ. Вотъ, наконецъ, и самая зала, гдѣ уже возсѣдаетъ на своемъ престолѣ императоръ. Богатыя занавѣсы поднялись, и придворные чины, съ золотыми жезлами въ рукахъ, готовы были ввести дорогихъ гостей... Какъ сильно бились сердца юныхъ дѣвицъ! Но не меньше волновались и ихъ родственники... Въ глубинѣ залы стояла стража самыхъ почетныхъ тѣлохранителей, въ блестящемъ тяжеломъ вооруженіи, съ золотыми воротниками. Ближе къ императору стояли четыре преторскихъ префекта, въ пурпуровыхъ, доходившихъ до колѣнъ, мантіяхъ. Посрединѣ залы, прямо подъ изображеніемъ Господа Вседержителя, сидящаго на престолѣ, находившемся въ вышинѣ свода, на тронѣ, поддерживаемомъ золотыми львами, сидѣлъ юный Константинъ на шелковыхъ, расшитымъ жемчугомъ, подушкахъ; на его пурпуровой одеждѣ были вышиты золотомъ драконы, составлявшіе принадлежность императорскихъ регалій. Отъ ушей его свѣшивались огромные рубины и смарагды, на головѣ – діадема, пурпуровая шелковая повязка, вышитая жемчугами, рубинами и смарагдами. Вокругъ шеи сверкало ожерелье изъ большихъ индійскихъ жемчужинъ, а на груди висѣли цѣпи изъ драгоцѣнныхъ камней, большого объема. Вся фигура императора, казалось, сверкала и горѣла разноцвѣтными огнями... Лишь только всѣ были представлены государю и пали ницъ предъ нимъ, какъ заигралъ органъ, заиграли трубы, золотые львы у трона взревѣли, золотыя птицы запѣли, звѣри у нижнихъ ступеней трона поднялись на заднія лапы – и все это: и видъ монарха, и блескъ драгоцѣнностей, и эта своеобразная музыка производили потрясающее впечатлѣніе...

Одна за другой подходили къ подножію престола юныя красавицы. Канцлеръ, логоѳетъ, называлъ государю имя и званіе представлявшейся. Первой представлена была гордая красавица, дочь Геронтія. Изъ всѣхъ – она смутилась всего менѣе. Огнемъ самоувѣренности сверкнули ея очи, когда упалъ на нее взглядъ императора. Послѣ всѣхъ представлена была Марія, внука блаженнаго Филарета. Прелестныя черты юнаго лица ея дышали искренностью и чистотой. Едва взглянувъ на царственнаго жениха, она скромно опустила очи, между тѣмъ какъ яркій румянецъ разлился по ея щекамъ. Присутствовавшіе не могли удержаться отъ невольнаго выраженія изумленія и восторга. Царственный женихъ самъ потупилъ очи, и на блѣдныхъ щекахъ его также появился румянецъ.

Вслѣдъ за дѣвицами представлены были государю и ихъ родственники. При видѣ маститаго старца Филарета, представшаго вмѣстѣ съ супругой и дѣтьми, всѣми невольно почувствовалось въ этомъ мужѣ, сверхъ врожденнаго благородства, особаго рода внутреннее, духовное величіе; у всѣхъ само-собой зародилось глубокое уваженіе къ этому старцу, склонившему свою украшенную сѣдиною голову предъ императоромъ. Прямота и глубокая правдивость нѣсколькихъ сказанныхъ имъ словъ дополнили общее благопріятное впечатлѣніе. Не мало дивились всѣ красотѣ и какому-то совершенно естественному изяществу во всѣхъ движеніяхъ, благородной скромности и простотѣ во всемъ поведеніи и остальныхъ членовъ его семьи.

Представленіе окончилось. Всѣ выходили изъ палаты въ томъ же порядкѣ, какъ вошли, при чемъ громко раздалось многолѣтіе государю, которое тотчасъ же было подхвачено хоромъ пѣвчихъ, а пѣвчимъ вторили всѣ три органа, всѣ птицы, львы и звѣри, исполняя каждый свою ноту въ общемъ торжественномъ хорѣ...

X.

Послѣ представленія императору вскорѣ же всѣ были представлены его матери – императрицѣ Иринѣ. Затѣмъ предстояло сдѣлать окончательный выборъ.

Прибывшіе въ столицу путники вовсе не подозрѣвали того, что въ теченіе довольно продолжительнаго срока со времени поселенія въ императорскомъ дворцѣ до дня представленія государю всѣ они были предметомъ самаго бдительнаго надзора, во время котораго старались выслѣдить не только занятія и внѣшнее поведеніе, но по возможности характеры, склонности и привычки привезенныхъ для выбора царской невѣсты дѣвицъ. Всѣмъ этимъ дѣломъ руководилъ министръ императорскаго двора и самый близкій къ государю человѣкъ Ставрикій. Можно сказать, что выборъ уже былъ предрѣшенъ, прежде чѣмъ юныя дѣвы представились монарху. Надменность красавицы, дочери Геронтія, не укрылась отъ зоркаго взгляда опытнаго царедворца, равно какъ и скромность, благочестіе и кротость внучекъ блаженнаго Филарета. Призвавъ къ себѣ Геронтія, вмѣстѣ съ его дочерью, Ставрикій предложилъ гордой красавицѣ подарки отъ государя и сказалъ: «ты удивительно хороша собой, но не ты избранница царскаго сердца!» Дѣвица, поблѣднѣвъ, громко вскрикнула и упала на руки сопровождавшихъ ее служанокъ... «Тако бо всякъ возносяйся смирится, по словеси Господню, смиряяй же себе вознесется», замѣчаетъ благочестивый списатель. Точно также отпущены были и всѣ остальные. Выборъ палъ на внуку блаженнаго Филарета Марію: «зѣло возлюби ю царь и обручи ю себѣ въ невѣсту»...

Мы воздержимся отъ описанія блистательныхъ празднествъ, по случаю бракосочетанія императора, тѣмъ болѣе, что весь этотъ блескъ видимо тяготилъ блаженнаго Филарета. За роскошными явствами, въ блистательныхъ палатахъ дворца, ему не разъ предносились въ душѣ образы безотрадной нужды, замѣченной имъ въ столицѣ. Туда, въ среду нищей и убогой братіи стремилось его любвеобильное сердце, съ ласковымъ словомъ утѣшенія, съ возможной помощью. Во время пышныхъ придворныхъ торжествъ совершилась судьба и остальныхъ двухъ внукъ блаженнаго. Вторую изъ нихъ взялъ за себя одинъ изъ сильныхъ вельможъ при дворѣ, Константикій, а третья была просватана за короля лангобардовъ и съ блистательной свитой и драгоцѣннымъ приданымъ отправлена была въ Италію.

Нѣтъ надобности говорить о томъ, что сыновья блаженнаго получили почетныя званія, а онъ самъ и все его семейство было осыпано царскими милостями. Сверхъ огромныхъ денежныхъ суммъ и многихъ сокровищъ, имъ пожалованы были роскошнѣйшія зданія въ столицѣ и обширныя помѣстья. Царь искренно полюбилъ блаженнаго старца и, горячо поцѣловавъ его, отпустилъ, по окончаніи всѣхъ церемоній и пиршествъ, въ его великолѣпное жилище.

Точно волшебный сонъ, точно дивное видѣніе пронеслись всѣ эти дни для семейства Филарета. Оставшись, наконецъ, одни, въ тѣсномъ кругу своей семьи, всѣ невольно вспомнили слова Филарета, сказанныя нѣкогда въ ободреніе имъ среди тяжкой нужды: много-де у него сокрытыхъ сокровищъ... Всѣ, какъ одинъ, при этомъ воспоминаніи пали ницъ къ ногамъ святого старца...

– Прости намъ, владыко, господинъ нашъ, говорили всѣ со слезами, прости намъ наше безуміе. Мы порицали твои щедроты и милостыни... А теперь сами воочію убѣдились, яко блаженъ человѣкъ, разумѣваяй на нища и убога! (Пс. 40, 2). Воистину все, что даетъ человѣкъ нуждающемуся брату, даетъ то Самому Богу, Который сторицею вознаграждаетъ въ этомъ мірѣ и воздастъ вѣчнымъ блаженствомъ въ грядущемъ... Человѣче Божій, за твою милость къ бѣднымъ Богъ явилъ столь великую милость тебѣ, а съ тобою и всѣмъ намъ!

Блаженный старецъ, взволнованный до глубины души, простеръ руки къ небу и возгласилъ: «Благословенъ Богъ, изволивый тако! Буди имя Господне благословенно отнынѣ и до вѣка!»

И всѣ сказали: «Аминь!»

– Теперь послушайтесь меня, снова заговорилъ блаженный. Устроимъ и мы блистательное пиршество, а я умолю посѣтить насъ царя и владыку нашего со всѣми вельможами.

– Какъ ты пожелаешь, такъ и будетъ!

Чрезъ нѣсколько дней роскошныя и обширныя палаты новаго жилища Филарета были приведены въ блистательный видъ и уставлены столами и ложами. На столахъ разставлены были драгоцѣнныя яства.

Когда все было готово, блаженный Филаретъ отправился въ хорошо уже знакомыя ему мѣста, нищеты и «елики на нихъ обрѣте нищыя, слѣпыя, хромыя, старыя, немощныя», всѣхъ пригласилъ къ себѣ, до двухъ сотъ человѣкъ. Оставивъ ихъ у воротъ дома, онъ одинъ вошелъ въ покои и, обратившись къ женѣ и дѣтямъ, торжественно произнесъ:

– Дѣти, царь приближается съ своими вельможами. Все ли у васъ готово?

– Все, честный отче!

Блаженный далъ знакъ рукою привратнику, и вотъ, къ неописанному изумленію домашнихъ, вмѣсто императора и вельможъ, въ залы вступило множество нищихъ и убогихъ... Однако всѣмъ не достало мѣста на богатыхъ ложахъ. Многіе размѣстились на полу, и вмѣстѣ съ послѣдними – самъ хозяинъ дома...

Опомнившись отъ изумленія, дѣти, съ умиленіемъ въ сердцѣ, поняли, что, называя царя, блаженный разумѣлъ Самого Христа, и дивились его необыкновенному смиренію. Всѣхъ до глубины души трогалъ видъ маститаго старца, возлюбленнаго императоромъ, дѣда императрицы, теперь прислуживавшаго убогимъ гостямъ своимъ.

– Воистину это – весь человѣкъ Божій и истинный учевикъ Христа! невольно восклицали всѣ свидѣтели необыкновеннаго зрѣлища.

Увлеченные примѣромъ Филарета, старшій сынъ его Іоаннъ, уже получившій чинъ спаѳарія, и внуки блаженнаго, по его приглашенію, съ готовностью принялись прислуживать возлежащей братіи. Слезы умиленія катились по щекамъ дивнаго старца.

Поднявшись, онъ приказалъ позвать всѣхъ своихъ родственниковъ и домочадцевъ.

– Чада мои! воскликнулъ блаженный, когда всѣ собрались предъ нимъ, – вотъ вы получили богатства, какихъ не ожидали. Не говорилъ ли я вамъ объ этомъ, въ твердомъ упованіи на милость Божію? Скажите же, не осталось ли на мнѣ долга предъ вами?

– Господинъ нашъ! воскликнули всѣ, со слезами на глазахъ. Ты провидишь будущее, угодниче Божій! Еще разъ молимъ тебя: не вспоминай о нашемъ неразуміи.

– Вотъ видите, чада! Не сторицею ли воздалъ намъ милосердый Господь за то, что мы когда-либо помогли чѣмъ-нибудь нуждавшемуся брату? Возблагодаримъ же Господа! У многихъ изъ здѣсь возлежащихъ нѣтъ крова, у однихъ – больныя дѣти, у другихъ – болѣзнь и старость. Отпустимъ ли ихъ съ пустыми руками, не давши имъ необходимой помощи? Пусть каждый изъ васъ пожертвуетъ на нихъ по десяти золотыхъ монетъ, и да пріиметъ Господь вашу жертву, какъ принялъ двѣ лепты вдовицы!

Очи блаженнаго засіяли радостью, когда увидалъ онъ, съ какой готовностью его дѣти, внуки и домочадцы поспѣшили исполнить его желаніе. Такъ святый мужъ привлекалъ своихъ присныхъ къ участію въ святой милостынѣ!

Каждый изъ гостей получилъ по золотой монетѣ изъ рукъ блаженнаго старца. Расходясь, они глубоко были тронуты всѣмъ, что видѣли и слышали...

XI.

Въ теченіе четырехъ лѣтъ жители пышной столицы могли встрѣчать благообразнаго старца, прилично, но скромно одѣтаго, несмотря на его близкое родство съ императорскимъ домомъ, не среди блестящихъ придворнымъ празднествъ, не на играхъ ипподрома, но въ самыхъ глухихъ улицахъ и закоулкахъ города, – тамъ, гдѣ обыкновенно въ большихъ городахъ ютится часто безысходвая нужда. И дивились жители столицы неутомимости старца, отдававшаго все свое время на ознакомленіе съ дѣйствительною нуждой; еще болѣе изумлялись его безконечному состраданію, которое проявлялось не столько въ щедрой помощи, сколько въ тепломъ сердечномъ участіи ко всякому горю ближняго. Но любвеобильное сердце блаженнаго благотворителя не разъ омрачалось при встрѣчѣ съ лукавствомъ столичныхъ жителей, часто притворявшихся бѣдняками для того, чтобы, выпросивъ подаяніе, предаться праздности или издержать его на порочныя удовольствія. Не рѣдко и алчное корыстолюбіе принимало личину бѣдности...

Однажды, встрѣтивъ нищаго въ рубищѣ, жалостливо просившаго подаянія, блаженный Филаретъ вручилъ ему мѣдную монету, вмѣсто золотой, но въ это же время обратился къ нему съ просьбой о помощи человѣкъ, скромно, но пристойно одѣтый. Блаженный, судя по наружному виду, хотѣлъ было подать ему мѣдную монету, но въ рукѣ его оказалась золотая. Тутъ только замѣтилъ онъ свою ошибку. Но, привыкши постоянно вдумываться во всѣ обстоятельства своей жизни и глубоко вѣруя, что Промыслъ Божій, какъ въ великомъ, такъ и въ маломъ бдитъ надъ нами, онъ, пристально взглянувъ на просителя, просилъ его провести въ его жилище. Проходя по улицамъ города, св. Филаретъ подробно разспрашивалъ просителя объ обстоятельствахъ, заставившихъ его прибѣгнуть къ просьбѣ о милостынѣ. То былъ бѣдный чиновникъ, съ весьма ограниченнымъ жалованьемъ, котораго едва хватало на содержаніе семьи. Со слезами, навернувшимися на глазахъ, бѣдняга говорилъ блаженному о своей тяжкой трудовой жизни и постигшемъ его несчастій. Жена его, заботившаяся о хозяйствѣ и воспитаніи малолѣтнихъ дѣтей, уже нѣсколько мѣсяцевъ лежала, прикованная тяжкимъ недугомъ къ одру болѣзни. Если не улучшить питанія больнаго и уже надломленнаго трудами организма, если не прибѣгнуть къ необходимой медицинской помощи, не останется никакой надежды на спасеніе умиравшей... Между тѣмъ приблизились къ жилищу бѣдняка и вошли въ него. На грязномъ и сыромъ полу сидѣли полураздѣтыя дѣти и, протягивая исхудалыя рученки, просили у отца хлѣба. У каменной и сырой стѣны на бѣдномъ ложѣ безсильно лежала молодая еще женщина, съ невыразимымъ страданіемъ во впалыхъ очахъ. Плачъ и просьбы дѣтей для нея были больнѣе ея страданій... Слезы обильно заструились изъ очей блаженнаго старца. Во всемъ помѣщеніи не было ни стола, ни стула – словомъ, не оставалось болѣе ничего сколько-нибудь цѣннаго. А между тѣмъ такъ недавно еще въ этомъ жилищѣ царило скромное довольство, чистота и опрятность, такъ недавно еще, несмотря на трудовую жизнь, обитатели его считали себя счастливыми и благодарили Бога.

– А теперь вотъ у насъ нѣтъ ничего... Къ довершенію всего, хозяинъ дома рѣшительно потребовалъ на завтрашній день очистить квартиру... Пока было что отнесть ему вмѣсто платы, онъ терпѣлъ насъ, да это приносило ему и выгоду, потому что всѣ вещи пошли за безцѣнокъ...

– Кто же хозяинъ вашъ, владѣлецъ этого дома?

– О, это богатый ростовщикъ, у котораго много домовъ...

– Пойдемъ къ нему, и я постараюсь выкупить твое имущество, а затѣмъ позаботимся и обо всемъ остальномъ.

Хозяинъ жилъ въ томъ же домѣ. Но каково было изумленіе блаженнаго, когда въ богатомъ домовладѣльцѣ онъ узналъ того нищаго, который только что обращался къ нему за подаяніемъ?..

Нѣтъ надобности добавлять, что блаженный, выкупивъ всѣ заложенныя вещи бѣднаго труженика, самъ позаботился о здоровомъ и чистомъ помѣщеніи для семьи его и предоставилъ въ его распоряженіе всѣ необходимыя средства для поправлевія здоровья его жены. Какою невыразимою радостью свѣтились очи блаженнаго, когда, вполнѣ оправившись, мать семейства пригласила его помолиться вмѣстѣ съ ними и вознести благодарность Господу за Eго милости и вмѣстѣ съ тѣмъ раздѣлить ихъ скромную трапезу! Дѣти не отходили отъ «добраго дѣдушки», съ такою любовью ласкавшаго ихъ, и точно – блаженный находился среди облагодѣтельствованной имъ семьи, камъ отецъ среди нѣжно любимыхъ дѣтей.

Возвратившись домой, блаженный призвалъ къ себѣ своего вѣрнаго слугу и искренняго почитателя – Каллиста и приказалъ ему изготовить три ларца, совершенно одинаковыхъ по размѣрамъ и внѣшнему виду, и наполнить ихъ одинъ – мѣдными монетами, другой – серебряными и третій – золотыми.

– Зачѣмъ это нужно? спросилъ Каллистъ.

– А вотъ, когда придетъ кто-нибудь изъ числа нуждающихся въ помощи, ты будешь оказывать эту помощь изъ того ларца, какой тебѣ укажетъ Богъ, лучше насъ съ тобой знающій нужды каждаго. Есть просители невольные: обнищавъ отъ разныхъ бѣдствій, они съ горемъ идутъ просить милостыни... Они не надѣваютъ рубища, чтобы выставить свою нищету напоказъ, но нужда ихъ часто гораздо больше, чѣмъ у тѣхъ, кто, облачившись въ лохмотья, простираетъ руку для полученія милостыни. Иные просятъ милостыни, потому что предались лѣности, тунеядству и порочнымъ наклонностямъ. Иные, скрывая свое богатство, не стыдятся нищенства... О, какъ не понимаютъ люди, злоупотребляющіе милостыней, что они крадутъ не у людей, но у Самого Христа! Гдѣ намъ съ тобой разобрать всѣхъ, просящихъ помощи? У насъ не хватитъ ни силъ, ни времени. Самъ Господь, якоже хощетъ, да устрояетъ руку дающаго къ подаянію милостыни!

Каллистъ въ точности исполнилъ повелѣніе своего господина, который, ежедневно входя въ комнату, гдѣ стояли ларцы, самъ закрывъ очи, передвигалъ ихъ съ мѣста на мѣсто.

И часто говаривалъ старецъ своимъ дѣтямъ и домочадцамъ:

– Богъ мнѣ свидѣтель: сколько разъ, видя человѣка въ приличномъ одѣяніи, я опускалъ руку въ ларецъ, имѣя въ мысли достать мѣдную монету и доставалъ златую, а одѣтые въ рубище получали мѣдную. И не разъ и не два я могъ убѣдиться, что рука моя не дѣлала ошибки, потому что и въ жилища часто ходилъ, провѣряя нужду каждаго...

По близкому родству съ царицей, блаженному старцу нерѣдко приходилось бывать во дворцѣ. Среди вельможъ, одѣтыхъ въ пурпуръ и блиставшихъ золотомъ, онъ носилъ скромную одежду и на убѣжденія близкихъ и царедворцевъ – уступить придворнымъ обычаямъ – неизмѣнно отвѣчалъ одно и то же: «развѣ мнѣ мало чести именоваться дѣдомъ царицы? Развѣ одежда можетъ прибавить что-нибудь къ высотѣ моего званія? Оставьте меня въ покоѣ. Я никого не осуждаю, никому не завидую, ничего не ищу при дворѣ. Отъ полноты сердца благодарю Господа моего и славлю великое и дивное имя Его. Забуду ли я, что Онъ воздвигъ меня изъ нищеты и неизвѣстности на такую высоту? Не пышная одежда, не блескъ обстановки – мое сердце ежеминутно говоритъ мнѣ о неизреченной милости Божіей...»

Изумленные царедворцы невольно преклонились предъ величіемъ блаженнаго старца. О, еслибы онъ захотѣлъ воспользоваться расположеніемъ царя и царицы для собственнаго возвышенія, для пышности и блеска, – сколько враговъ нажилъ бы себѣ дѣдъ царицы, какими интригами и кознями окружили бы его, какъ усердно старались бы повредить ему! Св. Филаретъ отлично понималъ все это и своимъ глубокимъ смиреніемъ охранилъ спокойствіе чистой души своей. На вершинѣ земного величія и царственнаго почета отъ пожелалъ и дѣйствительно остался тѣмъ же, чѣмъ былъ и прежде – тѣмъ же «Филаретомъ изъ Амніи», тѣмъ же сострадательнымъ и глубоко смиреннымъ, столь же щедрымъ и безкорыстнымъ рабомъ Божіимъ, – не выше ли это, чѣмъ всѣ превосходительныя титла, которыми величались при Византійскомъ дворѣ?

Какъ ни скроменъ былъ блаженный въ своихъ потребностяхъ, въ своемъ образѣ жизни, какъ ни старался отказывать себѣ даже въ необходимомъ, иногда у него не хватало средствъ на дѣла благотворенія. И въ такое время нерѣдко всего болѣе обращались къ нему съ просьбой о настоятельной помощи. И вотъ однажды, призвавъ къ себѣ дѣтей и внуковъ, блаженный обратился къ нимъ со словами:

– «Господь сказалъ: куплю дѣйте, дондеже пріиду (Лук. 19, 13). Вотъ, дорогіе, я и собрался «куплю дѣяти». Купите у меня всѣ мои драгоцѣнности, какими одарилъ меня царь, потому что я нуждаюсь въ деньгахъ».

Домашніе хорошо знали, на что нужны были деньги блаженному, знали также и то, что, если бы ему не удалось куплю сотворить, всѣ драгоцѣнности его пошла бы туда же, куда ушли его стада въ Амніи, куда ушли его послѣдняя лошадь и корова, куда дѣлись его улья, куда пошла послѣдняя его одежда.

Оцѣнивъ драгоцѣнности, они предложили блаженному шестьдесятъ фунтовъ золота, но и этой суммы денегъ не надолго хватило бы щедрому благотворителю, если бы слухъ о безконечномъ милосердіи блаженнаго не дошелъ до царя и царицы. Глубоко тронутые разсказами о безграничной щедрости святого дѣда, они назначили ему огромныя суммы на дѣла благотворенія, хорошо зная, что ни одна лепта не минуетъ дѣйствительной, а не мнимой нужды...

ХII.

Любовь – внутренняя сила жизни. Всецѣло погружаясь въ Богѣ и Богомъ исполняясь, любовь и свое и все Божіе отдаетъ ближнимъ, въ которыхъ живетъ не мыслью, а сердцемъ. Въ то же время любовь – величайшая всеочищающая сила. Отдаваясь любви, человѣкъ какъ бы забываетъ о себѣ, о своихъ собственныхъ потребностяхъ, тѣмъ болѣе – о грѣшныхъ влеченіяхъ. «Нѣтъ, рѣшительно нѣтъ ни одного грѣха, который бы, подобно огню, не истребляла сила любви. Скорѣй сухой хворостъ устоитъ противъ сильнаго огня, чѣмъ естество грѣха противъ силы любви». (Златоустъ). Изливая свои дары на ближнихъ, даже на безсловесныхъ, источникъ любви коренится въ Богѣ и къ Богу устремляется. Очистивъ свое сердце отъ всякихъ своекорыстныхъ пристрастій, истощаясь весь въ самопожертвованіи, любящій наконецъ всецѣло устремляется къ Богу. «Какое желаніе душевное такъ живо, какъ стремленіе къ Богу въ душѣ, очищенной отъ порока и взывающей: уязвлена я любовію?» (св. Василій Великій). Такой моментъ наконецъ наступилъ въ жизни св. Филарета Милостиваго...

Первая ступень къ достиженію духовнаго совершенства состоитъ въ ревности къ исполненію святой воли Божіей. Но и служа Богу, человѣкъ можетъ еще говорить: «я трудился, и Богъ мнѣ помогъ». Послѣдній и рѣшительный шагъ заключается въ полнѣйшей преданности волѣ Божіей. Отдающійся всецѣло волѣ Божіей ищетъ и жаждетъ того, чтобы Богъ вселился въ насъ, какъ бы облекся въ нашъ духъ, чтобы и еже хотѣти и еже дѣяти въ насъ было Его дѣломъ... И тогда, въ пламенномъ стремленіи къ Богу, падаетъ наконецъ всякая мысль о себѣ самомъ, и въ сердцѣ возносится тайная мольба: «Ты, Господи, твори во мнѣ и со мною, что хочешь, а я и слѣпъ и слабъ».

Такой смыслъ, думается намъ, имѣло послѣднее на землѣ распоряженіе великаго благотворителя о способѣ поданія помощи нуждающимся, исполненное довѣреннымъ его слугою. Онъ ли, неутомимый, не щадилъ своихъ силъ, отдавая не только «благая земли», но и свои силы и все свое время дѣламъ благотворенія? Онъ ли не старался всѣмъ сердцемъ и всѣмъ своимъ разумѣніемъ угадать истинную нужду и неподдѣльное, настоящее горе, чтобы не раздавать даровъ Божіихъ недостойнымъ пріятія ихъ? И тѣмъ не менѣе, какъ бы отказываясь отъ дѣятельности, наполнявшей собою всю его жизнь, онъ отдался безвозвратно руководительству Божію. И сталъ онъ весь какъ бы сосудомъ благодати Божіей...

Нѣтъ надобности говорить о томъ, какъ глубоко возлюбили его не только домашніе, но и всѣ, кто только нуждался въ его помощи и совѣтѣ. Точно благовонный духовный ароматъ разливался окрестъ его – такъ дивно благодать Божія озаряла его. Возможно ли удивляться тому? Подобно тому какъ огонь, проникая желѣзо, не внутри только держится, но выходитъ наружу и огненную свою силу являетъ ощутительно для всѣхъ, такъ и благодать, озаряя человѣка, становится какъ бы осязательною для другихъ. И каждое слово, и движеніе, и взглядъ, и звукъ голоса говорятъ о незримой духовной силѣ, освятившей душу, и теплота вѣетъ отъ человѣка Божія, и сила дивная исходитъ отъ него, возбуждая готовность на служеніе Богу и въ другихъ...

Такъ блаженный созрѣлъ для вѣчности.

Несмотря на свою маститую старость, блаженный Филаретъ отличался крѣпостью силъ, подобно многовѣковому дубу, покрывающему вѣтвями своими и птичекъ, гнѣздящихся на немъ, и усталаго путника въ лѣтній зной. Видъ его былъ бодрый, походка твердая и величавая, какъ въ лучшіе годы жизни, взоръ ясенъ и полонъ энергіи. Никто не могъ предвидѣть, что уже приблизилось время его переселенія въ блаженную вѣчность.

Взявъ тайно отъ всѣхъ своего вѣрнаго Каллиста, св. Филаретъ отнажды направился въ женскій монастырь въ Константинополѣ, называвшійся «Родолфія». Это былъ одинъ изъ самыхъ бѣдныхъ монастырей. Сестры его трудами рукъ своихъ снискивали себѣ пропитаніе и вели чистую богоугодную жизнь. Отдавъ обители послѣднія остававшіяся у него деньги, онъ просилъ о томъ, чтобы въ обители, близъ храма, изготовили ему гробницу.

– Не говорите никому о томъ, что скажу вамъ. Еще немного дней – и земная жизнь моя угаснетъ, и я оставлю здѣшній міръ... Горняго міра жаждетъ душа моя, и иного, не здѣшняго, царя желаю видѣть. А васъ молю – положите убогое тѣло мое въ назначенной гробницѣ.

Прошло нѣсколько дней, и блаженный дѣйствительно уже возлежалъ на смертномъ одрѣ въ честной обители... Протекли еще девять дней... На десятый день Ѳеозва, дѣти, внуки и всѣ домочадцы, со скорбію въ сердцѣ замѣтивъ приближавшуюся кончину блаженнаго, окружили одръ его. Тихо, затаивъ дыханіе и подавивъ слезы, чтобы не обезпокоить больного, они лишь скорбно взирали на него, какъ бы желая насладиться его лицезрѣніемъ. Обведя всѣхъ взглядомъ, свѣтившимся нѣжнѣйшей любовью, блаженный заговорилъ съ ними «сладкимъ и тихимъ гласомъ».

– Чада, Царь зоветъ меня. Сегодня я пойду къ нему.

Принявъ эти слова, какъ признавъ ослабѣвшаго сознанія, дѣти отвѣтили ему: «какъ тебѣ, дорогой, идти къ царю? Ты такъ ослабъ».

– Вотъ уже предстоятъ тѣ, кто возьмутъ меня и поставятъ предъ Царемъ моимъ.

И всѣ поняли, что настала послѣдняя минута.

Кто можетъ изобразить, что чувствуетъ любящее сердце въ ту минуту, когда вдругъ какъ бы по безмолвному согласію всѣ, окружающіе болѣзненный одръ беззавѣтно любимаго человѣка, поймутъ, что надежды уже нѣтъ, что еще немного – и предъ ними будетъ лежать съ крѣпко сомкнутыми устами и угасшимъ взоромъ безжизненное тѣло, и не раздастся уже знакомый ласковый голосъ, и не услышатъ болѣе ни любящаго совѣта, ни утѣшенія? Ѳеозва издала пронзительный стонъ и упала на руки зарыдавшихъ дѣтей... Неудержимый плачъ охватилъ всѣхъ. Напрасно блаженный слабымъ движеніемъ руки старался успокоить и прекратить рыданія...

– Дорогія чада, – заговорилъ блаженный, лишь только стихли рыданія, – вы знаете всю жизнь мою... Не лѣнивъ я былъ, но – въ трудѣхъ отъ юности моея. Я не ѣлъ хлѣбъ свой даромъ. Господь надѣлилъ меня богатствомъ, но я избѣжалъ гордыни и возлюбилъ смиреніе, помня заповѣдь апостола, который запрещаетъ богатымъ на землѣ «высокомудрствовати» (1 Тим. 7, 17). А когда посѣтила нищета домъ мой, вы знаете – не скорбѣлъ я о потерѣ богатства, но вмѣстѣ съ праведнымъ Іовомъ возблагодарилъ Господа, по неизреченной любви Своей пославшаго мнѣ испытаніе. Но Господь не забылъ насъ: отъ убожества Онъ вознесъ насъ на царственную высоту... Знаете вы, что и здѣсь, среди почестей и богатства, я сохранилъ въ сердцѣ моемъ «нижайшую смиренія глубину»... Не скрылъ я и богатства своего, но руками убогихъ возвратилъ его Царю небесному... Не ради похвалы себѣ говорю это, нѣтъ! Все наше – Божіе, и безъ помощи Божіей мы безсильны совершить что-либо доброе. Но, возлюбленные, молю и прошу васъ – подражайте данному вамъ примѣру. Дай вамъ Богъ и больше моего совершить во славу Богу, да большаго блаженства сподобитесь... Главнѣе всего – не привязывайтесь сердцемъ къ скоротекущему богатству, не жалѣйте его – посылайте его туда, куда я отхожу теперь. Будьте гостепріимны, не забывайте вдовъ и сиротъ, навѣщайте больныхъ и заключенныхъ въ темницахъ... Не отчуждайтесь – Боже сохрани васъ отъ этого! – не отчуждайтесь отъ Церкви Божіей... Боже васъ сохрани – воспользоваться чѣмъ-нибудь чужимъ, или обидѣть кого-нибудь... Избѣгайте злословія... Кто злословитъ – это знакъ, что сердце его пусто, что въ немъ нѣтъ христіанской любви... Не радуйтесь скорбямъ и бѣдствіямъ даже враговъ, но молитесь о нихъ... Старайтесь о погребеніи безпріютныхъ и поминайте ихъ на молитвѣ въ храмахъ Божіихъ и, въ числѣ ихъ, помяните и меня недостойнаго...

Голосъ блаженнаго слабѣлъ. При послѣднихъ словахъ слеза скатилась изъ глазъ его. Точно оцѣпенѣвъ, безмолвно окружали одръ его жена и дѣти.

Послѣ незначительной паузы, умирающій остановилъ взоръ свой на старшемъ сынѣ Іоаннѣ.

– Подведи ко мнѣ сыновей твоихъ, моихъ внуковъ...

Блаженный пытался было поднять руку и возложить ее на голову старшаго внука. Юноша, зарыдавъ, палъ на колѣна. Коснувшись его головы, умирающій произнесъ:

– Ты найдешь себѣ добрую супругу, хотя и изъ далекой страны, и счастливо и благочестно проживешь съ нею жизнь свою...

Второму внуку сказалъ:

– А ты, дорогой мой, въ теченіе двадцати четырехъ лѣтъ въ чинѣ инока добрѣ понесешь иго Христово и, угодивши Господу, отъидеши къ нему.

Всѣ изумились словамъ старца, и болѣе всѣхъ – юноша. Дѣдъ открылъ его тайныя думы...

Подъ-конецъ, благословивъ третьяго внука, блаженный и ему предрекъ грядущее.

Между тѣмъ силы его на глазахъ у всѣхъ упадали. Ясный взоръ по временамъ тускнѣлъ. Въ печальной храминѣ царила глубокая тишина.

Тогда робкими шагами приблизились къ одру дѣда стоявшія въ отдаленіи двѣ внучки его и, опустившись на колѣна, тихо сказали:

– Благослови и насъ, отче!

Блаженный открылъ очи... Лучъ привѣта и безконечной ласки мелькнулъ во взорѣ.

Едва слышнымъ голосомъ, но съ безконечной, проникающей въ сердце, любовью дѣдъ сказалъ внучкамъ:

– Благословени и вы Господу будете... Вы сохраните чистоту дѣвства и послѣ недолгой, но Богу угодной жизни предстанете небесному Жениху, Который наградитъ васъ вѣчнымъ блаженствомъ.

Внучки тихо отошли отъ одра умирающаго.

Блаженный лежалъ недвижимо. Никто не смѣлъ нарушить торжественной тишины... Вдругъ лице его просіяло, точно озарившись неземнымъ свѣтомъ. Очи снова открылись, но – какъ бы устремленные въ иной незримый міръ... Изъ устъ послышались слова молитвы...

Ѳеозва съ невыразимымъ волненіемъ услышала свое имя – въ послѣдній уже разъ... Блаженный молился о ней, о дѣтяхъ, о всемъ мірѣ...

И снова – неизобразимая тишина...

– Милость и судъ воспою тебѣ, Господи! вдругъ послышался голосъ, точно голосъ изъ того таинственнаго міра, откуда нѣтъ отзвука...

Всѣ невольно вздрогнули... То были неописуемыя минуты для всѣхъ окружавшихъ одръ.

Точно прохладное дуновеніе пронеслось въ храминѣ, и разлилось чудное благоуханіе...

– Отче нашъ, иже еси на небесѣхъ... Да святится имя Твое... Да пріидетъ царствіе Твое... Да будетъ воля Твоя...

И вдругъ, съ непостижимой силой, умирающій, приподнявшись на одрѣ, точно устремился вверхъ, простирая руки... Затѣмъ, тихо опускаясь на одръ и выпрямляясь всѣмъ тѣломъ, предалъ духъ свой Господу.

Окружающіе смертный одръ долго не могли придти въ себя. Очи всѣхъ устремлены были на почившаго. Какъ живой, лежалъ онъ предъ ними, – неизъяснимая красота свѣтилась въ чертахъ его лица, какъ бы отблескъ небеснаго блаженства...

Императоръ и императрица, внучка блаженнаго, получивъ извѣстіе о кончинѣ его, немедленно явились, въ сопровожденіи всего двора, въ обитель. Императрица устремилась къ одру, на которомъ лежалъ почившій, и, громко зарыдавъ, цѣловала лицо и руки святаго дѣда, обливая слезами. Супругъ послѣдовалъ ея примѣру. Всѣ были глубоко, до слезъ тронуты горемъ царственной четы. Здѣсь же, при останкахъ блаженнаго, императоръ назначилъ огромную сумму денегъ для раздачи бѣднымъ въ память великаго благотворителя.

Прошло два дня, и потрясеся весь градъ – пышная столица Востока. Забыли обычныя дѣла, забыли игры, ристанія, забыли всю суету... «Яко мравія», волны народа окружили обитель, гдѣ происходило погребеніе блаженнаго. И было здѣсь много вельможъ и богатыхъ, но еще больше – нищихъ и убогихъ не только изъ столицы, но и изъ окрестныхъ весей и мѣстечекъ. «Храмлюще и ползающе» – вся эта убогая, часто безпріютная и голодная братія, хорошо понимая, что они лишились не только благотворителя, но – отца и друга, «до небесъ слезный вопль и рыданіе испущаху»... Слышались непритворные глубокіе вздохи и стоны.

– Охъ, Господи!.. Зачѣмъ Ты лишилъ насъ отца и кормильца? Кто насъ пожалѣетъ? Кто накормить и одѣнетъ, кто позаботится о насъ? Гдѣ намъ найти пріютъ и ласку?

– Умершихъ, брошенныхъ на улицахъ, погребалъ и убиралъ своими руками...

– О, Господи, лучше бы намъ раньше умереть, чѣмъ лишиться благодѣтеля и отца!

Непритворное горе народа потрясло всѣхъ. Императоръ, поддерживая царственную супругу, едва сдерживалъ слезы. Одно чувство объединило всѣхъ въ одну семью...

Тѣло блаженнаго тихо несли къ приготовленной гробницѣ. Вдругъ раздался невыразимо страшный, пронзительный вопль. Всѣ вздрогнули и невольно остановились. Съ неестественной силой прорѣзавъ толпу, у самаго одра съ останками блаженнаго, вдругъ очутился бѣсноватый, хорошо всѣмъ извѣстный въ городѣ, Кавококосъ. И его навѣщалъ блаженный, кормя изъ своихъ рукъ... Съ страшно искаженными чертами безумнаго лица, съ клубившейся пѣной, онъ вдругъ схватился за край одра и точно приросъ къ нему. Послышались отчаянные, безсмысленные вопли, точно лай или ревъ бѣшеныхъ звѣрей... Несчастный, оторвавшись отъ одра, ринулся на землю въ страшныхъ судорожныхъ движеніяхъ – и вдругъ распростерся, какъ мертвый. Еще мгновеніе, «и бысть человѣкъ здравъ и воста славя Бога»... Необычайное знаменіе потрясло всѣхъ. То было дивное указаніе свыше...

Честные останки блаженнаго благоговѣйно положены были въ томъ самомъ мѣстѣ, которое «самъ еще живъ сый избра себѣ».

«Тако ублажаетъ Богъ милостиваго и въ настоящемъ вѣцѣ, якоже слышасте, и въ будущемъ, якоже услышати имате».

XIII.

Прошло нѣсколько часовъ послѣ кончины блаженнаго. Родные и близкіе предались глубокой скорби. Одинъ изъ самыхъ близкихъ къ блаженному друзей его возносилъ теплую молитву Господу въ своей храминѣ и, окончивъ ее, погрузился въ глубокую думу. Незамѣтно настали сумерки, а затѣмъ и мракъ ночи... Вдругъ трепетъ и ужасъ объялъ скорбную душу, и внезапно заблисталъ неизреченный свѣтъ, и небеса точно разверзлись надъ главою. «И узрѣлъ, такъ разсказывалъ потомъ удостоившійся дивнаго видѣнія, и узрѣлъ мужа нѣкоего свѣтла и бѣлообразна, иже ми показа рѣку огненную, текущую съ таковымъ шумомъ и страломъ, каковаго вѣсть мощно стерпѣти человѣческому роду: обонъ же полъ рѣки видѣлъ рай красенъ, доброзрачѳнъ, веселія и радости неизреченныя исполненный, благоуланіе же несказанное наполняше всю землю ону, и древеса превелика и красна и многоплодна, колеблющася тилимъ вѣтромъ, и шумъ дивенъ творяща, и нѣсть мощно языку человѣческому изглаголати благъ оныхъ, яже уготова Богъ любящимъ Его. Тамо видѣлъ многое множество человѣкъ, въ бѣлыя одежды облеченныхъ радующился, и плодами оными райскими сладцѣ утѣшающихся: смотрящи же тамо прилежно, узрѣлъ единаго мужа, – иже бѣ Филаретъ, но азъ не позналъ его – оболчена во одежду пресвѣтлу, и на престолѣ златѣ посредѣ садовъ сѣдяща, и отъ единыя страны бѣху дѣти новопросвѣщенніи предстоящій ему, и свѣщи въ рукахъ держащій, отъ другія же страны множество нищихъ и убогихъ, бѣлообразныхъ сущихъ, и тіи другъ друга угнетаху, хотяще кійждо ихъ ближе ко оному мужу приступити. И се нѣкій явися тамо юноша, лицемъ свѣтелъ, видомъ страшенъ, имый въ руцѣ своей жезлъ златый, его же азъ аще и со многимъ страхомъ и трепетомъ дерзнулъ вопросити, глаголя: «Господи, кто сей есть сѣдяй на пресвѣгломъ престолѣ посредѣ тѣхъ свѣтообразныхъ мужей? Еда ли Авраамъ сей есть?» Отвѣща ми свѣтоносный юноша: «се Филаретъ Амніатскій есть, иже премногою своею къ нищимъ любовію и милостынею, честнымъ же и чистымъ своимъ житіемъ, бысть вторый Авраамъ, и здѣ водворяется». Таже новый онъ Авраамъ, святый и праведный Филаретъ, воззрѣвъ на мя лицемъ свѣтлымъ, нача мя къ себѣ тихо звати, глаголя: «чадо, пріиди и ты сѣмо, да сихъ же благъ насладишися». Азъ же отвѣщахъ: «не могу, о преблаженне, дойти тамо, се бо огненная рѣка возбраняетъ и устрашаетъ мя, чрезъ нюже путь узокъ, и мостъ неудобь преходимъ, и множество въ ней палимыхъ человѣкъ: боюся, да не и азъ таможде впаду, и кто мя оттуда избавитъ?» – Святый же рече: «дерзай, и небоязненно иди, вси бо, иже здѣ, тѣмъ путемъ пріидоша, и нѣсть инаго пути развѣ сего: и ты убо, чадо, не устрашайся къ намъ пріиди, азъ же помогу ти». – И простеръ ко мнѣ руку, призываше мя. Азъ же, дерзновеніе пріимъ, начахъ рѣку преходити безъ вреда, и егда къ святаго руцѣ приближихся и коснухся ея, абіе видѣніе оно сладчайшее взяся отъ мене, и отъ сна воспрянулъ, восплакахъ же горько, и возрыдалъ, глаголюще въ себѣ: «како прейду рѣку оную страшную и въ райское достигну селеніе?»

Вотъ о какомъ дивномъ видѣніи одинъ изъ сродниковъ блаженнаго Филарета «съ клятвою» повѣдалъ всѣмъ, «да увѣмы, коея милости сподобляются отъ Бога творящій Бога ради милость съ убогими».

XIV.

Необычайная кончина св. Филарета, дивныя знаменія и видѣнія, сопровождавшія ее, непритворная скорбь народа, – все это, служа утѣшеніемъ близкимъ, въ то же время произвело на нихъ неизгладимое впечатлѣніе. Правда, жена, дѣти и всѣ домочадцы беззавѣтно любили и чтили главу дома, но лишь на кончинѣ блаженнаго у нихъ точно пелена спала съ очей, – и лучезарный образъ его вдругъ заблисталъ предъ ними, озаренный неземнымъ величіемъ и святостію... Нѣтъ надобности добавлять, что всѣ наставленія блаженнаго дѣти и близкіе къ нему постарались по возможности свято исполнять. И предсказанія святаго мужа исполнились со всѣми во всей точности.

Ѳеозва вскорѣ по кончинѣ супруга удалилась въ родную Амнію. Ея сердце неудержимо влекло ее къ тѣмъ мѣстамъ, гдѣ каждый предметъ живо напоминалъ ей одинаково дорогіе – счастливые и несчастные годы и, главное, незабвеннаго мужа. Тамъ она отдалась всецѣло дѣламъ благотворенія, истощивъ всѣ свои сокровища «на созиданіе и обновленіе церквей Божіихъ, даде же тѣмъ церквамъ служебныя святыя сосуды, и одежды и вся украшенія. Еще и монастыри тамо созда, и домы на пріятіе странныхъ, и на упокоеніе нищихъ и болящихъ». Почувствовавъ приближеніе кончины, Ѳеозва возвратилась въ столицу и вскорѣ почила «о Господѣ съ миромъ». Честные останки ея были положены въ одной гробницѣ съ ея блаженнымъ супругомъ.

Молитвами блаженныхъ Филарета и достойной супруги его – «и намъ милость получити въ день суда да подастъ единъ щедрый и милостивый Господь нашъ Іисусъ Христосъ, Ему же со безначальнымъ Его Отцемъ и Святымъ Духомъ подобаетъ честь и слава во вѣки вѣковъ. Аминь».

 

Прот. М. Хитровъ.

 

«Душеполезное Чтеніе». 1897. Ч. 3. Кн. 12. С. 703-714; 1898. Ч. 1. Кн. 1. С. 29-33. Кн. 2. С. 232-239. Кн. 3. С. 528-534. Кн. 4. С. 735-742; 1898. Ч. 2. Кн. 5. С. 110-123. Кн. 6. С. 355-360; Ч. 3. Кн. 12. С. 653-663.

 

⸭    ⸭    ⸭

Тропарь, гл. 4-й:

Авраа́му въ вѣ́рѣ подража́я,/ Іову же въ терпѣ́ніи послѣ́дуя, о́тче Филаре́те,/ блага́я земли́ раздѣля́лъ еси́ неиму́щимъ,/ и лише́ніе си́хъ терпѣ́лъ еси́ му́жественнѣ,/ сего́ ра́ди свѣ́тлымъ тя́ вѣнце́мъ увѣнча́/ Подвигополо́жникъ Христо́съ Бо́гъ на́шъ,// Его́же моли́ спасти́ся душа́мъ на́шимъ.

Инъ тропарь, гласъ 3-й:

Божéственныя вѣ́ры достоя́ніемъ,/ расточи́лъ еси́ ни́щымъ богáтство, къ тебѣ приходя́щее, Филарéте,/ и благоутрóбіемъ украси́въ житіé твое,/ Подáтеля ми́лости прослáвилъ еси́:/ Егóже моли даровáти хвáлящымъ тя́// рóсу щедрóтъ и Бóжію милость.

Кондакъ, гласъ 3-й:

И́стинно всеизря́дная твоя́ ку́пля зри́тся,/ и му́дрою бы́ти су́дится всѣ́ми благому́дрствующими:/ отда́лъ бо еси́ до́льняя и кратковре́менная,/ взыску́я го́рнихъ и вѣ́чныхъ,/ тѣ́мже и досто́йно стяжа́лъ еси́ вѣ́чную сла́ву,// ми́лостиве Филаре́те.

• ← Митроф.-протоіерей Александръ Ивановъ – Поученіе на память пророка Наума.
• Митрополитъ Макарій (Парвицкій-Невскій) – Какіе завѣты мы оставимъ будущимъ поколѣніямъ? (Поученіе въ Рождественскій постъ). →

---

---

«Благотворительность содержит жизнь».
Святитель Григорий Нисский (Слово 1)

Рубрики:

• Церковь, Государство и Общество
• ЦЕРКОВНОЕ ПЕНИЕ
• ЦЕРКОВНОЕ ИСКУССТВО
• ЦЕРКОВНО-НАРОДНЫЙ МЕСЯЦЕСЛОВ НА РУСИ
• ЦЕРКОВНАЯ ДИСЦИПЛИНА
• ХРАМОЗДАТЕЛЬСТВО
• УЧИЛИЩЕ МОЛИТВЫ
• УЧАСТИЕ МИРЯН В ЖИЗНИ ЦЕРКВИ
• Уставные чтения (проповедь книги)
• УРОКИ ИЗ ЖИЗНИ СВЯТЫХ
• УРОКИ БОГОСЛУЖЕНИЯ
• Узкий путь в Царство Небесное
• СЛУЖЕНИЕ ЖЕНЩИНЫ ХРИСТИАНКИ
• СИНОДИК ПРАВОСЛАВИЯ
• СИЛА БОЖИЯ И НЕМОЩЬ ЧЕЛОВЕЧЕСКАЯ
• СЕДМИЦА СТРАСТЕЙ ХРИСТОВЫХ
• СВЯЩЕННАЯ БОРЬБА РПЦЗ С АПОСТАСИЕЙ
• Святоотеческое Училище Благочестия
• СВЯТИТЕЛЬ ФИЛАРЕТ МОСКОВСКИЙ
• СВЯТИТЕЛЬ ФИЛАРЕТ (ВОЗНЕСЕНСКИЙ)
• СВЯТИТЕЛЬ ИОАНН ШАНХАЙСКИЙ И САН-ФРАНЦИССКИЙ
• СВЯТИТЕЛЬ АВЕРКИЙ (ТАУШЕВ)
• Святая Русь под омофором Богородицы
• СВЕТОЧИ ХРИСТИАНСТВА
• РУССКИЙ ПАСТЫРЬ
• РУССКИЙ ИНОК
• РПЦЗ, ТРЕТИЙ РЕЙХ И ВОВ
• РОЖДЕСТВЕНСКОЕ
• ПСАЛТИРЬ
• ПРОПОВЕДНИЧЕСКИЕ ТЕМЫ
• ПРОПОВЕДНИЧЕСКАЯ ХРЕСТОМАТИЯ
• ПРАКТИЧЕСКОЕ РУКОВОДСТВО ДЛЯ ПАСТЫРЕЙ
• ПРАКТИЧЕСКАЯ ЛОГИКА
• ПРАВОСЛАВНЫЕ ОТВЕТЫ
• Православное Христиансто и современный мир
• Православное Христиансто и его враги
• Православная Христианская Семья
• ПРАВОСЛАВНАЯ ПОЭЗИЯ
• ПРАВОСЛАВНАЯ ПЕДАГОГИКА
• Православная Община
• ПРАВОСЛАВНАЯ ИКОНОГРАФИЯ
• ПОУЧИТЕЛЬНОЕ ЧТЕНИЕ
• Поучения Святых Отцов
• ПОУЧЕНИЯ ПО РУКОВОДСТВУ ЧЕТИИХ-МИНЕЙ
• ПОСТНИЧЕСТВО
• ПОДВИЖНИКИ БЛАГОЧЕСТИЯ
• ПАСХАЛИЯ И ЦЕРКОВНЫЙ КАЛЕНДАРЬ
• ПАСХА ГОСПОДНЯ
• ПАСТЫРСКИЙ КРЕСТ
• Основная
• ОРУЖИЕ ПРАВДЫ
• О ПОКРОВИТЕЛЯ НАШЕГО ЦЕНТРА
• НОВОСТИ ИЗ ЖИЗНИ ЦЕРКВИ
• Новомученики и исповедники Российские
• НЕИЗВРАЩЕННАЯ ЦЕРКОВНАЯ ИСТОРИЯ
• НЕБЕСНАЯ ПОМОЩЬ В НАШИХ НУЖДАХ И ПЕЧАЛЯХ
• НАШИ ИЗДАНИЯ
• НАЗИДАТЕЛЬНЫЯ РАЗМЫШЛЕНІЯ
• МЫСЛИ НА КАЖДЫЙ ДЕНЬ ГОДА
• МОНАШЕСКОЕ ДЕЛАНИЕ
• МИТРОПОЛИТ ВИТАЛИЙ (УСТИНОВ)
• МИТРОПОЛИТ АНТОНИЙ (ХРАПОВИЦКИЙ)
• МИССИОНЕРСТВО
• ЛИТУРГИКА
• КРЕЩЕНИЕ ГОСПОДНЕ (СВЯТОЕ БОГОЯВЛЕНИЕ)
• КОЛОКОЛЬНЫЙ ЗВОН
• КНИЖНОЕ ОБОЗРЕНИЕ
• КАНОНИКА (ЦЕРКОВНОЕ ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВО)
• ИМЯБОЖИЕ - ДРЕВНЯЯ ЕРЕСЬ
• ЗАПАДНОЕ ПРАВОСЛАВИЕ
• ЖИЗНЬ ПОСЛЕ СМЕРТИ
• ЕРЕСЬ СЕРГИАНСТВА (СЕРВИЛИЗМ)
• ЕПИСКОП ГРИГОРИЙ (ГРАББЕ)
• ЕВАНГЕЛЬСКОЕ ЧТЕНИЕ
• ДУХОВНЫЕ СТИХИ
• ДУХОВНАЯ БЕСЕДА
• ДОГМАТ ИСКУПЛЕНИЯ
• ДЕТСТВО И ЮНОСТЬ ВО ХРИСТЕ
• ГОЛОС РУССКОГО ПАСТЫРЯ
• ВОСКРЕСНАЯ БЕСЕДА
• ВНЕБОГОСЛУЖЕБНОЕ ЧТЕНИЕ
• Видео
• ВЕЛИКОЕ ТАИНСТВО ЕПИСКОПСТВА
• В ПОМОЩЬ ГОВЕЮЩИМ
• БОГОСЛУЖЕБНЫЕ ТЕКСТЫ И УКАЗАНИЯ
• БОГОСЛОВСКИЕ ТРУДЫ
• Архиерейский Собор РПЦЗ 2016
• Архиерейский Собор ПРЦ/РПЦЗ 2017
• АРХИЕПИСКОП АНТОНИЙ (БАРТОШЕВИЧ)
• Апостасия последних времен
• АНГЕЛОЛОГИЯ
• Азбука православного христианина
• АГИОЛОГИЯ
• «ДУХОВНАЯ БРАНЬ». Свято-Афанасьевское издание

Популярное:

• ПРАВОСЛАВНАЯ И ИУДЕЙСКАЯ ПАСХИ НИКОГДА НЕ СОВПАДАЮТ (ВРЕМЯ ПРАЗДНОВАНИЯ ПАСХИ).
• Икона Богородицы «Непроходимая Дверь» – пророческая дверь непроходимая, виденная пророком Иезекиилем.
• Протоіерей Стефанъ Луканинъ – О значеніи крестныхъ ходовъ и освященія воды (Слово въ день Происхожденія честныхъ древъ Креста Господня).
• О СОСТОЯНИ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА В КОНЦЕ МИРА (ПОСМЕРТНЫЕ ВЕЩАНИЯ ПРЕПОДОБНОГО НИЛА МИРОТОЧИВОГО АФОНСКОГО, ГЛАВЫ 28-37)
• Священникъ Иларіонъ Софроновичъ – Чтецамъ и пѣвцамъ.