Епископъ Кириллъ (Наумовъ) – Время и вѣчность.
Міръ преходитъ, и похить его: а творяй волю Божію, пребываетъ во вѣки (1 Іоан. 2, 17).
Міръ преходить, и похоть его. Что безполезнѣе, съ перваго взгляда, какъ напоминать объ истинѣ, извѣстной каждому и очевидной? Не начертана ли она на скрижаляхъ исторіи также, какъ въ жизни каждаго человѣка? Не возвѣщается ли она въ непрестанныхъ измѣненіяхъ природы также, какъ въ перемѣнахъ гражданскихъ обществъ? Растеніе, цвѣтущее на могилѣ, изсохшій листокъ, уносимый осеннимъ вѣтромъ, эти несчастія, эти печальные удары, поражающіе людей всякаго возраста и состоянія, не говорятъ ли намъ краснорѣчиво, вмѣстѣ съ свящ. Писаніемъ: всякая плоть яко трава, и всяка слава человѣка яко цвѣтъ травный (1 Петр. 1, 24)? И чьи уста не повторяли этихъ горькихъ словъ? Кто изъ насъ не произносилъ ихъ, при внезапномъ ли бѣдствіи, или надъ преждевременной могилою близкаго намъ человѣка? По истинѣ, если смотрѣть на окружающія насъ доказательства нашей тлѣнности; если обращать вниманіе на наши собственныя признанія въ непостоянствѣ всего земнаго: то всякая рѣчь объ этомъ предметѣ представляется излишнею. Но если вопросимъ наше поведеніе, наши предразсудки, склонности, страсти: то будутъ ли они согласны съ нашими словами и сообразны съ тѣмъ убѣжденіемъ, какое, по-видимому, имѣемъ мы о своемъ временномъ положеніи на землѣ?
Вотъ, напримѣръ, человѣкъ, котораго всѣ занятія посвящены несчастной заботливости о скопленіи богатства: твердо ли убѣжденъ онъ, что міръ преходитъ, и похоть его? И въ этой постоянно возрастающей жаждѣ золота и серебра, въ этомъ ничѣмъ неудержимомъ стремленіи къ прибыткаиъ – кто узнаетъ христіанина, всегда помнящаго суетность и кратковременность нашего земнаго существованія? Кто не удивится, напротивъ, видя, какъ онъ безпокоится о своей будущности на землѣ до послѣдней крайности и трудится такъ, какъ будто ему жить здѣсь вѣчно? Не можетъ ли онъ, по крайней мѣрѣ, надѣяться долгихъ дней? Нѣтъ: лѣта уже убѣлили его голову. Есть ли у него, по крайней мѣрѣ, семейство, которое ожидаетъ отъ него помощи? Нѣтъ у него и этого предлога. Кромѣ того, еслибы вы могли заглянуть въ его душу, вы едва ли нашли бы въ ней благородную мысль – способствовать, въ продолженіе жизни или по смерти, утѣшенію бѣдныхъ и безпомощныхъ, или благосостоянію кого-нибудь изъ родственниковъ. Онъ предпринимаетъ, строитъ и собираетъ съ жадностію для себя одного, и смерть готова застигнуть его надъ его безполезными сокровищами.
А эта безразсудная и вѣтреная женщина, которая живетъ только для удовольствія и проводитъ время въ забавахъ, – твердо ли вѣритъ она, что міръ преходить, и похоть его? Увы! Она забываетъ, что дни ея исчаслены той невидимой рукою, которая не замедлитъ пресѣчь нить ихъ! Посмотрите на то, на что сама она отказывается смотрѣть: вотъ морщены на ея лицѣ, нѣкогда цвѣтущемъ, а теперь увядшемъ! Посмотрите на эти жалкія старанія искусства и суеты скрыть слѣды, положенные временемъ! Посмотрите на эту легкомысленную жизнь, которая противится наставленіямъ опыта и благоразумія также, какъ внушеніямъ Евангелія, и еще питается мечтами предъ лицемъ самой смерти, готовой прекратить ее!
И не говорите, что вы сами вовсе не таковы. Испытайте только внимательнѣе собственную жизнь и дѣла, – и въ различныхъ стремленіяхъ вашей гордости, роскоши, чувственности, безпокойнаго честолюбія и другихъ страстей вы увидите тѣ узы, которыя привязываютъ васъ къ міру и его похотямъ, и должны будете сознаться, что, хотя ваши уста часто проповѣдуютъ о ничтожествѣ земныхъ вещей, несмотря на то, вы дѣйствуете такъ, какъ будто онѣ составляютъ единственную цѣль вашей жизни. Тяжкое заблужденіе, которое подвергаетъ опасности и ваше настоящее, и ваше будущее! Вы видите законъ суеты и скоротечности на всемъ, что окружаетъ васъ, но, по какому-то тайному и необъяснимому изъятію, вы не простираете его на самихъ себя. Имѣя ясный взглядъ на прочія вещи, вы слѣпы къ тому, что касается васъ. Ваши намѣренія, думаете вы, не такъ отважны и необдуманны, какъ намѣренія другаго; ваши желанія не заключаютъ въ себѣ ничего неразумнаго; ваши привязанности – ничего неумѣреннаго. Если другіе не имѣли успѣха, то, конечно, потому, – разсуждате вы, – что планы ихъ не были столько искусны и мудры, какъ ваши. Или это только особенные случаи, которые слишкомъ рѣдки и которые потому уже, что касались не васъ, не должны васъ безпокоить? И когда буря, приближаясь къ вамъ, угрожаетъ вашей собственной жизни, поражая подлѣ васъ родителей, знаемыхъ, друзей: тогда, правда, вы пробуждаетесь на минуту, какбы отъ сна, измѣряете опасность, взываете съ ужасомъ: и я также не могу да внезапно лишиться своего имущества, здоровья, жизни? Но эти мудрыя размышленія непродолжительны: это только кратковременныя волненія, безплодныя для души, безполезныя для совѣсти. Скоро вы опять опускаете на глаза свои обманчивый покровъ, который скрываетъ отъ васъ будущее, и опять, съ прежней силою, устремляетесь на стези міра и его похотей, какъ будто вы не видѣли бездны, къ которой должна привести васъ такая жизнь! Странное дѣло, достойное слезъ! Тщательно занимаются внѣшними знаками и принадлежностями траура, по случаю смерти кого-либо изъ близкихъ; съ видимою скорбію и молитвою на устахъ окружаютъ гробъ его и провожаютъ его къ могилѣ, – между тѣмъ какъ съ крайнимъ легкомысліемъ отвращаются отъ назидательнѣйшихъ наставленій, предлагаемыхъ этимъ гробомъ. Разсуждая о самихъ себѣ, полагаются то на силу и здоровье, то на свою молодость: будущее не принадлежитъ ли этому возрасту? Иногда даже полагаются на число лѣтъ своихъ, потому что жили долго, а это значитъ, что тѣлосложеніе позволяетъ достигнуть послѣднихъ предѣловъ человѣческой жизни: развѣ другіе не достигали ихъ? Что касается тѣхъ, которые каждый день умираютъ въ такомъ множествѣ предъ нашими глазами, то это происходитъ отъ той или другой причины, которую, во всякомъ случаѣ, указать можно: отъ горести – для одного, отъ несчастія – для другаго, отъ неосторожности – для третьяго; а опускаютъ изъ вниманія, что каждое изъ подобныхъ обстоятельствъ можетъ постигнуть и ихъ, и не хотятъ помыслить о возможности для себя близкой смерти даже въ то время, когда, стоя надъ разверзтою могилою ближняго, взываютъ плачевнымъ голосомъ: итакъ, вотъ что мы такое!
Да, вотъ что мы такое! Суетны и неисправимы! Мы всегда бросаемъ на рыхлую почву преходящаго міра якорь своихъ надеждъ и желаній; мы признаемъ на словахъ, что этотъ міръ преходитъ, и привязываемся къ нему на дѣлѣ, какъ будто онъ никогда не долженъ прейти; мы признаемъ вообще тлѣнность человѣка, оплакиваемъ ее на словахъ, въ воображеніи, но какъ будто слѣпы для того, чтобы замѣчать ее въ самихъ себѣ.
Какой, однакожъ, будетъ конецъ этого заблужденія ? Ибо вы, безъ сомнѣнія, не думаете, чтобы оно могло всегда продолжаться. Пусть ваше земное поприще будетъ также продолжительно и счастливо, какъ оно представляется вамъ въ воображеніи: все же оно должно будетъ кончиться. И когда настанетъ этотъ конецъ: что останется вамъ отъ прошедшаго? Что останется вамъ отъ міра и его похотей? Ничего, рѣшительно ничего! Въ замѣнъ вашихъ богатствъ, почестей, удовольствій, вы найдете лишь одинъ гробъ! Ваше дѣло на землѣ кончено. Не такъ еще давно лежали вы въ колыбели, предвѣщавшей треволненія жизни, – и вотъ уже вы переселены въ могплу – мѣсто безмолвія и совершенной разлуки со всѣмъ, что живетъ подъ солнцемъ. Можетъ быть, нѣсколько слезъ упадутъ на трупъ вашъ; можетъ быть, надгробный камень надолго еще сохранитъ ваше имя, на немъ начертанное; но пройдетъ и это, и отъ вашей забытой памяти не останется ничего, кромѣ холоднаго праха въ могильной оградѣ, – праха, который потомъ будетъ попирать нога равнодушнаго путника.
Но зачѣмъ, скажете вы, снимать такимъ образомъ съ глазъ человѣка благодѣтельную повязку, которая скрываетъ отъ него его горькую судьбу? Зачѣмъ отравлять скорбію жизнь его, явно указывая ему на горестный и неизбѣжный конецъ ея? Не довольно ли, что онъ долженъ умереть однажды? Зачѣмъ же еще напередъ какбы причинять ему смерть, каждый день и отъ каждой вещи постоянно обращая взоръ его на могилу?
Еслибы для человѣка не было загробной жизни и еслибы онъ долженъ былъ уничтожиться здѣсь совершенно: вы имѣли бы основаніе говорить это. Что лучше, въ самомъ дѣлѣ, въ столь совершенной бѣдности, какъ отвлечься отъ тягостной мысли и прикрыть гробъ свой, поставивъ между нимъ и собою блага, удовольствія и даже суету жизни? Но если наше истинное поприще только начинается на землѣ, если безконечное будущее зависитъ отъ употребленія нами земной жизни и если самая мысль о нашей кончинѣ служитъ средствомъ къ тому, чтобы измѣнить ее въ вожделѣнный переходъ въ жизнь лучшую: то кто изъ насъ захочетъ отвергнуть эту спасительную мысль и откажется питаться ею? Она отравляетъ жизнь, говорите вы. Пусть будетъ такъ; но если она спасаетъ наше души? Она отравляетъ жизнь! Да о какой жизни вы говорите? О жизни ли суетной, или о жизни христіанской? Если о жизни суетной: вы правы; ибо, дѣйствительно, безъ вѣры во Христа Спасителя, безъ вѣры въ обѣтованія евангельскія, мысль о смерти могла бы только приводить насъ къ печали и даже къ ужасу. И для того-то именно надобно уязвлять жаломъ ея совѣсть грѣшника, чтобы онъ обратился и былъ живъ. Что касается истиннаго христіанина: то Господь такъ окружилъ его своимъ милосердіемъ, даровалъ ему столько великихъ обѣтованій, что мысль о смерти никогда не можетъ быть для него тягостною. Чрезъ нее, напротивъ, онъ возносится къ высшимъ утѣшеніямъ и привязывается къ возвышеннѣйшимъ надеждамъ. Ибо, если онъ всегда помнитъ, что міръ преходитъ, и похоть его: то онъ помнитъ также, что творяй волю Божію, пребываетъ во вѣки.
Для того, кто искупленъ Христомъ, кто творитъ волю Его, вѣритъ слову Его, уповаетъ на любовь Его, нѣтъ ни истинныхъ золъ, ни истинной смерти. Для него жизнь начинается и не оканчивается; земля есть только мѣсто, гдѣ онъ долженъ родиться и воспитаться для неба. Какая намъ нужда до внѣшнихъ украшеній этой предуготовительной жизни? Какая нужда до ея радостей или скорбей, до ея обманчивыхъ надеждъ и скоротечности? Что можетъ потерять въ этомъ мірѣ наша безсмертная душа, если сама она не погибнетъ здѣсь? И о чемъ земномъ станетъ жалѣть она, когда получитъ царство небесное? Міръ преходитъ, и похоть его: а творяй волю Божію, пребываетъ во вѣки!
Онъ пребываетъ, онъ существуетъ и живетъ силою вѣры. Онъ пребываетъ, несмотря на самыя жестокія испытанія. Онъ пребываетъ, когда богатство улетаетъ и исчезаетъ: ибо сокровище его на небѣ и сердце его находится тамъ, гдѣ сокровище его (Матѳ. 6, 21). Онъ пребываетъ и тогда, когда видитъ, какъ любимыя имъ существа изнемогаютъ на рукахъ его и сходятъ предъ нимъ въ могилу: ибо знаетъ, куда идутъ они, знаетъ, что онъ скоро соединится съ ними. Онъ пребываетъ и при наступленіи преклонныхъ лѣтъ жизни, когда онъ чувствуетъ и свое одиночество, и немощь старости: ибо для него, какъ для св. апостола Павла, по мѣрѣ того, какъ внѣшній человѣкъ тлѣетъ, внутренній обновляется по вся дни, и еже нынѣ легкое печали по преумноженію въ преспѣяніе тяготу вѣчныя славы содѣловаетъ (2 Кор. 4, 16. 17). Онъ пребываетъ, наконецъ, или лучше, торжествуетъ въ самой смерти: ибо это вожделѣнное событіе даруетъ ему полную власть надъ собою, освободивъ его отъ узъ тѣла и рабства грѣху. Жизнь была поприщемъ, на которомъ христіанинъ долженъ былъ, подвигомъ добрымъ подвизаться; смерть есть конецъ борьбы и счастливая минута возмездія за побѣду. Откройтесь, врата небесныя, и дайте входъ праведнику, умирающему о Господѣ, да почіетъ онъ отъ трудовъ своихъ: дѣла бо его ходятъ въ слѣдъ за нимъ (Апок. 14, 13)! Онъ сойдетъ тѣломъ своимъ туда, гдѣ всякое смертное тѣло должно разложиться на свои стихіи; но душа его спокойно будетъ ждать съ неба Господа нашего Іисуса Христа, иже преобразитъ тѣло смиренія нашего, яко быти сему сообразну тѣлу славы его (Филип. 3, 20. 21).
И представьте себѣ, какъ величественно будетъ зрѣлище этого славнаго измѣненія! Вотъ раздаются звуки трубъ ангельскихъ: то – всесильный голосъ самого Господа! Въ другой разъ Онъ нарицаетъ не сущая, яко сущая (Римл. 4, 17); Онъ повелѣваетъ гробамъ возвратить свою добычу, и гробы повинуются Его словамъ; чада Адамовы, отрясая могильный прахъ, вдругъ являются предъ лицемъ вѣчности! Всѣ оживаютъ, чтобы не умирать уже. Всѣ стоятъ предъ судилищемъ своего Судіи. Но какая перемѣна въ ихъ видѣ! Какое различіе въ ихъ судьбѣ! Многіе изъ тѣхъ, которые были бѣдными, сдѣлались богатыми; многіе изъ тѣхъ, которые были первыми, сдѣлались послѣдними. Суетныя преимущества исчезли, остается одно благочестіе. Души христіанскія, души, запечатлѣнныя кровію Агнца, души, творившія волю Божію, находятъ для себя нескончаемое счастіе. Для нихъ-то, во всемъ великолѣпіи, открываются новое небо и новая земля, въ нихже правда живетъ (2 Петр. 2, 13)! Для нихъ прославленныя тѣла становятся орудіями возвышеннѣйшихъ наслажденій. Предъ ними отверзаются неисчерпаемые источники вѣчнаго блаженства въ общеніи со Святыми и Ангелами, въ безконечной любви Спасителя, въ созерцаніи Бога лицемъ къ лицу, въ безпредѣльномъ благоговѣніи предъ Его безпредѣльными совершенствами.
Остановимся! Наши слабыя понятія не въ состояніи обнять, наше слово безсильпо описать тѣ блага, ихже око не видѣ, и ухо не слыша, и которыя на сердце человѣку никогда не взыдоша (1 Кор. 2, 19). Но при представленіи такой будущности, ожидающей людей благочестивыхъ, невольно представляется вопросъ, и мы не можемъ не предложить его себѣ: гдѣжъ между нами творяй волю Божію? Гдѣ праведники, которые совершеннымъ послушаніемъ закону могли бы заслужить вѣнецъ правды въ царствѣ Отца небеснаго? Гдѣ вѣра твердая, благочестіе пламенное? Гдѣ безпорочная честность и чистая добродѣтель? Ищу, и не нахожу ихъ! Въ себѣ и вокругъ себя я вижу только бѣдныхъ грѣшниковъ, которые ежедневно и различнымъ образомъ оскорбляютъ Бога, которые неблагодарны къ Нему и злоупотребляютъ Его благодѣяніями, которые своими дѣлами, словами и мыслями грѣшатъ неперемѣнно противъ правды, любви, истины, смиренія, чистоты. Вездѣ – преступники, осуждаемые своею совѣстію и закономъ Божіимъ, и призывающіе на себя праведное наказаніе за грѣхъ. Кто послѣ этого не воззоветъ, въ глубокомъ сознанія своей бѣдности: какъ же можно будетъ спастись намъ? Ахъ, возблагодаримъ Господа за то, что Онъ благоволилъ покрыть милосердіемъ своимъ бездну, которая, въ противномъ случаѣ, вѣчно отдѣляла бы насъ отъ Него! То, чего не могли сдѣлать мы сами, – то совершила любовь Его. Тако возлюби Богъ міръ, яко Сына своего единороднаго далъ есть, да всякъ вѣруяй въ онь не погибнетъ, но иматъ животъ вѣчный (Іоан. 3, 16). Вѣрно слово и всякаго пріятія достойно, яко Христосъ Іисусъ пріиде въ міръ грѣшники спасти (Тим. 1, 15). Онъ преданъ быстъ за прегрѣшенія наша, и воста за оправданіе наше (Римл. 4, 25). Онъ истребилъ еже на насъ рукописаніе ученми, еже бѣ сопротивно намъ, и то взятъ отъ среды, пригвоздивъ е на крестѣ (Кол. 2 14). Такъ, крестъ Христовъ – вотъ орудіе нашего примиренія съ Богомъ и залогъ нашего спасенія! Здѣсь-тο, у подножія креста Христова, мы найдемъ отпущеніе грѣховъ, получимъ помилованіе и вмѣстѣ съ помилованіемъ надежду и жизнь. Здѣсь-тο, и единственно здѣсь, проникнутые искреннимъ раскаяніемъ, ми научимся исполнять съ любовію волю Божію. Здѣсь во всякое время найдемъ мы помощь и силы, въ которыхъ будемъ нуждаться. Утвердившись на этой скалѣ вѣчнаго мира, мы безъ ужаса будемъ смотрѣть на конецъ всего, что окружаетъ насъ, и на конецъ своей собственной жизни. Вѣмь, скажетъ тогда каждый изъ насъ, – вѣмь, емуже вѣровахь (1 Тим. 1, 12). Вѣмь, яко присносущень есть, иже имать искупити мя, и на земли воскресити кожу мою, терпящую сія: отъ Господа бо ми сія совершишася (Іов. 19, 25. 26).
Дай Богъ, чтобы это божественное упованіе было удѣломъ каждаго изъ насъ, чтобы, освятивъ и утѣшивъ насъ на разныхъ поприщахъ земной жизни, оно могло освятить и утѣшить насъ и при отшествіи въ лучшій міръ! О, еслибы въ тѣ послѣднія минуты, когда душа наша готова будетъ разлучиться съ тѣломъ до будущаго воскресенія его, мы могли обрѣсти въ себѣ живую вѣру въ нашего Искупителя, могли принести предъ Нимъ искреннее раскаяніе во всѣхъ грѣхахъ своихъ и, очищенные Его благодатію, прейти изъ этой юдоли плача и слезъ въ вѣчное жилище, которое уготовалъ Богъ любящимъ Его!
«Христіанское Чтеніе». 1856. Ч. 1. № 2 (Февраль). С. 81-91.
