Епископъ Августинъ (Гуляницкій) – Поученіе въ день Святителя Николая.
Поминайте наставники ваша, ихже взирающе на скончаніе жительства, подражайте вѣрѣ ихъ. (Евр. 13, 7).
Сегодня мы поминаемъ наставника нашего, святителя Христова – Николая. Въ жизни своей онъ явилъ много высокихъ подвиговъ вѣры и благочестія для нашего подражанія. Но въ вѣнцѣ его добродѣтелей красуется одна великая добродѣтель, которая служитъ краеугольнымъ камнемъ, началомъ, средоточіемъ и концомъ всей дѣятельности, всѣхъ чудотвореній, какія только являлъ этотъ святитель въ жизни, являлъ и не престаетъ являть и по своей блаженной кончинѣ. Если онъ избавляетъ отъ неповинной смерти трехъ воеводъ, спасаетъ корабль отъ потопленія, подаетъ тайно несчастному семейству три узельцы злата; если онъ вообще является «алчущихъ кормитель, плачущихъ веселіе, нагихъ одѣяніе, болящихъ врачь, по морю плавающихъ управитель, плѣнниковъ свободитель, вдовъ и сиротъ питатель и заступникъ, нищихъ и убогихъ изобильное богатство» (Молитв. Акаѳ. св. Николаю): то что все это, какъ не одна великая добродѣтель – милосердія, состраданія, благотворительности къ несчастнымъ? Св. Церковь и выражаетъ это, когда говоритъ о святителѣ Николаѣ, что онъ «отнималъ всяку слезу отъ лица лютѣ страждущихъ» (Акаѳ. св. Никол. конд. 3).
Подражаемъ-ли мы, братіе, этой высокой добродѣтели нашего наставника? Въ наше время, казалось-бы, и неумѣстно предлагать такой вопросъ. Теперь у насъ такъ усердно занимаются улучшеніемъ общественнаго быта, такъ нещадно открываютъ наши застарѣлыя язвы и такъ ревностно ищутъ средствъ къ ихъ излеченію; теперь у насъ такъ безкорыстно почти всѣ заняты судьбою низшаго класса, такъ безкорыстно трудятся надъ его просвѣщеніемъ и усовершенствованіемъ: къ чему-же говорить тутъ о милосердіи и состраданіи, когда объ этомъ говоритъ самое дѣло? Однакожъ, намъ не кажется неумѣстнымъ спросить себя: все-ли сдѣлано нами въ этомъ отношеніи такъ, чтобы нельзя было ожидать большаго и лучшаго? Всѣ-ли общественныя раны заживлены, всѣ-ли насущныя потребности всѣхъ и каждаго удовлетворены, всѣ-ли скорби бѣдности утолены, всѣ-ли слезы нищеты и убожества осушены? Ахъ, сколько еще до сихъ поръ есть Лазарей – и открыто лежащихъ у вратъ богатыхъ, и такихъ, которые копати не могутъ и просити стыдятся! (Лук. 16, 3). Объ этихъ людяхъ если и говорятъ иногда серьезно въ наше время, то только о томъ, какъ-бы сдѣлать такъ, чтобы ихъ не было. Желаніе прекрасное... но достаточно-ль его одного для облегченія горькой судьбы несчастныхъ? Когда горитъ домъ, мало только разсуждать о томъ, какія-бы средства предпринять противъ пожаровъ вообще, – подобное разсужденіе въ настоящемъ случаѣ ничего не поможетъ, теперь надобно самымъ дѣломъ тушить огонь, а послѣ уже, если угодно, можно и поразсудить. Равнымъ образомъ, когда предъ нами нищета во всей ея ужасающей наготѣ, далеко недостаточно для ея облегченія, если мы станемъ только составлять планы, какъ-бы ее уничтожить: этимъ планамъ мѣсто въ будущемъ, – въ настоящую минуту она требуетъ отъ насъ дѣятельной, живой помощи. Голода и жажды, холода и стужи не уймешь никакимъ, самымъ глубокимъ, соображеніемъ, если не дать страждущему отъ нихъ пищи и питія, одежды и крова. Большею-же частію, противъ этихъ людей, – и въ наше время, преимущественно хвалящееся своимъ человѣколюбіемъ, – слышатся отовсюду старыя вопли и возгласы, въ силу которыхъ выходитъ, что нищіе скорѣе достойны презрѣнія, чѣмъ сострадація и помощи.
Говорятъ: «нищіе – бродяги, не хотящіе ничего дѣлать и обольщающіеся легкимъ способомъ добывать себѣ пропитаніе». Но, во-первыхъ, не всѣ таковы: стоитъ только открыть глаза, чтобы видѣть, сколько изъ этихъ несчастныхъ выставляетъ на видъ свои изуродованные члены, свидѣтельствующіе о ихъ неспособности къ тѣлеснымъ трудамъ. Во-вторыхъ, если и есть такіе нищіе, то вдумывались-ли мы когда-нибудь, отчего они таковы? Дѣйствительно-ли они не хотятъ ничего дѣлать? Для того, чтобы собственными трудами снискивать себѣ пропитаніе, недостаточно только имѣть цѣлые и правильные члены тѣла: для этого надобно имѣть еще здоровье и крѣпость духа и тѣла, надобно имѣть поприще для дѣятельности, осѣдлость и под. Но всего-то этого и нѣтъ у тѣхъ нищихъ, которыхъ мы называемъ бродягами. Вотъ жестокосердіе господина заставляетъ раба искать спасенія въ бѣгствѣ, идти куда глаза глядятъ; вотъ у престарѣлой вдовы несправедливость людская, или-же просто какой-нибудь особенный случай отняли послѣдняго, единственнаго сына, опору ея старости, и она должна умереть съ голоду; вотъ цѣлый домъ сиротъ, оставшихся, почти въ младенчествѣ, совершенно одинокими: куда дѣваться, что дѣлать этимъ несчастнымъ, какъ только ходить по міру и испрашивать подаяніе? Заняться чѣмь-нибудь другимъ они сами не имѣютъ, а другіе и не даютъ имъ, никакой возможности... Весьма нерѣдко случается видѣть такое явленіе: человѣкъ подаетъ мелкую монету просящему, видитъ, что у него цѣлы члены тѣла и съ негодованіемъ замѣчаетъ ему: «здоровый какой, за двоихъ работал-бы!» Да, можетъ быть, работалъ-бы; но отчего-же ты, говорящій такъ, не оставишь его у себя, не обезпечишь его, отчего не укажешь ему поприща для дѣятельности, отчего не назначишь ему посильныхъ занятій? Прочитавъ ему наставленіе, ты отпускаешь его съ Богомъ; онъ идетъ къ другому, къ третьему, подобному тебѣ, и тамъ все слышитъ одно и тоже. Онъ и безъ насъ знаетъ, что работать-бы; только не знаетъ, что, гдѣ, чѣмъ и какъ. Если-бы даже онъ рѣшился предложить свои услуги, то въ иныхъ домахъ надъ нимъ только посмѣялись-бы, въ другихъ – сочли-бы его за дерзкаго и прямо выгнали, и вездѣ нашли-бы его ненужнымъ, только лишнимъ бременемъ въ семействѣ, нахлѣбникомъ. И вотъ онъ, по горькой необходимости, «обольщается легкимъ способомъ пропитанія», – тащится съ сумою отъ дома къ дому, отъ храма къ храму, выпрашивая со слезами и орошая ими каждый кусокъ хлѣба, каждую ветхую ризу, которыми ущедряетъ его наше милосердіе. Нечего сказать, какъ не соблазниться такимъ легкимъ способомъ жизни!!...
«Нищенство – говорятъ – наслѣдственная болѣзнь, которая переходитъ отъ отца къ сыну, отъ сына къ его дѣтямъ и т. д.» Такъ; но что изъ этого? Слѣдуетъ-ли за это упрекать несчастныхъ? Въ самомъ дѣлѣ, виноватъ-ли я за то, что родился отъ нищаго, который не могъ дать мнѣ не только какое-нибудь воспитаніе, но и просто – питаніе; не могъ научить меня какимъ-нибудь ремесламъ, которыми-бы я добывалъ себѣ средства жизни, а могъ научить меня и научилъ – только просить? Могутъ-ла рожденные въ нищетѣ и убожествѣ, вскормленные чужимъ хлѣбомъ, за сумою, воспитанные подъ чужими подоконьями, на улицахъ и распутіяхъ, – могутъ-ли, говоримъ, эти несчастные заняться серьезно чѣмъ-нибудь, чтобы, оставивъ горькое ремесло родителей, другимъ путемъ снискивать себѣ пропитаніе? Вмѣсто того, чтобы упрекать несчастныхъ, гораздо лучше было-бы, если-бы люди, имѣющіе достатокъ, брали къ себѣ дѣтей у бѣдныхъ, безпріютныхъ родителей на услуженіе, или, если можно, и на воспитаніе. Сугубое благо происходило-бы изъ этого: бѣдныя дѣти привыкали-бы къ трудамъ и занятіямъ, научались разнымъ ремесламъ, предотвращались отъ грубости, невѣжества, распутства, и вообще отъ всего дурнаго, что такъ тѣсно связано съ нищетою, а горемычные родители ихъ получали-бы чрезъ это облегченіе, а иногда и вспомоществованіе своей бѣдности. Мы думаемъ, что такіе родители съ радостію и великою сердечною благодарностію отдавали-бы дѣтей своихъ такимъ благодѣтелямъ, а дѣти ихъ, получивъ средства жизни, а иногда и кой-какое воспитаніе, уже не имѣли-бы горькой необходимости, да и стыдились-бы свято слѣдовать образу жизни своихъ родителей, и наслѣдственная болѣзнь нищенства, такимъ образомъ, мало-по-малу сокращалась-бы въ своихъ размѣрахъ. Надобно только при этомъ не забывать одного, именно: это богоугодное дѣло дѣлать изъ чистой любви къ Богу и ближнему, со всѣмъ усердіемъ и ревностію, безъ всякихъ попрековъ, а не для вида только, не изъ тщеславія и не какъ-нибудь. Въ противномъ случаѣ, и это благое дѣло мало принесетъ благихъ плодовъ.
«Нищета, говорятъ, часто бываетъ слѣдствіемъ бурной распутной жизни». Правда. Но что изъ этого? Ужели мы будемъ такъ жестокосерды, что на подобную нищету будемъ смотрѣть злорадостно и мстить ей своимъ невниманіемъ, безучастіемъ, презрѣніемъ, упреками? Ахъ, если-бы мы внимательнѣе бдѣли надъ собою, мы никогда не дошли-бы до горделиваго сознанія нашего нравственнаго превосходства предъ нищимъ такого рода: мы открыли-бы въ сердцѣ нашемъ тѣже самыя страсти, нерѣдко на самой высокой степени развитія, какія погубили этого человѣка, – мы сознали-бы, что только особенныя внѣшнія обстоятельства, особенныя условія нашей жизни, а чаще всего одна благодать Божія не попустила и нашимъ страстямъ прорастить горькій плодъ нищенства. Умри наши родители гораздо раньше, не получи мы никакого образованія, не случись намъ добрые наставники, не встрѣчься мы въ жизни съ такимъ-то лицомъ, которое своею отеческою любовію сдержало неразумные порывы юной души нашей, – кто знаетъ? – можетъ быть и мы съ тобою расточили-бы имѣніе свое блудно съ любодѣйцами, можетъ быть и мы вынуждены были-бы пасти свинія и насыщаться ихъ рожнами, – можетъ быть и намъ съ тобою пришлось-бы таскаться по міру съ нищепскою сумою. За что-же презирать, за что-же наказывать этого несчастнаго, который возросъ среди другихъ обстоятельствъ, подъ другими условіями жизни, который не встрѣтилъ въ пору сердца любящаго и согрѣвающаго, не встрѣтилъ ума руководящаго и наставляющаго, не нашелъ руки охраняющей и сдерживающей, который слишкомъ рано созналъ себя разнузданнымъ во всѣхъ отношеніяхъ, почувствовалъ себя на опасномъ просторѣ и, естественно, пустился на всѣ четыре стороны? Онъ и безъ насъ уже тяжело наказанъ. Эта сума, которую онъ носитъ на плечахъ, есть только слабый знакъ той тяжелой туги, которую онъ носитъ въ сердцѣ. Позднее, безплодное сожалѣніе о прошедшемъ, мученія уцѣломудрившейся совѣсти, сознаніе, что онъ самъ виновникъ своего горя, стыдъ прямо смотрѣть въ глаза добрымъ людямъ, безнадежность въ будущемъ, – вотъ что не даетъ душѣ его мира и покоя, вотъ что преслѣдуетъ и мучитъ его день и ночь. Зачѣмъ-же прилагать къ его ранамъ новыя? Состраданія, одного состраданія и притомъ дѣятельнаго онъ требуетъ отъ насъ....
Впрочемъ, если-бы мы были проникнуты истинною христіанскою любовію и смотрѣли на все съ ея точки зрѣнія, подобные возгласы противъ нищихъ и убогихъ не слышались-бы изъ устъ нашихъ. Мы разсуждали-бы такъ: во-первыхъ, этотъ нищій – такой-же человѣкъ, какъ и я; во-вторыхъ, онъ – христіанинъ, меньшій братъ Христа Спасителя, сынъ и наслѣдникъ Божій, за него, также какъ и за меня, пролита на крестѣ безцѣнная кровь, – ему, также какъ и мнѣ, дарованы благодатныя средства духовной жизни, мы съ нимъ во едино тѣло крестихомся, единымъ Духомъ напоихомся (1 Кор. 12, 13), отъ единаю хлѣба причащаемся (1 Кор. 10, 17), – ему, также какъ и мнѣ, обѣщано и уготовано вѣчное блаженство въ дому Отца нашего небеснаго, далѣе – въ его лицѣ предстоитъ и пріемлетъ милостыню Самъ Христосъ, и милуяй его, я даю взаимъ Богу (Притч. 19, 17); наконецъ, все, что я имѣю – не мое, не отъ меня и не для меня, а Божіе, отъ Бога и для славы Божіей, – я только распорядитель, только временный приставникъ даровъ Божіихъ, изливаемыхъ для всѣхъ и каждаго, – слѣдовательно всякое присвоеніе ихъ исключительно себѣ – есть не что иное, какъ духовное святотатство, за которое я долженъ буду строго поплатиться, когда небесный Домовладыка потребуетъ отъ меня отчета въ употребленіи ввѣреннаго мнѣ. Разсуждая такимъ образомъ, мы не различали-бы между нищими достойныхъ и недостойныхъ нашего благотворенія; напротивъ, мы съ радостію спѣшили-бы, не пропустили-бы ни одного случая подать помощь, оказать милость тамъ, гдѣ ее требуютъ, гдѣ въ ней нуждаются, не входя въ разспросы и изслѣдованія: кто этотъ бѣднякъ, отчего онъ сдѣлался такимъ и под. Святое дѣло благотворенія сдѣлалось-бы насущною потребностію, чистѣйшимъ наслажденіемъ, жизненною стихіею нашего сердца, такъ, что мы считали-бы себя несчастными, если-бы или не имѣли возможности оказать въ извѣстномъ случаѣ благодѣяніе, или-же наше благодѣяніе почему-нибудь было непринято.
Такъ, говоримъ, мы разсуждали-бы, такъ поступали-бы... Но такъ-ли разсуждаемъ, такъ-ли поступаемъ теперь? Весьма часто приходится слышать: «я съ удовольствіемъ далъ-бы этому нищему, но знаю, что онъ сейчасъ-же пропьетъ мое подаяніе». Нечего и говорить о томъ, какъ безосновательно бываетъ нерѣдко подобное опасеніе: его часто повторяютъ о такихъ нищихъ, которыхъ видятъ первый разъ въ жизни. Но если-бы и въ самомъ дѣлѣ было такъ, оправдываетъ-ли это наше немилосердіе? Наше дѣло только дать просящему, а какъ онъ воспользуется нашимъ подаяніемъ, – это ужъ его дѣло: если мы дадимъ ему, мы окажемъ свое милосердіе, – если откажемъ ему, мы явимъ только свое немилосердіе.
Нѣкоторые разсуждаютъ такъ: «зачѣмъ подавать милостыню? Нищихъ она не обогащаетъ, а для подающаго – довольно ощутительна. Нищіе все-таки остаются нищими и послѣ подаянія, и по-прежнему продолжаютъ просить; если дать имъ хоть немного, то для меня все-же выйдетъ много, – притомъ дай имъ сегодня, а завтра они опять придутъ просить: такъ лучше уже совсѣмъ не давать». Что сказать противъ этого возраженія? По нашему, оно не стоитъ и отвѣта. Оно имѣло-бы какой-нибудь смыслъ тогда, если-бы наши благотворенія дѣйствительно были значительны. Мы указали-бы, въ такомъ случаѣ, сомнѣвающемуся благотворителю на слова Писанія и на священно-историческіе опыты, которые свидѣтельствуютъ, что чѣмъ болѣе человѣкъ благотворитъ другимъ, тѣмъ болѣе Богъ благословляетъ и ущедряетъ его Своими благами и никогда не оставляетъ его и даже сѣмени его просить хлѣба. Но если наши благодѣянія ограничиваются только опредѣленнымъ числомъ калѣкъ, состоятъ въ подаяніи имъ нѣсколькихъ мелкихъ монетъ и изношенныхъ одеждъ, и совершаются только въ нѣкоторые особенные дни, почему-либо важные и замѣчательные для насъ, то подобное возраженіе въ устахъ нашихъ изобличаетъ только жестокость сердца нашего по отношенію къ ближнимъ и слѣпую, преступную страсть его къ корысти.
«Мы люди семейные, – говорятъ весьма многіе, – у насъ свои дѣти, у насъ множество домашнихъ расходовъ. Мы и желали-бы благодѣтельствовать бѣднымъ, но что дѣлать, когда нѣтъ у насъ на это средствъ и возможности?» Предлогъ благовидный, но лишенный истины. Намъ кажется, что никакое общественное положеніе не освобождаетъ насъ отъ исполненія обязанностей христіанской любви и милосердія; кажется также, что нѣтъ такого состоянія, кромѣ нищенскаго, въ которомъ не было-бы никакой возможности, хоть чѣмъ-нибудь и сколько-нибудь, помогать другому. А если-бы мы отрѣшились отъ множества изысканныхъ нуждъ и неестественныхъ потребностей, которыя раждаетъ суетность, тщеславіе, роскошь, желаніе блеснуть и высказаться предъ другими, ложный стыдъ отстать отъ высшихъ и богатѣйшихъ насъ лицъ, если-бы мы научились строго различать, что существенно необходимо для жизни и что составляетъ ея роскошь, – о! мы увидѣли-бы тогда, что у насъ много, много средствъ благотворенія... Если-же въ самомъ дѣлѣ средства нашей жизни такъ ограничены, что мы имѣемъ только необходимое, то все-же у насъ есть домъ, въ которомъ всегда почти можно найти лишній кусокъ хлѣба, лишнюю, пожалуй и ветхую, одежду; значитъ, – мы все-таки имѣемъ возможность напитать алчущаго, одѣть нагаго, дать кровъ безпріютному. Наконецъ, пусть мы не имѣемъ и этого, – все-таки мы можемъ хоть напоить единаго отъ братій сихъ чашею студеной воды, можемъ съ братскимъ сочувствіемъ поговорить съ нимъ, и этимъ хоть нѣсколько облегчить его горе, хоть слабое утѣшеніе пролить въ его душу.
Много еще случается слышать разныхъ отговорокъ отъ ншцелюбія и благотворительности; но если перевести ихъ на истинный языкъ, то всѣ они будутъ значить вотъ что: «я не хочу благодѣтельствовать: мнѣ жаль лишиться въ пользу другаго хотя-бы лишняго куска хлѣба, хотя-бы-то самой мелкой монеты, только никакъ не жаль этого лѣнивца, этого бродяги и пьяницы, т. е. этого нищаго – несчастнаго брата моего».
Ахъ, братіе! Для насъ, согрѣшающихъ много на всякій часъ, боящихся строгихъ подвиговъ подвижничества христіанскаго и, большею частію, иждивающихъ все житіе въ разсѣянности, милостыня – самое легкое и удобное, чтобы не сказать единственное, средство спасенія. Мы даже думаемъ, что Премудрый и Всеблагій для того и благоволилъ однимъ изъ насъ быть нищими, чтобы другимъ дать случай, чрезъ оказываемыя имъ благодѣянія, очищать свои грѣхи и скорѣе и удобнѣе достигать спасенія. Поэтому, мы всегда имѣемъ и, кажется, не смотря на современныя старанія, всегда будемъ имѣть нищія съ собою (Матѳ. 26, 11): они еще болѣе нужны для насъ, чѣмъ мы для нихъ. Воспользуемся-же симъ даромъ милости Божіей: дадимъ милостыню, и се намъ вся чиста будутъ (Лук. 11, 41); сотворимъ себѣ други отъ мамоны неправды, и едва оскудѣемъ отъ жизни сей, они пріимутъ насъ въ вѣчныя кровы; будемъ дѣлать дѣла милосердія, дондеже день есть, пріидетъ нощь, – и для многихъ изъ насъ очень скоро, – егда уже никтоже можетъ дѣлати (Іоан. 3, 4), хотя-бы и желалъ. Аминь.
(«Воскресное Чтеніе» 1861 г. № 3).
Сборникъ словъ, поученій, бесѣдъ, рѣчей и краткихъ благочестивыхъ размышленій Преосвященнаго Августина, епископа Екатеринославскаго и Таганрогскаго († 30 ноября 1892 г.). Вильна 1893. С. 102-109.
