Архимандритъ Фотій (Щиревскій) – Слово, въ день памяти св. Іоанна Златоустаго.
Въ настоящій день мы празднуемъ славную и святую память святаго Іоанна Златоуста.
Память эта должна быть близва сердцу всѣхъ истинныхъ чадъ св. Христовой Церкви, помнящихъ отцовъ своихъ по духу, и въ особенности должна быть она близка намъ съ вами, слушатели, – теперь питомцы, а потомъ будущіе учители и пастыри Церкви, которымъ придется пасти стадо Христово, право и спасительно проповѣдать и, можетъ быть, даже – править слово истины[1]. Должна быть близка къ сердцу нашему эта память, какъ память истиннаго и великаго пастыря, вселенскаго учителя Церкви, витіи чрезвычайнаго. Займемъ же, въ настоящій день, мысли и чувства наши этою святою памятью и воспомянемъ общаго отца нашего и учителя.
Не предпринимаю изображать передъ вами всѣ доблестно-святыя качества и достоинства этого великаго пастыря Церкви: на это недостало бы силъ и у меня для слова и у васъ для слушанія. Имѣя это въ виду, – лучше бы молчать о Златоустѣ и тѣмъ почтить его память. Но и не воспоминать вовсе этого великаго отца и учителя нашего, особенно въ день памяти его, – не вспоминать гласно – того, чей голосъ во всю землю изыде, кто столько вѣщалъ и училъ и до сихъ поръ учитъ и вѣщаетъ, – было бы не совсѣмъ прилично и непризнательно. Поэтому хоть немного припомнимъ въ настоящій день сего добраго пастыря и учителя вселенскаго.
Поистинѣ добраго и вселенскаго пастыря мы нынѣ воспоминаемъ! Всѣ черты, которыми изображаетъ слово Божіе истиннаго и добраго пастыря стада Христова, ясно и во всей полнотѣ усматриваются въ лицѣ этого великаго святителя Христова! Въ немъ – полное осуществленіе и живое отраженіе самого живаго образа Пастыря небеснаго – Іисуса Христа.
Прежде всего, истинный пастырь стада Христова, по слову самого Іисуса Христа, входить во дворъ овчій, Церковь Христову, дверьми, а не какъ тать и разбойникъ, прелазяй инудѣ, – правильнымъ путемъ доходитъ до двора сего и правильнымъ, законнымъ порядкомъ входитъ во дворъ сей. Сему Дверникъ небесный, который есть и Владыка дома сего, и вмѣстѣ – таинственная дверь его, – отверзателъ двери чрезъ своихъ служителей, давъ имъ употребленіе ключей своихъ. Такъ вошелъ въ домъ Божій къ стаду Христову и этотъ пастырь; но мало того, какъ чрезвычайный служитель Христовъ, вошелъ особенно и дивно, особеннымъ образомъ званный, особеннымъ образомъ введенный въ него; ему какбы непосредственно самъ Дверникъ небесный отверзъ двери своего дома.
Глубокая, мудрая и боголюбивая душа Златоуста, любящая уединеніе и желаніе свободнѣе угождать Богу и содѣвать свое спасеніе, увлекла его въ безмолвіе пустыни. Къ такой жизни побуждало его и желаніе избѣгнуть пастырскаго служенія, которое ему предстояло и которое онъ искренно представлялъ превышающимъ его силы и достоинства. Служеніе поистинѣ дѣйствительно высокое и чрезвычайное! Быть стражемъ дома Господня, строителемъ и совершителемъ святыхъ тайнъ, соработникомъ Божіимъ въ дѣлѣ спасенія, быть солію и свѣтомъ для міра, вести ко спасенію ввѣренныя отъ Бога души, принять отвѣтственность за спасеніе ихъ, омытыхъ безцѣнною кровію Христовою, предстоять престолу Божію вмѣстѣ съ Херувимами, участвовать въ созиданіи святыхъ, стать посредникомъ и какбы ходатаемъ между людьми и Спасителемъ: какое чрезвычайное званіе! какое страшное служеніе! Сколько нужно внутреннихъ совершенствъ и силъ! Чтобы просвѣщать, нужно самому быть свѣтомъ; чтобы вести другихъ къ спасенію, нужно самому идти неослабно, не знать мѣры въ восхожденіи къ совершенству, по слову св. Григорія Богослова. Для пастыря недостаточно обыкновенныхъ добродѣтелей и совершенствъ, нѣтъ[2]! Для достойнаго совершенія пастырскаго служенія, нужно бы служителей – не людей подобострастныхъ, а Ангеловъ безплотныхъ, если бы это было совмѣстно съ нашимъ состояніемъ. Но при этой высотѣ пастырь долженъ знать самымъ дѣломъ и немощи человѣческія, долженъ, по подобію Пастыреначальника, быть искушеннымъ повсячески, кромѣ грѣха, да милостивъ и вѣренъ будетъ (Евр. 2, 17) къ паствѣ. Для пастыря нужна ангельская чистота и вмѣстѣ опытное знаніе немощей и нуждъ человѣческихъ. Ибо искушенный можетъ удобнѣе и искушаемымъ помощи (Евр. 2, 18). Сознавалъ и вполнѣ чувствовалъ всю важность этого служенія св. Златоустъ (что и выразилъ въ превосходныхъ словахъ своихъ о священствѣ), и, избѣгая ея, предался уединенной жизни. Но, какъ иногда бываетъ, что сознающіе себя недостойными чести они-то и бываютъ ея достойны, такъ это видимъ и на Златоустѣ. И Господь не попустилъ, чтобы такой свѣтильникъ свѣтилъ подъ спудомъ, чтобы это всемірное свѣтило освѣщало малую храмину, чтобы молчали въ пустынѣ златыя, богоглаголивыя уста Іоанна. Въ одну ночь Господь посылаетъ къ Іоанну, находящемуся въ одномъ монастырѣ, своихъ Апостоловъ Петра и Іоанна, которыми возвѣщены ему воля и призываніе Божіе къ служенію св. Церкви – во дворъ овчій, – «и рѣша ему: не бойся, мужу желаній добра, новый Даніилъ, въ немъ же изволи жити Духъ Святый, чистоты ради сердца твоего: послани бо есмы отъ великаго Учителя и Спаса нашего, и сіе рекше, абіе первый простеръ руку свою, подаде ему свитокъ, глаголя: пріими свитокъ сей отъ руки моея, азъ бо есмь Іоаннъ, возлегій на персѣхъ Господнихъ на тайнѣй вечери, и оттуду почерпохъ божественное откровеніе: дастъ же и тебѣ Господь вся премудрости глубины, яко да питаеши людей негиблющимъ брашномъ; не потаи дара». И въ то же время чудесно внушаетъ Господь патріарху Мелетію эту волю свою объ Іоаннѣ, повелѣвъ посвятить Іоанна въ санъ священства. Явился Мелетію Ангелъ Господень и сказалъ: «заутра воставъ, иди въ монастырь, въ немъ же угодникъ Божій Іоаннъ пребываетъ, и приведи его оттуду во градъ и постави пресвитеромъ: сосудъ бо избранный есть, и хощетъ имъ Богъ многія привести къ себѣ люди. И внегда патріархъ возложи руку свою на главу его, внезапу явися голубь бѣлъ и пресвѣтелъ надъ главою св. Іоанна, летая, и вси видѣвшій чудяхуся надолзѣ». Такъ Іоаннъ дивно былъ званъ къ пастырскому служенію. Ему Дверникъ отверзъ двери особенно и чрезвычайно.
Въ Церкви Христовой, въ этомъ дворѣ овецъ стада Христова, по изображенію Господа, – бываютъ, не говоря уже о татяхъ, и не истинные пастыри: это наемники, которые, принявъ пастырское званіе и долгъ пасти стадо Христово, имѣютъ въ виду только свои пользы и выгоды жизни, – имѣютъ въ виду не благо овецъ, а ихъ волну для своей одежды; они не радятъ объ овцахъ, объ ихъ благѣ и спасеніи, пасутъ себя, а не овецъ. Они собственно и не пастыри, имѣютъ только имя и званіе, а не духъ и дѣла пастырскіе: это часто видятъ и понимаютъ люди; но Богъ видитъ во всей наготѣ. Наемникъ, иже нѣсть пастырь, глаголетъ Господь. Богъ видитъ въ такомъ пастырѣ только принятое порученіе пастырское, а не исполненіе его, потому и не называетъ его, даже не признаетъ пастыремъ. Не таковъ, далеко, совершенно не таковъ былъ св. Златоустъ. Это былъ истинный пастырь, вполнѣ вѣрный своему званію и Божію призванію; это образецъ пастыря: овцы, ввѣренныя ему рукою Божіею, были ему свои. Господь, поручая каждому пастырю словесное стадо, говоритъ какбы такъ: «вотъ Мои чада, – да будутъ они твои чада. Возми ихъ въ нѣдра твоя» (Чис. 11, 12), сказалъ Онъ Моисею, вручая ему израильтянъ; такъ Онъ какбы говоритъ и каждому пастырю: «возьми ихъ въ нѣдра, носи ихъ и соблюдай, и да представши ихъ Мнѣ соблюденными и спасенными тамъ, въ послѣдній день, и да будешь имѣть возможность сказать тогда: се азъ и дѣти, ихже далъ еси мнѣ». Поэтому пастырь дѣлается духовнымъ отцомъ паствы, овцы ему усвояются Богомъ, какбы возлагаются на рамена и отдаются въ нѣдра. Онъ долженъ усвоить ихъ себѣ отеческимъ сердцемъ. Какъ совершенно исполнилъ эту волю Божію св. Іоаннъ! Овцы стада Христова были ему истинно свои. Таковъ онъ былъ къ нимъ и по возрожденію ихъ, и питанію словомъ жизни, и по любви и попеченію. Возродивъ ихъ благовѣствованіемъ, онъ носилъ ихъ въ нѣдрахъ своихъ, въ сердцѣ своемъ, подобно Апостолу Павлу, имѣвшему нѣкогда коринѳянъ и всю вселенную въ любвеобильномъ сердцѣ своемъ: сердце наше распространися, говоритъ онъ къ коринѳянамъ, не тѣсно вмѣщаетеся во мнѣ, утѣсняется же во утробахъ вашихъ (2 Кор. 11, 12). Имѣя такое отношеніе къ своей паствѣ, св. Златоустъ заботился и радѣлъ о ней, какъ заботится отецъ о чадахъ своихъ. Первая и главнѣйшая забота всей его души и жизни была – о спасеніи паствы, не менѣе, какъ и о своемъ собственномъ.
Пастырь добрый, далѣе, по слову Божію, знаетъ своихъ овецъ. Знаетъ, признаетъ ихъ своими, познаетъ ихъ и все вниманіе устремляетъ на нихъ и на ихъ состояніе. И какъ не знать своихъ, не хотѣть знать? Это было бы нерадѣніе и холодность къ нимъ. Знаніе пастырю своей паствы крайне нужно. Онъ врачъ: какъ же врачу не знать состоянія врачуемаго? Не зная паствы своей, пастырь не можетъ успѣшно пасти ихъ, и не только врачевать, но и питать... Требующимъ млека онъ подастъ крѣпкую пищу, неудобоваримую для нихъ, а способнымъ къ твердой пищѣ предложитъ млеко, и тѣмъ не только не укрѣпитъ, а напротивъ разслабить ихъ силы. Потому истинный пастырь и познаетъ, и знаетъ своихъ; потому все его вниманіе и очи – безпрестанно на паствѣ. Только это познаніе, очевидно, не есть обыкновенное знаніе, не есть лишь близость мірская, а знаніе пастырское. Св. Златоустъ такъ зналъ человѣка вообще и особенно свою паству, что имѣлъ, въ семъ случаѣ, какбы нѣкое сердцевѣдѣніе. Доказательствомъ тому – его поученія, въ которыхъ видитъ себя всякій человѣкъ, а тѣмъ болѣе его паства видѣла себя какъ въ зеркалѣ. Такъ вѣрно, живо и глубоко раскрывалъ и изображалъ онъ внутреннее состояніе паствы!
Знаетъ своихъ истинный пастырь и глашаетъ ихъ по имени, и овцы вѣдятъ гласъ его. Глашать пастырю овецъ своихъ и прилично, и необходимо. Если и пастырь безсловесныхъ овецъ глашаетъ и устами, и свирѣлію къ овцамъ своимъ, то давая имъ знать время отхода на пажить, либо во дворъ съ пажити, то собирая ихъ воедино, то услаждая ихъ, – тѣмъ болѣе прилично и необходимо глашать овецъ своихъ пастырю Церкви. И какъ неприлично и худо, если безгласенъ и безсловесенъ къ овцамъ своимъ пастырь словеснаго стада! Горе пастырю и горе овцамъ! – Какъ часто и прекрасно глашалъ къ овцамъ своимъ св. Златоустъ, глашалъ и примѣромъ жизни своей благочестивой и богоугодной, и своими златыми устами! Глашалъ по имени, – говорилъ примѣнительно къ внутреннему состоянію каждаго и потому всякаго называлъ какбы своимъ именемъ, потому что зналъ состояніе душъ, и говорилъ сообразно съ состояніемъ и понятіями ихъ. И овцы вѣдали гласе его, потому что этотъ гласъ, часто слышанный ими, былъ знакомъ имъ, былъ имъ обычный, понятный.
Глашаетъ истинный пастырь овецъ своихъ по имени и предъ ними ходитъ. Указуя путь жизни вѣрующимъ, истинный пастырь передъ ними ходитъ, самъ предводитъ ихъ по пути, показывая имъ примѣръ своей жизни по закону Христову, говоря какбы примѣромъ: слѣдуйте за мною, подражатели мнѣ бывайте, якоже и азъ Христу (1 Кор. 11, 1). Иначе, если слово не будетъ соединено съ жизнію и примѣромъ, то мало будетъ имѣть силы; а если еще опровергается примѣромъ, то будетъ и совершенно безсильно... Такая жизнь опровергаетъ слово, а это въ свою очередь значитъ одною рукою созидать, а другою разрушать... Повѣрятъ ли, если больной станетъ выхвалять врачевство отъ той болѣзни, которою самъ все-таки страдаетъ, а тѣмъ болѣе, если знаютъ, что онъ не только не принимаетъ этого врачевства, но и бросаетъ его на землю? Или повѣрятъ ли нищему, который бы говорилъ, что въ такомъ-то мѣстѣ лежитъ открытое богатство, всѣмъ доступное, а самъ, между тѣмъ, показывая желаніе имѣть его, не только бы не двигался къ нему, но еще шелъ въ другую сторону? Такъ не повѣрятъ или неохотно вѣрятъ и пастырю, который говоритъ о истинѣ и блаженствѣ святой евангельской жизни, и самъ отвергаетъ все своими богопротивными дѣлами... Но когда соединяются съ ученіемъ примѣръ и жизнь, то слово дѣлается сильнымъ и убѣдительнымъ: примѣръ дополняетъ слово, подтверждаетъ и усиливаетъ. Это – непрерывная проповѣдь, непрерывное и живое поясненіе слова. Такъ поступаетъ истинный пастырь. Такъ поступалъ Начальникъ – Пастырь пастырей Іисусъ Христосъ, который началъ творити и учити, сотворилъ и научилъ, – умылъ прежде, напримѣръ, ноги ученикамъ, потомъ преподалъ и урокъ смиренія. Такъ поступалъ и живой образъ Пастыря-Христа, св. Златоустъ. Прежде нежели изшелъ онъ на ученіе, уже провождалъ, съ самой юности, строжайшую жизнь христіанскаго подвижничества, раздавъ нищимъ все свое богатое имѣніе доставшееся ему отъ богатыхъ и благородныхъ родителей, три года держалъ себя въ безмолвіи уединенія, и потомъ во всю жизнь не оставлялъ подвижничества своего и на самой высшей степени іерархіи.
Стадо Христово окружено волками. Волкъ алчный, человѣкоубійца искони и душегубитель, непрестанно обходитъ стадо Христово, искій кого поглотити. Этотъ губитель душъ и – самъ непосредственно и невидимо, и видимо въ своихъ клевретахъ, въ ихъ образѣ мыслей, чувствъ и дѣяній, противныхъ духу Христову, и силящихся истребить духъ жизни евангельской и погубить души, – всегда болѣе или менѣе устремляется на стадо Христово. И здѣсь-тο различаются наемникъ и пастырь. Наемникъ, то по слѣпотѣ духовной, то по невниманію и желанію себѣ покоя, или спитъ въ тѣни прохлады, пріятной жизни и не видитъ водка грядуща, или и видитъ его, но бѣгаетъ. Не возстаетъ онъ противъ этого духа жизни, силящагося убить, истребить духъ жизни Христовой. И волкъ расхититъ и распудитъ овцы. Оставляя путь жизни евангельской, многія души устремляются по распутіямъ страстей, бродятъ въ воляхъ сердецъ, какъ и куда угодно, и врагъ загоняетъ ихъ въ непроходимыя дебри нечестія и беззаконія. Не такъ поступаетъ въ семъ случаѣ истинный пастырь, не такъ поступалъ св. Златоустъ. Видѣлъ волка грядуща, видѣлъ духъ жизни, противной духу Христову, и не попустилъ тлетворному духу міра обымать и проникать души, не уклонялся отъ стада, не бросалъ его, но держалъ его въ оградѣ Церкви, въ единеніи духа Христова, и расточенная собиралъ воедино, всѣми силами не давалъ волку похищать овецъ стада Христова, потому что онъ былъ истинный пастырь и не нерадѣлъ о овцахъ, но бодренно и неусыпно блюлъ стадо Христово, какъ добрый пастырь. Пастырь добрый душу свою полагаетъ за овцы.
И нельзя истинному пастырю не быть готовымъ полагать душу свою за овцы стада Христова, когда за нихъ самъ Божественный Пастырь и Пастыреначальникъ положилъ свою душу. Какъ много бываетъ случаевъ, когда нужно бываетъ пастырю быть готову положить душу свою! Видя волка грядуща, и не бѣгая, но защищая овецъ, истинный пастырь нерѣдко подвергается опасности, или лучше счастію положить душу свою за овцы свои или Христовы. Это можно видѣть на св. Златоустѣ. Онъ не только полагалъ душу свою за овецъ, не щадя здоровья и силъ для пастырскихъ трудовъ и попеченія о паствѣ своей, не зная покоя ни днемъ, ни ночью, углубляясь въ слово Божіе, дабы изъ него добывать пищу овцамъ своимъ, въ своихъ поученіяхъ, свѣтя паствѣ, и самъ сгорая, въ семъ свѣтеніи, по примѣру Апостола, въ сладость иждивая себя, для пользы паствы своей и всей Церкви; но и въ собственномъ, прямомъ смыслѣ положилъ душу свою за овцы своя. Его трехлѣтнее изгнанничество и заточеніе, гдѣ его влачили съ мѣста на мѣсто и морили, это поистинѣ медленное, томительное, трехлѣтнее мученичество, – что иное, какъ не положеніе имъ души своей за овецъ своихъ – для ихъ блага? Если бы онъ, видя волка грядуща, убѣжалъ или уклонился отъ него, молчалъ, не проповѣдалъ, не возвѣщалъ о немъ, то могъ бы быть спокоенъ и счастливъ во временной своей жизни? Но онъ былъ истинно пастырь добрый, и не поступилъ, какъ наемникъ, но положилъ душу свою за овцы, по примѣру Спасителя, не попуская волку расхищать стадо Христово. Онъ ревностно и безбоязненно обличалъ нечестіе и гибельные пути жизни, хотя и явно, видѣлъ опасности для жизни своей. «Вижу, кто возстаетъ на меня – говоритъ онъ (разумѣя врага спасенія) – но я не боюсь, потому что на камнѣ стою». Такъ, кто истинно боится Бога, тотъ ничего не боится, хотя бы шелъ посреди сѣни смертной.
И не только не попускалъ волку расхищать своей паствы, но и тѣхъ овецъ, которыя были у врага, по ихъ рожденію – души невѣрующихъ – вѣрный и ревностнѣйшій пастырь Христовъ похищалъ изь области врага. И ины овцы, яже не суть отъ паствы его и двора Христова, и тыя многія приводилъ во дворъ овчій. Онъ обратилъ многихъ евреевъ и язычниковъ ко Христу, и ввелъ въ Церковь Христову. Дѣло пастыря истинно добраго и великаго, потому что пастырь этотъ имѣлъ великую благодать Божію и великую ревность по славѣ Божіей, для которой не щадилъ своей жизни!
Но мы до сихъ поръ видѣли не всего св. Златоуста. Великъ онъ, какъ пастырь; но въ семъ отношеніи и многіе могутъ сравняться съ нимъ, ибо Церковь Христова много имѣетъ ревностныхъ пастырей своихъ. Златоустъ особенно великъ и славенъ въ Церкви, какъ учитель, какъ мужъ, сильный словомъ, какъ златоустъ. Въ этомъ отношеніи онъ, по справедливости, украшеніе Церкви Христовой. Вѣкъ, въ которомъ онъ жилъ, есть поистинѣ вѣкъ богосвѣтлый. Въ четвертомъ вѣкѣ Церкви Христовой явились на тверди ея многія свѣтила; но свѣтозарнѣйшія и большія изъ нихъ, которыми особенно и свѣтелъ этотъ вѣкъ богосвѣтлый, это – три святителя и вселенскихъ учителя, въ числѣ которыхъ стоитъ и св. Златоустъ. Онъ – учитель чрезвычайный, вселенскій учитель, – имя, послѣ апостоловъ, тремъ только лицамъ усвоенное Церковію. Три эти святителя Христовы, какъ движимы были единымъ духомъ въ жизни, – равнаго достоинства у Бога, но имѣютъ разныя свойства и качества. Василій – это образъ твердости, нрава святаго и величія духа, это, поистинѣ, – царское священіе, но является болѣе строгимъ, по человѣческимъ понятіямъ, особенно къ согрѣшающимъ. Григорій – это святилище мира богоугоднаго, орелъ высокаго богословскаго созерцанія. Іоаннъ – учитель сладкоглаголивый, исполнившій весь міръ своимъ словомъ, являлъ противоположныя, по-видимому, свойства свойствамъ Василія, потому что, зная немощи человѣческія, склоненъ былъ особенно къ прощенію грѣховъ, исполненъ милости и любви. Люди, даже преданные благочестію, и услаждающіеся духовными совершенствами, по своей ограниченности, какъ люди, засматриваясь на одну сторону и извѣстныя качества сихъ святителей, каждый, сообразно своей склонности и вкусу, уменьшали одного изъ святителей, возвышая другаго. Но Господь, какъ полнота совершенствъ и обозрѣвающій все доброе вполнѣ и праведно цѣнящій, равно почтилъ ихъ – и Василія, который былъ проявителемъ Его же правды святой, растворенной милостію, и Іоанна, который былъ проявителемъ Его же святой милостп и снисхожденія, нечуждыхъ строгости. Богъ, который есть и правда, и милость, равно принялъ и правду, и милость, направленныя къ Его славѣ, и равно почтилъ сихъ святителей. Но, за всѣмъ тѣмъ, при равенствѣ достоинства и чести, они имѣютъ и разныя отличительныя свойства. Св. Златоустъ имѣетъ многія особенныя качества.
Іоаннъ есть учитель равно вселенскій, какъ и Василій и Григорій, но учитель, во-первыхъ, обильнѣйшій, объявшій словомъ всю область истинъ вѣры. Кто болѣе Іоанна Златоуста говорилъ о предметахъ духовныхъ? Если кто, то онъ можетъ сказать намъ съ Апостоломъ: сказахъ вамъ всю волю Божію. Если изъ чьихъ, то изъ его особенно твореній можно исполняться во всякой премудрости и разумѣ духовномъ. Устами св. Златоуста мы совершамъ каждодневно и божественную литургію; его устами мы молимся утро и вечеръ, имѣя отъ него утреннія и вечернія молитвы. Сколько онъ изъяснялъ св. писанія! И кто лучше его изъяснялъ ихъ? Точно какъ углубляется кто въ землю, искапываетъ изъ великихъ горъ золотую руду, или погружается въ море и извлекаетъ драгоцѣнный жемчугъ: такъ вникаетъ онъ въ глубины писанія и находитъ богатый и прекрасный смыслъ его. Изъ его особенно изъясненій мы живо можемъ видѣть и убѣдиться, что въ св. писаніи въ одномъ словѣ бываетъ море мыслей.
Такъ, это обильнѣйшій учитель и вмѣстѣ витія златословесный, сладчайшій проповѣдникъ. Златоустъ, по истинѣ Златоустъ. Много ученія источали уста его, и все, что исходило изъ устъ его, было чистое злато, огнемъ Духа Святаго разженное и очищенное седмерицею. Если о комъ изъ вѣрующихъ и пастырей, то о немъ особенно можно сказать: рѣки отъ чрева его истекли воды живыя (Іоан. 7, 38), и эти рѣки были всѣ рѣки златыя, рѣки свѣта и огня, но огня, попаляющаго только терніе грѣховъ, а душу согрѣвающаго къ желанію небеснаго. Языкъ есть огнъ, говоритъ Апостолъ, и когда раскаляется отъ преисподней, бываетъ лѣпотою неправды (Іак. 3, 6). У св. Златоуста языкъ дѣйствительно есть огнь, но огнь, возжигаемый свыше, отъ искры огненныхъ языковъ; оттого онъ есть лѣпота правды, украшеніе истины. Горящъ былъ нравомъ св. Златоустъ (по словамъ св. Димитрія ростовскаго), но еще горячѣе былъ по духу благочестія; жилъ духомъ горящъ, оттого согрѣяся сердце его, и въ поученіи его возгорѣяся, озарившій и озаряющій всю вселенную. Уста его, по выраженію Церкви, якоже свѣтлость огня, вселенную всю просвѣти, – просвѣти и услади. Онъ усладилъ Церковь своими медоточными устами, по самому отзыву о немъ Церкви. Рѣчная устремленія его слова – свѣтлаго, чистаго и отрадно журчащаго, какъ много веселили и веселятъ градъ Божій (Пс. 45, 5), Сіонъ – Церковь святую! Поэтому Церковь, услажденная его ученіемъ, именуетъ его цѣвницею Духа Святаго, ластовицею духовною. Сладость слова витіи Златоустаго была такъ велика, что всѣ стекались какбы на нѣкій пиръ слушать поученія его, и когда онъ проповѣдалъ, была глубокая тишина въ храмѣ, полномъ людей, боялись проронить одно даже его слово, и, при тихомъ, слабомъ голосѣ его, св. витіи, тысячи внимали ему. Небывшіе же во храмѣ считали за большую потерю опущеніе случая слышать его поученіе и поспѣшали списывать слово его и передавать другъ другу, такъ что и въ домахъ, и на торжищахъ наперерывъ прочитывали его поученія. Такова была сладость слова Златоустова! Не погрѣшимъ противъ истины, если скажемъ, что послѣ Богочеловѣка и богодуховенныхъ учениковъ Его, николиже, никто такъ сладко глаголалъ отъ человѣка, яко сей человѣкъ.
Откуда такая сладость ученія? Много отъ чрезвычайнаго дара слова. Великіе и разные дары имѣлъ св. Златоустъ: – богатыя естественныя дарованія ума и всѣхъ силъ, и душу благую, мудрую, сердце горящее и краснорѣчивое. Немало способствовало къ тому и внѣшнее образованіе: онъ исполненъ былъ всей учености аѳинской, которую, какъ и другіе отцы и учители Церкви, употребилъ на служеніе Богу. Св. Златоустъ столь искусно составлялъ сѣти слова, что ими какбы невольно уловлялъ вниманіе и душу. Это – одинъ изъ премудрыхъ ловцовъ человѣковъ, явленный Духомъ. Но главнымъ образомъ эта сладость слова была не въ словахъ, а въ духѣ: это – благодать небесная. Отъ небесъ пріялъ онъ благодать, по слову Церкви, и устнами своими вся учитъ. Имѣлъ онъ такое сокровище въ сердцѣ, и сердце его отрыгну слово благо. Качество плода – слова его – показываетъ качество корня. Отъ тернія не собираютъ смоквъ.
Но ученіе этого пастыря и витіи было сколько сладостно и отрадно, столько же назидательно и спасительно. Для того онъ и вѣщалъ сладостно, чтобы не столько усладить, сколько наставить; самую сладость слова употреблялъ больше всего потому, что сладціи въ словеси, по замѣчанію мудраго, множае услышани будутъ (Притч. 16, 21).
Для того-то онъ, – говоря сначала возвышенно и углубленно, потомъ, вразумленный Богомъ, чрезъ гласъ жены[3], вразумленный этимъ гласомъ какбы съ неба, говорилъ послѣ того столь ясно и просто, при всей глубинѣ, что и самыя дѣти могли понимать его. Слово его, подобно слову писанія, и глубоко для разумныхъ, и умудряетъ младенцевъ. Онъ, по совѣту Апостола, лучше желалъ пятъ словесъ сказать понятныхъ и спасительныхъ, нежели тмы словесъ неудоборазумныхъ. Направленіе слова истинно пастырское! Священницы, глаголите въ сердце Іерусалиму (Ис. 40, 1) и всякой душѣ вѣрующей, заповѣдуетъ Господь Богъ чрезъ Пророка. Если кто, то святой Златоустъ глаголалъ въ сердце и подвигалъ его, къ чему способствовало ему и глубокое его знаніе сердца человѣческаго, и его высокоблагочестивая жизнь, украшенная подвигами духовными и чудесами. Св. Златоустъ былъ силенъ и словомъ, и дѣломъ, и творилъ многія чудеса: исцѣлялъ больныхъ и под. И слово его, подобно слову небесному, проницало, можно сказать, до раздѣленія души же и духа, членовъ же и мозговъ (Евр. 4, 12) человѣка, – такою силою духа и дѣлъ облечено было оно и направлено къ спасенію слышащихъ!
Потому-то онъ говорилъ просто и отвергалъ, гдѣ нужно, всякія внѣшнія красоты слова, поставляя больше всего силу его въ ясности и истинности мысли, потому что искалъ не своей славы, а Божіей, проповѣдалъ не себя, а Бога. И если рукоплескали ему, по тогдашнему обычаю, восхищаясь его ученіемъ, онъ говорилъ: «мнѣ не нужны ваши рукоплесканія: ваше исправленіе и спасеніе – вотъ моя слава».
Онъ то училъ, то запрещалъ, то умолялъ, то настоялъ многократно на одно и то же, какъ, напримѣръ, на подаяніе милостыни и покаяніе. Онъ помнилъ слова Господни, относящіяся ко всякому пастырю: яко трубу возвыси гласъ твой, не уйми словесе, – негли послушаютъ (Іер. 58, 1). И Златоустъ не унималъ своего гласа: вѣщалъ, вопіялъ, вѣщалъ неравнодушно, горячо. Дѣло истинно пастырское, отеческое! Отецъ можетъ ли молчать или говорить хладнокровно, когда видитъ, что его дѣти тонутъ въ рѣкѣ? Но въ жизни духовной духовныя чада пастыря тонутъ нерѣдко въ огнь вѣчный, чрезъ нечестіе и нераскаянность.
Для того-то онъ и говорилъ о покаяніи, и особенно о покаяніи, такъ что и въ Церкви Божіей извѣстенъ подъ именемъ проповѣдника покаянія. Какъ проницательный и мудрый пастырь, онъ хорошо зналъ, какъ мало людей, идущихъ путемъ заповѣдей безпреткновенно, и какъ много падающихъ въ жизни и имѣющихъ нужду въ покаяніи. Посему-то онъ такъ часто и говорилъ о покаяніи; ибо покаяніе нужно и совершеннымъ, такъ что безъ него небо не имѣло бы ни одного человѣка. Говорилъ онъ много и не безъ плода. Слово его было такъ сильно и убѣдительно, что слушавшіе его нерѣдко въ то же время являли ясные знаки своей перемѣны, показывали плоды словъ его. Ученіе его много преобразовало въ нравахъ Антіохію и Константинополь, слушавшіе его. Его слово покаянное, проникнутое мудрымъ снисхожденіемъ и отеческою любовію, размягчало самыя ожесточѣвшія въ нечестіи сердца и сколько душъ изторгло, можетъ быть, изъ устъ самаго ада! Таковъ былъ пастырь, таковъ учитель св. Златоустъ! Столь добрымъ и ревностнымъ подвигомъ подвизался онъ! Такъ ярко и отрадно горѣлъ и свѣтилъ этотъ свѣтильникъ Церкви!
И многіе радовались въ свѣтеніи его, такъ что когда видѣли заходящимъ отъ нихъ свѣтъ сей, говорили отъ скорби сердечной: лучше бы солнце померкло, нежели умолкли уста Іоанна! Но многимъ и несносенъ былъ свѣтъ этотъ. Зависть, которой мрачныя очи уязвляетъ всякій блескъ совершенствъ стороннихъ, нечестіе, которое любитъ тьму и ненавидитъ свѣтъ, а болѣе всего врагъ спасенія людей, котораго дѣла такъ усердно и успѣшно разрушалъ этотъ святитель, – все это вмѣстѣ возстало на св. Златоуста, и онъ подвергся гоненію и изгнанію. И не удивительно! Путь истиннаго и ревностнаго проповѣдника, который есть вмѣстѣ и исповѣдникъ истины, чаще всего таковъ. Этимъ путемъ шли апостолы, мученики, пророки и шелъ самъ Іисусъ Христосъ. Мене изгнаша, говорилъ Онъ ученикамъ своимъ, и васъ ижденутъ. Этимъ путемъ прошелъ и св. Златоустъ. Онъ, можно сказать, умученъ медленнымъ мученіемъ.
Такъ угасъ великій свѣтильникъ! Замолкли златыя уста; но не замолкло его слово. Оно и теперь оглашаетъ всю вселенную. Враги же Іоанна, еще въ жизни временной, поражены дивными казнями. А святый Златоустъ сіяетъ славою, стоя у самаго престола Божія, въ сонмѣ Серафимовъ и Херувимовъ, по видѣнію Адельфія, епископа кукузскаго. Дивная, но, по благодатному устроенію Божію, достойная награда! Аще кто сотворитъ и научитъ, сей велій наречется въ царствіи небеснѣмъ, по слову самого Господа. Это обѣтованіе во всей силѣ исполнилось на св. Златоустѣ. Пастырское истинное служеніе есть великое, богоугоднѣйшее служеніе, вѣрное доказательство любви и усердія къ Богу, за которое сторицею воздастъ Господь, любящій спасеніе наше. Прославляющія Мя прославлю, сказалъ Господь. Сколько прославилъ Бога св. Златоустъ! Если же и цари земные умѣютъ награждать своихъ великихъ военачальниковъ, называютъ ихъ друзьями своими, тѣмъ паче всещедрый Царь небесный наградитъ своихъ великихъ пастырей, защищавшихъ Его Церковь, побѣдившихъ врага, распространившихъ царство Христово. Блажени изгнаны правды ради. Блажени есте, егда ижденутъ вы и рекутъ всякъ золъ на вы, лжуще Мене ради. Радуйтеся яко мзда ваша мною на небесѣхъ. Это, по изъясненію самого же св. Златоуста, верхъ блаженства, и слова его оправдалъ Господь на немъ самомъ.
Братіе! будущіе пастыри и учители вѣры! чаще взирайте мыслію на св. Златоуста и погружайтесь умомъ и сердцемъ въ творенія его: это нашъ образецъ. Его ученіе – рѣки мудрости духовной. Конечно, никому изъ насъ нельзя быть Златоустомъ. Златоустъ – неповторяемъ. Это свѣтило, воздвигнутое Богомъ, для освѣщенія всей вселенной, вселенскій учитель; но, за всѣмъ тѣмъ, весьма нужно имѣть его руководителемъ и образцомъ, чтобы быть достаточнымъ свѣтильникомъ и въ малой храминѣ. Изъ примѣра св. Златоуста видимъ, что ни одно благочестіе безъ дарованій и упражненія въ словѣ, ни тѣмъ паче одни дарованія естественныя безъ благочестія не составятъ истиннаго учителя и проповѣдника вѣры, а нужно все это въ совокупности. Златоустъ училъ, и самъ творилъ, чему другихъ училъ, и прежде самъ творилъ, совершая великіе подвиги благочестія, потомъ училъ. Слово его какбы окрѣпло въ подвигахъ благочестивыхъ и созрѣло въ пустынѣ и въ безмолвіи уединенія.
Не всѣ, братія, назначены отъ Бога быть учителями вѣры; но всѣ, въ нѣкоторой мѣрѣ, должны имѣть, такъ сказать, златыя уста. Когда изъ устъ нашихъ не будетъ исходить слово гнилое, но слово во благодати, доброе, чистое, христіанское, уста наши будутъ чистыя, какбы златыя. Всѣ, кто можетъ, читайте св. Златоуста: это сокровище духовное. Особенно находящимся въ уныніи и упадкѣ духа благотворно чтеніе поученій этого святителя. Послѣ усерднаго чтенія его твореній, никто не отойдетъ унылымъ. Слово свѣтлаго, горящаго и бодреннаго его духа ободритъ духъ и разгонитъ мракъ душевный.
Ты же, великій святителю Христовъ, отче Іоанне Златоусте, не престай заступать насъ молитвами своими у престола Господня! Аминь.
Архимандритъ Фотій.
«Странникъ». 1861. Т. 4. Отд. II. Кн. 11. С. 249-264.
[1] Произнесено въ академической церкви.
[2] Св. Златоустъ, Слова о священствѣ.
[3] Замѣчательное сходство св. Златоуста и въ семъ съ Первообразомъ пастырей Іисусомъ. Какъ о небесномъ Учителѣ, воздвигши нѣкая жена гласъ, восхищенная ученіемъ Его, и, конечно, по движенію благодати, подобно какъ Елисавета о Матери Господа, рекла: блажено чрево, носившее Тя, и сосца, яже еси ссалъ, такъ и о святомъ Златоустѣ жена нѣкая, слушая его и въ восторгѣ отъ благодатнаго слова его, конечно, не безъ движенія благодати, воздвигла гласъ и рекла: «о отче Іоанне Златоусте, углубилъ ты кладязь ученія своего, а ужа ума моего коротки». Отселѣ и получилъ онъ имя Златоуста, усвоенное Церковію.
