Новомученикъ Iоаннъ Поповъ (проф. Ив. В. Поповъ) – Ученіе св. Іоанна Златоуста о воспитаніи дѣтей.
Въ наше время, когда такъ много разсуждаютъ о воспитаніи дѣтей, какъ то забываютъ о сущности и основахъ дѣла воспитанія. Было время, когда все воспитаніе у насъ полагали въ обогащеніи учениковъ только знаніями; теперь, по-видимому, наступаетъ другое время, когда чуть не главныя задачи и основы воспитанія дѣтей начинаютъ видѣть въ укрѣпленіи тѣла воспитывающагося молодого поколѣнія. Въ противовѣсъ тому и другому одностороннему пониманію цѣлей воспитанія у великаго учителя Церкви св. Iоанна Златоуста можно найти не только многочисленныя отдѣльныя мысли, разсѣянныя въ его бесѣдахъ, но и обстоятельныя и одушевленно выраженныя разсужденія, по которымъ можно уяснить себѣ взглядъ его на существенныя стороны и задачи воспитанія.
Св. Іоаннъ Златоустъ пользуется по преимуществу славою великаго учителя нравственности. Личность человѣка, его нравственное бытіе и судьба, является у него почти всегда на первомъ планѣ. Въ силу этого онъ, естественно, не могъ обойти и личности человѣка, какъ предмета воспитанія, и именно воспитанія религіозно-нравственнаго. Кромѣ того, крайняя необходимость выставить на видъ сущность такого воспитанія обусловливалась распущенностью всѣхъ слоевъ общества времени Златоуста, не исключая и христіанскаго (особенно въ Антіохіи и Константинополѣ), которую такъ ярко рисуетъ св. отецъ въ своихъ бесѣдахъ{1}, къ этому же вынуждало его и крайне утилитарно-матеріальное направленіе современнаго отцу образованія и воспитанія, какое давали и христіанскіе родители своимъ дѣтямъ{2}.
Что именно воспитаніе человѣка, какъ нравственно-разумнаго существа, служило исходнымъ пунктомъ всѣхъ мыслей св. Златоуста о воспитаніи, это очевидно изъ того, что онъ прямо указываетъ, что мы должны «украшать этотъ образъ Царя Небеснаго», возстановлять Божіе подобіе: въ этомъ наша священная обязанность, за которую мы можемъ ожидать будущихъ благъ{3}. Этому дѣлу, дѣлу религіозно-нравственнаго воспитанія, св. отецъ придавалъ самое важное значеніе. Трудъ учительскій, искусство образованія души, по его мнѣнію, есть самое важное изъ всѣхъ, нѣтъ никакого иного труда, который бы ему равнялся{4}. Намъ ввѣренъ важный залогъ – дѣти, и мы должны образовать прежде всего и главнымъ образомъ ихъ душу{5}, дѣти – это статуи, ихъ слѣдуетъ ежедневно осматривать и украшать ихъ душу{6}. Родители, невоспитывающіе своихъ дѣтей въ благочестіи, по взгляду отца, болѣе дѣтоубійцы, чѣмъ родители и, подобно первосвященнику Илію, подвергнутся страшному наказанію, какъ виновники величайшаго изъ всѣхъ грѣховъ{7}. Неоднократно повторяетъ также св. Златоустъ, что не рожденіе дѣлаетъ отцомъ или матерью, но доброе воспитаніе и что, слѣдовательно, только заботящіеся о воспитаніи своихъ дѣтей могутъ быть названы въ собственномъ смыслѣ родителями. «Воспитаніе гораздо важнѣе природы», говоритъ св. отецъ{8}. А что усердныя заботы о воспитаніи дѣтей должны принести огромную пользу, это видимъ изъ слѣдующаго категорическаго заявленія вселенскаго учителя: «если бы тщательно воспитывали своихъ дѣтей, то не нужно было бы ни законовъ, ни судилищъ, ни наказаній, ни мученій и публичныхъ убійствъ»{9}. Между тѣмъ, не воспламеняя постоянно «свѣтильникъ ученія», мы и видимъ, что совершается много грѣховъ; не заботясь объ истинномъ украшеніи своей души, мы оставляемъ ее въ состояніи худшемъ всякой опустѣлой гостинницы, наполненной грязью, дымомъ и въ невыразимомъ запустѣніи{10}. А это, по словамъ святителя, «разстраиваетъ всю вселенную»{11}.
Но это – чисто нравственныя побудительныя причины воспитывать дѣтей. Кромѣ нихъ есть у св. Златоуста и психологическія основанія, заставляющія прилагать тщательную заботу о воспитаніи. Дѣти неразумны; они не хотятъ ни слышать, ни тѣмъ болѣе, думать о предметахъ полезныхъ и необходимыхъ; они не понимаютъ, когда на ихъ глазахъ совершается какое-либо преступленіе. Кромѣ того дѣти, какъ показываютъ наблюденія, склонны къ мщенію и гнѣву; равно въ нихъ неограниченно господствуютъ и другія страсти: тщеславіе, своенравіе, безразсудство, зависть и проч.; дѣтямъ свойственны также гордость и безпечность{12}. Ясно, такимъ образомъ, что всѣ эти качества, свойственныя дѣтской природѣ, требуютъ самаго тщательнаго воспитателя, который если бы и не искоренилъ всѣ эти недостатки, то, по крайней мѣрѣ, умалилъ и упорядочилъ ихъ{13}. Сказанное отчасти примѣнимо и къ юношескому возрасту. Оставленная въ пренебреженіи со стороны воспитанія, юность, по взгляду св. Златоуста, подобна необработанной землѣ, произращающей много терній; поэтому, понятно, крайне необходимо обработать эту ниву, приготовить ее къ принятію необходимыхъ для нея сѣмянъ{14}, Потомъ извѣстно, что юноши, въ которыхъ особенно сильно дѣйствуютъ страсти, требуютъ и наиболѣе тщательнаго надзора со стороны родителей и воспитателей{15}. Наконецъ, душевныя силы и способности требуютъ непремѣнно своего упражненія и развитія, – иначе онѣ могутъ совершенно ослабѣть{16}; при томъ извѣстно вѣдь, что дѣтскій возрастъ наиболѣе удобенъ для воздѣйствія со стороны воспитателей, по своей гибкости и нѣжности, когда грѣховныя привычки и страсти еще не укоренились{17}.
Итакъ, забота о воспитаніи дѣтей существенно необходима; это – священнѣйшая обязанность родителей, это – «первое и величайшее изъ благъ»{18}.
Выше было уже сказано, что воспитаніе дѣтей должно быть религіозно-нравственнымъ, истинно-христіанскимъ, отвѣчающимъ идеалу человѣка, какъ разумно-нравственной личности. Какъ же, теперь, ближе опредѣляетъ его св. Златоустъ? Какія существенныя основы этаго воспитанія онъ выставляетъ?
Истинное, правильное обученіе человѣка состоитъ въ богопознаніи, а истинное воспитаніе – въ томъ, чтобы направить его на путь благочестія, укоренить въ немъ привычку стремиться къ достиженію добродѣтелей, которыя однѣ только и могутъ быть названы истинными украшеніями души, истинымъ ея богатствомъ, истинною мудростію{19}. Особенно любитъ святитель останавливаться на благочестіи, какъ истинномъ богатствѣ и украшеніи, противопоставляя ему заботы отцовъ о наибольшемъ пріобрѣтеніи для дѣтей богатства, внѣшняго блеска и роскоши. Совершенно справедливо утверждаетъ онъ, что какъ бы не были велики и драгоцѣнны богатства, но если не научатъ юношу пользоваться ими согласно требованіямъ нравственности, они причинятъ ему страшный вредъ; напротивъ, если обогатятъ его душу благородствомъ и истиннымъ любомудріемъ, сдѣлаютъ его добродѣтельнымъ, то и бѣдность не принесетъ ему никакого вреда. Даже болѣе того: тогда то, т. е. будучи добродѣтельнымъ, онъ и можетъ умножить, свое состояніе, или, если и не умножитъ, все же не будетъ ни въ чемъ нуждаться, – тогда какъ злой скоро погубитъ и себя, и свои богатства. Бѣднаго же сама бѣдность удержитъ въ предѣлахъ добродѣтели{20}.
Такимъ образомъ несомнѣнно, что слѣдуетъ заботиться обогащать дѣтей не серебромъ или золотомъ, но благочестіемъ и всѣми добродѣтелями; къ богатству же (и славѣ) слѣдуетъ внушать юношамъ полное презрѣніе, потому что оно дѣлаетъ ихъ рабами своими, потому что истинный богачъ тотъ, который ни въ чѣмъ не нуждается{21}. Лучшее наслѣдство и богатство оставимъ мы дѣтямъ, по мнѣнію Златоуста, если сдѣлаемъ ихъ сонаслѣдниками самого Господа, подавая милостыню бѣднымъ и тѣмъ собирая для нихъ наивѣрнѣйшее богатство благости и милости Божіей, Его постояннаго покровительства, приготовляя въ то же время наслѣдство имъ въ будущей жизни{22}. Сильно настаиваетъ св. Златоустъ также на воспитаніи дѣтей въ цѣломудріи и скромности. Нецѣломудріе, по сужденію его, приноситъ юношеству самый большой вредъ; потому-то и нужно воспитывать юношей въ добродѣтели цѣломудрія, этомъ вѣнцѣ юности, этой основѣ блага семейнаго и всѣхъ прочихъ{23}. Указаніе св. Златоуста на скромность и цѣломудріе, какъ существенныя стороны истинно-благочестиваго воспитанія, кромѣ своей безотносительной необходимости, объясняется еще обстоятельствами времени, къ которое жилъ св. Златоустъ. И въ Антіохіи, и въ Константинополѣ, гдѣ дѣйствовалъ св. Златоустъ на нивѣ нравственнаго учительства, нравы того времени были очень развращенные. Изъ его словъ можно заключить, что, не смотря на всѣ внѣшнія строгости, не смотря, – какъ онъ высказываетъ, – «на внутренніе покои и женскія отдѣленія въ домѣ, и двери, и запоры, и стражей, и наблюдателей, и служанокъ, и воспитательницъ и множество заботъ со стороны родителей» – едва можно было сохранить честь дѣвушекъ въ его время{24}. Что-же касается юношей, то страшнымъ врагомъ ихъ цѣломудрія во время Златоуста былъ театръ и циркъ. Кому неизвѣстно, что театръ въ первые вѣка христіанства и до самаго пораженія язычества былъ сильнѣйшею поддержкою язычества и въ то же время, можно сказать, школою разврата? Вотъ почему и нашъ отецъ, подобно многимъ другимъ, со всею силою своего краснорѣчія такъ часто извергаетъ громы на театръ, показывая его страшно разлагающее вліяніе на семейную и общественную нравственность вообще и на нравственность юношества въ частности{25}.
Теперь посмотримъ, какія средства и мѣры предлагаетъ св. Златоустъ для успѣшнаго воспитанія дѣтей въ духѣ благочестія, а главное – въ чемъ полагаетъ онъ основу такого воспитанія.
Изученіе Св. Писанія, – вотъ, по ученію святителя, непререкаемая и неизмѣнная основа религіозно-нравственнаго воспитанія. Чтобы сдѣлать дѣтей истинными христіанами, слѣдуетъ съ ранняго возраста побуждать ихъ къ слушанію въ церкви и чтенію дома слова Божія{26}. Невозможно передать все, что высказано св. Златоустомъ о Св. Писаніи, какъ главнѣйшемъ руководительномъ и воспитательномъ средствѣ для дѣтей, какъ единственной основѣ истиннаго «любомудрія». Можно только сказать, что эта тема исчерпана имъ весьма глубоко и тщательно. Священное Писаніе – это неизсякаемый источникъ мудрости, знанія и назиданія, добродѣтели, пользы и радости для насъ, это – невыразимое сокровище, это – золото, это – «лугъ добродѣтелей», это – истинная духовная пища наша{27}. Изъ такихъ эпитетовъ, прилагаемыхъ св. отцомъ къ Священному Писанію, понятно все огромное значеніе, какое придавалъ онъ ему, какъ воспитательному средству. По сравненію святителя, взятому изъ І-го псалма, душа человѣка, занимающагося чтеніемъ и изученіемъ Писаній, подобна дереву, посаженному при самыхъ водныхъ источникахъ: получая постоянное орошеніе Св. Духа, она не только безопасна отъ всякихъ обстоятельствъ, напр. болѣзней, клеветы, злословія и т. п. (подобно тому дереву, нетерпящему вреда отъ чрезмѣрной солнечной теплоты), – но и легко утишаетъ въ себѣ всѣ дурныя страсти и порочныя мысли, – мало того, она украшается (какъ и древо, растущее при водѣ) всѣми плодами добродѣтелей{28}. Вообще, чтеніе Писаній очищаетъ совѣсть, подавляетъ страсти и вмѣсто ихъ насаждаетъ добродѣтель, возвышаетъ разумъ, какъ бы освобождаетъ душу отъ узъ тѣла, – словомъ, доставляетъ ей все доброе{29}. Читая Св. Писаніе, грѣшникъ, видя, что и святые падали, но вновь возставали, не придетъ въ отчаяніе, но скорѣе исправитъ свою жизнь, добродѣтельный же будетъ еще ревностнѣе въ своей благочестивой жизни. Для перваго Св. Писаніе имѣетъ такое значеніе, что даже одинъ видъ священныхъ книгъ, пробуждая совѣсть, удерживаетъ его отъ грѣха. Если же такъ, то тѣмъ болѣе онъ получитъ пользы, когда черезъ чтеніе ихъ войдетъ какъ бы въ святилище, въ бесѣду съ самимъ Богомъ, говорящимъ чрезъ Писанія. И это бываетъ даже тогда, когда мы и не понимаемъ читаемаго, – хотя, должно сказать, это и не совсѣмъ справедливо. Почему? Да потому, во-первыхъ, что Св. Писаніе изложено не риторами или софистами, которые часто затемняли то, о чемъ писали, – нѣтъ: оно написано просто, ясно и понятно для всѣхъ. Съ другой стороны, если чего мы не понимаемъ, то, если будемъ стараться понять, Богъ дастъ намъ благодатное просвѣщеніе; наконецъ, вѣдь мы можемъ спросить объясненія непонятнаго у человѣка болѣе мудраго{30}.
Итакъ несомнѣнно, что «великая защита отъ грѣховъ – чтеніе Писанія, а невѣдѣніе Писанія – великая стремнина, глубокая пропасть; великая гибель для спасенія – не знать ничего изъ Божественныхъ законовъ. Это незнаніе породило ереси; оно ввело развратную жизнь; оно перевернуло все вверхъ дномъ. Ибо невозможно, чтобы безъ плода остался тотъ, кто постоянно съ усердіемъ занимается чтеніемъ Писанія{31}. Свящ. Писанія – это лучшія орудія искусства воспитанія: какъ ремесленники орудіями своего ремесла обдѣлываютъ разные сосуды, такъ и мы Св. Писаніями устрояемъ душу, исправляемъ ее разстроившуюся, обновляемъ обветшавшую. Но мы въ своемъ искусствѣ можемъ сдѣлать болѣе, нежели ремесленники: тѣ не могутъ измѣнить вещества сосудовъ, а мы, взявъ деревянный сосудъ (т. е. душу грубую, необразованную) можемъ иногда сдѣлать его золотымъ{32}.
Итакъ, значитъ, крайне необходимо образовать въ дѣтяхъ привычку къ чтенію слова Божія. Съ другой стороны, не меньшую помощь въ дѣлѣ воспитанія можетъ оказать и слушаніе слова Божія въ церкви. Объ этомъ святитель также говоритъ неоднократно. Онъ рѣшительно указываетъ на церковь, какъ на лучшую школу для дѣтей{33}. Но такъ какъ посѣщать церковь дѣтямъ приходится, сравнительно, рѣдко и при томъ на малое время, то сама собою возникаетъ необходимость воспитанія домашняго, семейнаго. По мысли св. Златоуста каждый домъ, каждая семья можетъ и должна быть небольшею церковію, а домашнее обученіе – продолженіемъ обученія церковнаго: мужъ, какъ глава дома, долженъ (непремѣнно) пересказывать слышанное имъ въ церкви, а жена, дѣти и слуги, слушая его, такимъ образомъ учатся получая превосходный урокъ{34}. Чрезъ это двойное обученіе (т. е. въ церкви и семьѣ) дѣти легко и удобно могли бы получить религіозно-нравственное образованіе и воспитаніе и скоро явили бы намъ «зрѣлые плоды добрыхъ сѣмянъ»{35}.
Необходимо отмѣтить, что вселенскій учитель, прекрасно понимая положеніе въ семьѣ матери, отдаетъ дѣло воспитанія дѣтей по преимуществу въ ея руки, какъ имѣющей большую, сравнительно съ мужемъ, возможность посвятить себя этой важнѣйшей своей задачѣ, доставляющей ей, по слову апостола, спасеніе и источникъ земнаго счастія. Такія именно сужденія высказываетъ онъ во многихъ мѣстахъ своихъ твореній{36}.
Какъ на особенность святаго отца, мы должны указать еще на то, что онъ, видя опасность, какой подвергались дѣти христіанскихъ родителей, учась въ языческихъ школахъ (за неимѣніемъ христіанскихъ), настоятельно совѣтуетъ отдавать ихъ на воспитаніе въ монастыри{37}. Необходимость этого требованія св. отецъ доказываетъ въ одно и то же время и положительно и отрицательно – чрезъ отраженіе доводовъ несогласныхъ съ нимъ въ этомъ. Вотъ сущность его доводовъ{38}. Святитель ничего не имѣетъ противъ родителей, желающихъ обучать своихъ дѣтей и въ школахъ, лишь бы только дѣти выходили оттуда нравственно-чистыми. Но такъ какъ опытъ, къ сожалѣнію, показываетъ противное, то сама собою является необходимость воспитанія въ пустыни и монастырѣ{39}. Допустивъ даже, что въ училищѣ дѣти достигнутъ полнаго успѣха въ наукахъ, все-таки несравненно лучше имѣть такой же успѣхъ въ спасеніи своей души, живя въ монастырѣ. Однако же скорѣе въ школѣ слѣдуетъ опасаться неуспѣха въ обученіи наукамъ, чѣмъ добродѣтели въ пустыни. Почему? Потому, отвѣчаетъ св. отецъ, что «для успѣшнаго занятія словесностію (какъ и другими науками) нужна добрая нравственность; а добрая нравственность не нуждается въ пособіи словестности. Можно быть цѣломудреннымъ и безъ этой учености, но никто никогда не успѣетъ въ наукахъ безъ добрыхъ нравовъ, когда будетъ все время проводить въ порокахъ и распутствѣ»{40}. Но есть еще и другія причины, по которымъ должно болѣе бояться неуспѣха въ наукахъ въ школахъ, чѣмъ въ достиженіи добродѣтельной жизни въ пустыни. Въ училищѣ можетъ служитъ препятствіемъ и неспособность ученика и неопытность учителей (διδασκάλων) и небрежность воспитателей (παιδαγωγῶν) и проч., въ пустыни же – наоборотъ: лишь бы была святая ревность, тогда не можетъ быть никакого препятствія достичь совершенства въ добродѣтели{41}. Такъ гораздо лучше отпускать сына въ пустыню обучаться въ полной тишинѣ и безопасности «истинному любомудрію», чтобы выйти оттуда съ оружіемъ въ рукахъ въ общественную жизнь. Это Златоустъ высказываетъ прямо и категорично: онъ вполнѣ готовъ удовлетворить желаніе родителей, чтобы дѣти были при нихъ, но только послѣ того, какъ они закончатъ свое нравственное воспитаніе въ монастырѣ. И въ этомъ имъ не слѣдуетъ мѣшать, хотя бы этотъ «курсъ ученія» продолжался и 10 и даже 20 лѣтъ; срокомъ ихъ пребыванія должно служить достиженіе юношами полной зрѣлости въ благочестивомъ настроеніи и нравственной жизни. Только тогда они могутъ смѣло возвратиться изъ монастыря въ домъ родителей, только тогда будетъ отъ нихъ великая польза – и имъ самимъ, и родителямъ, и обществу, потому что тогда они явятся истинными свѣтильниками, всеобщими благодѣтелями, покровителями и спасителями, врачами общественныхъ язвъ и неустройствъ{42}.
Таковы основы и средства религіозно-нравственнаго воспитанія по ученію св. Златоуста. Многія сужденія его по данному вопросу находимъ (хотя и не такъ обстоятельно развитыя) и у другихъ знаменитыхъ отцовъ и учителей Церкви, особенно же у св. Василія Великаго, Іеронима, Августина, св. Григорія Богослова и др.{43}.
Но кромѣ этихъ существенныхъ чертъ религіозно-нравственнаго воспитанія дѣтей, слѣдуетъ отмѣтить у св. отца тѣ педагогическія (или скорѣе дидактическія) требованія и правила, какія должны имѣть и въ наше время свое значеніе. Здѣсь прежде всего заслуживаетъ нашего вниманія настоятельно проводимое святителемъ требованіе, чтобы родители и воспитатели дѣйствовали на дѣтей силою своего примѣра. Это положеніе св. отца, разумѣется, имѣетъ полную справедливость и приложимость въ дѣлѣ нравственнаго воспитанія. Отлично понимая это, онъ и утверждаетъ, что нѣтъ ничего безполезнѣе, какъ учить только на словахъ, а не на дѣлѣ; что самый лучшій учитель – учитель своею жизнію, своимъ личнымъ примѣромъ, а наилучшее ученіе, имѣющее величайшую силу убѣжденія – ученіе дѣлами, а не словами; обученіе же посредствомъ словъ, а не дѣлъ, соотвѣтствующихъ словамъ, обыкновенно является пустымъ разглагольствіемъ, приносящимъ одинъ вредъ{44}. Отсюда понятно, почему Златоустъ часто совѣтуетъ и подробно развиваетъ мысль о необходимости вращаться дѣтямъ въ обществѣ людей, извѣстныхъ чистотою нравственной жизни («праведныхъ»); онъ говоритъ, что жизнь такихъ людей заключаетъ въ себѣ самое поучительное «любомудріе»{45}.
Конечно, изъ всѣхъ этихъ указаній св. отца не слѣдуетъ, будто онъ отрицаетъ всякое значеніе слова въ дѣлѣ воспитанія: онъ хочетъ только показать ими всю важность и силу воспитанія чрезъ личный примѣръ, чрезъ добродѣтельную жизнь лицъ, въ средѣ которыхъ вращается воспитанникъ. А что дѣйствительно такъ, замѣчаемъ изъ того, что идеалъ учителя и воспитателя онъ видитъ въ томъ, кто учитъ въ одно и то же время словомъ и жизнію: только такой учитель и можетъ, по нему, разсчитывать на полный успѣхъ въ исполненіи своей задачи образцоваго воспитанія своихъ учениковъ{46}.
Полную приложимость въ наше время имѣютъ, несомнѣнно, и тѣ требованія, какія представляетъ нашъ отецъ къ учителямъ и ихъ обращенію съ учениками. Учитель долженъ быть образцовымъ во всемъ, во всѣхъ своихъ поступкахъ и положеніяхъ, хотя бы и такихъ, на первый взглядъ маловажныхъ, какъ походка, одежда, взгляды и т. п., – образцомъ постояннымъ – и когда молчитъ, и когда ѣстъ, и когда говоритъ{47}. Нечего и говорить, что онъ долженъ быть образцомъ въ жизни добродѣтельной. Опытъ показываетъ, что у добродѣтельныхъ учителей и ученики бываютъ добродѣтельные; а у порочныхъ учителей ученики нерѣдко даже превосходятъ порочностью своихъ учителей{48}. И дѣйствительно, прискорбный опытъ свидѣтельствуетъ, что отъ худыхъ наставниковъ развращаются цѣлые города{49}. Главнѣйшая обязанность учителя и его достоинство состоитъ въ томъ, чтобы онъ велъ своихъ учениковъ въ направленіи нравственнаго совершенства, сообщая имъ только то, что въ этомъ смыслѣ для нихъ полезно и не заботясь нисколько о своей пользѣ и славѣ{50}. При этомъ то, что онъ говоритъ ученикамъ, долженъ говорить твердо, безъ всякаго колебанія: такъ какъ въ этомъ – немалый его авторитетъ{51}. Далѣе, онъ долженъ говорить такъ, чтобы слово его было проникнуто силою духа, тономъ искренняго убѣжденія, чтобы, какъ говорятъ, душа была въ его словѣ{52}. При всемъ томъ, учителю нужно кроткое любовное общеніе съ учениками; ему слѣдуетъ считать ихъ всѣмъ для себя: тогда лишь онъ всецѣло привлечетъ къ себѣ учениковъ, заставитъ ихъ полюбить себя, и это будетъ наилучшимъ содѣйствіемъ и ручательствомъ въ успѣхѣ – и воспитанія, и обученія{53}. Впрочемъ, любовь и снисхожденіе учителя не должны переступать извѣстныхъ границъ. Хотя онъ и долженъ растворять свое слово кротостію, но это слово должно быть со властію{54}. Долженъ онъ иногда допускать также и угрозы наказаній, и самыя наказанія дѣтей, какъ необходимое средство поощренія напр. лѣнивыхъ, упрямыхъ, а болѣе всего порочныхъ изъ нихъ{55}, да и вообще, какъ средство, полезное «по несовершенству» ихъ возраста{56}. Но должно сказать, что наказанія, допускаемыя св. отцомъ, должны носить характеръ отеческій, любовный{57}. Вообще же въ воспитательныхъ средствахъ (внѣшнихъ) должна быть соблюдаема мѣра и осторожность: на кроткихъ учениковъ нужно дѣйствовать кротостію (увѣщаніемъ), а испорченныхъ нужно обличать и наказывать. Необходимо здѣсь соблюдать и разнообразіе, употребляя то мягкость и обходительность (чтобы ученики не сдѣлались упорными), то нѣкоторую суровость, – чтобы не допустить ихъ впасть въ слабость и безпечность{58}.
Въ заключеніе посмотримъ какого мнѣнія держался св. Златоустъ относительно свѣтскаго образованія юношества. Говоря вообще, нашъ отецъ сурово относится къ свѣтской («внѣшней») наукѣ, – что объясняется, съ одной стороны, его ученіемъ объ отношеніи между вѣрою и знаніемъ, откровеніемъ и наукой, а съ другой – опасностію для тогдашнихъ христіанъ изучать языческихъ авторовъ. Когда мы знаемъ, что онъ вездѣ на первомъ планѣ выставляетъ воспитаніе нравственное, а умственное, научное образованіе какъ бы отодвигается имъ на второй планъ, мы можемъ рѣшить этотъ вопросъ съ точки зрѣнія педагогической. И мы должны сказать, что Златоустъ далекъ отъ крайности отверженія всякой пользы изученія свѣтскихъ наукъ и литературы. Онъ совсѣмъ непрочь предоставить дѣтямъ получать и школьное, свѣтское образованіе («учиться искусствамъ и внѣшнимъ наукамъ»); онъ только старается – прежде всего и главнымъ образомъ – о томъ, чтобы родители сдѣлали изъ своего сына не ритора или софиста, по истиннаго христіанина{59}. Постоянно поставляя на видъ это нравственное воспитаніе, какъ единственно существенно-необходимое и обязательное для каждаго, св. отецъ оговаривается, что онъ высказываетъ это «не съ тѣмъ, чтобы запретить свѣтское образованіе, но для того, чтобы не привязывались къ нему исключительно»{60}. Но это предпочтеніе нисколько не говоритъ о томъ, будто онъ вынуждаетъ дѣтей оставаться невѣждами, напротивъ: пусть только будетъ дано напередъ одно условіе, пусть дѣти научатся прежде благочестію, – тогда не будетъ имѣть мѣста и препятствіе изучать имъ «словесность» и «краснорѣчіе». Прекрасно выражаетъ Златоустъ эту мысль въ слѣдующей аналогіи: «какъ тогда, когда колеблются основанія (благочестія) и все зданіе находится въ опасности упасть, было бы крайне безсмысленно и безумно бѣжать къ штукатурщикамъ; такъ опять было бы дѣломъ неумѣстной притязательности непозволять окрашивать стѣны, когда онѣ стоятъ твердо и крѣпко»{61}. И въ доказательство искренности («отъ души», какъ онъ выражается) своего сужденія, св. отецъ приводитъ разсказъ одного юноши, который, получивъ истинно-благочестивое воспитаніе въ пустыни, впослѣдствіи, живя въ городѣ и занимаясь свѣтскими науками, продолжалъ ту же «любомудрую» жизнь – жизнь пустыни и убѣдилъ многихъ изъ своихъ сверстниковъ къ такой же благочестивой жизни{62}. Не отрицалъ безусловно св. Златоустъ и искусствъ: живописи, зодчества, врачебнаго искусства, а равно и ремеслъ. Но только онъ старается облагородить ихъ, смотря на нихъ съ точки зрѣнія нравственнаго учителя.
Вотъ почему онъ такъ строго и относится къ нимъ, соглашаясь признать за ними это наименованіе (искусствъ) тогда лишь, когда они являются существенно-необходимыми для поддержанія нашей жизни, а не вводятъ насъ въ пустыя издержки и роскошь, – словомъ, когда они нравственно не предосудительны{63}. Такимъ образомъ св. Златоустъ вовсе не отрицаетъ классическаго-научнаго и художественнаго образованія. Такой же выводъ слѣдуетъ и изъ его разсужденій въ 4-мъ и 5-мъ словахъ «О священствѣ», гдѣ онъ подробно раскрываетъ великое значеніе слова для пастыря и требуетъ, чтобы онъ не прежде выступилъ на пастырское служеніе, какъ пріобрѣтетъ возможно большую свободу слова, его силу и убѣдительность, хотя для него и не требуется блеска и изысканности внѣшнихъ украшеній рѣчи и гармоніи звуковъ{64}. «Но такая сила слова не природою дается, а пріобрѣтается образованіемъ», справедливо замѣчаетъ великій учитель, показывая далѣе необходимость сохранять и развивать ее постояннымъ упражненіемъ{65}.
Изъ всего этого ясно, что св. Златоустъ въ принципѣ держался такою же (или почти такого) взгляда на классическое образованіе, какого держались и прочіе знаменитые учители Церкви, жившіе около его времени: Василій Великій, Григорій Богословъ, Іеронимъ и Августинъ{66}, – хотя, конечно, онъ излагаетъ свой взглядъ на это образованіе мимоходомъ, а не такъ, какъ напр. св. Василій Великій въ своей знаменитой блестящей «Рѣчи къ юношамъ о томъ, какъ имъ пользоваться языческими сочиненіями» («Πρὸς τοὺς νέους, ὅπως ἂν ἐξ ἑλληνικῶν ὠφελοῖντο λόγων»). Нельзя, правда, не сознаться, что онъ съ большею строгостію, чѣмъ свв. Василій Великій и Григорій Богословъ, относится къ классическому образованію. Но это обусловливалось сильною порчей нравовъ, не только языческаго, но и христіанскаго общества тогдашняго времени, переносившеюся и въ стѣны публичныхъ школъ, и потому св. отецъ, чтобы отдалить юношество отъ вреднаго вліянія среды и этихъ условій, и указывалъ на монастыри, какъ наилучшія школы{67}. А съ другой стороны (какъ уже было сказано), такъ какъ христіанскіе родители его времени предпочитали давать дѣтямъ образованіе чисто матеріальное, то святитель и долженъ былъ выдвинуть образованіе истинно-христіанское. Вотъ почему онъ такъ рѣзко и относится къ классическому образованію, при сравненіи его съ образованіемъ истинно-христіанскимъ. Но, указывая преимущества послѣдняго, онъ однако не отвергалъ и перваго, а желалъ гармоническаго ихъ объединенія.
⸭ ⸭ ⸭
Таково ученіе св. Іоанна Златоуста о воспитаніи дѣтей. Главная заслуга святителя здѣсь состоитъ въ томъ, что основы религіозно-нравственнаго, истинно-христіанскаго воспитанія (Св. Писаніе, вліяніе семьи и примѣра) выставлены имъ такъ вѣрно и разъяснены съ такимъ краснорѣчіемъ, полнымъ искренней любви и христіанскаго одушевленія, что несомнѣнно останутся на всѣ времена истинно прекрасными, неизмѣнными и образцовыми{68}. Кромѣ того слѣдуетъ отмѣтить и тѣ гуманныя требованія, какія предъявляются имъ къ учителю и обращенію его съ учениками.
Въ заключеніе намъ остается повторить сказанное въ началѣ рѣчи, – что творенія великаго вселенскаго учителя Церкви заслуживаютъ полнаго вниманія и родителей, и педагоговъ. И необходимо, слѣдовательно, пожелать, чтобы твердо поставленныя св. отцомъ основы религіозно-нравственнаго воспитанія дѣтей нашли полное приложеніе въ современной намъ педагогикѣ, такъ сильно въ нихъ нуждающейся.
В. И. Поповъ.
«Христіанское Чтеніе». 1897. Ч. 2. № 11. С. 339-354. Перепеч. въ «Сущность христіанскаго ученія». Изданіе Спб. Сѵнодальной типографіи, 1903. С. 339-354.
{1} Въ Бесѣд. на Быт. 48, 49 и 56; Бес. на поел, къ Колосс.; Бес. «О покаяніи» 6 и 7 и др.
{2} См. напр. Бесѣд. къ Антіох. нар. т. III, 159-160 и 173-4 стр. – Цитація – по изд. Спб. дух. акад. 50-хъ и нач. 60-хъ год. Превосходное ученіе св. Златоуста о воспитаніи дѣтей существуетъ у насъ и въ отдѣльномъ переводѣ покойнаго архіеп. Филарета Черниговскаго (Спб. 1889 г. изд. Тузова); краткое изложеніе его имѣемъ между прочимъ въ «Исторіи Педагогики» К. Шмидта, т. 2, стр. 27-32. Въ недавнее время вышли двѣ брошюрки, излагающія также это ученіе св. отца.
{3} Бесѣд. на Колосс. 357-8 стр.; ср. на 2 Солун. 28-9.
{4} Бес. на Ев. Матѳ. III, 26; Бес. на I Тим. 220 стр.
{5} См. Бес. на I Тим. 127 стр.
{6} Бес. на разн. мѣста Св. Пис. III, 156.
{7} Тамъ же стр. 156; ср. Бес. къ Ант. нар. III, 145-8; 150, 228 и др. Письма стр. 220.
{8} Бес. въ Ант. нар. II, 11-13; (у Montfauc. t. IV, р. П, pag. 815); 207; III, 101; 227; ср. Бес. на разн. м. Св. Пис. II, 333.
{9} Бес. на разн. м. Св. Пис. III, 158; см. еще Бес. къ Авт. нар. III. 151.
{10} Бес. на разные случаи, т. I, 27.
{11} Бес. на разн. м. Св. Лис., т. III, 151.
{12} Бес. на I Коринѳ. I, 65-6; ср.. Бес. на Колосс. 69-74 стр.
{13} Бес. на I Коринѳ, ч. I, 240-1; на Колосс., 74. Впрочемъ, въ одномъ мѣстѣ св. Златоустъ выражаетъ мысль, что хорошее воспитаніе можетъ даже побѣдить силу грѣха. (Бес. на посл. къ Титу, 22 стр.).
{14} Бес. на Ев. Матѳ. II, 349.
{15} Бес. къ Ант. нар. II, 68; ср. Бес. на I Тим. 126 и мн. др.
{16} Сл. «О священствѣ» 184; ср. Бес. на Дѣян., ч. 2-я 122 и др.
{17} Бес. на р. м. Св. Пис. IIІ, 152-3; ср. Бес. на Ев. Іоанна, ч. 36-37; Бес. къ Ант. нар. ІІІ, 219-20.
{18} Бес. на р. м. Пис. т. III, 161.
{19} Бес. на р. м. Пис. ІІІ, 251-2. 157; ср. Бес. на I Тим. 127-8; Бес. къ Ант. нар. IІІ, 153, 165, 167, 173-4, 187, 220 стр. Бес. на посл. къ Ефес. 351 и 357; Бес. на Быт. I ч., 374-5 стр.
{20} Бес. на Быт. ІІІ, 451-2; см. Бес. на р. м. Пис. ІІІ, 151-2: Бес. на I Тим. 127-8.
{21} Бес. на р. м. Пис. ІІІ, 152-7; ср. Бес. на Ефес. 350, 355-7; Бес. къ Ант. нар. ІІІ, 160-1 и дал., 228-9; Бес. на Ев. Матѳ. ІІІ, 435-6.
{22} См. Бес. р. м. Св. Пис. т. ІІІ, 89-40 стр.
{23} Бес. на I Тим. 126-9; ср. Бес. къ Ант. нар. ІІ, 23-5, 45-6, 63 и др.
{24} См. Бес. на разные случаи т. I, 249.
{25} См. напр. Бес. на Ев. Мѳ. т. ІІІ, 176-180; Бес. на р. м. Св. Пис. т. I, 191, 197; Изв. слово «Противъ зрѣлищъ» и др.
{26} Бес. на Еф., 347-8; 351-4; ст. Бес. на р. м. Пис. I, 187-8 и др.
{27} Бес. на Быт. I, 28-9; 201; 213-14, 365-6; ср. т. II, 133-4; 275-36; 322-3; т. III, 28-9; ср. Бес. на р. м. Пис. I, 212; II, 69; 459-60; ІІІ, 43; 401; Бес. на Дѣян. II, 105 и др.
{28} Бес. на р. м. Пис. II, 309-312.
{29} Тамъ-же, т. ІІІ, 382-3; 385; 397-8; ср. Бес. на Ев. Іоанна I, 38; Бес. на Колосс. 144-5; Бес. къ Ант. нар. 325-8; Бес. на разн. случаи ІІ, 467-8.
{30} Бес. къ Ант. нар. I, 83-5; ср. т. II, 325-7; бес. на Ев. Іоанн. І, 37.
{31} Бес. къ Ант. нар. I, 86-7.
{32} Бес. къ Ант. нар. I, 81-2.
{33} См. Бес. на Быт. I, 173; II, 208 и др.; ср. Бес. на р. м. Пис. т. I, 189-90, III, 159; Бес. на Дѣян. II, 24-5; Бес. на Ев. Іоанна, I, 36; Бес. къ Ант. нар. т. II, 558-9.
{34} Бес. на Быт. I, 25, ср. Бес. на Дѣян. ч. I, 280 и 473-4; Бес. на 2 Солун. 85-6, Бес. къ Ант. нар. II, 437-8; 457; 465; Бес. на Ев. Іоанна, ч. I, 35.
{35} Бес. на р. м. Пис. II I, 159.
{36} См. напр. Бес. къ Ант. нар. т. II , 13-14; ср. Бес. на р. м. Пис II, 532; т. III, 161 и 273; Бес. на I Тим. 128-9.
{37} Христіанскихъ школъ въ Антіохіи, какъ и почти нигдѣ, во время пастырской дѣятельности Златоуста, Василія Великаго, Григорія Богослова и Іеронима не было; онѣ должны были прекратить свое существованіе вслѣдствіе извѣстнаго эдикта Юліана. Съ другой стороны языческіе риторы и софисты относились индефферентно къ религіи, а нѣкоторые даже осмѣивали язычество въ своихъ лекціяхъ. Да и лучшіе изъ нихъ оставляли въ сторонѣ религіозные вопросы, нисколько не затрогивая религіознаго чувства воспитанниковъ (см. о семъ въ соч. арх. Бориса. «Истор. христ. просвѣщ. въ его отнош. къ др. греко-римской образованности» – 189-92 стр.). Понятно отсюда опасеніе Златоуста за религію и нравственность христіанскихъ юношей, посѣщающихъ языческія школы.
{38} Разсужденіе объ этомъ находится въ 3-мъ словѣ «Противъ преслѣдующихъ руководствующихъ къ монашеской жизни», – въ Бес. къ Ант. нар. т. III, 182-3, ср 192-6; 215-19 стр. (въ изданіи Montfauc tom. I, pars I, pag. 115-16, 121 etc..., 132 etc..,)
{39} См. Бес. къ Ант. нар. III, 182-3; ср. 91-2 стр.
{40} См. къ Ант. нар. III, 184 и 193 стр.
{41} Тамъ-же, 194-6.
{42} Тамъ-же, стр. 215-19.
{43} См. объ этомъ въ ст. «Духовной Бесѣды» за 1871 г. въ №№ 1-2: «Мысли св. отцовъ о воспитаніи дѣтей». – Всего болѣе сходенъ св. Златоустомъ въ ученіи о воспитаніи дѣтей съ св. Василій Великій, который развилъ далѣе его мысли о Св. Писаніи, какъ главномъ воспитательномъ средствѣ, равно какъ и воспитаніи въ монастыряхъ (См. «Ист. Педагог.» К. Шмидта, т. II, 32-85 стр.).
{44} Бес. на Дѣян. ч. I, 11-12; 69, ср. ч. II, 41 и 303 стр.; см. Бес. на р. м. Пис. II, 143, 401-3; т. III, 235; Бес. на Филипп. 237-8; Бес. на 2 Солун. 81-4; Бес. на Ев. Мѳ. I, 314; Бес. къ Ант. нар. т. III, 40; Бес. на р. сл. I, 530; Бес. на кн. Быт. т. 1, 68, 124-5, 391; т. II, 366.
{45} Бес. на Быт. III, 224; ср. Бес.на Псал. 1, 59-62; 156; т. II, 217-18; 307; 315; 351-53; 360; Бес. на Ев. Мѳ. III, 13, 15 и др.
{46} Бес. на I Кор. ч. II, 178; ср. кн. «О дѣвствѣ» 39 и др.
{47} Бес. на Ев. Мѳ. т. III, стр. 240.
{48} Бес. на Ев. Мѳ. т. III, стр. 250.
{49} Бес. къ Ант. нар. т. II, 67 стр.
{50} Бес. на Ефес. 119 стр.; ср. Бес. на Дѣян. I, 36.
{51} Бес. на Ев. Іоанна I, 25.
{52} Бес. на I Тим. 223.
{53} Бес. на I Тим. 83; ср. на II Тим. 23-4 и др., Бес. на Филипп. 173.
{54} Бес. на 1 Тим. 246, II Тим. 81-3.
{55} Бес. на Ев. Іоан. ч. II, 113-14; ср. Бес. на Псал. I, 150; II, 13; Бес. нар. м. Пис. III, 33; Бес. на Ев. Мѳ. ІII, 493.
{56} Бес. на Быт. II, 401
{57} Бес. къ Ант. нар. I, 358-9; ср. Бес, на Мѳ. II, 437, 440. По-видимому св. Златоустъ согласенъ и на физическія наказанія дѣтей (см. напр. I Тим. 13; ср. Бес. на Ев. Мѳ. II, 437, 440; Бес. къ Ант. нар. I, 258).
{58} Бес. на I Тим. 13; ср. на Колосс. 179; Бес. на р. м. Пис. т. III, 412. Эти требованія отъ учителя, равно и мысли о зпаченіи въ педагогикѣ примѣра и жизни воспитателей, встрѣчаемъ также и у упомянутыхъ нами отцевъ Церкви: Василія Великаго, Григорія Богослова, Іеронима, въ указанной ст. «Дух. Бесѣды». – Нужно впрочемъ замѣтить, что эти мысли св. Златоуста о качествахъ учителя имѣютъ большее приложеніе къ священнику, чѣмъ учителю въ собственномъ смыслѣ; но онѣ изложены такъ обще, что могутъ быть отнесены и ко второму.
{59} Бес. къ Ант. нар. III, 182-3, 192-6, 215-19; Бес. на р. м. Пис. III, 158-9; сн. Бес. на Ефес. 350-1.
{60} Бес. на Ефес. 351 (у Montfauc. tom. XI, р. I. pag. 184-5).
{61} Бес. къ Ант нар. III, 187.
{62} Тамъ-же, стр. 182-187.
{63} Бес. на Ев. Мѳ. II, 342-3.
{64} См. стр. 130-150 и 160-167. изд. 1896 г.
{65} Тамъ-же, стр. 158.
{66} О взглядахъ этихъ послѣднихъ см. у Архим. Бориса (Плотникова) въ его «Исторіи христ. просвѣщеніа въ его отнош. къ древней греко-римской образованности», главы 4, 5 и 7.
{67} См. цитов. напр., Бес. къ Ант. нар. III, 182-3; ср. 91-2 и. др.
{68} Чтобы понять, что основы педагогики Златоуста вполнѣ отвѣчаютъ требованіямъ самой сущности христіанства, достаточно одного замѣчанія, что онъ въ данномъ случаѣ почти всегда излагаетъ свои мысли въ разъясненіе новозавѣтной педагогики св. апостола Павла (подробное сужденіе о послѣдней можно найти у К. Шмидта въ «Исторіи педагогики», т. II, 7 и 18 стр.).
