Сергѣй Васильевичъ Кохомскій – Грѣховно-плотское начало и христіанское подвижничество.
Для того, чтобы понять ученіе о греховно-плотскомъ началѣ происшедшемъ въ человѣкѣ отъ прародительскаго грѣха, прежде всего должно обратиться къ словамъ Іисуса Христа, которыя сказаны Никодиму: рожденное отъ плоти, плоть есть, и рожденное отъ Духа, духъ есть (Іоан. 3, 6). Вдумаемся въ эти слова. Что значитъ быть плотію? Это не можетъ не имѣть въ себѣ безсмертнаго духа, который неотъемлемо принадлежитъ къ составу человѣческаго существа. Но мы знаемъ, что этотъ духъ можетъ какъ бы оплотяниться, сдѣлаться плотскимъ, если будетъ служить плоти, и свои дарованія: разумъ, чувствованіе и свободу – превратитъ въ орудія плотскихъ стремленій. Основнымъ и общимъ стремленіемъ человѣческой плоти, нашего организма, является стремленіе сохранить свою плотскую жизнь въ ея земныхъ условіяхъ; въ этомъ стремленіи заключены многочисленныя второстепенныя стремленія, направляющіяся къ тому, чтобы пользоваться плотскою жизнію для доставляемыхъ ею удовольствій. И вотъ духъ человѣка является полнымъ рабомъ этихъ стремленій и, какъ рабу свойственно усвоять понятія и качества своихъ владыкъ, такъ и духъ человѣка, безтѣлесный и безсмертный, начинаетъ себя понимать и опредѣлять, какъ начало ядущее и піющее, какъ начало, удѣлъ котораго въ этой жизни (Пс. 16, 14 по русск. перев.); душа человѣка говоритъ сама себѣ словами приточнаго богача: душе, имаши многа блага, лежаща на лѣта многа: почивай, яждь, пiй, веселися (Лук. 12, 19). Вотъ что значитъ быть плотію.
Изъ противоположности уясняется, что значитъ быть духомъ. Это не значитъ не дѣлать никакихъ плотскихъ дѣлъ, не работать руками, не ѣсть, не пить, но это значитъ все плотское подчинять духовному и плотскую жизнь цѣнить лишь настолько, насколько можно цѣнить состояніе переходное въ виду послѣдующаго безсмертнаго бытія. При этомъ расширеніи кругозора, при этомъ устремленіи ума въ безконечное будущее, которое составляетъ естественный удѣлъ духа, въ соотвѣтственной мѣрѣ умаляется все плотское, все житейское, умаляется въ глазахъ человѣка до ничтожества. Раждается общее стремленіе жить не для влеченій плоти, но для стремленій духа, на которыхъ лежитъ отпечатокъ той же вѣчности, какою отличается его бытіе: таково стремленіе къ Богу, вѣчному благу, вѣчной истинѣ.
Человѣкъ, по вышеприведеннымъ словамъ Господа можетъ быть и плотію, и духомъ. Спрашивается: отъ чего онъ бываетъ плотію? По своей ли винѣ, или по причинамъ, отъ него независящимъ? Хотя отчасти и по своей винѣ, однако и по причинѣ, отъ него независящей. Онъ бываетъ плотію оттого, что рожденъ отъ плоти. Отъ подобнаго раждается подобное. Яблоко не падаетъ далеко отъ яблони, на которой оно выросло. – Впрочемъ, нельзя ли, можетъ быть, различать смыслъ слова плоть, когда оно употреблено въ первый разъ, отъ смысла того же слова, когда оно употреблено во второй? Въ одномъ ли и томъ же смыслѣ называется плотію и рожденное (плоть есть), и родившее (отъ плоти)? Не называется ли родившее плотію только потому, что является вещественнымъ организмомъ, состоящимъ изъ тѣлесныхъ или чувственныхъ частей, которымъ чуждо въ одинаковой мѣрѣ и нравственное добро, и нравственное зло, тогда какъ рожденное называется плотію за стремленія, противоположныя святости за влеченія, называемыя грѣховными, слѣдовательно называется плотію въ смыслѣ грѣховной плоти. Но сближать разнородныя понятія на основаніи ихъ одноименности значило бы играть сломи и ничего не объяснять. Если бы человѣкъ только раждался отъ плотской матери, какъ и Самъ Христосъ родился, то изъ этого еще не слѣдовало бы, что онъ долженъ быть плотію по своимъ стремленіямъ и своей настроенности, еще не слѣдовало бы, что онъ безъ рожденія свыше не можетъ видѣть царствія Божія (ст. 3). Говоря о плоти и духѣ, Господь имѣлъ въ виду не природу тѣлесную и природу безтѣлесную, какъ понимаетъ ихъ естествознаніе, но нравственныя стоянія, возникающія изъ преобладанія то плотскихъ влеченій, то влеченій духовныхъ. Посему слова Его: рожденное отъ плоти, плоть есть должны быть разумѣемы такъ: происходя отъ родителей, въ которыхъ царствовали стремленія плотскія, человѣкъ можетъ быть только такимъ же плотскимъ же, какъ и они, грѣховнымъ. «Кто родится чистымъ отъ нечистаго? ни одинъ», говоритъ Іовъ (14, 4).
И не только ближайшіе родители имѣются въ виду, посему говорится рожденное отъ плоти, но и все предшедшее человѣчество, какъ зараженное грѣховностію въ полномъ своемъ составѣ и сообщающее ее новымъ и новымъ поколѣніямъ. Если мы нашли воду потока испорченною, то, изслѣдуя причину этого, мы не остановимся на томъ, что она испорчена и еще на нѣсколько саженей по теченію выше, но обратимся къ истокамъ, чтобы видѣть, нѣтъ ли порчи тамъ. Такъ точно, и объясняя испорченность людей, никто не станетъ останавливаться на причинахъ послѣднихъ и посредствующихъ, но укажетъ на причину первую, на грѣхъ прародителя Адама. Посему и слова Господа рожденное отъ плоти указываютъ, какъ на причину грѣховности въ отдѣльномъ человѣкѣ, на все предшедшее грѣховное человѣчество, во главѣ съ Адамомъ, первовиновникомъ грѣховнаго поврежденія.
Итакъ, человѣкъ бываетъ плотію и по независящей отъ него причинѣ, вслѣдствіе грѣховнаго наслѣдства, которое пришло къ нему отъ родившихъ его. Но если это отъ него не зависитъ, то почему онъ за это несетъ осужденіе? – Осужденіе здѣсь приходитъ не только отъ воли осуждающаго, но и отъ состоянія, въ которомъ находится осуждаемый. Такъ, слѣпорожденный осужденъ не видѣть свѣта не потому, чтобы кто-нибудь отнималъ у него это наслажденіе, но потому, что онъ неспособенъ къ нему и не имѣетъ даже понятія о свѣтѣ. Рожденный отъ плоти и самъ остающійся плотію осужденъ не видѣть царствія Божія, потому что находится въ состояніи природной духовной слѣпоты, какъ бы мертвенности, и отчужденія отъ жизни Божіей (Еф. 4, 18). Чтобы сдѣлаться способнымъ къ участію въ царствѣ Божіемъ, необходимо воспріять иное бытіе, которое опредѣляется въ словахъ духъ есть. И здѣсь разумѣется нравствеиное состояніе, которое такъ же, какъ и первое (плоть есть), объясняется изъ свойства источника, откуда почерпается. Оно заимствуется отъ Святаго Духа, и потому есть состояніе святой настроенности, святой дѣятельности и вообще святой жизни. Духъ Божій есть первообразъ жизни, истинно духовной, а такая жизнь есть для людей истинно святая; потому Онъ есть для нихъ первообразъ и истинно-святой жизни. Святость не принадлежитъ Ему, какъ привходящее качество, но составляетъ самое существо Его; Онъ есть не только первообразъ святой жизни, но и ея первоисточникъ; всякое существо, причастное святости, не могло получить ея отъинуду, какъ отъ Духа, и человѣкъ, когда бываетъ духомъ, бываетъ такимъ потому, что рожденъ отъ Духа.
Кто не рожденъ отъ Духа, а только отъ плоти, кто воспріялъ въ себя только наслѣдіе грѣховности отъ грѣховнаго человѣчества, но не воспріялъ освященія отъ всеосвящающаго Духа Божія, тотъ не можетъ видѣть царствія Божія: истины евангельскаго ученія лишены для него привлекательности, слова Христовы кажутся ему странными (Іоан. 6, 60), иго Его закона непомѣрно тяжкимъ, подвиги самоумерщвленія бѣснованіемъ (Матѳ. 11, 18), обѣтованіе о соединеніи съ Богомъ, о блаженствѣ лицезрѣнія Божія недостойнымъ тѣхъ лишеній, путемъ которыхъ оно можетъ быть достигнуто. У человѣка невозрожденнаго другіе вкусы, онъ числитъ только человѣческое, а не яже суть Божія (Матѳ. 6, 23), и потому никто не можетъ изъяснить ему сладость жизни истинно христіанской. Посему Господь и сказалъ: «всякій, кто отъ истины, послушаетъ гласа Моего» (Іоан. 18, 37). Только тотъ послушаетъ гласа Христова, кто отъ Истины, т. е., отъ Самого Христа и отъ единосущнаго съ Нимъ Духа Святаго, получилъ новое бытіе, и съ нимъ какъ бы новый слухъ, всегда отверстый и воспріимчивый для святыхъ благодатныхъ внушеній.
У св. ап. Павла въ 5 гл. пославія къ Римлянамъ мы находимъ подробное изъясненіе всеобщности осужденія за грѣхъ. Цѣлію апостола было показать, какъ можетъ праведность или заслуга одного Человѣка, именно Іисуса Христа, быть причиною оправданія многихъ вѣрующихъ въ Него. Это онъ объясняетъ указаніемъ на то, что и осужденіе, противоположное оправданію, точно также вошло во всѣхъ людей отъ одного человѣка, Адама. Якоже единаго прегрѣшеніемъ во вся человѣки вниде осужденіе: такожде и единаго оправданіемъ во вся человѣки вниде оправданіе жизни (ст. 18 и дал.). При этомъ осужденіе, которое было послѣдствіемъ грѣха Адамова, апостолъ поставляетъ въ смерти, и всеобщность осужденія доказываетъ всеобщностію смерти. Единѣмъ человѣкомъ грѣхъ въ міръ вниде, и грѣхомъ смерть, и тако смерть во вся человѣки вниде (ст. 12). Эта смерть «царствовала отъ Адама до Моисея и надъ несогрѣшившими подобно преступленію Адама» (ст. 14). Она царствовала и до появленія закона, когда грѣхи людей не могли быть вмѣняемы имъ, когда люди не несли отвѣтственности за свои дѣла, такъ какъ они стали отвѣтствовать за нихъ только съ пришествіемъ закона (ст. 13). – Спрашивается: за что же смерть поражала неотвѣтственныхъ и невиновныхъ? И здѣсь мы можемъ сказать то же самое, что сказали по поводу перваго приговора, из реченнаго Самимъ Христомъ для человѣка, остающагося плотію («не можетъ видѣть царствія Божія»): приговоръ или осужденіе истекаетъ и здѣсь не только изъ воли осуждающаго, но вмѣстѣ изъ состоянія осуждаемаго.
Грѣховно-плотское состояніе само по себѣ является причиною смерти и въ самомъ себѣ заключаетъ послѣднюю. Посему то и сказано было Адаму: въ оньже аще день снѣсте отъ него (отъ запрещеннаго древа), смертію умрете (Быт. 2, 17), не по истеченіи многихъ лѣтъ придетъ къ вамъ смерть, но вмѣстѣ съ грѣхомъ, въ тотъ же день, вы умрете смертію, т. е., воспріимите въ себя начало разрушенія, смерти, такъ что оттолѣ смерть будетъ неразлучна съ вами (ср. Втор. 28, 21), и послѣдующая ваша жизнь будетъ только постоянною борьбою смерти съ жизнію, пока первая окончательно не одолѣетъ послѣдней. Это водвореніе смерти въ человѣкѣ вслѣдъ за его грѣхопаденіемъ объясняется изъ понятія о смерти и грѣхѣ. Смерть есть не уничтоженіе человѣка, а только распаденіе его на составныя части, слѣдовательно какъ бы перемѣщеніе его частей, выходъ ихъ изъ первовачальнаго сочетанія въ одномъ духовно-тѣлесномъ существѣ. А что такое грѣхъ или грѣховность? И она представляетъ собою также перемѣщеніе частей, также выходъ ихъ изъ гармоническаго соединенія, при чемъ то, что должно быть выше, какъ богоподобный разумъ, становится ниже, какъ тѣло съ его низменными влеченіями, становится во главу, дѣлается руководителемъ жизни и повелителемъ разума. О человѣкѣ, въ которомъ царствуетъ грѣхъ, справедливо сказать, что вмѣстѣ съ грѣхомъ въ немъ дѣйствуетъ смерть, что онъ въ силу самой грѣховности своей постоянно умираетъ. Такимъ образомъ состояніе всеобщей наслѣдственной грѣховности есть также состояніе всеобщей смертности.
Въ 6 главѣ того же посланія апостолъ даетъ намъ понятіе о томъ, какая перемѣна происходитъ въ человѣкѣ при крещеніи, которое Христосъ въ бесѣдѣ съ Никодимомъ изобразилъ, какъ рожденіе свыше, какъ рожденіе водою и Духомъ (Іоан. 3, 3, 5). Отвѣчая на вопросъ, можно ли намъ теперь оставаться въ грѣхѣ, апостолъ говоритъ, что этого не должно быть никакъ, ибо «мы, крестившіеся во Христа Іисуса, въ смерть Его крестились» (ст. 3), – что «мы погреблись съ Нимъ крещеніемъ въ смерть» (ст. 4). Что значатъ эти выраженія, объясняетъ самъ апостолъ, говоря: «мы соединены съ Нимъ подобіемъ смерти Его», т. е., наше крещеніе было подобіемъ смерти и погребенія Христа, такъ что посредствомъ этого уподобленія умершему и погребенному Господу мы съ Нимъ соединились, какъ розга съ лозою (σύμφυτοι, срослись съ Нимъ). Обыкновенно уподобленіе (или подражаніе) мало сближаетъ подражающаго съ подражемымъ; здѣсь же уподобленіе или подражаніе Христу, при содѣйствіи Святаго Духа, совершенно соединяетъ насъ со Христомъ. – Спрашивается: какимъ образомъ крещеніе можетъ быть подобіемъ смерти и погребенія Христа? Отчасти это касается и внѣшняго дѣйствія крещенія, как бы погруженіе въ землю. Но главнѣйшая черта сходства заключается въ томъ, что при крещеніи въ насъ нѣчто умираетъ, а что именно, указываетъ намъ самъ апостолъ, говоря: «нашъ ветхій человѣкъ распятъ съ Нимъ, чтобы упразднено было тѣло грѣховное» (ст. 6). Итакъ, по подобію смерти Христовой въ насъ при крещеніи распинается «ветхій человѣкъ», упраздняется тѣло грѣховное.
Въ первый разъ встрѣчаемся мы здѣсь съ выраженіемъ «ветхій человѣкъ». Съ греческаго можно перевести его словами: «древній человѣкъ» (παλαιὸς ἄνθρωπος). Этотъ «древній человѣкъ» является синонимомъ тутъ же называемаго «тѣла грѣховнаго», той плоти, о которой Христосъ сказалъ: рожденное отъ плоти плотъ есть. Эпитетъ ветхаго весьма идетъ къ грѣховно-плотскому началу, потому что оно наслѣдуется нами отъ всего предшедшаго намъ человѣчества; наименованіе его человѣкомъ указываетъ на то, что оно представляетъ начало дѣятельное, требующее противъ себя и дѣятельной борьбы.
Какъ относится сказанное апостоломъ къ вопросу: оставаться ли намъ въ грѣхѣ? Очевидно, что не должно оставаться, такъ какъ грѣховность распята въ насъ при крещеніи. Въ чемъ же это распятіе состоитъ? Въ томъ, что человѣкъ принимаетъ въ себя начало новой жизни: «мы погреблись съ Нимъ крещеніемъ въ смерть, дабы, какъ Христосъ воскресъ изъ мертвыхъ славою Отца, такъ и намъ ходить въ обновленной жизни» (ст. 4), соединяясь съ Христомъ «подобіемъ воскресенія» (ст. 5). Это начало новой святой жизни, пораждаемое Св. Духомъ, самымъ появленіемъ въ человѣкѣ открываетъ свое несравненное превосходство и приноситъ осужденіе и пораженіе человѣку ветхому. Явилась новая жизнь, приносящая съ собою святые помыслы, святыя чувствованія и желанія, сказалась обновленному сердцу и уму красота ученія Христова, сладость обѣтованій Его, смиреніе и кротость дѣлаютъ легкимъ благое бремя повелѣній Его. Какъ же не распятъ всѣмъ этимъ ветхій человѣкъ, и если кто спроситъ, не пребывать ли снова въ состояніи грѣховности, то можно ли отвѣчать на это иначе, какъ полнымъ отрицаніемъ и отказомъ?
Выше сказано было, что состояніе грѣховности есть въ тоже время состояніе смертности. Напротивъ, состояніе обновленной жизни есть состояніе воскресенія. «Если мы соединены съ Нимъ (со Христомъ) подобіемъ смерти Его, то должны быть соединены и подобіемъ воскресенія» (ст. 5). «Если мы умерли со Христомъ, то вѣруемъ, что и жить будемъ съ Нимъ» (ст. 8). Но эта мысль (что состояніе обновленія есть состояніе жизни вѣчной) раскроется намъ при разборѣ выраженій апостола въ другихъ мѣстахъ и въ другихъ его посланіяхъ.
Послѣ погребенія Христу въ таинствѣ возрожденія вся жизнь христіанина должна представлять собою зрѣлище постоянной и неослабной борьбы двухъ началъ, грѣха и праведности (Римл. 6, 13 и дал.), плоти и духа (7, 5, 6). И прежде, до Христа, живущій въ людяхъ грѣхъ долженъ былъ выдерживать борьбу, но то была борьба съ внѣшнимъ закономъ; этотъ послѣдній былъ самъ по себѣ святъ, праведенъ и духовенъ, но въ самомъ человѣкѣ никакой опоры не имѣлъ, ибо тамъ безраздѣльно царствовалъ ветхій человѣкъ, не только не подчинявшійся закону, но превращавшій его повелѣнія въ поводъ къ грѣху (7, 8). Теперь, по силѣ возрожденія, въ самаго человѣка внѣдрено начало новой жизни, начало духовное, рожденное отъ Святаго Духа: человѣкъ сталъ ненавидѣтъ грѣхъ (ст. 5), соглашаться, что законъ добръ (ст. 16), желать добра (ст. 18), находить наслажденіе въ законѣ Божіемъ (ст. 22). Теперь грѣхъ находитъ себѣ противодѣйствіе въ возрожденномъ человѣкѣ, а не во внѣшнемъ законѣ, который былъ ослабляемъ (8, 3) безраздѣльнымъ господствомъ грѣха во всемъ существѣ человѣка. Эту борьбу грѣха съ началомъ новой жизни апостолъ изображаетъ въ слѣдующихъ словахъ: «желаніе добра есть во мнѣ, но чтобы сдѣлать оное, того не нахожу. Добраго, котораго хочу, не дѣлаю, а злое, котораго не хочу, дѣлаю. Если же дѣлаю то, чего не хочу; уже не я дѣлаю то, но живущій во мнѣ грѣхъ. По внутреннему человѣку нахожу удовольствіе въ законѣ Божіемъ, но въ членахъ моихъ вижу иной законъ, противоборствующій закону ума моего и дѣлающій меня плѣнникомъ закона грѣховнаго, находящагося въ членахъ моихъ. Умомъ моимъ служу закону Божію, а плотію закону грѣха» (ст. 18-25; сн. Гал. 5, 17). Какъ соотвѣтствуетъ начертанная апостоломъ картина борьбы между двумя началами жизни тому, что представляетъ обыденное наблюденіе! Наслѣдственныя порочныя наклонности, представляющія разновидность, какъ бы развѣтвленія, грѣховно-плотскаго начала или ветхаго человѣка, часто выплываютъ на поверхность духовно-нравственной жизни человѣка съ величайшею силою, вызываютъ на бой разумъ, совѣсть, всѣ лучшія чувства и стремленія человѣка, и иногда, послѣ упорной борьбы, одерживаютъ побѣду, иногда затмеваютъ самый разумъ, подчиняютъ его себѣ и вынуждаютъ его непщевати вины о грѣсѣхъ, изыскивать извиненія для грѣха.
Въ 23 ст. 7 главы апостолъ называетъ грѣховное начало «закономъ грѣховнымъ, находящимся въ членахъ тѣла его», а въ слѣдующемъ 24 ст. восклицаетъ: «бѣдный я человѣкъ! кто избавитъ меня отъ сего тѣла смерти?». Это внушаетъ мысль, что ветхій человѣкъ, наслѣдственная грѣховность, обитаетъ по преимуществу въ тѣлѣ и обнаруживается въ противозаконныхъ тѣлесныхъ влеченіяхъ. Хотя и тѣло есть созданіе Божіе, которое должно быть орудіемъ духовнаго совершенствованія человѣка (Римл. 6, 13), однако нельзя не согласиться, что по природѣ своей оно болѣе, чѣмъ духъ, склонно сдѣлаться жилищемъ грѣха: его стремленія направлены къ вещественнымъ, тлѣннымъ и земнымъ предметамъ, цѣлію этихъ стремленій является сохраненіе временной жизни и полученіе мимолетныхъ удовольствій. Это стремленіе легко превратилось въ грѣховное, какъ скоро стало преобладать и возросло до того, что помрачило сознаніе долга, въ своемъ мимолетномъ напряженіи заглушало чувство благоговѣнія къ Богу-Законодателю: и видѣ жена, яко добро древо въ снѣдь, и яко угодно очима видѣти и красно есть еже разумѣти, и вземши отъ плода его яде (Быт. 3, 6). Такъ и вообще плотскія стремленія легко становятся грѣховными, какъ скоро усиливаются больше мѣры и заглушаютъ стремленія духовныя, направленныя къ предметамъ неземнымъ и вѣчнымъ. Вотъ, почему тѣло справедливо считается жилищемъ грѣха, и тѣлесныя стремленія подлежатъ усиленному ограниченію и ослабленію, чтобы не превратиться въ непреодолимое препятствіе къ духовному совершенствованію. Вотъ, почему такъ необходимъ постъ, посредствомъ котораго физическія потребности человѣка вводятся въ тѣснѣйшія границы, уступаютъ и подчиняются усиліямъ благочестивой воли и такимъ образомъ становятся неопасными для жизни духовно-нравственной.
Скажутъ, что существуютъ и духовныя страсти, которыя гнѣздятся въ духѣ, и что поэтому несправедливо жилищемъ грѣха считать по преимуществу тѣло. Но и духовныя страсти (каковы: скупость, тщеславіе, властолюбіе) направлены къ земнымъ вещамъ, имѣющимъ то или другое отношеніе къ внѣшнему, т. е. тѣлесному благосостоянію человѣка. Поэтому онѣ не въ точномъ смыслѣ называются духовными и собственно суть тоже плотскія, какъ ограниченныя въ своихъ стремленіяхъ и ожиданіяхъ земными предметами и временемъ плотской жизни человѣка. Чѣмъ сильнѣе страсть человѣка, напр., къ власти, тѣмъ болѣе трепещетъ онъ за эту временную, плотскую жизнь, зная, что, когда она прекратится, тогда наступитъ конецъ осуществленію его страсти; что, когда духъ останется самъ съ собою, освободившись отъ оковъ тѣла, тогда ему будетъ не до господства надъ ближними, и раболѣпство подвластныхъ утратитъ для него привлекательность. Если все грѣховное такъ тѣсно связано съ тѣлесною жизнію, то понятно, почему грѣховное прямо называется плотскимъ: «помышленія плотскія смерть» (Рим. 8, 6); «плотскія помышленія суть вражда противъ Бога» (ст. 7); «если духомъ умерщвляете дѣла плотскія, то живы будете» (ст. 13).
Спрашивается теперь: ужели всегда будетъ такъ, ужели грѣхъ вѣчно обитать будетъ въ нашемъ тѣлѣ, ужели тѣло всегда будетъ рабомъ ветхаго человѣка и претыканіемъ для человѣка новаго, обновляемаго по образу Создателя (Кол. 3, 10)? Конечно, нѣтъ. Если и прочая тварь освобождена будетъ отъ работы тлѣнію, то тѣмъ болѣе «мы сами, имѣя начатокъ Духа», какъ говоритъ апостолъ, «стенаемъ, ожидая усыновленія, избавленія тѣла нашего» (Рим. 8, 19-23). Тѣло наше будетъ избавлено отъ власти грѣха. На него прострется обновляющее и освящающее дѣйствіе Св. Духа, а мы уже имѣемъ начатокъ сего Духа, иначе сказать, Духъ уже началъ наше обновленіе и освященіе. «Если Духъ Того, Кто воскресилъ изъ мертвыхъ Іисуса, живетъ въ васъ», учитъ апостолъ, «то Воскресившій Христа изъ мертвыхъ оживитъ и ваши смертныя тѣла Духомъ Своимъ, живущимъ въ васъ» (ст. 11).
Изъ всего сказаннаго уясняется понятіе о христіанскомъ подвижничествѣ, представляющееся недостаточно опредѣленнымъ въ его русскомъ и славянскомъ обозначеніи. Слова: подвигъ, подвизаться не даютъ уму яснаго представленія, тогда какъ соотвѣтствующія имъ греческія слова: ἀγών, ἀγωνίζεθαι прямо указываютъ на борьбу, споръ, состязаніе. Въ такой «борьбѣ» находился Богочеловѣкъ въ ночь предъ страданіями въ Геѳсиманскомъ саду, когда Онъ, бывъ въ подвизѣ (ἀγωνίᾳ), прилежнѣе моляшеся: бысть же потъ его, яко капли крове каплющыя на землю (Лук. 22, 44). Это была борьба между естественнымъ отвращеніемъ отъ смерти, свойственнымъ человѣческой природѣ, какова она есть сама по себѣ, и желаніемъ совершить волю Божію, которымъ томился духъ Христовъ, бывшій носителемъ высшихъ побужденій и божественныхъ внушеній (Лук. 12, 50). Посему-то и говорилъ Господь въ ту ночь: духъ бодръ, плотъ же немощна (Матѳ. 26, 41), подъ плотію разумѣя человѣческую природу съ ея естественными влеченіями, хотя и не грѣховными, но все же направленными къ сохраненію жизни, а подъ духомъ разумѣя высшую часть той же самой природы, приближающуюся къ Божеству и освѣщающую путь Христа свѣтомъ божественныхъ повелѣній (Іоан. 11, 9-10).
Вслѣдъ за Христомъ вступаютъ на путь подвижничества и борьбы всѣ Его истинные послѣдователи. Терпѣніемъ да течемъ, говоритъ апостолъ, на предлежащій намъ подвигъ, взирающе на начальника вѣры и совершителя Іисуса (Евр. 12, 1-2). Но борьба христіанъ не есть борьба между высшими побужденіями и влеченіями естественными, какъ было во Христѣ, а борьба начала новой жизни, порожденной Духомъ Святымъ, съ ветхимъ человѣкомъ, истлѣвающимъ въ обольстительныхъ похотяхъ (Ефес. 4, 22-24). Она состоитъ въ воздержаніи отъ всего тлѣннаго, что питаетъ въ насъ излишнюю любовь къ преходящему образу міра сего (1 Кор. 7, 31), ради полученія вѣнца нетлѣннаго (9, 25). Она состоитъ въ усмиреніи и порабощеніи тѣла (ст. 27), въ которомъ глубоко укоренилась нетерпѣливая притязательность въ требованіяхъ и самодовольство насыщенія (Втор. 32, 15).
«Человѣкъ имѣетъ полное право на все, чего хочетъ его тѣло»: вотъ основное положеніе той нравственной философіи, къ которой пришла современная мысль въ лицѣ разныхъ Писаревыхъ, и которая является всецѣло созданіемъ ветхаго человѣка, ядовитымъ плодомъ на многовѣтвистомъ деревѣ общечеловѣческой грѣховности. Христіанство поставляетъ правиломъ умерщвленіе плотскихъ вожделѣній: духомъ ходите и похоти плотскія не совершайте. – Иже Христовы плоть распяша со страстми и похотми (Гал. 5, 16, 24). Ветхій человѣкъ (грѣховное тѣло) былъ распятъ въ насъ при нашемъ крещеніи чрезъ то изобличеніе и осужденіе, которое принесъ ему съ собою воспринятый тогда человѣкомъ начатокъ Духа, изобличающаго весь міръ о грѣсѣ, о правдѣ и о судѣ (Іоан. 16, 8-11). И христіанство призываетъ волю человѣка облагодатствованнаго къ постоянному подвигу, къ непрестанной борьбѣ съ плотію, съ наслѣдственною грѣховностію. Цѣль этой борьбы есть уничтоженіе грѣховныхъ вожделѣній, или, по выраженію ап. Павла, умерщвленіе земныхъ членовъ. Умертвите уды ваша, яже на земли: блудъ, нечистоту, страсть, похоть злую и лихоиманіе (Кол. 3, 5). Такъ какъ ветхій человѣкъ всецѣло сосредоточенъ на исканіи земнаго счастія, на украшеніи временнаго бытія, на умноженіи пріятныхъ ощущеній, то несчастіе и страданіе почитаетъ онъ величайшимъ и единственнымъ зломъ. Онъ весь поглощенъ заботами объ устраненіи этихъ страданій, о равномѣрномъ распредѣленіи между людьми внѣшнихъ благъ и наслажденій. Онъ создалъ новѣйшія теоріи коммунизма и соціализма, въ основѣ которыхъ лежитъ ложное убѣжденіе, что смыслъ человѣческаго существованія состоитъ не въ достиженіи нравственнаго совершенства, не въ уготовленіи человѣку блаженной участи за гробомъ, а въ насыщеніи тѣла и въ продленіи его жизни. Посему нѣтъ ничего для этихъ теорій болѣе враждебнаго, какъ христіанство, которое видитъ въ нихъ твореніе ветхаго человѣка, гибельный плодъ великаго грѣха, господствующаго надъ человѣчествомъ.
Христіанство учитъ примиряться съ временными бѣдствіями и даже находитъ ихъ полезными. «Мы не унываемъ», писалъ апостолъ, претерпѣвая бѣдствія: «если внѣшній нашъ человѣкъ тлѣетъ, то внутренній со дня на день обновляется» (2 Кор. 4, 16). Въ лишеніяхъ, постигающихъ насъ противъ нашего желанія, усматривается сходство съ подвигами поста и воздержанія, которые мы принимаемъ по доброй волѣ; сходство заключается вь томъ, что въ обоихъ случаяхъ ветхій человѣкъ вынуждаемъ бываетъ умѣрять свою притязательность, отлагать гордость, постоянную спутницу пресыщенія, задерживать развитіе своихъ пожеланій, которыя умножаются и плодятся безъ конца отъ безпрепятственности удовлетворенія. А въ то время, когда подъ напоромъ страданій и бѣдствій ослабѣваютъ грѣховныя влеченія, начало Духа, духовная и святая жизнь, внутренній человѣкъ, усиливается и утверждается, ибо ничто не можетъ обезсиливать и колебать его, кромѣ господства грѣха, который составляетъ его противоположность. Посему апостолъ, находясь въ бѣдствіяхъ и лишеніяхъ, пишетъ: «мы гонимы, но не оставлены; низлагаемы, но не погибаемъ; всегда носимъ въ тѣлѣ мертвость Господа Іисуса, чтобы и жизнь Іисусова открылась въ тѣлѣ нашемъ» (2 Кор. 4, 9-10). Это значитъ, что внѣшнія бѣдствія продолжаютъ насажденіе и утвержденіе новой жизни, жизни Христовой, которая, распространяясь по всему существу нашему, должна преобразить и самое тѣло наше, превративъ его изъ орудія грѣха въ орудіе праведности, изъ гнѣздилища грѣха и смерти въ обитель освященія и вѣчной жизни.
С. Кохомскій.
«Руководство для сельскихъ пастырей». 1898. Т. 1. № 11. С. 241-255.
