Проф. Петръ Симоновичъ Казанскій – Ученіе св. Іоанна Златоустаго о томъ, что не должно осуждать духовныхъ пастырей, епископовъ и священниковъ.
Можно сказать, что никто не изображалъ въ такихъ высокихъ чертахъ достоинство пастырскаго служенія, какъ святый Іоаннъ Златоустъ; но вмѣстѣ съ тѣмъ онъ же нерѣдко раскрываетъ и то, какъ часто міряне осуждаютъ и злословятъ духовныхъ пастырей. Выставляя на видъ, сколь грѣшно и беззаконно подобное осужденіе, Златоустъ совѣтуетъ священникамъ не пренебрегать нужными средствами для того, чтобы положить предѣлъ злословію и осужденію, но и не смущаться также равнодушіемъ къ ихъ слову и осужденіемъ.
«Хорошо, говоритъ онъ, ни чрезмѣрно бояться несправедливыхъ обвиненій (а предстоятель необходимо долженъ потерпѣть безразсудныя укоризны), ни совершенно пренебрегать ими. Но хотя бы онѣ были ложны, хотя бы происходили отъ людей незначащихъ, надобно стараться погашать ихъ какъ можно скорѣе. Ничто такъ не увеличиваетъ славы доброй и худой, какъ неразсудительная чернь. Люди этого класса, привыкнувъ слушать и говорить безъ разбора, даютъ всякому происшествію свой смыслъ, нимало не заботясь объ истинѣ. Вотъ причина, почему не должно пренебрегать мнѣніемъ народа; но лишь только возникнутъ худыя подозрѣнія, тотчасъ нужно истреблять ихъ, убѣждать обличителей; хотя бы они были безмысленнѣйшіе изъ людей, вообще не упускать ни одного средства къ уничтоженію недоброй славы. Когда же мы сдѣлаемъ съ своей стороны все и обвинители будутъ упорствовать: тогда можемъ отнестись къ нимъ съ презрѣніемъ. Священникъ долженъ быть къ подчиненнымъ ему таковъ, каковы бываютъ отцы къ своимъ малолѣтнимъ дѣтямъ: неласковостію и крикомъ ихъ отцы не огорчаются, но не превозносятся и тогда, когда дѣти улыбаются и ласкаютъ ихъ: такъ и сващенники не должны надмеваться похвалами подчиненныхъ своихъ, ни огорчаться порицаніями, если онѣ напрасны... Принявшій на себя подвигъ учительства не долженъ смотрѣть на похвалы другихъ и ослабѣвать духомъ, когда онъ не слышитъ ихъ. Если трудящійся въ словѣ въ угодность Богу (вотъ что должно служить ему единымъ правиломъ и единственною цѣлію ревностнаго труда, а не похвалы) одобряется людьми, пусть не отвергаетъ одобреній; если же не получаетъ ихъ отъ слушателей, пусть не ищетъ, не печалится. Наилучшее утѣшеніе въ трудахъ, и самое достаточное, когда кто въ совѣсти своей можетъ сказать о себѣ, что онъ въ ученіи своемъ сообразуется единственно съ правиломъ: чтобы угодить Богу. Гоняясь за славою народною, онъ принужденъ будетъ во многомъ погрѣшить, и не пріобрѣтетъ ее»{1}.
Златоустый какъ бы предвидя тѣ укоризны и порицанія, какія пришлось вытерпѣть ему самому въ непродлжительное время его епископскаго служенія, живо изображаетъ тѣ порицанія, какія въ его время приходилось терпѣть епископу. «Епископъ подлежитъ приговору всякаго, суду всѣхъ, и умныхъ и неразумныхъ; что другимъ, когда они гнѣваются, прощаютъ, а ему – никогда; что въ другихъ, если они согрѣшатъ, охотно извиняютъ, а въ немъ – нѣтъ. Если будешь дѣйствовать сильно, прослывешь жестокимъ; а если не сильно, холоднымъ. И опять не подавай онъ всякому, и тому, кто проводитъ время въ праздности, и тому, кто трудится, – тысячи упрековъ со всѣхъ сторопъ, никто не боится обвинить и оклеветать его. Осуждать мірскихъ начальниковъ боятся, а епископовъ нѣтъ; потому что страхъ Божій у такихъ людей не имѣетъ никакой силы. Самый послѣдній нищій поноситъ его па площади. Разсердится ли онъ, посмѣется ли, захочетъ ли дать себѣ отдыхъ сномъ, является много насмѣшниковъ, много соблазняющихся, много законодателей, много такихъ, которые припоминаютъ прежнихъ епископовъ и охуждаютъ настоящаго; и это дѣлаютъ не потому, что хотятъ похвалить тѣхъ; нѣтъ, воспоминаютъ о прежнихъ епископахъ и пресвитерахъ только для того, чтобы уязвить этого»{2}. – «Если случится, что какая-нибудь нужда заставитъ епископа, для общаго блага церкви, чаще посѣщать человѣка болѣе извѣстнаго по богатству и власти: тогда немедленно укоряютъ его въ угодливости и лести. Его судятъ за самые взгляды; самыя невинныя дѣйствія его изслѣдываютъ строжайшимъ образомъ, примѣчаютъ мѣру голоса, положеніе лица; смотрятъ и на то, какъ смѣется. Говорятъ: съ такимъ-то онъ очень дружески смѣялся, разговаривалъ весело и пріятно, а со мною обошелся сухо и небрежно. И если въ многолюдномъ собраніи онъ обращается во время своего разговора только къ нѣкоторымъ, – такое невниманіе прочіе считаютъ обидою для себя»{3}.
«Епископъ подчиненъ безчисленному множеству господъ, которые желаютъ и требуютъ противнаго другъ другу. Что хвалитъ одинъ, то порицаетъ другой; что осуждаетъ одинъ, тому удивляется другой. Если будешь огорчаться противорѣчащими приказаніями этихъ господъ, дашь отвѣтъ и за это, и уста всѣхъ откроются противъ тебя. Епископъ предлагаетъ сдѣлать денежныя приношенія. Но кто не хочетъ, тотъ не только не приноситъ, а еще, дабы показать, что онъ дѣлаетъ это не по нерадѣнію, порицаетъ предложившаго и говоритъ: онъ крадетъ, расхищаетъ достояніе бѣдныхъ, расточаетъ имущество нищихъ. Подвергся ли кто-нибудь бѣдствію, и епископъ не простеръ ему руку помощи, или потому, что не могъ, или потому, что былъ занятъ другимъ дѣломъ; опять нѣтъ ему никакого прощенія, но снова начинаются порицанія, худшія прежнихъ. И мстить онъ не можетъ, потому что порицающій есть его собственная утроба. Какъ мы не беремъ меча и не разсѣкаемъ своей больной утробы, такъ и тому, кто причиняетъ намъ безпокойства и огорченія подобными порицаніями, мы не рѣшаемся мстить. Наемный рабъ имѣетъ у себя какое-либо опредѣленное дѣло, и послѣ того, какъ исполнитъ его, свободно располагаетъ самъ собою; а епископа отвлекаютъ всюду, и даже требуютъ отъ него много такого, что превышаетъ его силы. Если онъ не способенъ говорить краснорѣчиво, то бываетъ сильный ропотъ; если способенъ говорить, то опять начинаются порицанія: онъ, говорятъ, тщеславенъ. Если онъ не воскрешаетъ мертвыхъ, то говорятъ: онъ не заслуживаетъ никакого вниманія; такой-то благочестивъ, а онъ нѣтъ. Если онъ употребляетъ умѣренную пищу, то опять порицанія: ему, слѣдуетъ, говорятъ, истощать себя голодомъ. Если кто увидитъ его моющимся, то снова множество порицаній. Если онъ, говорятъ, дѣлаетъ то же, что и я: и моется, и ѣстъ, и пьетъ, и одѣвается и имѣетъ слугъ, то зачѣмъ онъ сдѣланъ моимъ предстоятелемъ?»{4}.
Златоустъ называетъ безуміемъ неуваженіе къ епископамъ и священникамъ, и восклицаетъ: «Удались безуміе. Ибо дѣйствительно безумно не имѣть уваженія къ такому достоинству, безъ котораго нельзя получить спасенія и обѣщанныхъ благъ... Если не возродившійся водою и духомъ не можетъ войти въ царствіе небесное (Іоан. 3, 5), и не ядущій тѣла Господня и не піющій крови Его отвергается отъ жизни вѣчной (6, 53); а все это (крещеніе и евхаристія) совершается только освященными руками, т.-е. руками іереевъ: то какимъ образомъ безъ посредства ихъ можно кому-нибудь и избѣжать огня геенснаго, и получить уготованные вѣнцы? Они-то тѣ самые, которымъ препоручено рожденіе духовное и возсозидавіе крещеніемъ. Чрезъ нихъ-то мы облекаемся во Христа, соединяемся съ Сыномъ Божіимъ, содѣлывасмся членами этой блаженной Главы. Итакъ, по справедливости, мы должны не только страшиться ихъ болѣе мірскихъ властей, но и чтить болѣе отцовъ своихъ: эти послѣдніе родили насъ отъ крови и отъ похотѣнія плоти, а тѣ раждаютъ отъ Бога, даруютъ намъ святое пакибытіе, истинную свободу и благодатное усыновленіе».
«Священники іудейскіе имѣли власть очищать тѣло отъ проказы, или лучше, не очищать, а только свидѣтельствовать очищенныхъ (Лев. гл. 14); однако извѣстно, какъ завиденъ былъ тогда санъ священническій. Но священники Новаго Завѣта получили власть не свидѣтелями быть очищенныхъ, а очищать, притомъ не проказу тѣла, но скверну души. Поэтому не воздающіе сану ихъ должной чести гораздо преступнѣе Даѳана и его сообщниковъ и достойны тягчайшаго наказанія. Эти послѣдніе домогались не принадлежащаго имъ достоинства (Числ. гл. 16): однакожъ они имѣли высокое мнѣніе о немъ. А тѣ (презрители новозавѣтнаго священства) поступаютъ напротивъ, и такъ какъ достоинство это украсилось нынѣ гораздо важнѣйшими преимуществами, то и они отваживаются на гораздо большую дерзость. Ибо не одно и то же искать не принадлежащей себѣ чести и презирать ее. Послѣднее настолько преступнѣе перваго, сколько различны между собою уваженіе и презрѣніе. Кто этотъ несчастный, который презираетъ такія великія блага? Развѣ тотъ только, кто пришелъ въ демонское неистовство?»{5}
«Въ томъ причина всѣхъ золъ, что исчезло должное повиновеніе духовнымъ начальникамъ, нѣтъ ни стыда, ни страха. Повинуйтеся, говоритъ Апостолъ, наставникамъ вашимъ и покоряйтеся; а нынѣ все извращено, ниспровергнуто. Говорю это не ради начальствующихъ, – какую пользу получатъ они отъ вашего почитанія, если даже вы будете въ высшей степени послушны имъ? но для вашей собственной пользы. Уважаютъ ли ихъ, они не получатъ отъ того никакой для себя пользы въ будущей жизни, но еще могутъ подвергнуться большему осужденію; оскорбляютъ ли ихъ, они не потерпятъ отъ того никакого вреда въ будущей жизни, но еще могутъ имѣть болѣе оправданія. Нѣтъ, для васъ же самихъ я желаю, чтобы такъ было. Кто почитаетъ священника, тотъ будетъ почитать и Бога; а кто сталъ презирать священника, тотъ постепенно дойдетъ когда-нибудь и до оскорбленія Бога. Иже васъ пріемлетъ, сказалъ Господь, Мене пріемлетъ (Матѳ. 10, 40); въ другомъ мѣстѣ сказано: священникамъ Его воздавай честь (Числ. 18, 8). Іудеи стали презирать Бога потому, что презирали Моисея, что бросали въ него камни. Кто благоговѣетъ предъ священникомъ, тотъ тѣмъ болѣе будетъ благоговѣть предъ Богомъ. Хотя бы священникъ былъ нечестивъ, но Богъ видя, что ты изъ благоговѣнія къ Нему почитаешь даже недостойнаго чести, Самъ воздастъ тебѣ награду. Если пріемляй пророка во имя пророче, какъ говоритъ Господь, мзду пророчу пріиметъ (Матѳ. 10, 41); то конечно, получитъ награду и тотъ, кто уважаетъ священника, слушается его и повинуется ему. Если въ дѣлѣ страннопріимства, когда мы не знаемъ, кого принимаемъ къ себѣ, мы получаемъ награду: то тѣмъ болѣе получишь, когда будешь повиноваться тому, кому повиноваться повелѣваегь Господь. На Моисеевѣ сѣдалищи, сказалъ Онъ, сѣдоша книжницы и фарисеи: вся убо, елика аще рекутъ вамъ блюсти, соблюдайте и творите: по дѣломъ же ихъ не творите (Матѳ. 23, 2. 3). Развѣ ты не знаешь, что такое священникъ? Онъ Ангелъ Господа. Развѣ свое говоритъ онъ? Если ты его презираешь, то презираешь не его, но рукоположившаго его Бога. А откуда, скажешь, извѣстно, то Богъ рукоположилъ его? Но если ты не имѣешь убѣжденія въ этомъ, то суетна твоя надежда: ибо если Богъ ничего не совершаетъ чрезъ него, то ты ни крещенія не имѣешь, ни таинъ не причащаешься, ни благословенія не получаешь, и слѣдовательно ты – не христіанинъ».
«Какъ, скажешь, неужели Богъ рукополагаетъ всѣхъ, даже недостойныхъ? Всѣхъ Богъ не рукополагаетъ, но чрезъ всѣхъ Онъ дѣйствуетъ самъ, хотя бы они были и недостойны, – для спасенія народа. Если для народа Онъ говорилъ чрезъ ослицу и Валаама, человѣка нечестиваго (Числ. гл. 22), то тѣмъ болѣе чрезъ священника. Если Онъ дѣйствовалъ чрезъ Іуду и чрезъ тѣхъ пророковъ, которымъ говоритъ: не вѣмъ васъ, отъидите отъ Мене дѣлающій беззаконіе (Лук. 13, 27; Матѳ. 7, 23), и которые изгоняли злыхъ духовъ: то тѣмъ болѣе будетъ дѣйствовать чрезъ священниковъ. Когда мы начинаемъ изслѣдовать жизнь своихъ духовныхъ начальниковъ, то хотимъ сами быть рукополагателями учителей, и такимъ образомъ извращается все: ноги становятся вверху, а голова внизу. Послушай Павла, который говоритъ: мнѣ же не велико есть, да отъ васъ истяжуся, или отъ человѣческаго дне (1 Кор. 4, 3), и еще: ты же почто осуждаеши брата твоего (Рим. 14, 10)? Если же не должно осуждать брата, то тѣмъ болѣе учителя. Если бы Богъ повелѣлъ тебѣ это, то ты поступалъ бы хорошо, и грѣшилъ бы не поступая такъ; но если напротивъ, то не будь дерзкимъ и не выходи изъ своихъ предѣловъ. На Аарона, когда сдѣланъ былъ телецъ, возстали сообщники Корея, Даѳана и Авирона (Числ. гл. 16); но не погибли ли они? Кто преподаетъ неправое ученіе, того не слушай, хотя бы онъ былъ Ангелъ; а если кто преподаетъ правое ученіе, то смотри не на жизнь его, а на слова. Но, скажешь, священникъ не подаетъ бѣднымъ и не хорошо управляетъ дѣлами. Откуда тебѣ это извѣстно? Прежде, нежели узнаешь достовѣрно, не порицай, бойся отвѣтственности. Многое осуждаютъ по подозрѣнію. Если даже ты узналъ, изслѣдовалъ и видѣлъ, и тогда ожидай Судію, не предвосхищай себѣ права Христова. Ему принадлежитъ право судить, а не тебѣ; ты послѣдній рабъ, а не Господь; ты овца, не суди же пастыря, дабы тебѣ не быть наказану и за то, въ чемъ обвиняешь его. Но почему, скажешь, мнѣ онъ говоритъ, а самъ не дѣлаетъ? Не самъ онъ говоритъ тебѣ. Если ты повинуешься только ему, то не получишь награди; тебѣ заповѣдуетъ Христосъ. Что я говорю? Даже Павла не должно было бы слушаться, если бы онъ говорилъ что-нибудь отъ себя, что-нибудь человѣческое, но должно слушаться его какъ Апостола, имѣющаго въ себѣ Христа, который говорилъ чрезъ него. Не будемъ же судить чужія дѣла, а каждый свои; изслѣдуй лучше собственную жизнь. Но скажешь: священникъ долженъ быть лучше меня. Почему? Потому, что онъ священникъ. Чего же онъ не имѣетъ болѣе, нежели ты? Трудовъ ли, опасностей, заботъ или скорбей? Чѣмъ же онъ не лучше тебя, имѣя все это? Но если онъ и не лучше тебя, то для чего тебѣ, скажи мнѣ, нужно губить себя самого? Слова твои происходятъ отъ гордости. Откуда ты знаешь, что не лучше тебя? Онъ, скажешь, воруетъ и святотатствуетъ. Откуда, человѣкъ, ты знаешь это? Зачѣмъ ты самъ стремишься въ пропасть? Когда кто-нибудь скажетъ тебѣ, что такой-то скрываетъ у себя царскую порфиру: то ты, хотя бы и могъ обличить его тотчасъ, отступаешь и показываешь видъ, будто ничего не знаешь, не желая подвергаться лишней опасности; а здѣсь ты не только не отступаешь, но самъ навлекаешь на себя лишнюю опасность. Подобныя слова твои не безотвѣтственны, ибо послушай, что говоритъ Христосъ: глаголю же вамь, яко всяко слово праздное, еже аще рекутъ человѣцы, воздадятъ о немъ слово въ день судный (Матѳ. 12, 36). Во всякомъ случаѣ, если ты считаешь себя лучше другаго, и не воздыхаешь, не ударяешь себя въ перси, не склоняешь головы, не подражаешь мытарю: то ты погубилъ себя, хотя бы ты былъ дѣйствительно лучше. Ты лучше другаго? Молчи же, дабы тебѣ остаться лучшимъ; а какъ скоро будешь говорить, то потеряешь все. Ежели будешь такъ думать о себѣ, то ты уже не таковъ. Разсмотри собственную жизнь. Ты не воруешь? Но ты грабишь, дѣлаешь насилія, совершаешь безчисленное множество другихъ подобныхъ дѣлъ. Говорю это не съ тѣмъ, чтобы похвалить воровство; нѣтъ, я готовъ горько плакать, если дѣйствительно найдется такой человѣкъ, чему впрочемъ не вѣрю. Сколь великій грѣхъ святотатство, о томъ и сказать нельзя; но жалѣя васъ не хочу, чтобы ваши добродѣтели упразднились чрезъ осужденіе другихъ. Что, скажи мнѣ, хуже мытаря? Справедливо, что онъ былъ мытарь и виновенъ во множествѣ преступленій; но фарисей, сказавъ только: нѣсмь, якоже сей мытарь (Лук. 18, 4), потерялъ все. А ты говоришь о священникѣ: нѣсмь, якоже сей святотатецъ, – и не теряешь ли всего? Я вынужденъ говорить это и опровергать подобныя рѣчи не потому, чтобы я былъ пристрастенъ къ священникамъ, но потому, что опасаюсь за васъ, какъ бы вы не упразднили своихъ добродѣтелей подобнымъ самохвальствомъ и осужденіемъ другихъ. Послушай увѣщанія, которое преподаетъ Павелъ: дѣло же свое, говоритъ онъ, да искушаетъ кійждо, и тогда въ себѣ точію хваленіе да иматъ, а не во иномъ (Гал. 6, 4)».
«Скажи мнѣ, если ты, получивъ рану, придешь въ лѣчебницу, то неужели, вмѣсто того, чтобы прикладывать лѣкарство, и лѣчить рану, ты станешь узнавать о врачѣ, имѣетъ ли онъ рану или не имѣетъ? И если имѣетъ, то заботишься ли ты объ этомъ? И потому, что имѣетъ онъ, оставляешь ли ты свою рану безъ врачеванія, и говоришь ли: ему какъ врачу, слѣдовало быть здоровымъ, но такъ какъ онъ самъ нездоровъ, то и я оставлю рану безъ врачеванія? Такъ и здѣсь, если священникъ не хорошъ, будетъ ли это утѣшеніемъ для подчиненнаго? Нисколько. Онъ получитъ опредѣленное наказаніе; получишь и ты должное и заслуженное. Не будемъ, увѣщеваю васъ, говорить худо о пастыряхъ и учителяхъ, не будемъ разсуждать объ нихъ, дабы не повредить самимъ себѣ; будемъ изслѣдывать свои дѣла, и ни о комъ не отзываться худо. Устыдимся того дня, въ который онъ просвѣтилъ насъ крещеніемъ. Въ отцѣ, хотя бы онъ имѣлъ безчисленное множество слабостей, сынъ прикрываетъ все. «Не славися, говоритъ Премудрый, въ безчестіи отца твоего, нѣсть бо ти слава отчее безчестіе: аще и разумомъ оскудѣваетъ, прощеніе имѣй» (Сирах. 3, 10. 13). Если такъ говорится о плотскихъ отцахъ, то тѣмъ болѣе надобно сказать объ отцахъ духовныхъ. Устыдись. Онъ каждый день служитъ тебѣ, предлагаетъ чтеніе писанія, для тебя украшаетъ домъ Божій, для тебя бодрствуетъ, за тебя молится, за тебя предстоитъ и ходатайствуетъ предъ Богомъ, за тебя творитъ прошенія, для тебя совершаетъ все свое служеніе. Этого устыдись, это представляй и подходи къ нему со всякимъ благоговѣніемъ. Онъ не хорошъ? Но, скажи мнѣ, что изъ этого? И хорошій развѣ самъ сообщаетъ тебѣ великія блага? Нѣтъ: все совершается по твоей вѣрѣ. И праведный не принесетъ тебѣ никакой пользы, если ты невѣрующій; и нечестивый нисколько не повредитъ тебѣ, если ты вѣрующій. Богъ дѣйствовалъ и чрезъ воловъ при кивотѣ, когда хотѣлъ спасти народъ свой (1 Цар. гл. 6). Развѣ жизнь священника или добродѣтель его можетъ совершить что-нибудь подобное? Дары Божіи не таковы, чтобы они зависѣли отъ священнической добродѣтели, все происходитъ отъ благодати; дѣло священника только отверзать уста, а все совершаетъ Богъ; священникъ же исполняетъ только видимыя дѣйствія. Нѣтъ ни одного человѣка, который бы отстоялъ оть другаго такъ далеко, какъ Іоаннъ отъ Іисуса; и однако Духъ сошелъ на Іисуса при крещеніи отъ Іоанна, дабы ты зналъ, что священникъ совершаетъ только видимыя дѣйствія, а все устрояетъ, все совершаетъ Богъ. Приношеніе въ евхаристіи одно и то же. Кто бы ни совершилъ его, Павелъ или Петръ, – оно то же самое, которое Христосъ преподалъ ученикамъ своимъ; то же самое и нынѣ совершаютъ священники: это нисколько не ниже того, ибо и это не люди освящаютъ, а самъ Богъ, освятившій его и тогда»{6}.
«Апостолъ Павелъ говоритъ о Галатахъ, что они готовы были исторгнуть очи свои и отдать ему (Гал. 4, 15). Кто можетъ быть блаженнѣе ихъ и кто несчастнѣе насъ? Они и кровь и душу свою отдавали за учителей; а мы часто не рѣшаемся произнести и простаго слова за общихъ отцевъ, но слыша, какъ ихъ злословятъ, поносятъ и свои и чужіе, не заграждаемъ устъ говорящимъ, не удерживаемъ, не укоряемъ; и о если бы мы не были первыми ихъ поносителями! Теперь даже отъ невѣрующихъ нельзя слышать такихъ злословій и порицаній, какія противъ епископовъ и священниковъ произпосятся тѣми, которые, по-видимому, принадлежатъ къ вѣрующимъ и соединены съ нами. Нужно ли послѣ этого изслѣдовать, отъ чего произошла такая безпечность и такое нерадѣніе о благочестіи, когда мы такъ враждебно расположёны къ нашимъ отцамъ? Нѣтъ, подлинно, ничего такого, что могло бы разстроивать и разрушать Церковь, или лучше, нѣтъ ничего другаго, что могло бы такъ легко дѣлать это, какъ то, когда ученики съ учителями, и дѣти съ отцами, и подчиненные съ начальниками не соединены весьма тѣсно. Кто злословитъ брата, тотъ устраняется отъ чтенія божественныхъ писаній. Вскую воспріемлеши завѣтъ мой усты твоими, говоритъ Богъ, и потомъ приводя причину, прибавляетъ: сѣдя на брата твоего клеветалъ ecи (Пс. 49, 16-20); а ты осуждая духовнаго отца, считаешь себя достойнымъ входить въ священное преддверіе? Съ чѣмъ это сообразно? Если злословящіе отца или мать наказываются смертію (Исх. 21, 17); то какого достоинъ будетъ наказанія дерзающій злословить того, кто необходимѣе и важнѣе родителей? И онъ не страшится, чтобы земля, разверзшись, совершенно не поглотила его, или молнія, низпадши свыше, не сожгла хульный языкъ его? Развѣ не слышалъ ты, что потерпѣла сестра Моисея, когда стала говорить противъ начальника, какъ она сдѣлалась нечистою, подверглась проказѣ, испытала крайнее безчестіе, и несмотря на то, что братъ ея молился и припадалъ къ Богу, не получила прощенія? А между тѣмъ она получила при рѣкѣ этого святаго, заботилась объ его воспитаніи, въ началѣ содѣйствовала тому, чтобы мать сдѣлалась его кормилицею, и чтобы не было воспитано на рукахъ иноплеменниковъ, а впослѣдствіи предводительствовала сонмомъ женщинъ, какъ Моисей сонмомъ мужей, и, хота была сестрою Моисея, однако все это не помогло ей избѣжать гнѣва Божія за ея злословіе, и Моисей, который умолялъ Бога за свой народъ послѣ невыразимаго его нечестія, и онъ припадая и прося прощенія сестрѣ, не могъ умилостивить Бога, но еще услышалъ сильную укоризну, чтобы мы знали, какъ велико зло порицать духовныхъ начальниковъ и осуждать жизнь другихъ. Посему я прошу, убѣждаю, и умоляю отстать отъ этой дурной привычки. Священникамъ, о которыхъ говоримъ худо, мы и сколько не повредимъ, не только тогда, когда говоримъ ложь, по хотъ бы и правду, а себя мы губимъ. Если Маріамъ, однажды злословившая брата, подверглась такому осужденію, то какая надежда на спасеніе намъ, когда мы каждый день осыпаемъ пастырей безчисленными злословіями? Пусть никто не говоритъ мнѣ, что тотъ былъ Моисей; ибо и я могу сказать, что та была Маріамъ. Впрочемъ, чтобы ты ясно понялъ, что, хотя бы священники даже подлежали осужденію, и тогда ты не имѣешь права осуждать ихъ жизнь. Послушай, что говоритъ Христосъ о учителяхъ іудейскихъ: «на Моѵсеовѣ сѣдалищѣ сѣдоша книжницы и фарисеи; вся убо, елика аще рекутъ вамъ блюсти, соблюдайте: по дѣломъ же ихъ не творите» (Матѳ. 23, 2. 3). Что можетъ быть хуже тѣхъ, которыхъ ревность губила учащихся у нихъ? Однако несмотря на это, Онъ не лишилъ ихъ достоинства, не сдѣлалъ презрѣнными для подчиненныхъ; и весьма справедливо. Ибо, если бы подчиненные получили такую власть, то мы увидѣли бы, какъ они всѣхъ лишили бы власти и свергли бы съ сѣдалища. Много можно находить въ писаніи указаній на то, какъ далекъ долженъ быть подчиненный отъ того, чтобы исправлять дѣла священниковъ. Такъ нѣкогда, при возвращеніи кивота, когда нѣкоторые изъ подчиненныхъ, увидѣвъ его наклонившимся и готовымъ упасть, поправили его, то подверглись наказанію на томъ-же самомъ мѣстѣ, бывъ поражены Богомъ и падши мертвыми. Между тѣмъ они не сдѣлали ничего худаго; они не наклоняли кивота, а поправили, когда онъ наклонился и готовъ былъ упасть. Но чтобы ты вполнѣ убѣдился въ достоинствѣ священниковъ и въ томъ, какъ не позволительно человѣку подвластному и принадлежащему къ числу мірянъ исправлять такія дѣла, Богъ умертвилъ ихъ среди множества народа, великою силою устрашая всѣхъ прочихъ и внушая никогда не приближаться къ недоступнымъ предметамъ священства. Подлинно, если бы каждый, подъ предлогомъ худо сдѣланнаго, сталъ присвоятъ себѣ права священства, то никогда не было бы недостатка въ предлогахъ къ исправленію, и всѣ перемѣшались бы между собою такъ, что мы не различили бы ни начальника ни подчиненнаго. Никто пусть не думаетъ, будто я говорю это въ осужденіе священниковъ; по благодати Божіей, какъ и вы знаете, они показываютъ великую честность во всемъ, и никогда никому не подавали никакого повода къ ихъ осужденію; но говорю для того, чтобы вы знали, что если бы даже вы имѣли дурныхъ отцевъ и тягостныхъ учителей, и тогда не безопасно, и не безвредно было бы для васъ хулить ихъ и злословить. Ибо если о родителяхъ тѣлесныхъ одинъ мудрый говоритъ: аще и разумомъ оскудѣетъ, прощеніе имѣй (Сирах. 3, 13), то тѣмъ болѣе должно соблюдать этотъ законъ въ отношеніи къ своимъ отцамъ духовнымъ и каждому должно осматривать и разбирать свою жизнь, чтобы вамъ не услышать въ тотъ день: «лицемѣре, что видиши сучецъ, иже во оцѣ брата твоего, бервна же, иже есть во оцѣ твоемъ, не чуеши» (Матѳ. 7, 3). Такъ лицемѣрамъ свойственно предъ народомъ и въ глазахъ всѣхъ цѣловать руки священниковъ, касаться колѣнъ ихъ, просить молиться за нихъ и, имѣя нужду въ крещеніи, прибѣгать къ дверямъ ихъ, – а дома и на площадяхъ этихъ виновниковъ и служителей такихъ благъ для насъ осыпать безчисленными злословіями, или сочувствовать другимъ злословящимъ. Если отецъ дѣйствительно не хорошъ, то почему ты считаешь его достойнымъ вѣры служителемъ страшныхъ таинствъ? Если же онъ кажется тебѣ достойнымъ вѣры служителемъ таинствъ, то для чего ты допускаешь, чтобы другіе злословили его, не заграждаешь ихъ уста, не выражаешь своего неудовольствія, не приходишь въ негодованіе, чтобы получить великую награду отъ Бога и похвалу отъ самихъ хулителей? Ибо и они, какъ бы дерзки ни были, конечно будутъ хвалить и одобрять тебя за твою заботливость объ отцахъ; напротивъ, если мы не будемъ дѣлать этого, всѣ станутъ осуждать насъ, даже и сами хулители. И не только это прискорбно, но и то, что мы и тамъ подвергнемся крайнему осужденію. Подлинно, ничто такъ не вредить Церкви, какъ эта болѣзнь: какъ тѣло не надлежащимъ образомъ связанное покровомъ нервовъ, испытываетъ много болѣзней и дѣлаетъ жизнь не въ жизнь; такъ и Церковь, не связанная крѣпкими и нерасторжимыми узами любви, испытываетъ множество войнъ, усиливаетъ гнѣвъ Божій и подаетъ поводъ ко многимъ искушеніямъ. Чтобы избѣжать сего, обратимъ языкъ нашъ къ благословенію, будемъ каждый день разбирать собственную жизнь, и предоставимъ судить о жизни другихъ Тому, кто въ точности знаетъ тайное, будемъ сами осуждать собственные свои грѣхи»{7}.
П. С. Казанскій.
«Душеполезное Чтеніе». 1877. Ч. 2. Кн. 5 (Май). С. 87-100.
{1} Злат. Слова о священствѣ. Переводъ Коловолова. СПб. 1874 г., стр. 108. 111. 112.
{2} Бесѣда 3-я на книгу Дѣяній св. Аностоловъ.
{3} Слова о свящ., стр. 75.
{4} Бесѣд. 1-я на посланіе къ Титу.
{5} Слова о свящ. Стр. 43. 44.
{6} Злат. Бесѣд. на второе поелапіе къ Тимиоѳею. Бесѣда 2-я.
{7} Злат. Бесѣды на разныя мѣста Писанія. Ч. 2, стр. 451-458.
