Ученіе Апостола Іоанна Богослова о любви.
Вѣра наша во Христа и все, что у св. Апостола Іоанна сказано, относительно Его Божественнаго лица и цѣли Его пришествія, спасительна для насъ только тогда, если будетъ выражаться и въ чувствахъ сердца, соотвѣтственныхъ тому, что мы слышали изъ его Апостольскаго посланія о Богѣ, какъ чистѣйшемъ свѣтѣ и любви, особенно той любви, какую показалъ Онъ въ посланіи къ намъ Сына своего (т. е. въ любви къ Богу и ради Бога ко всѣмъ нашимъ братьямъ, особенно къ братьямъ во Христѣ).
Знать все, что говорится въ нашихъ святыхъ книгахъ о Богѣ и о той любви, какую оказалъ Онъ намъ въ Сынѣ своемъ, Господѣ Іисусѣ Христѣ, – признавать все это за истину и не сочувствовать Ему сердцемъ, – не ощущать въ себѣ любви къ Нему, по слову св. Іоанна, еще не значитъ знать Его. Богъ есть любовь, говорить онъ, слѣдовательно и любовь отъ Бога; если же и самая любовь отъ Бога, то и всякій любящій, кому присуще это Божественное чувство, рожденъ отъ Бога, и какъ рожденный отъ Бога онъ только собственно и можетъ о себѣ сказать, что знаетъ Бога. Кто-же не любитъ, тотъ, – какъ-бы умомъ не изслѣдывалъ существа Божія и какихъ-бы въ этомъ не достигалъ успѣховъ, – еще не знаетъ Бога, потому что Богъ есть любовь. Слѣдовательно кому не знакомо это святое чувство, составляющее самое существо Божіе и кто имъ не оживляется, тотъ хотя-бы имѣлъ самыя возвышенныя понятія о Богѣ, не ощущаетъ Его, какъ существо живое и все проникающее. Богъ въ немъ – мертвая мысль, а не живое существо. Что Богъ точно есть любовь, особенно въ отношеніи къ намъ, это, говоритъ Апостолъ, открылось намъ до очевидности въ томъ что Онъ послалъ въ міръ единороднаго Сына своего, чтобъ мы, пораженные грѣхомъ и подпавшіе подъ власть врага Божія – діавола получили чрезъ Него, или, по выраженію Апостола, въ Немъ жизнь, – въ томъ, что не мы прежде Его возлюбили и тѣмъ вызвали Его любовь, къ себѣ, а Онъ прежде возлюбилъ насъ, потому-то и послалъ къ намъ Сына своего быть умилостивленіемъ (чтобъ т. е. содѣлался жертвою умилостивленія за грѣхи наши – IV. 7-10).
Что-жь изъ этого потомъ выводитъ Апостолъ? Станемъ-же, – заключаетъ, – и мы любить Его, такъ какъ Онъ еще прежде возлюбилъ насъ (IV. 19), – заключеніе самое естественное. На всякую любовь сердце естественно откликается любовію, особенно на такую любовь, какую во Христѣ показалъ намъ небесный Отецъ. Любовь къ намъ и безъ жертвъ возбуждаетъ въ насъ любовь къ любящему насъ, но любовь Бога – Отца, пожертвовавшаго единороднымъ Сыномъ своимъ и Сына Божія пожертвовавшаго за насъ собственною жизнію, ради нашего спасенія должна расплавливать все наше сердце любовію къ Нему. Это законъ не только въ сферѣ существъ разумныхъ но и въ области неразумныхъ, самыхъ дикихъ звѣрей.
Въ чемъ должна выражаться наша къ Нему любовь? Любовь Божія, говоритъ Апостолъ (такъ онъ называетъ здѣсь не Божію къ намъ любовь, а нашу къ Нему любовь), состоитъ въ томъ, чтобъ мы соблюдали Его заповѣди и заповѣди Его, прибавляетъ, не тяжки, такъ какъ всѣ рожденные отъ Бога (говорить, т. е. истинно возрожденные въ жизнь Божію, или по вѣрѣ во Христа усыновленные Богу, какъ Отцу Его), побѣждаютъ міръ (т. е. по любви къ Нему), могутъ противустоять всѣмъ соблазнамъ и угрозамъ развращеннаго міра, отвлекающаго насъ отъ Него (V. 4. 5). Что мы познали Его, говоритъ Апостолъ въ другомъ мѣстѣ этого посланія (т. е. истнно любимъ Его, такъ какъ прежде сказалъ, что только любящій Бога, позналъ Бога), – что мы познали Его въ этомъ удостовѣряемся совершенно только тогда, когда соблюдаемъ Его заповѣди. Кто говоритъ: я знаю Его, а заповѣдей Его не соблюдаетъ, тотъ лжетъ и нѣтъ въ немъ истины (т. е. тотъ говорить не по убѣжденію, – не искренно). Но кто соблюдаетъ слово Его, въ томъ истинно совершилась любовь Божія, изъ чего и узнаемъ, что мы въ Немъ. Кто говоритъ о себѣ, что въ Немъ пребываетъ, тотъ и поступай-же такъ, какъ поступалъ Онъ (II. 3. 6) – заключеніе естественное: у кого въ умѣ и сердцѣ пребываетъ Богъ, или все равно, Господь нашъ Іисусъ Христосъ, въ томъ и дѣла должны быть, согласны съ волею Божіею, такъ какъ каждое наше дѣло предварительно зачинается въ умѣ и сердцѣ. Если-же они заняты у насъ Богомъ, то естественно это должно отсвѣчиваться во всѣхъ нашихъ дѣлахъ.... Дѣти, пишетъ онъ, пребывайте въ Немъ (говоритъ о Христѣ, пребывайте вѣрными Ему, т. е. исполняйте Его заповѣди, на что предъ симъ настаиваетъ Апостолъ), дабы, когда Онъ явится, – разумѣется второе пришествіе Христово на судъ міра, – имѣть вамъ дерзновеніе (т. е. безъ страха, смѣло предстать предъ Нимъ), а не постыдиться предъ Нимъ въ пришествіе Его: – ибо, – разъясняетъ это, если вы знаете (вѣруете) что Онъ праведникъ, – чистъ отъ всякаго грѣха, то знайте (должны знать) и то, что только творящій правду, рожденъ (т. е. можетъ быть названъ рожденнымъ) – отъ Него, или есть истинный Его послѣдователь. Другое побужденіе къ тому: мы знаемъ, пишетъ Апостолъ, что когда Онъ (Господь Іисусъ Христосъ) явится, то и мы въ то время сдѣлаемся подобными Ему, ибо такъ будемъ къ Нему близки, что будемъ видѣть Его, какъ Онъ есть – не очами только вѣры, какъ теперь, не по вѣрѣ только въ то, что слышимъ о Немъ и въ Евангеліе, а лицомъ къ лицу. И такъ, заключаетъ, всякій имѣющій такую надежду на Него, – на такую близость къ Нему, очищаетъ (т. е. заблаговременно долженъ очищать) себя отъ грѣха, такъ какъ Онъ чистъ (отъ всякаго т. е. грѣха). Вы знаете, говоритъ Апостолъ, что Онъ и прежде-то явился собственно для того, чтобъ взять (уничтожить) наши грѣхи и что въ Немъ самомъ нѣтъ никакого грѣха. И такъ, – повторяетъ опять прежнее заключеніе, – и такъ всякій пребывающій въ Немъ не грѣшитъ, такъ какъ всякій согрѣшающій не видѣлъ и никогда не зналъ Его (т. е. показываетъ, что никогда не видѣлъ Его и не слыхалъ о Немъ, не имѣетъ о Немъ правильнаго понятія). Нѣтъ, дѣти, пусть не обольщаетъ васъ никто; кто творить правду, тотъ только и праведникъ, подобно, какъ праведенъ Онъ, кто творитъ правду, а не вѣрующій только, значитъ въ Него; а творящій грѣхъ (т. е. сознательно позволяющій себѣ тотъ или другой грѣхъ), – согрѣшающій съ сознаніемъ, что онъ поступаетъ вопреки закона Христова, – отъ діавола, потому что первый діаволъ согрѣшилъ, а Сынъ Божій за тѣмъ и приходилъ, чтобы разрушить дѣла діавола. Всякій, рожденный отъ Бога (т. е. истинный христіанинъ), – сознательно, съ намѣреніемъ грѣха никогда не творитъ, такъ какъ сѣмя Его (т. е. сѣмя Божіе) въ немъ пребываетъ. Такъ онъ поэтому и не можетъ грѣшить, какъ рожденный отъ Бога (т. е. какъ усыновленный Богу – III. 2-9). Изъ этого выходить, что любовь къ Богу должна выражаться въ исполненіи заповѣдей Божіихъ, или въ добрыхъ дѣлахъ, а исполненіе заповѣдей Божіихъ или добрыя дѣла должны быть выраженіемъ нашей любви къ Богу, безъ этой взаимной ихъ связи какъ любовь наша, такъ и все наше благочестіе суетны.
До чего можетъ достигать такая любовь къ Богу? До такого совершенства, говоритъ Апостолъ, что мы имѣли бъ дерзновеніе предъ Нимъ и въ день суда, такъ какъ въ любви нѣть уже страха, совершенная истинная любовь изгоняетъ страхъ; потому что въ страхѣ есть мученіе (т. е. страхъ есть чувство мучительное, а любовь чувство отрадное и успокоительное); кто еще боится Бога, тотъ не совершенъ въ любви. Души любящихъ другъ друга какъ – бы сливаются въ одну душу, – въ одно существо. По сему и св. Апостолъ сказалъ, какъ мы слышали, что пребывающій въ любви въ Богѣ пребываетъ и Богъ въ немъ. Какой-же между нами можетъ быть страхъ? Естественно-ли бояться того, Кого ты любишь и въ любви Котораго къ себѣ увѣренъ?
Но довольно-ли для столь тѣснаго союза съ Богомъ, какой св. Апостолъ обѣщаетъ любящимъ, любить одного Бога? Нѣтъ; отвѣчаетъ на это св. Апостолъ: Богъ есть свѣтъ; въ которомъ нѣтъ ни малѣйшей тьмы, пишетъ онъ въ самомъ началѣ своего посланія. Почему, если мы говоримъ себѣ, что имѣемъ съ Нимъ общеніе, а ходимъ въ прежней тьмѣ, то мы лжемъ и не поступаемъ по истинѣ. Если-же ходимъ во свѣтѣ, подобно, какъ и Онъ во свѣтѣ, тогда мы дѣйствительно въ общеніи другъ съ другомъ (т. е. съ Нимъ тогда имѣемъ общеніе – I. 5-7). Но кто во враждѣ съ тѣмъ или другимъ братомъ, или, по выраженію Апостола, ненавидитъ брата своего; тотъ будто во свѣтѣ ходитъ? Нѣтъ, говорить Апостолъ. Кто говоритъ о себѣ, что онъ во свѣтѣ, а ненавидитъ брата своего, тотъ, – говоритъ, – все еще во тьмѣ. Кто, говоритъ, любитъ брата, тотъ только во свѣтѣ пребываетъ и нѣтъ въ немъ преткновенія, а кто ненавидитъ брата своего, тотъ находится во тьмѣ, – во тьмѣ блуждаетъ и незнаетъ, куда идетъ (т. е. обманывается), – воображая, что идетъ путемъ Божіимъ, такъ какъ тьма (злоба какъ тьма) со всѣмъ заслѣпила ему глаза (II. 9-11). Ходить во свѣтѣ, какъ видно изъ разныхъ мѣстъ посланія св. Апостола Іоанна, значить ходить путемъ правды или путемъ закона Божія. Только этимъ путемъ ходящій, – Божій человѣкъ, а ходящій путемъ неправымъ – не отъ Бога. Но ненавидящій брата развѣ на правомъ пути, на пути закона Божія? Сказавъ, что всякій, не творящій правды не отъ Бога и зная, что есть люди, которые строго, исполняя законъ, ни во что ставятъ жизнь во враждѣ съ братьями, Апостолъ прибавляетъ: также и не любящій брата своего, – и онъ (т. е. человѣкъ Богу неугодный), – такъ какъ благовѣтствованіе, продолжаетъ Апостолъ, какое мы слышали еще сначала, еще даже до пришествія Христова, изъ закона еще Моѵсеева, таково, чтобъ мы любили и другъ друга (III. 10. 11). Праведникъ только ходитъ во свѣтѣ Божіемъ; праведникъ тотъ, кто исполняетъ заповѣди, а въ христіанскомъ смыслѣ и вѣрующій во Христа. Но развѣ въ числѣ всѣхъ данныхъ намъ заповѣдей не сказано о любви и къ братьямъ? Напротивъ это-то, въ ряду заповѣдей относительно нашихъ ближнихъ, есть самая существенная заповѣдь, такъ что безъ этой, какъ строго не выполняй свои обязанности въ отношеніи къ ближнимъ, всѣ наши добрыя дѣла, – для семействъ-ли нашихъ, для нашихъ-либо обществъ, или для цѣлаго отечества, или даже для всего человѣчества, – не имѣетъ ни какой цѣны, какъ замѣчаетъ и другой Апостолъ (Павелъ), также, какъ и всѣ виды и роды нашего служенія Богу – безъ любви къ Нему. Если сердце наше ни въ чемъ насъ не осуждаетъ, пишетъ св. Іоаннъ, то намъ свободный тогда доступъ къ Богу, такъ что чего-бы мы ни просили у Него, получимъ, потому что въ такомъ случаѣ, мы, значитъ, исполняемъ Его заповѣди и дѣлаемъ все угодное Ему. Какіе же это заповѣди? Ихъ много, но Апостолъ здѣсь указываетъ только на двѣ. Заповѣдь-же Его, говоритъ, сія есть, чтобъ мы вѣровали во имя Сына Его Іисуса Христа, а другая? и любили другъ друга, какъ Онъ заповѣдалъ намъ. Соблюдающій двѣ эти заповѣди, заключаетъ Апостолъ, пребываетъ въ Немъ и Онъ въ томъ. Апостолъ не оставляетъ даже безъ разрѣшенія и вопроса, какой могъ-бы родиться при его завѣреніи, что вѣруя во Іисуса Христа и любя – другъ друга мы приходимъ въ такое близкое общеніе съ Богомъ, что Онъ въ насъ, а мы въ Немъ. А что Онъ пребываеть тогда въ насъ, это мы, говорить, узнаемъ по духу, который Онъ далъ намъ (III. 21-24). Это повторяетъ и въ другомъ мѣстѣ: Бога, говоритъ, не видалъ никто и никогда. Но если мы любимъ другъ друга, то Богъ въ насъ пребываетъ, и любовь Его совершилась въ насъ. Что мы тогда пребываемъ въ Немъ, а Онъ въ насъ, это, повторяетъ онъ, мы узнаемъ изъ того, что Онъ далъ намъ Духа своего (IV. 12-13). Со дня нашего мѵропомазанія, которое, какъ извѣстно, совершается надъ нами тотчасъ за нашимъ крещеніемъ, въ вѣрующемъ обитаетъ Духъ Божіи. Почему Ап. Павелъ не разъ въ своихъ посланіяхъ и называетъ христіанъ – храмомъ Духа Св. или вообще храмомъ Божіимъ. Когда мы другъ съ другомъ во враждѣ, Духъ Божій какъ-бы стѣсняется, такъ какъ Онъ есть духъ любви и съ духомъ злобы не совмѣщается, какъ это объяснялъ св. Ермѣ Ангелъ, – (его руководитель); а когда сердце наше наполняется любовію, онъ какъ-бы разширяется и по всему существу человѣка разливается какое-то невыразимо отрадное чувство, по которому человѣкъ и ощущаетъ въ себѣ таинственное присутствіе Божіе; такъ какъ при этомъ любовь Божія совершилась въ немъ, тогда какъ при озлобленіи человѣкъ наполняется какимъ-то гнетущимъ и мрачнымъ чувствомъ, свойственнымъ только діаволу. Но въ этомъ-ли и объясненіе словъ Апостола: мы знеемъ, что мы перешли отъ смерти къ жизни, когда любимъ братьевъ, а кто не любитъ братьевъ, тотъ пребываетъ въ смерти и еще: всякій ненавидящій брата есть тотъ-же человѣкоубійца, а вы, говоритъ, знаете, что никакой человѣкоубійца не имѣетъ жизни вѣчной, въ немъ пребывающей (III, 14. 15). Конечно, не многіе изъ насъ не злобились, не распалялись ненавистнымъ чувствомъ къ брату, сдѣлавшему намъ зло. Поэтому весьма многіе собственнымъ опытомъ могутъ повѣрять эти слова св. Апостола и не могутъ не увѣриться, что ненавидящій брата точно испытываетъ нѣчто подобное смерти, такъ какъ чувство злобы, есть чувство адское, самое мрачное возмутительное и убійственное: распаленный чувствомъ злобы человѣкъ во всемъ обнаруживаетъ духъ разрушенія; чувства мутятся, мысли въ страшномъ разбродѣ, во всѣхъ дѣлахъ неурядица и разстройство. Онъ точно самоубійца. Но, по замѣчанію Апостола, этого мало, – онъ и человѣкоубійца, разрушительно дѣйствуетъ и на того, на кого обращена его злоба. Не говоря уже о томъ, какъ болѣзненно человѣку замѣчать въ другомъ злобное къ себѣ чувство, злоба наша наполняетъ его чувствомъ страха, угнетающаго сердце не меньше самой злобы и страха тѣмъ мучительнѣйшаго, чѣмъ ненавидящій насъ имѣетъ больше средствъ повредитъ если не жизни нашей, то нашей чести, или имуществу, если-же не намъ, такъ какимъ-либо сродникамъ и даже друзьямъ, подобно грубому возницѣ, который, раззлобясь на бѣдное животное, которымъ онъ правитъ, бьетъ его безъ разбору по всему – и по упряжи и по оглоблямъ. Были примѣры, что одинъ взглядъ раздраженнаго начальника; какъ взглядъ очковой змѣи, убиваетъ подчиненнаго.
Но если мы должны любить вообще ближняго, котораго, по объясненію Господа нашего Іисуса Христа, мы должны видѣть въ каждомъ человѣкѣ – одного-ли онъ съ нами рода и отечества, одной-ли съ нами вѣры и церкви, или нѣтъ, – тѣмъ болѣе всякаго изъ принадлежащихъ къ одной съ нами церкви, – всякаго брата по вѣрѣ. Апостолъ Павелъ впутаетъ эту взаимную между христіанами любовь на томъ основаніи, что всѣ вѣрующіе суть члены одного тѣла Христова. А слѣдовательно, если искренно любимъ своего Спасителя, то естественно должны любить и всякаго члена Его святѣйшаго тѣла. Взаимная любовь между вѣрующими, при всѣхъ иногда непріятныхъ другъ съ другомъ столкновеніяхъ, по нашимъ частнымъ житейскимъ дѣламъ, есть доказательство нашей неизмѣнной крѣпкой любви къ самому Христу, котораго въ совокупности мы изображаемъ въ себѣ тѣло. И св. Іоаннъ указываетъ на подобное-же къ тому основаніе. Всякій вѣрующій, говоритъ онъ, что Іисусъ есть Христосъ, – отъ Бога рожденъ есть, – есть человѣкъ Божій, чадо Божіе во Христѣ, какъ истинномъ Сынѣ Божіемъ, усыновлены Богу. Но всякій любящій родившаго любитъ и рожденнаго отъ Него. Если мы истинно любимъ Бога, а слѣдовательно и соблюдаемъ всѣ Его заповѣди, то естественно заключать, что мы любимъ и дѣтей Божіихъ (V. 1. 2). Пріятно-ли было-бы родителямъ, если-бъ ихъ дѣти другъ друга ненавидѣли? И не справедливо-ли заключать, что эти дѣти не имѣютъ ни любви, ни почтенія къ своимъ родителямъ, когда, изъ за какихъ-либо личныхъ столкновеній между собою, не стыдятся или не боятся возмущать родительское чувство, тогда какъ если-бъ они истинно любили отца и мать, то это святое чувство непремѣнно должно-бы уничтожить всѣ ихъ дѣтскія размолвки? Сказавъ, что любовь къ намъ Божія открылась въ томъ, что Онъ послалъ въ міръ Сына своего единороднаго, чтобъ чрезъ Него получили мы жизнь, чтобъ Онъ (т. е. Сынъ Его) былъ умилостивленіемъ за грѣхи наши и далъ намъ жизнь вѣчную. Св. Апостолъ Іоаннъ дѣлаетъ такой выводъ: если такъ возлюбилъ насъ Богъ, то и мы должны любить другъ друга (IV. 9. 10). Можно-ли что сказать противъ этого? совершенно ничего, – заключеніе Апостола самое естественное. Кого – мы истинно любимъ, въ томъ любимъ все, что любитъ и онъ. Самыя слабости любимаго лица иногда бываютъ намъ любезны. Тѣмъ болѣе чувство нашей любви къ Богу должно простираться на все, что любитъ Богь. Станемъ любить Его (т. е. Бога), говоритъ Апостолъ, за то что Онъ насъ прежде возлюбилъ, (возлюбилъ т. е. тогда, когда еще не видѣлъ никакихъ доказательствъ нашей къ Нему любви). Но что-жъ дальше? Но кто говоритъ: я люблю Бога, а брата своего ненавидитъ, тотъ лжетъ, продолжаетъ онъ, ибо не любящій брата котораго видитъ, какъ можетъ любить Бога, котораго не видитъ, – особенно когда мы имѣемъ отъ Него прямую заповѣдь, чтобъ любящій Бога, любилъ и брата своего (IV. 19-21)? Это такое психологическое доказательство. Въ самомъ дѣлѣ, какъ всѣ возвышенныя мысли, такъ и всѣ возвышенныя чувства мы воспитываемъ и развиваемъ въ душѣ своей не иначе какъ чрезъ соприкосновеніе съ предметами подлежащими нашимъ внѣшнимъ чувствамъ; внѣшній міръ, съ своими впечатлѣніями на эти внѣшнія чувства, пробуждаетъ въ насъ и внутреннія – высокія чувства къ тому, что не кажется только, а что само въ себѣ есть истинное, доброе и прекрасное. Прежде мы приходимъ въ сочувствіе съ видимымъ міромъ, особенно съ тѣмъ, что въ немъ есть живаго, а еще болѣе съ тѣмъ, что одной съ нами природы, – съ братьями своими и уже чрезъ это чувство нашей любви, время отъ времени болѣе и болѣе утончаясь, приходитъ въ сочувствіе съ источникомъ всякой жизни, – первообразомъ человѣка, Богомъ. Если-жъ ты не воспиталъ въ себѣ святаго чувства любви въ средѣ подобныхъ тебѣ человѣковъ, съ которыми ты всякій день приходишь въ видимое общеніе, обмѣниваясь съ ними мыслями, чувствами и желаніями, внѣ общенія съ которыми, среди всѣхъ удовольствій скучаешь, такъ что въ глазахъ твоихъ теряетъ цѣну все, что въ той предъ тобою природѣ ни видишь ты прекраснаго: то какъ же ты можешь любить существо высочайшее, безпредѣльное, чисто духовное, – недосягаемое не только для нашихъ чувствъ, но и уму нашему непостижимое. Если сердце твое такъ грубо, что не можетъ любитъ и подобнаго тебѣ человѣка, съ которымъ ты находишься по всегдашнемъ, ближайшемъ живомъ соприкосновеніи, то какъ расположишь его любить Бога, съ которымъ ты можешь соприкасаться только духомъ, для чего требуется самое утонченное чувство сердца? Можно составить себѣ самое возвышенное понятіе о Богѣ, но если ты не воспиталъ въ своемъ сердцѣ нѣжнаго чувства любви къ ближнему и сродныхъ съ нимъ чувствъ благости, милосердія, состраданія, то это самое возвышенное понятіе, составившееся въ твоемъ умѣ будетъ холодное, призрачное; оно высоко будетъ носиться надъ твоей душей, но не коснется, не затронетъ твоего сердца; какъ ни будь возвышенно твое о Немъ понятіе, въ немъ не будетъ того, что собственно и составляетъ существо Его, – того, кто, по выраженію св. Іоанна, весь есть любовь.
Св. Іоаннъ эту заповѣдь о любви къ ближнимъ называетъ древнею и новою. Возлюбленные, пишетъ онъ, что только въ томъ любовь Божія совершилась, кто исполняетъ всѣ Его заповѣди, я вамъ пишу не новую заповѣдь, а заповѣдь древнюю, которую вы имѣли отъ начала... но при томъ и новую, что есть истинно только въ Немъ и въ васъ: ибо только теперь тьма проходитъ и засвѣтилъ свѣтъ истинны» (II. 5-8). Вы, пишетъ онъ, имѣли эту заповѣдь отъ начала, съ какого-жъ начала? Съ самаго времени сотворенія человѣка, гдѣ-жъ? во внутреннемъ законѣ Его – совѣсти, почему оно и сдѣлалось одною изъ главнѣйшихъ заповѣдей Моѵсеева закона (Лев. XIX. 18, Лук. X. 27). Но передъ пришествіемъ Христовымъ стала забываться, какъ-бы изветшала. Іудейскіе учители ложно стали толковать ее, ограничивая кругомъ ближнихъ только по плоти, по мѣсту, по вѣрѣ (Лук. X. 29, Мат. III. 43), и требовала полнаго обновленія. Это полное обновленіе и такъ сказать, оживленіе она дѣйствительно получила прежде всего во Христѣ, а по слову и примѣру Его стала проявляться и въ вѣрующихъ во Христа, въ христіанахъ; потому что только Господь Іисусъ Христосъ, какъ свѣтъ міра освѣтилъ весь міръ своимъ ученіемъ и жизнью, исполненнаго дѣлами человѣколюбія – освѣтилъ такъ эту тьму, въ которой засталъ Онъ родъ человѣческій, что только съ Его времени люди стали узнавать въ Богѣ своего отца, а другъ въ другѣ – своихъ братьевъ и только въ одномъ самолюбіи, и отъ него происходящихъ гордости, превозношеніи надъ другими, своекорыстіи и грубой чувственности видѣли – своихъ злѣйшихъ враговъ. Теперь, говоритъ св. Iоаннъ Богословъ, тьма проходитъ и свѣтъ истинный сталъ свѣтить. Но кто говоритъ, за симъ продолжаетъ Апостолъ, что Онъ въ этомъ свѣтѣ (т. е. въ свѣтѣ, какой внесъ въ міръ Христосъ), а брата своего по прежнему ненавидитъ, тотъ все еще во тьмѣ. Кто любить брата своего, тотъ только пребываетъ въ свѣтѣ и нѣтъ въ немъ преткновенія, чтобъ ему упасть, – а кто ненавидитъ брата своего, тотъ во тьмѣ; во тьмѣ онъ ходить, не понимая самъ, куда идетъ, такъ какъ злоба и ненависть, какъ тьма, ослѣпила ему глаза (II. 8-11).
Какъ же мы должны любить ближняго? Есть и на это отвѣтъ св. Іоанна Богослова.
Во 1-хъ не на льстивыхъ только словахъ и не на языкѣ только, а дѣломъ и истинною. Вотъ только когда мы узнаемъ (удостовѣряемся), что мы отъ истины (что мы т. е. истинные христіане), когда можемъ успокоивать предъ Нимъ сердца наши: ибо, если осуждаетъ насъ и сердце наше (при такой т. е. любви, когда мы только высказываемъ ее на словахъ и языкомъ, а не дѣломъ и истиною), кольми паче Богъ (т. е. осудитъ насъ), – Богъ, который болѣе (котораго т. е. судъ для насъ долженъ быть болѣе или важнѣе и страшнѣе суда) нашего сердца, такъ какъ Онъ знаетъ въ насъ все. Если-же сердце наше не осуждаетъ насъ (когда т. е. мы любимъ братьевъ своихъ дѣломъ и истиною, или когда мы любимъ другъ друга отъ сердца), тогда мы имѣемъ свободный доступъ и къ Богу, – такъ что, чего-бы тогда ни просили у Него, все получимъ отъ Него, потому что въ такомъ случаѣ мы истинно соблюдаемъ его заповѣди и дѣлаемъ благоугодное предъ Нимъ, такъ какъ въ сущности заповѣди Его, чтобъ мы вѣровали во имя Сына Его Іисуса Христа и любили другъ друга, какъ Онъ заповѣдалъ намъ. Соблюдающій эту заповѣдь въ Немъ пребываетъ и Богь въ немъ. А что человѣкъ, соблюдающій заповѣдь о любви, пребываетъ въ Богѣ, это мы узнаемъ по духу, который Онъ далъ намъ (III. 18-24). Въ самомъ дѣлѣ, когда мы любовь свою обнаруживаемъ къ ближнему только въ ласковыхъ словахъ и на языкѣ, тогда какъ видимъ, что онъ нуждается въ нашей помощи, а въ насъ есть возможность оказать требуемую помощь, не осуждаетъ-ли насъ въ этомъ наше собственное сердце (т. е. наша совѣсть)? Не имѣемъ чѣмъ помочь ему на дѣлѣ, въ такомъ случаѣ, конечно, довольно, если пожалѣемъ, поскорбимъ съ нимъ, такъ какъ и это можетъ послужить ему въ облегченіе, но когда можемъ пособить и самымъ дѣломъ, если не изъ своего имущества, то изъ имущества другаго, къ которому имѣемъ доступъ, и однако-жъ отказываемъ ему въ своемъ содѣйствіи, тогда совѣсть очевидно укоряетъ насъ за то, почему ты не оказалъ помощи ближему, имѣя къ тому возможность? Но если въ такихъ случаяхъ осуждаетъ насъ совѣсть, приводя насъ въ смущеніе и не давая намъ покоя, то не тѣмъ-ли паче осуждаетъ Богъ, который для насъ важнѣе нашей совѣсти, и котораго судъ гораздо строже, такъ какъ Онъ знаеть въ насъ все даже то, что можетъ укрываться отъ нашей совѣсти, которую иногда мы разными вымышленными предлогами ослѣпляемъ? во 2-хъ: Молиться за братьевъ, если кто изъ насъ впадаетъ въ какое-нибудь прегрѣшеніе. Если, говоритъ св. Іоаннъ, кто видитъ брата своего, согрѣшающаго грѣхомъ не къ смерти, пусть молится о немъ, и Богъ дастъ ему жизнь (т. е. согрѣшающему-то не къ смерти). Есть грѣхъ къ смерти. Не о томъ, я говорю, молиться (V. 16). Если любовь наша обязываетъ насъ помогать ближнему въ нуждахъ тѣлесныхъ, то еще болѣе въ духовныхъ, отъ которыхъ зависитъ судьба человѣка не временная, а вѣчная. Но почему св. Апостолъ заповѣдуетъ, молиться не о всякомъ грѣшникѣ, но только о согрѣшившемъ грѣхомъ не къ смерти? Смерть есть вообще оброкъ грѣха, слѣдовательно всякаго грѣха, а по словамъ этого Апостола есть грѣхъ къ смерти, а есть грѣхъ и не къ смерти. Какой же это грѣхъ не къ смерти? Сказавъ, что есть грѣхъ не къ смерти, кажется въ объясненіе такого грѣха, тотчасъ за этимъ онъ говоритъ: мы знаемъ, что всякій рожденный отъ Бога (т. е. истинный христіанинъ) не грѣшитъ, но, какъ рожденный отъ Бога, хранитъ себя и лукавый не прикасается къ нему. Рожденный отъ Бога не грѣшитъ. Это выраженіе можно понимать буквально о христіанинѣ только на послѣдней степени совершенства, когда онъ достигаетъ мѣры полнаго возраста Христова, когда уже онъ не будетъ колебаться ни въ умственномъ, ни въ нравственномъ отношеніи. Въ этомъ нужно полагать и цѣль воплощенія Сына Божія, какъ нами и прежде замѣчено, но, какъ въ эту мѣру онъ можетъ войти только по смерти, по окончаніи испытательнаго состоянія среди козней діавола, то относительно этой жизни выраженіе Апостола: нельзя такъ разумѣть, чтобъ онъ уже и не могъ грѣшить, на что указываетъ и послѣдующее: но блюдетъ себя отъ лукаваго. Да и въ 1-й главѣ І-го посланія сказано: если-бъ ми сказали о себѣ, что въ насъ нѣть грѣха, то мы обманываемся (8). И такъ выраженіе Апостола въ приведенномъ мѣстѣ рожденный отъ Бога не грѣшитъ, – нужно разумѣть съ такимъ ограниченіемъ, что рожденный отъ Бога, – принадлежитъ къ святому семейству чадъ Божіихъ, – оберетается отъ всякаго грѣха, чтобъ не дать лукавому (т. е. діаволу) снова овладѣть собой. Слѣдовательно, если въ чемъ и согрѣшитъ, то, или по невѣденію, по нечаянности, по немощи, по крайности своего положенія, а не намѣренно, не по вѣрѣ, не по склонности ко грѣху; слѣдовательно такъ, что образумившись разскаявается въ своемъ грѣхѣ, исповѣдуетъ его предъ Богомъ и снова дѣлается тѣмъ-же, чѣмъ былъ прежде, – все-таки живымъ членомъ тѣла Христова (т. е. Его Св. Церкви); всѣ-же прочіе грѣхи нужно считать болѣе или менѣе не извинительными, или иначе, непростительными, – болѣе или менѣе смертными, по мѣрѣ участія въ нихъ нашей воли и нашего сердца. Кто грѣшить и, сознавая, что грѣшитъ, этимъ нисколько не смущается, а напротивъ еще тщеславится, похваляется, такой грѣшитъ очевидно къ смерти, такъ какъ въ немъ время отъ времени замираетъ то, что связуетъ его съ Христомъ и Его святою церковію, – вѣра во Христа и Его Божественное ученіе, любовь къ Богу и Своему Спасителю, надежда на все, обѣщанное во Христѣ – эти три узла, соединяющіе насъ со Христомъ и Его святою церковію, особенно если онъ еще ожесточается, не только теряя вѣру во все, что превышаетъ его разумъ и выходитъ изъ порядка всего естественнаго, но и дозволяетъ себѣ еще глумиться, открыто глумиться надъ вѣрующими и этимъ соблазнять слабыхъ, чрезъ что дѣлается не только самоубійцей, но и человѣкоубійцей, – человѣкоубійцей въ томъ-же смыслѣ, въ какомъ и діаволъ называется человѣкоубійцей искони. Всѣ такого рода грѣхи мы должны считать грѣхами къ смерти; или смертными, по ихъ совершенному сходству съ тѣмъ грѣхомъ, который Самъ Господь Іисусъ Христосъ назвалъ непростительнымъ ни въ сей жизни, ни въ будущей (т. е. со грѣхомъ противъ Духа Святаго). Всякій грѣхъ и хула отпустятся человѣкамъ, сказалъ Онъ однажды, по случаю, когда нѣкоторые изъ фарисеевъ, учителей Іудейскихъ, слыша, что Онъ изгоняетъ бѣсовъ, и сами даже это видя, говорили, будто это Онъ дѣлаетъ силою не Божественною, а бѣсовскою, – всякій грѣхъ и хула отпустятся человѣкамъ, но хула на Духа Святаго не отпустится человѣкамъ. Кто сказалъ-бы какое-нибудь слово противъ Сына человѣческаго, такъ Онъ называетъ себя, отпустится ему, а кто скажетъ что нибудь въ хулу Св. Духа, не отпустится ему ни въ сей вѣкъ, ни въ будущій (Мат. XII. 31. 32, Map. III. 28. 30, Лук. XII. 10). Что значитъ, вопрошаетъ св. Златоустъ, что этотъ грѣхъ преимущественно непростителенъ? Почему? и отвѣчаетъ: Христа въ то время еще не знали, но о Духѣ уже всѣ имѣли достаточное познаніе, такъ всѣ ихъ пророки говорили по вдохновенію Св. Духа. Но изгонять бѣсовъ и совершать всѣ исцѣленія есть дѣло только Духа Святаго. И такъ, говоря народу, что Онъ (Іисусъ Христосъ) изгоняетъ бѣсовъ силою бѣсовскою, враги Его поносили не Его только, но и Св. Духа, котораго знали, слѣдовательно, прямо противъ своей совѣсти и съ злымъ намѣреніемъ. Такимъ образомъ, грѣхъ такихъ людей непростителенъ, не со стороны Бога, а со стороны ихъ самихъ, – по причинѣ ихъ упорства и нераскаянности, потому что они шли намѣренно противъ Божественной истины, – по ожесточенію своего сердца. Невозможно, говоритъ св. Ап. Павелъ, уже просвѣщенныхъ и вкусившихъ дара небеснаго и содѣлавшихся причастниками Духа Св., и вкусившихъ благаго Божія глагола и силы будущаго вѣка и отпадшихъ (т. е. отъ вѣры во все это), снова обновлять покаяніемъ, когда они снова распинаютъ Сына Божія и поносятъ Его (Евр. VI. 4-6) и въ другомъ мѣстѣ: если мы получивъ познаніе истины, произвольно грѣшимъ, – то уже не остается жертва за таковые грѣхи, а предстаетъ страшное нѣкое ожиданіе суда и яростный огонь, готовый пожрать противниковъ (Евр. X. 26-27). Какъ родиться, такъ и возродиться въ жизнь вѣчную можно только однажды. Въ болѣзни можно помогать, хотя бъ она возвращалась нѣсколько разъ; впрочемъ замѣчаютъ, что повторяющаяся болѣзнь время отъ времени дѣлается опаснѣе и все менѣе и менѣе подается врачеванію. Но когда человѣкъ умираетъ, тутъ уже никакія врачевства не помогутъ, такъ какъ въ мертвомъ нѣтъ уже способности къ ихъ усвоенію. Тоже должно сказать и объ умершихъ по духу. Почему, заповѣдуя молиться о согрѣшающихъ грѣхомъ только не къ смерти, Апостолъ замѣчаетъ есть грѣхъ къ смерти, не о такомъ, говорю, молиться: ибо что – же молиться о неподающемъ никакой надежды? Чтобъ болѣе расположить вѣрующихъ къ молитвѣ за согрѣшающихъ братьевъ, Апостолъ Іаковъ прибавляетъ: если кто изъ васъ уклонится отъ истины, а другой обратитъ его (т. е. опять къ истинѣ), тотъ знай, говоритъ, что обратившій грѣшника отъ ложнаго пути его, спасетъ душу отъ смерти и покроетъ множество грѣховъ (Іак. V. 19. 20). Спасетъ душу отъ смерти. Чью душу? Конечно уклонившагося съ пути, – грѣшника. И покроетъ множество грѣховъ. Чьихъ грѣховъ? Нѣкоторые думаютъ не его, – не того (т. е. грѣшника), котораго душу спасетъ онъ отъ смерти, ибо если спасетъ говорятъ, то само собою разумѣется, отпустятся согрѣшившиму и всѣ грѣхи его, а множество и его собственныхъ грѣховъ. Любовь, оживляя другаго, оживляется и сама. Но какъ Ап. Іаковъ, приглашая вѣрующихъ къ молитвѣ за болящаго, заключаетъ это словами: ибо много можетъ молитва праведнаго, а не грѣшнаго и за тѣмъ уже начинаетъ рѣчь объ обращеніи сбившагося съ пути праваго, то вѣрнѣе заключать, что, сказавъ, что обращеніемъ заблудшагося грѣшника онъ спасетъ душу его, слѣдующими словами и покроетъ множество грѣховъ, объясняетъ, чѣмъ именно спасетъ его душу, – тѣмъ именно что покроетъ множество его грѣховъ.
Но особенно любовь наша къ ближнему выражается, по слову св. Іоанна въ 3-хъ, готовностію положить за него душу свою, по примѣру Господа нашего Iисуса Христа. Любовь къ намъ Божія открылась въ томъ, что Онъ послалъ въ міръ единороднаго Сына своего, чтобъ мы получили чрезъ Него жизнь. Возлюбленные, если такъ возлюбилъ насъ Богъ: то и намъ должно любить другъ друга (IV. 9-11) и не просто любить, а также разумѣется, какъ возлюбилъ насъ Богъ. Эту мысль онъ самъ же прямо выражаетъ въ другомъ мѣстѣ: Любовь, пишеть, познали мы въ томъ, что Онъ (Iисусъ Христосъ) положилъ за насъ свою душу. Посему и мы, заключаетъ, должны полагать души за братьевъ (ІІІ. 15-16). На такой только любви и держится, такою только любовію и охраняется жизнь во всѣхъ областяхъ и самой вещественной природы. Въ царствѣ не только рода человѣческаго, но и въ царствѣ неразумныхъ животныхъ, все рождается слабымъ, безъ всякихъ средствъ къ оборонѣ и защитѣ себя отъ враждебныхъ нападеній. Что было-бъ съ молодымъ поколѣніемъ, если-бы оно и тамъ и здѣсь не охранялось, не защищалось любовію своихъ родителей и любовію именно готовою на всякое самопожертвованіе для дѣтей своихъ? Всѣ ихъ роды, виды, племена и народы давно-бъ уже перевелись на землѣ, если-бы Господь не вложилъ такой любви въ сердца рождающихъ. Родители съ дѣтьми составляютъ естественное общество. Но и всякое другое общество, составляемое на началахъ нашей свободы можетъ продолжаться и преуспѣвать въ своемъ развитіи не иначе, какъ съ готовностію своихъ членовъ на всякія пожертвовавія, какихъ ни потребуетъ положеніе ихъ общества не жизнію, такъ имуществомъ, временемъ, свободою; безъ того они разоряются и пропадаютъ, какъ метеоры. Если въ этихъ обществахъ и нѣтъ взаимной любви, то самая разчетливость располагаетъ насъ ко всякимъ жертвамъ для ихъ поддержанія въ надеждѣ, что со временемъ наши жертвы вознаградятся въ нѣсколько кратъ. А вѣдь общество вѣрующихъ въ Бога и Христа, – нашего съ Нимъ посредника и искупителя – Христова церковь есть общество не внѣшнее только, но и внутреннее, представляющее въ себѣ тѣло своего Христа, искупителя, одушевляемое и духомъ Его; слѣдовательно общество соединенное и совнѣ и внутри самыми крѣпкими узами, какъ всѣ члены живаго тѣла, гдѣ каждый сочувствуетъ другому. Это не то искусственное тѣло, какое представляетъ въ себѣ всякое человѣческое гражданское или соціальное общество, проникнутое не живымъ духомъ, а только какою-нибудь общею идеею, даже и не то, что самое естественное общество, каково всякое обыкновенное семейство, которое одушевляется болѣе или менѣе однимъ духомъ съ своими родоначальниками. Духъ, одушевляющій святое общество во имя Христа, – неизвѣстный только характеръ родоначальника, не мысль, не идея живая, не чувство живое, а духъ въ собственномъ смыслѣ, духъ живой и при томъ Божественный, какъ живая душа, проникающая всѣ члены тѣла въ совокупности и каждый членъ отдѣльно; а тѣло имъ одушевляемое есть не простое собраніе различныхъ лицъ, соединенныхъ между собою только идеально, во имя Христово, а есть самъ Христосъ, Котораго тѣла и крови всѣ мы пріобщаемся. Слѣдовательно всѣ члены Христовой церкви должны любить свою церковь, какъ самаго Христа, а во Христѣ и всѣхъ братій, какъ членовъ одного и того-же Христа. А что сказалъ Господь Іисусъ Христосъ о любви, какой Онъ отъ насъ требуетъ? Всякій любящій отца, или мать, жену или дѣтей больше меня не достоинъ меня. Въ другомъ мѣстѣ: кто не возметъ креста своего и за Мной не послѣдуетъ, не есть мой ученикъ. Если-же мы должны любить Христа больше самихъ себя, то и святую Его церковь. Но церковь есть не отдѣльное лице, а общество всѣхъ вѣрующихъ во Христа. Слѣдовательно на подобныя жертвы, даже на самопожертвованія мы должны быть готовы и для блага ближняго. Преслѣдуютъ его враги креста Христова, угрожаетъ гибель душѣ его, усиливается совратить его съ пути Христова, возводятъ на него клеветы, чтобъ посрамить въ немъ носимое имъ имя Христово, всякій истинный христіанинъ, прикосновенный къ дѣлу оклеветаннаго, или знающій о немъ, обязанъ употреблять всѣ усилія защитить честь брата своего, хотя-бъ на это нужно пожертвовать и временемъ и даже честію и даже большимъ того, а не уклонятся отъ свидѣтельства и не опасаться прикосновенности къ его дѣлу невѣденіемъ: «не видалъ, не слыхалъ не знаю» и т. п. Защищая честь брата, онъ вступается за честь всей церкви, воинствуетъ за самаго Христа, если онъ живой членъ тѣла Христова. Погибаетъ-ли отъ себя братъ его по вѣрѣ отъ какихъ-либо заблужденій по дѣлу вѣры и христіанской жизни, развращается умомъ и сердцемъ, живетъ вопреки Евангельскому закону, измѣняетъ завѣту, заключенному кровію нашего Спасителя, всякій изъ его собратіи по долгу христіанской любви самъ, или чрезъ другихъ братьевъ долженъ позаботиться вразумить его и удержать отъ ложнаго пути, ведущаго его на погибель, хотя-бы для того надлежало употребить много времени и большихъ усилій, что сдѣлалъ однажды и самъ Апостолъ Іоаннъ для юноши, который, воспитываясь у епископа, ученика его, наконецъ убѣжалъ, приставши къ шайкѣ разбойниковъ. Несмотря на свою дряхлость, Апостолъ рѣшился самъ идти къ нему и бѣжалъ за нимъ до тѣхъ поръ, пока тотъ устыдившись, самъ не отдался ему и возвратился къ нему. Но что дѣлать, если заблудшій упорствуетъ въ своемъ заблужденіи? Тогда, примѣнительно къ заповѣди самаго Господа Iисуса Христа, данной ученикамъ Его, по поводу вопроса Ап. Петра, что дѣлать человѣку, если противъ него согрѣшилъ братъ его, – повторить убѣжденіе чрезъ людей, къ которымъ онъ имѣетъ болѣе довѣрія, не послушаетъ ихъ, повѣждь церкви и только тогда предоставить его въ руки Правосудія, когда-бъ онъ отказывался отъ всякаго послушанія и церкви. Но и въ такомъ случаѣ нужно своего рода самоотверженіе, по заповѣди Апостольской, онъ долженъ отказать себѣ отъ всякаго съ нимъ общенія, хотя-бы это былъ другъ, даже и брать его по крови, не изъ ненависти къ нему, какъ ко врагу, а чтобъ только пристыдить его, по слову Ап. Павла, и тѣмъ возбудить чувство раскаянія и спасти душу его отъ смерти.
Заповѣдуя любить Бога и ближнихъ, св. Іоаннъ остерегаетъ отъ любви и привязанности къ міру и ко всему, что любятъ въ мірѣ. Сказавъ о необходимости любить ближняго, онъ продолжаетъ: пишу (т. е. объ этомъ), чтобъ вы любили Бога и ближняго, объ этомъ пишу вамъ дѣти потому, что вамъ прощены теперь грѣхи ваши ради имени Его (ради т. е. имени Христа, очищающаго насъ отъ грѣховъ, нашего предъ Отцемъ ходатая); вамъ отцы, потому что вы теперь познали первоначальнаго, вамъ юноши, потому что вы теперь побѣдили лукаваго, вамъ отроки, потому что вы познали въ немъ теперь своего отца (т. е. во Христѣ-же, какъ въ новомъ нашемъ родоначальникѣ). Не любите-же съ этихъ поръ міра, ни того что въ мірѣ: кто любитъ міръ, въ томъ нѣтъ любви отчей, такъ какъ все что въ мірѣ, какъ-то похоть плотская, похоть очей и гордость житейская, не отъ Отца, но отъ міра. Но міръ проходитъ, а съ нимъ и похоть его, а исполняющій волю Божію пребываетъ неизмѣннымъ въ вѣкъ (II. 12-17). Порядокъ мыслей здѣсь кажется такой. Богъ есть чистѣйшій свѣтъ, въ которомъ тьмы нѣтъ никакой, – свѣчъ всѣхъ просвѣщающій свѣтомъ истины и всѣхъ освящающій. Но если мы только зная Его, хвалимся Его съ нами общеніемъ, а ходимъ во тьмѣ (живемъ т. е. несогласно съ правильнымъ о Немъ понятіемъ), то мы лжемъ, такъ какъ, зная истину, не поступаемъ по истинѣ. Тогда можемъ сказать, что мы истинно познали Его, когда, зная Его, исполняемъ заповѣди Его, ибо въ такомъ случаѣ показываемъ, что въ насъ совершилась любовь, какая въ Немъ. Вотъ когда мы можемъ сказать о себѣ, что мы дѣйствительно въ Немъ, такъ какъ пребывающій въ Немъ, естественно долженъ стараться и самъ быть такимъ, каковъ Онъ. Объ этомъ пишу вамъ (чтобъ т. е. и въ нихъ совершилась любовь Божія, которая доказывается исполненіемъ всего, угоднаго Ему) потому, что теперь вы уже очищены отъ грѣховъ ради Его имени, что вы въ Немъ узнали первоначальнаго, а въ лицѣ Его в своего отца, – усыновлены Богу во имя Его и силою Его побѣдили лукаваго, водворившаго грѣхъ во всемъ мірѣ. Такъ любите-же Его и старайтесь исполнять все угодное Ему. Но любя что Богъ любитъ, не любите того, чего не любитъ Онъ, – не любите міра, ни того, что любятъ въ мірѣ, ибо кто любитъ міръ, который весь во грѣхѣ, тотъ не любитъ этого Отца, такъ какъ въ мірѣ, – похоть плоти, похоть очей и гордость житейская не отъ Отца вашего, а собственное порожденіе развращеннаго міра, тѣмъ болѣе, что міръ, проходитъ, какъ и похоть его, а исполняющій волю Божію, пребываетъ въ вѣкъ. Теперь намъ нужно уяснить себѣ нѣкоторыя термины (т. е. слова) и нѣкоторыя выраженія въ рѣчи Апостола. Не любите міра, ни того, что въ мірѣ. Что разумѣетъ св. Іоаннъ подъ словомъ: міръ? Отъ какого міра отвращаетъ наше сердце? Подъ міромъ обыкновенно мы разумѣемъ совокупность всего, сотвореннаго Богомъ, а частнѣе, весь родъ человѣческій, или весь кругъ людей, среди которыхъ мы живемъ. Въ этомъ смыслѣ слово міръ встрѣчается и во многихъ мѣстахъ Св. Писанія. Но здѣсь св. Апостолъ это слово разумѣетъ не въ такомъ смыслѣ. Подъ этимъ словомъ онъ разумѣетъ большую, а слѣдовательно и худшую часть рода человѣческаго, – кругъ людей болѣе или менѣе нравственно испорченныхъ или міръ – общество людей развращенныхъ, а не такихъ, какими они вышли изъ рукъ Творца и какими должны быть по волѣ Его. Подъ всѣмъ, что въ этомъ развращенномъ мірѣ, все, что любятъ люди этого міра, къ чему они питаютъ въ себѣ пристрастіе и чѣмъ они водятся во всей своей жизни, – есть, по выраженію этого Апостола, похоть плоти, похоть очей и гордость житейская. Похоть плоти – это всѣ извращенные въ насъ животные инстинкты, – пристрастія къ пищѣ и питію, когда онѣ льстятъ нашему вкусу, ко сну, или безвременному покою, – вообще все, чѣмъ мы чрезмѣрно стараемся угодить требованіямъ нашей плоти. Похоть очей – это желаніе имѣетъ у себя все, что попадается на наши глаза и дѣйствуетъ на насъ видомъ-ли красоты, пріятности для нашихъ чувствъ или полезности. Гордость житейская – это самомнѣніе, превозношеніе предъ другими и тщеславіе. Не любить этого міра, значитъ не любить страстей и ничего возбуждающаго въ насъ страсти, дурные помыслы, грѣховныя чувства, вообще жизнь людей, занявшихъ себѣ правила не отъ Бога, а измышляющихъ свои, какъ объясняетъ Апостолъ, называя живущихъ по ученію Христову и учащихъ тому-же другихъ людьми отъ Бога, или рожденными отъ Отца, а мыслящихъ и живущихъ по мірски или подъ вліяніемъ своей-же растлѣнной природы, что почти все равно, не отъ Отца, а отъ міра (II. 16) и даже хуже того, – отъ діавола. Другое побужденіе не любить міръ у Апостола состоитъ въ томъ что міръ преходитъ (т. е. въ образѣ мыслей, въ своихъ взглядахъ, въ образѣ жизни, въ своихъ привычкахъ и правилахъ съ каждымъ вѣкомъ, а иногда и съ каждымъ годомъ измѣняется); однѣ мысли, замѣняетъ другими, одинъ образъ жизни другимъ и проч., что прежде называлось истиннымъ, то съ появленіемъ новыхъ глашатаевъ истины, отмѣчается какъ заблужденіе, что казалось прежде пріятнымъ и прекраснымъ – плодомъ цивилизаціи, то уже начинаетъ называться устарѣлымъ, надъ чѣмъ начинаютъ даже и смѣяться. Почему мірской, человѣкъ не можетъ никогда найдти себѣ покоя и полнаго удовлетворенія своему духу; а исполняющій волю Божію – все созерцающій и живущій въ свѣтѣ лица Божія, – пребываетъ въ вѣкъ (18), какъ стоящій на какой-нибудь скалѣ, среди всѣхъ волненій, какія бываютъ въ мірѣ, – во всю свою жизнь стоитъ непоколебимо, не увлекаясь потокомъ событій, измѣняющихъ, міръ, какъ сынъ вѣчнаго, никогда не измѣняемаго царства Божія: такъ какъ Богъ неизмѣнный въ существѣ своемъ, неизмѣненъ и во всѣхъ проявленіяхъ и разума, и воли, и своего, такъ сказать, сердца. Разумъ человѣческій, какъ показываетъ исторія, безпрестанно противорѣчитъ самому себѣ, – въ истинѣ не стоитъ. Но слово Божіе оть первыхъ Его проповѣдниковъ до послѣднихъ – одно и то же; все что отъ начала человѣка еще считалось истиннымъ, добрымъ и прекраснымъ, въ дѣлѣ вѣры и благочестія, въ обществѣ святыхъ людей Божіихъ, то и нынѣ и до конца вѣка въ святой Божіей церкви будетъ все признаваемо за тоже, съ тѣмъ различіемъ, что все, открытое намъ въ книгахъ Ветхаго Завѣта, въ книгахъ Новаго Завѣта опредѣленнѣе, яснѣе и полнѣе. Апостолъ Павелъ, между Ветхимъ и Новымъ Завѣтомъ, находитъ такую противоположность такую-же, какая между тѣломъ и его тѣнію. Но между тѣломъ и его тѣнію какая-же противоположность, когда въ послѣдней одно и тоже тѣло отражается въ разныхъ болѣе или менѣе опредѣленныхъ формахъ? Впрочемъ и это говоритъ Апостолъ въ отношеніи къ однимъ только Богослужебнымъ обрядамъ Ветхозавѣтной церкви. Во всемъ прочемъ ученіе обоихъ Завѣтовъ не отличается ничѣмъ. Все Богооткровенное ученіе, на сколько оно сохранилось въ нашихъ свящ. книгахъ, отъ перваго Адама до послѣдняго Адама (Господа Iисуса Христа), есть продолженіе одного и того же ученія о томъ, что для насъ должно быть истиннымъ, добрымъ и прекраснымъ, или тѣмъ, въ чемъ мы должны находить свои радости и свое блаженство.
«Воронежскія Епархіальныя Вѣдомости». 1886. № 8. Ч. Неофф. С. 235-257.