Проф. Иван Устинович Палимпсестов - МАТЬ СВЯТАЯ ЦЕРКОВЬ И МЫ, РУССКИЕ ЛЮДИ.

Речь, сказанная в годичном собрании Богоявленского Братства в 1891 г. в Москве.

От Ред.: Иван Устинович (Иустинович) Палимпсестов (1818-1901) – российский агроном и духовный писатель. Профессор агрономии в Императорском Новороссийском университете, автор ряда книг по сельскому хозяйству, общественный деятель, секретарь Императорского общества сельского хозяйства Южной России, действительный статский советник.

Повторение слов или мыслей, относящихся к истине и добру, признается не только не лишним, но и полезным, даже необходимым. Истины Евангелия и все основанное на нем повторяются почти 2000 лет, и кто же позво­лит себе сказать, что повторение их излишне? Излишним, и не только излишним, но и вред­ным и предосудительным, и пагубным дол­жно считаться говорение или повторение только того, что ведет к растлению души человека или служит к подрыву его внешнего благо­состояния; к расслаблению или разшатыванию тех основ семейной, общественной и государ­ственной жизни, без которых немыслима счастливая жизнь человека здесь, и блаженная за гробом.

Исходя из того неоспоримого положения, что повторение истин, ведущих к добру, должно быть признано полезным и даже необходимым, я повторяю то, что говорили другие и что было некогда высказано и мной. Речь моя будет идти о значении православной церкви для русского народа, и я начну ее теми строками, которые однажды были мною напе­чатаны.

«От крещения в купели русского Иордана, в струях Днепра, в течении девяти веков и до сего дня русский на­род смотрел с полною верою и искренним убеждением на свою православную церковь, как на чадолюбивую, ода­ренную свыше могучими, непреодолимыми силами матъ, как на верную руководительницу и самую сильную помощницу на всех путях его жизни. То был и есть для него тот кокош, который учил и учит его, как питаться зернами тех божественных глаголов, которые имеют обетования живота временного и вечного; то был для него и есть тот кокош, под крыльями которого он согревался и согревается самою животворною теплотою, укрывался и укрывается от врагов внешних и внутренних, от всех бед и на­пастей. Вся ваша история подтверждает, что православная церковь была для русского народа и царства зиждительною силою, щитом и ограждением; что ей и самодержавию, охра­няемому церковию, учением Евангелия, обязав русский народ тем, что он возрос и возмужал в мировую семью, в одно из могущественных царств в мире». 

Без веры в истинного Бога, без страха Божия, без развития высших нравственных начал, – одним словом – без просвещения, человек или данный народ – те же дикие звери. Но кто просветил и продолжает просвещать русский народ? Вот как отвечает на этот вопрос наш народ­ный мудрец, приснопамятный святитель Москвы Филарет, в такой полноте изучивший дух, сердце и прошедшие судьбы русского народа. «Со времени принятия христианства и до настоящего времени, говорит бессмертный святитель, русский народ не имел других учителей, кроме духовенства, т. е., поясним, служителей православной церкви, устами которой они и учили. Духовный отец, испытующий своих прихожан, поучающий их во храме, освящающий их таинствами, мо­лящийся с ними во всех важнейших, торжественных слу­чаях жизни, принимающий самое близкое участие в их скорбях и радостях, был и есть самый естественный учитель и начальник сельского училища, и что духовенство, или, прибавим, в лице его православная церковь, оправдало призвание наставлением народа, тому доказательством служит вся русская история. Он перенес трудные времена княжеских междоусобий, татарского ига, самозванцев и борьбы с поляками, а потом с французами; он велико­душно подчинился преобразовательному перелому начала XVIII века и заслужил удивление сдержанностию своею после объявления ему положения 19 февраля 1861 года. Во всех этих случаях, в течении 900 лет, он имел для всей своей массы одно училище – церковь, был руководим одним учителем – духовенством»[1].

Мать или отец с большею силою проявляют свою лю­бовь к детям, имея о них самое большое попечение, во время постигающего их несчастия, например, болезни и т. д.; это проявление родительской любви становится в особенно­сти памятным и детям. Над русским народом более двух столетий тяготело татарское иго, до того тяжелое, что он мог бы исчезнуть даже с лица земли. Но кто поддерживал народный дух в это тяжелое время? Кто помог русскому народу свергнуть с себя страшное иго диких татарских орд? Вот как отвечает на эти вопросы бессмертный наш историк Н. М. Карамзин. «Если мы в два столетия, озна­менованных духом рабства, еще не лишились всей нравственности, любви к добродетели, к отечеству: то просла­вим действие веры; она удержала нас на степени людей и граждан, не дала окаменеть сердцам, ни умолкнуть совести; в унижении имени русского мы возвышали себя именем христиан и любили отечество, как страну православия»[2].

Припоминаем другое тяжелое время, тяготевшее над русским царством, так называемое смутное время; и здесь православная вѣра является первою народною или государ­ственною силою, сокрушившею врагов, отстоявшею целостность русского государства и восстановившею в нем закон­ную верховную власть. Православная церковь, в лице Троиц­кого Сергиева монастыря, в это время рассылала по русской земле грамоты, призывая всех и каждого спасти от врагов внешних и внутренних родную землю. И «Троицкие грамоты, – грамоты православной церкви, говорит другой незабвенный наш историк С. М. Соловьев, не могли остаться без действия, народ готов был встать (и встал) как один человек, непрерывный ряд смут и бедствий не сокрушил могучих сил юного народа, но очистил об­щество, привел его к сознанию необходимости пожертво­вать всем для спасения веры, угрожаемой врагами внешними»[3].

Другой наш историк Н. И. Костомаров, посвятивший так много трудов на изучение этого рокового для русскаго царства и народа смутного времени – времени самозванцев и покушения со стороны Польши завладеть русскою землею, говорит: «Государство Московское как ни долго составля­лось, но в эти печальные годы стало показывать признаки разложения. Но в Руси крепче государства была другая соединяющая связь – вера. Пскович, новгородец, русский ка­занец, сибиряк, казак, все чувствовали одинаково, что они православные, все люди одной русской веры, принадлежат одной церкви. В житейских бедах, не находя ни средств, ни способов избавиться, русский человек видел единствен­ную отраду в уповании будущей жизни, а к ее достижению вела церковь, – понятно, что народ сохранял в ней то, что было дороже, что оставалось в утешение тогда, когда все отнималось; понятно, поэтому, что чем угнетеннее его положение, тем он живее ощущает важность церкви; тут все одинаково чувствовали, одинаково мыслили и все одина­ково поднимались против поляков, когда убедились, что поляки, овладев Москвою, посягнут на эту святыню. Нельзя сказать, что больше поднимало русский народ – страх ли польских насилий над своими телами и "животами", или страх за веру; и то, и другое соединилось вместе. Вообще надобно сказать, что духовенство главным образом боро­лось с врагами веры и отечества, что ему главным обра­зом и принадлежит та заслуга, что, с одной стороны. православие русских в это время осталось целым, а с другой и государство русское осталось навсегда независимым, само­стоятельным»[4].

«В этой борьбе, говорит о том же смутном времени еще один исследователь судеб русского царства, профес­сор Подгурский, народ выстрадал свою самобытность, по­чувствовал, что у него остается еще много богатых данных для будущего, и, собравшись со свежими силами, начал развивать эти данные в своей жизни! Но в этом периоде, в этой борьбе нельзя не остановиться с благодар­ным вниманием на русской церкви и не признать за нею огромного значения. Церковь, в лице своего духовенства, помогла народу выстрадать свою самобытность, пробудив в нем своим религиозно-нравственным влиянием угасавшие силы любви к отечеству и вере»[5].

Мы могли бы привести немало свидетельств мужей на­уки, изучавших судьбы русского народа, что и во времена княжеских междоусобий, от которых русское государство распадалось на части и лились потоки родной крови, по­стоянно раздавался миротворный голос чадолюбивой матери православной церкви, и этот голос помог русскому народу сплотиться в одну родственную семью под скипетром едино­державного вождя – царя, под мощную руку которого, при помощи той же православной веры, подчинилось неало других племен, теперь составляющих одну с русскими народами неразрывную, родственную семью.

«А в достопамятную войну двенадцатого года раздается голос с церковной кафедры одного из глубокомысленных пастырей церкви. Не силой ли веры спасена Россия? Эта вера подняла весь народ на защиту отечества; она научила собирать войска без военачальников; она мирные селения обратила в укрепленные станы; она ополчила на брань не только мужей, но и жен. Она неграмотных поселян сде­лала ораторами, которые своими пламенными речами вооду­шевляли своих односельцев; она лиц, никогда не бравших оружия, сделала и тактиками, и стратегами»[6].

Припомним самую блестящую страницу из тысячелетней жизни русского народа – освобождение им от многовекового рабства славян, родных ему по вере и крови. Что побу­дило русский народ к этому подвигу, который стоил ему стольких потоков драгоценной крови и других народных жертв? Что вызвало его на брань с поработителями, на брань, где на полях битв стоял сам верховный Вождь его, Его братья и наследник русского престола, подвергая себя всем случайностям войны? Что здесь воодушевляло наше христолюбивое воинство на те геройские подвиги, на самоотвержение, которым положительно нет примеров в истории всего человечества?

Что? мелочное честолюбие стоявших во главе народа? Народная гордыня? Корыстные виды? Нет, нет и нет! Это признает весь мир. Что же? – ОДНА ЕВАНГЕЛЬСКАЯ ЛЮ­БОВЬ. А эту любовь кто вдохнул и возгревает в русском народе? – Святая православная церковь. Эта страница в нашей истории действительно есть самая блестящая, как отблеск Евангельского света; подобной страницы, за исключением крестовых походов, но и то не всецело, нет в истории всего человечества; она украшене, честь, гордость русского народа, и ее могла написать своими перстами только одна святая церковь.

Правда, за наши величайшие жертвы, за нашу чистую кровь, за наши подвиги во имя христианской любви, платят нам самою черною неблагодарностью; но здесь открывается новая блестящая страница нашей истории. Мы не мстим неблагодарным, и повторяем: Отче, отпусти им, не ведят бо, что творят. Не дерзаем утверждать, но невольно пред­ставляется, что в этой блестящей странице нашей истории отобразились черты из истории Евангельской. Вот Бого­человек возвещает миру божественные истины и самую высшую добродетель – любовь, раскрывает зло, губящее че­ловека, расточает щедроты своего сострадания к нему, – и за все это – голгофский крест. Освобожденные племена мы, если позволено так выразиться, погрузили во всю глубину нашей христианской лкбви, мы положили за них драгоценные души сынов родной земли, осыпали их благодеяниями, – и они готовы обратить против доблестной христианской русской груди те орудия смерти, которые мы подарили им для их безопасности. Неблагодарность самая черная! Но мы, сыны православной христовой церкви, повторяем то, что слышала Голгофа: Отче, отпусти им, не ведят бо, что творят. Неблагодарность есть самое черное пятно в чело­вечестве; но она так обычна в том мире, который, по слову св. Писания, весь лежит во зле. Мы не раз спасали от погибели и Пруссию, и Австрию; но они едва ли не были бы рады, если бы русскому народу выпал жребий нести са­мый тяжелый крест.

Обратимся от этих прискорбных явлений и гаданий туда, откуда так утешительно, так живительно и сладко раздается голос, – голос нашей матери св. церкви.

Да, сообразивши все, что сделала для русского народа и царства православная вера, нельзя не признать, что это была и есть для них воистину зиждительная и животворная сила, и ей мы обязаны самыми выдающимися страницами нашей истории.

Но в настоящее время православная церковь та ли же сила, та ли же мать для русского народа? На этот вопрос отвечу словами одного из просвещеннейших архипастырей нашей церкви, в Бозе почившего епископа смоленского Иоанна: «Укажите мне силу, взывает архипастырь, стоя во св. храме, которая бы без особенных побуждений, без на­чальственных распоряжений, безъ всякого насилия, а одним мановением могла двинуть народные массы к самым важ­ным и тяжким подвигам, к неодолимой борьбе со всякою противною силою, к самым великим пожертвованииям, даже до жертвы всем своим достоянием и самою жизнью. Укажите силу, которая одним словом могла бы вызвать голос народа, во всю мощь потрясающего грома и несокрушимого действия». – Эта сила для русского народа, по словам архи­пастыря, православная вера. «Благодарение Богу, говорит он, что еще горит на Руси этот священный огонь, осве­щающий и согревающий душу народа; что еще не угашен он ветром вольнодумства, волнующим ум нашего времени, не подавлен искусственным усложнением современной жиз­ни. Сколько при помощи этого огня можно сделать истин­ного добра народу в его просвещении, нравственности, в быту общественном; но за то, как и беречь его надобно и обществу, и правительству, как осторожно обращаться с ним, чтобы или не дать ему ложного направления под ви­дом усиления, или, подбрасывая в душу народа всякий хлам новых идей и стремлений, не разжечь этого огня до бурного пламени: и тогда его сила, из мирной и успокаиващей на­род, сделается страшно разрушительною для всего про­тивного вере народной»[7].

Эти могучие и высоко-правдивые слова были сказаны без малаго четверть века тому назад. А в это время многое пережила наша православная Русь. И невольно ставится воп­рос: не подкладывался ли и не подкладывается ли в этот божественный народный огонь «всякий хлам новых идей и стремлений?».

Незабвенный борец за все народно-государственнные, веками сложившиеся устои нашей жизни, покойный Ив. С. Аксаков вот какую сущую правду однажды написал: «Трудные времена переживает христианская церковь, бо­лее трудные, чем когда-либо; не внешняя опасность гро­зит ей, не новое нашествие варваров, даже не новый вероисповедный раскол: опасность внутри ее самой, – ОПАСНОСТЬ не от неверия только, даже не от равнодушия или индиферентизма, а ОТ ВНУТРЕННЕГО ПРОТИВОРЕЧИЯ СОБСТВЕН­НЫМ СВОИМ НАЧАЛАМ, ослабляющего ее силы для борьбы съ врагомъ, котораго могущество, во всеоружии науки и знания, стало особенно грозным в XIX в., которому ходя­чее имя: "современный прогресс". Я опередил церковь, говорит этот прогресс»[8].

К величайшей скорби всякого истинно-русского чело­века – христианина, преданного вере отцов, любящего свое отечество и не зараженного космополитизмом и нигилизмом, мы должны сознаться, что современный прогресс, стремящийся разрушить первоосновы христианства, коснулся и православной русской земли. Мы, как горький многолетний опыт показывает, неумело, по ребячески воспользовались дарованною нам свободою, на всех своих путях, и самым сильным орудием современной жизни человечества – печатным словом. Это-то слово и набросало в наши не­зрелые головы, даже в наш «народный огонь веры всякий хлам новых идей и стремлений», в подрыв нашей веры и священных заветов нашей истории. Не место, да и едва ли возможно перечислить все роды и виды того хлама, который бросался в этот огонь в недавнее расшатанное илн, по выражению одного изъ просвещеннейших государственных мужей, К. П. Победоносцева, «смутное» вре­мя, – бросался, но отчасти не перестает бросаться и до настоящей поры. Укажу на некоторые явления этого хлама. Мы верим, что Иисус Христос – Бог и Спаситель мира. Но в одном учебнике по Всеобщей истории, замечу, даже расхваленном, он назван просто «идеалистом, разсказы­вавшим галилейским крестьянам, (когда такового и имени тогда не было) о разных добродетелях». Не зловредней­ший ли это хлам, бросаемый в наше молодое поколение? Мы верим, что учение нашего Искупителя есть учение бо­жественное, сообщившее миру истины, которых он не знал; но вот доктор философии (г. Соловьев), во всеуслы­шание, чрез журнал «Русская Мысль», провозглашает право­славному русскому миру, что «вообще при созидании ново­заветного храма не было надобности изобретать новый мате­риал; Христос и его апостолы употребляли в дело те кирпичи, которые были у них под руками. Даже самый план здания был нов не в своих частях, а в их соединении, В ЦЕЛОСТИ религиозного идеала. Ближайшим образом евангельская идея соединяла в себе то, что было положительного и истинного в трех еврейских партиях: саддукейской, ессейской и фарисейской». Не хлам ли это первой величины?

Мы верим, что св. Евангелие написали апостолы и евангелисты, лично слышавшие и видевшие, что творил на земле Искупитель мира. Но нашим детям, в вышеупомянутом учебнике по истории, говорят, что Евангелие есть произведение отцов церкви ІV в., между тем как все истинно ученые люди, даже неверующие в божественность Христа Спасителя и его учения, после самых тщательных исследований, пришли к убеждению, что все четыре евангелия написаны непосредственными учениками Иисуса Христа, и находились в руках первенствующей христианской церкви до 70-годов по Р. X. Для чего же нужно было составителю учебника для детей пустить подобную нелепость в ход? Может быть, с тою же целью, с какою он назвал во­площенное Слово, Богочеловека, некиим идеалистом.

Не могу, хотя в самых кратких словах не указать еще на некоторые виды хлама, внесенные в божественный огонь русского народа, или правильнее – в известную часть его.

Мы, или вообще весь истинно христианский мир, верим, что в тайне воплощения Бога-Слова – все домостроительство Бога о своем творени – о человеке, – тайна, в которую не могут проникнуть и самые ангелы. Но вот на православной русской земле, в одном из толстых русских журналов, выкрест из евреев кощунственно издевается над этой великой тайной, на которой зиждется вся христианская вера. Звучные стихи этого кощунства тысячами русских людей читаются и тысячами рук русского молодого поколения переписываются и, конечно достигают и наших народных школ, в лице, по крайней мере, тех учителей, которые находятся под веянием нового времени, пресловутого про­гресса. И удивительно: если бы кто из нас, на площади или на улице в слух всех, позволил себе кощунствовать над святынями православной веры, – он подвергся бы самой строгой каре. Но кощунствовать чрез печать, игриво сло­женными стихами, что естественно сопровождается неизмеримо большим злом, – для кощунствующего остается преступле­нием каким-то невменяемым или извиняемым.

Св. Евхаристия, одно из величайших таинств христианской веры; брак православная церковь признает также за таинство, которое и кладется в основу семьи, а семья, как известно, есть первооснова народно-государственной жизни; далее – вера православного русского народа в своего верхов­ного вождя как в помазанника Божия установилась и освятилась веками и есть самый верный залог благоденствия рус­ского царства. Но что против этих первооснов нашей христианской, общественной и государственной жизни проповедуется в писаниях, приписываемых такому прославленному писа­телю, как гр. Л. Н. Толстой, – в писаниях: Церковь и го­сударство, Моя вера, Крейцерова соната и т. д.? Может ли быть что кощунственнее, как написать, что попы ради своих корыстных видов крошат хлеб в вино и говорят, что это тело и кровь Христовы? или что брак, освящаемый цер­ковью, служит только к разврату и убийствам; что хри­стианские народные вожди суть не помазанники Божии, а нечто вроде народных бичей и т. д.? И все это и подобное тому мы читаем в упомянутых произведениях этого сумасбродного составителя нового евангелия. И все это литогра­фируется, гектографируется в тысячах экземпляров, или тысячами рук, особливо молодых, переписывается; и все это, как запрещенный плод, с жадностию читается громаднейшею массою православного русского народа! Но по одному здравому смыслу может ли быть что губительнее подобных чтений, особливо не вызревшими и не окрепшими головами, которые не могут отличатъ истины от лжи, как слеппы – белого цвета от черного?

Спаситель мира, Иисус Христос, основывая свою церковь в лице первых ее служителей или пастырей, назвал всех преемников их светом миру, солью земли. Из этих слов прямое заключение, что пастыри церкви имеют самое высокое значение и поставлены во главе ее. А следовательно, если взводить на них разного рода хулу, чернить их в глазах пасомых, – значит принижать и самое достоинство церкви, значит набрасывать и на нее самую мрачную тень. В самом деле, если эта соль обуяет, то можно ли будет смотреть на церковь, как на сокровищницу благодатных даров, как на великое училище, на дом молитвы? Что же провозглашают чрез печатное слово об этой соли? А вот что: будто бы «все сословие пастырей и учителей русской цер­кви находится в непроглядной духовной тьме, отверглось Христа, не понимает его учения, сделалось грубым, полу­языческим, всею своею жизнью провозглашает один грубый культ мамоны; что оно не только само ходит в этой тьме неверия и безнравственности, но и распространяет ее по­всюду, где еще сохранился свет учения Христова; что оно и не только само нечестиво и безнравственно, но и в других убивает всякое религиозно-нравственное чувство своим мерт­вящим влиянием; что если бы вручить нашу, зарождающуюся школу теперешнему духовенству, то в ней очень скоро не осталось бы даже отдаленного намека на религиозно-нрав­ственные начала, точно также, как не осталось следа их в семинариях и духовных училищах, где и приготовляются пастыри церкви»[9]. Были, конечно, и есть на св. Руси служители алтаря Господня без понимания высоты своего призва­ния и притом не чуждые тяжких грехов; но по Иуде пре­дателе можно ли заключать, что и все апостолы были таковы? Среди нашего христолюбивого, доблестного, самоотверженного воинства есть и трусы, и негодяи, и воры, и разбойники; но было бы безумием всенародно провозглашать, что и все это воинство состоит из таких же нравственных исчадий.

Не есть ли подобные лжеучения своего рода гонение на православную церковь, на веру во Христа Спасителя, – и где же? от кого? – На св. Руси и от кровных сынов ее. В силу этих лжеучений, нельзя не признать, что среди нас стало распространяться неверие в Бога, в св. промысл, в загробную жизнь, в суд над человеком Верховного Судии Бога. Так часто повторяющияся самоубийства, которые в прежние, даже не давние, времена так были редки, не подтверждают ли этого печального явления на русской земле? И что прискорбнее всего, так это то, что безверие и разного рода заблуждения всего более замечаются среди тех, кото­рые, по своему образованию или положению, должны бы стать впереди народного движения по тому пути, по которому шел русский народ и сложился в мировое царство, и который, как многовековый опыт показывает, и есть для него самый прямой путь и на земле, и к небу. Часто ли мы видим в ваших св. храмах наше учащееся молодое поколение, и частнее – ищущее высшего образования, – то поколение, с ко­торым так тесно связаны судьбы нашей Народной и госу­дарственной жизни? Студенты Оксфордского университета ежедневно бывают при богослужении, что вменено им в та­кую же обязанность, как и прилежно учиться и безукориз­ненно – честно вести себя, даже не курить в святилище науки, в стенахъ университета, за нарушение чего полагается строгое наказание.

И ведется борьба с подобными лжеучениями, нанесен­ными на русскую землю с запада Европы, – борьба во все­оружии неопровержимых истин христианства, здравого ра­зума, науки и опыта. Но кто следит за этой борьбой? кого может она поставить на путь истины, правды и нравствен­ного добра? Я здесь должен указать на печальнейшее явление в нашей жизни. Выходят целые книги в обличение лжи и заблуждений и остаются на складах в лавках. Труды истинно Богомудрого Святителя Филарета могут быть названы сокровищем и для временной жизни, и для вечной; но из 6000 экземпляров, начавшихся печататься с 1873 г. и давно уже окончившихся печатанием, едва ли по сие время разошлось по православному русскому миру до 500 экземпляров. У нас издаются духовные журналы, цель которых, между прочим, ограждать веру во Христа Спасителя и основанную им церковь от наветов вражиих; но кто читает их? Самые лучшие из них не имеют и 2000 подписчиков, – это изъ слишком восьмидесяти миллионов православного населения в России. Не то мы видим на западе Европы, особливо в Англии, или в Соединенных Штатах Аме­рики, Канаде и т. д. Явление воистину прискорбное! А между тем какое-нибудь безумное произведение, вроде Крейцеровой сонаты, запрещенной даже в Соединенных Штатах Америки и обличенной во лжи нашими писателями, тыся­чами рук, какъ я сказал, переписывается и тысячами тысяч русского народа прочитывается.

Но пусть, как я однажды выразился, желтеют и опа­дают листья, осталось бы невредимым самое дерево – т. е. русский, в простоте души верующий народ.

К величайшему горю, мы и на этот раз видим при­скорбные явления. Кто не знает, с какою быстротою на русской земле, преимущественно на юге ее, распространяется штунда, которая с корнем вырывает у русского народа веру в православную церковь; которая даже не признает верховной самодержавной власти и живет чаяниями какой-то другой иноземной власти? Не зло ли это неизмеримо громадной величины? Это именно тот опасный «хлам», который, по выражению епископа Иоанна, может разжечь огонь веры до бурного пламени: и тогда, как он говорит, «его сила из мирной и успокаивающей народ сделается страшно разрушительной для всего противного вере народной».

И откуда появилась эта проказа? Говорят, не без осно­ваний, что от наших приемышей, завладевших лучшими землями благодатного юга России. Мормонов преследуют Соединенные Штаты Америки; проповедников мормонизма или многоженства изгнала от себя Швейцарская республика. Не через край ли льется наша веротерпимость, дозволяю­щая жить на земле, купленной и упитанной драгоценной русскою кровью, тем, которые служат для темного русского народа заразой, и хотят подточить, как черви, самый ко­рень нашей народной жизни? Этой веротерпимости мы отда­ем в жертву, в вечную погибель, кровных сынов русской земли! Явление воистину непонятное! Прибавим к этому. Борьба со штундою есть вопиющая необходимость; но она в настоящее время почти всецело – возложена на одно православное духовенство, которое и борется с этою про­казою, с такою быстротою распространяющеюся среди православного русского народа, может быть (а некоторые утверждают, что так), при помощи внешних наших вра­гов, желающих отнять у нас то, что куплено бесценными нашими жертвами. Да, духовенство борется с этим вели­ким злом; но история дала нам самый назидательный урок для нашей жизни, именно: православная церковь и предержащие власти во всю свою жизнь на русской земле шли рука об руку; это-то братское единение, эта-то взаимная помощь и послужили к созиданию и укреплению русского царства. На основании этого мы вправе ожидать, что в свое время могучею рукою власти будет вырван из русской земли самый корень штундизма. Скопцы преследуются нашей властию и наказываются ею; но учение скопцов, как противоестественное, не может быть так опасным, как штунда; и мы видели, что первая никогда не распространялась так быстро, какъ вторая. Но мало правительственной власти в этом деле; надобно, чтобы мы сами относились к нему с полным убеждением, что это есть великое зло для русской земли. Но относимся ли мы так? Увы! многие и многие из русских людей, причисляющих себя к людям образованным, даже желают размножения штундистов, якобы эти сектанты пред­ставляют собою самую честную, трезвую и трудолюбивую рабочую силу; другие, тоже не в малом числе, под влия­нием толстовщины и пашковщины, открыто проповедуют, что штунда и есть истинное учение Христа. Борись после этого, смиренный пастырь православной церкви! По нашему убеждению, в деле распространения штунды мы первее всего должны винить наше легкомыслие, веяние нового времени, для которого так малоценны родной народ, священные за­веты нашей истории. Проявление этого легкомыслия, под влиянием веяния нового времени, мы видим и в других случаях. Давно ли было то время, когда из наших на­родных школ был изгнан язык нашей церкви, и детям нашего народа давались учебники и книги для чтения такие, где и слова не было о Боге, о православной церкви, о хри­стианской нравственности? Осталось ли бесследным такое направление в наших школах? Да и теперешние народные школы вполне ли соответствуют высшим потребностям народной души? Не видит ли эта душа, что такъ называемые церковно-приходские школы более ей по сердцу и более ведут к добру? Что дадут русскому народу эти школы – покажет будущее; но что первые дали немного – об этом идет общая молва.

Считаем не безполезным припомнить следующие слова богомудрого Филарета. «Можно подвергнуться обвинению в варварстве, если сказать, что и мужского пола крестьян­ских детей не слишком усиленно и поспешно надобно при­влекать в училища; однако сие может сказать осторожность не невежественная. Надобно не в очень обширном размере удостовериться опытами, точно ли доброе направление полу­чит в них грамотность и не возбудится ли жадность к чтению суетному, развлекающему, производящему брожение мыслей, – это может сделаться более вредным, нежели без­грамотность»[10]. Ясно, что мудрое предостережение приснопамятного святителя-мудреца имело в виду не грамотность, а то, что будут читать грамотные дети нашего на­рода. Святитель боялся, как бы в среду народа не про­ник «всякий хлам новых идей и направлений». И не сбы­вается ли его опасение? Правда, в настоящее время наши народные школы и библиотеки при них очищены от вторг­шегося в них тлетворного хлама; но сколько этого хлама вне школ? О, если где, то при выпуске разного рода пи­саний для народного чтения, требуется самая большая бди­тельность или осторожность. Увы! мы и здесь разлиберальничались!

При настоящем случае я не могу не указать на пьян­ство, становящееся как-будто стихиею нашего народа, от­крывшего источник для нее в 150000 питейных домов, трактирах и многочисленных местах тайной продажи этого злого зелья или правильнее смертоносного яда, чрез кото­рый ослабляются семейные узы, умаляется родительская власть, увеличиваются семейные разделы, как следствие того, входят в народный обычай кривосудие и безначалие: все это, как всем и каждому известно, послужило к на­родной нищете и к растлению богобоязненной, честной, трудолюбивой народной души. Но и этого мало. Люди науки на основании самых тщательных наблюдений и проверен­ных опытов, уверяют, что пьянство родителей отражается мрачными тенями не только на детях, но и на детях детей, в четвертом и даже седьмом поколениях. Не упивайтеся вином, в нем же есть блуд, говорит апостол. Какое глубоко поучительное предостережение! Те же ученые люди, да и всеобщий голос опыта, утверждают, что от сожительства в пьяном виде дети рождаются слабосильные, слабоумные, даже идиоты или со склонностями к помешательству ума. И кто не замечает, что русский народ мельчает, что нет в нем крепости сил дедов и прадедов, и что он начинает не долюбливать труд, стал полюбливать праздношатательство и разгул: это явное ослабление и душевных его сил. Не забудем, что русский народ, по признанию всех умных людей, считается самым богатым по своим душевным способностям, по своему врожденному уму-разуму. Этот-то ум-разум и помог ему быть властелином чуть не шестой части света. Сила великая! и ее-то русский народ, какъ выше было сказано, можетъ лишиться чрез свое поголовное пьянство, которое, нет ни малейшего сомнения, ухудшает и его пищу. Каша – мать наша, испокон веков говорил русский народ; но теперь слышно, что каша у него подается на стол только в праздничные дни. И не мудрено, если он, по расчетам незабвенного ревнителя русского добра, М. Н. Каткова, одним кабатчикам ежегодно уплачивает из средств своей жизни до 500 млн. руб.

И все эти горькия явления суть горькие плоды того тяже­лого явления, что сердце русского народа видимо хладеет к своей чадолюбивой матери – православной церкви, что в нем слабеет начало всякой премудрости в жизни – страх Божий. Да и как не хладеть русскому народу к его ма­тери – св. церкви, когда он окружен «сетями ловчими», соблазнами, которым так легко поддается темная, невызревшая народная масса? 150 тысяч домов для продажи вина, но сколько так называемых трактиров и постоялых дворов, в которых также продается зта народная отрава, и которые, сверх того, нередко служат притоном для на­родного разврата! сколько тайных кабаков! А храмов Божиих едва ли наберется ¹⁄₄ против этих вертепов для народного соблазна. Как же не быть соблазну? как не по­пасть в «сети ловчие?». Странным ли после этого может показаться явление такого рода: вокруг питейного дома или трактира толпы народа, даже подростки и женщины; а в церкви Божией несколько согбенных старушек?...

И мудрено ли после этого видеть, как становятся многочисленны те святотатственные руки, которые грабят наши св. Храмы – явление почти неведомое в других хри­стианских государствах; как эти руки с такою быстро­тою развязываются на разного рода воровства, грабежи, убийства, даже отцов и матерей, и все это, повторяем, горь­кие плоды народной нищеты и умаления страха Божия в народе; – плоды его охлаждения к своей матери – св. церкви.

Но мы укажем на некоторые явления в нашей жизни, которые если не всецело, то отчасти могут объяснить нам и с другой стороны, как зарождаются и при каких усло­виях зреют эти воистину горькие плоды.

Я указал на тот хлам новых идей и стремлений, ко­торый подбрасывается в огонь нашей народной веры; но этот хлам не так видим или осязателен, как те виды этого хлама, которые подбрасываются открыто и для всех видимы.

Вот раздается величаво торжественный звон с Ивана Великого. Он сзывает православных христиан в священ­ный Успенский собор помолиться в навечерие пред хра­мовым праздником Успения пресвятой Богородицы. Этот храмовый праздник есть праздник не только первопре­стольного града Москвы, но, можно сказать, всей русской земли; ибо на эту св. церковь мы имеем основание смотреть как на собирательницу земли русской, как на нашу историческую святыню, как на хранительницу драгоценных для русского народа святынь, и притом, здесь, в этом свя­щенном храме, венчаются на царство наши цари, помазанники Божии. Раздается, говорю, величаво-торжественный звон в навечерие всероссийского престольного праздника; идет православный народ молнться в этом священном для него храме; но в это же время идут театральные пред­ставления, на которые также сходятся православные русские люди. Скажите, положа руку на сердце, вольномыслящие люди, не соблазн ли это? Не следует ли такое оскорбительное для православной церкви явление назвать тем хламом, который прямо и открыто бросается в православную народную душу, гася в ней огонь его веры и любовь к вос­питавшей его матери св. церкви? Но это не единичный слу­чай: мы знаем, что частные театры, разного рода концерты и другого рода публичные увеселения открыты у нас в дни св. постов и в навечериях не только воскресных дней, но и больших праздников. Могут ли они не содей­ствовать охлаждению русского народа к его вере и церкви? и желательно ли это охлаждение? Но этого мало: не послу­жит ли все это к совершенному искоренению тех добрых начал, которые положены в него православною церковью? И видим ли мы подобные явления в таких высокообразованных, таких крепких и устойчивых государствах, каковы, например, Англия, наследный принц которой отказался быть на вечере или на балу у императора австрийского, по­тому что этот вечер был накануне воскресного дня? Если такие святыни, какъ церковь, будут так принижаться в глазах православного русского народа; то как не най­тись среди его рук к святотатству, к грабежам, разбоям, смертоубийстваи и самоубийствам? Как чистокровный и православный русский человек я, да таких нас можно считать целыми миллионами, не могу без самой сердечной боли видеть или знать, как в дни самого великого из на­ших постов являются иностранные актеры, разъезжают по православной Руси и дают свои представления. Для кого? для иноверцев? Но разве эти иноверцы не должны иметь уважение к господствующей вере в русском государстве? К чему эта поблажка или уступчивость тем, которые явля­ются на русской земле, чтобы есть хлеб ее и наживаться? Но нет, этих заезжих актеров слушают русские люди, забывая заветы своей матери св. церкви. И странно: в дни великого поста или в навечериях пред праздниками представления в казенных театрах, на родном языке, считаются неуместными, оскорбительными для православной церкви; но на иностранных языках для тех же русских людей – уместными и не оскорблющими народной святыни, т. е. православной веры.

Не то ли у нас делается, как-будто из прямого желанья оторвать православный народ от груди целые века воспитывавшей его матери св. церкви? Не превращаются ли у нас в иные дни и иные храмы Божии в театральные зрелища, куда сходится народ не ради смиренного возношения своей молитвы пред Подателем всех благ, – Богом, а ради слушания, по выражению одного из вселенских со­боров, «бесчинных воплей»? Забываем мы, что у матери церк­ви должен бытъ один понятный для народа голос, который он мог бы переносить и в свои дома; забываем мы, что пение в доме молитвы есть та же молитва, или как говорит глубокоуважаемый анхипастырь Александр, викарий Московской митро­полии, «молитвенное выражение наших верований и чувств словами св. церкви, – есть та же молитва, или как выражение глу­боко благодарной души, или как скорбный вопль грешника». В наших храмах нередко повторяется то, что творилось в первые века христианства, как наследие языческих вре­мен, против чего и восставали св. отцы нашей православ­ной церкви. «Как осмеливаешься ты, говорил вселенский учитель Св. Иоанн Златоуст, одному певцу, это ангельское славословие петь таким сатанинским напевом»? А вот слова бл. Иеронима: «Неужели я слышу христианских пев­цов, неужели я слышу тех, которые имеют обязанность петь в церкви не устами, а сердцем? Мы не должны вос­певать Господа сладкими напевами, подобно комедиантам; мы не должны улучшать наш голос, чтобы наполнять цер­ковь театральными напевами и мелодиями. – Мы должны вы­ражать нашим пением страх Божий, благочестие и приго­товляться к нему, изучая писание; потому что главное тут не голос наш, а воспеваемое нами божественное слово. Злой дух, мучивший некогда Саула, не мог быть изгнан теми, которые сами служили ему. Точно также и ныне злой дух уныния не может быть изгнан теми, которые из дома Божия сделали языческий театр».

Скажите, положа руку на сердце, любители бесчинных, потрясающих своды храма воплей, или вы, любители напевов, перешедших в православные храмы из театров, – не вырываете ли вы чрез это добрый, верующий народ из нежных объятий его матери церкви? будет ли он после этого смотреть, на св. храмы, как на дома молитвы и на великое народное училище? Да, я не обинуясь скажу, что на пение, не достойное святых храмов и своего высокого назначения, следует смотреть как на величайшее зло для на­шего народа, как на принижение в глазах его первой на­родной святыни, его матери св. церкви. Правда, «бесчинные вопли» и вторгшиеся в наши св. храмы иноземные театральные напевы – не есть общее достояние наших храмов, но и не составляют каких-нибудь редких исключений, а в бу­дущем едва ли не будут иметь самого большого распространения, если не будут употреблены против этого явного соблазна и оскорбления святыни наших храмов законные меры.

Не могу еще умолчать об одном явлении в современ­ной нашей жизни, явлении, которое также служитъ причиною к разлучению нашего народа с его материю – св. церковью, явление это – наши торжища в праздничные дни. Мы не знаем, что может быть для человека – христианина священ­нее, выше, обязательнее заповеди Божией? И может ли тварь доходить до большего дерзновения пред своим Творцом и Верховным для нее Законодателем, когда эта тварь, съ три­бун наших самоуправлений, во всеуслышание провозгла­шает, что такая-то заповедь Его не обязательна? Что же, если не заповеди самого Бога, должно считаться высшею святынею для человека или верующего народа? Но мы сделаем еще одно неопровержимое умозаключение. Все заповеди Бо­жии равны: так учит и один из апостолов; но если одна из них подвергается попранию; то не естественным ли становится вопрос: почему же другие заповеди должны иметь для человека обязательную силу? Почему не провозгласить, что и заповеди Верховного Законодателя Бога: не укради, не убий, не прелюбодействуй – также не обязательны? Наш легкомысленный взгляд на ІV-ю заповедь дошел до того, что 1500 лиц из торгового сословия нашей северной столицы дали подписку, что они в ознаменование великаго чуда ми­лости Божией, явленной русскому народу 17 октября 1888 г., не будут производить торговли в праздничные дни. Пусть и так: по пословице, лучше что-нибудь, чем ничего. Но не в обиду будь сказано, в обычае у нашего торговаго сословия и обмеривать, и обвешивать, с призыванием при этом во свидетели самого всевидящего Бога. Это есть нарушение III-й и VIII-й заповедей Верховного Законодателя. Но не­ странным ли было бы заявление от торгующих людей, что они во ознаменование вышесказанного чуда милости Бо­жией не будут ни обвешивать, ни обмеривать и не употреб­лять при этом имени Божия всуе, не кляться именем Бо­жиим? Едва ли что можетъ быть гибельнее для народа, как ослабление первооснов его христианской и государственной жизни; или что сильнее может разлучать его с его мате­рью св. церковью, как публичное признание необязательности заповедей самого Бога. На первопрестольной Москве в этом отношении лежит самое черное пятно. Ведь в позднейшее время дело здесь дошло до того, что едва ли ка­ких-нибудь пять дней, но вернее один день в году, – пер­вый день св. Пасхи, прекращается торговый труд. Примеры такого раболепного поклонения своекорыстию, такого порабо­щения трудового народа, можно встретить только в языче­ском мире древних времен, но не среди христиан, не среди братьев во Христе. Недавно заседавшая в Берлине конференция по рабочему вопросу единогласно признала, что по крайней мере один день в неделе должен быть свободен от обыденных трудов; и здесь имелись в виду и требование религии, и необходимый отдых для рабочего класса. И конечно, заседавшие в этой конференции, собравшиеся почти из всех государств западной Европы, образованные люди были убеждены, что это не нанесет ущерба промышленности. Да и можно ли сомневаться в том? Ан­глия, ее столица Лондон, есть всемирное торжище; но там IV-я заповедь чтится свято и ненарушимо.

Москва, недаром носящая имя благочестивой, златогла­вой, сердца земли русской, – едва ли не забывает своего великого прошедшего и своего назначения в текущем вре­мени. К голосу ее, как матери городов русских, прислушивался православный русский народ целые столетия; при­слушивается и теперь; но голос ее иногда раздается как голос злой мачихи. Правда, не все прислушиваются к этому не материнскому голосу: мы видим, что, например, на юге Рос­сии даже небольшие города, состоящие притом из разно­племенных жителей, почитают св. праздники, т. е. испол­няют ІV-ю заповедь Божию, – исполняют и не извиняют первопрестольного града тем, что он есть центр русской торговли, указывая на Лондон, как на центр всемирной торговли. Я сказал, что не все прислушиваются к голосу Москвы, как к голосу злой мачихи. Но все-таки Москва не может не принять на себя строгой ответственности пред Богом, пред своею совестью, пред позднейшим потом­ством, что она подает самый пагубный пример православному русскому народу, что и она отчасти способствует расторжению уз, связующих его с матерью св. церко­вью, что и она в свою очередь подрывает основы народной богобоязненности и благочестия. А в этих основах вся на­родная душа, вся сила народа. Вот что говорит воистину богомудрый святитель первопрестольной Москвы, бессмертный по своим мудрым творениям Филарет: «Спросим: как из малых племен возникают и возрастают народы, не подавляются сильнейшими соседами, но и сильней­ших по временам преодолевают, или себе подчиня­ют? Как напротив того великие народы, которых естественная сила увеличивается искусствами, ей слу­жащими, не всегда возвышаются, но в свою чреду падают и рассыпаются? И не посвященная в таинства судеб Божиих история на сие ответствует, что благочестие, хотя иногда недовольно просвещенное, но искреннее, ПРАВОТА И ДОБРОТА НРАВОВ ВОЗВЫШАЮТ И ОБЛЕКАЮТ ПОБЕДОНОСНОЮ СИЛОЮ ДУХ НАРОДА; чго напротив того уменьшение в народе благочестия, повреждение нравов, преобладание пороков, разрушают единодушие, ослабляют верность и мужество, похищают у за­конов силу, и, почитаемые средствами общественного благоустройства, образованность и просвещение обращают в ору­дия дерзости, беспорядка и разрушения»[11]. Сколько святой правды в словах приснопамятного святителя!

Но да не подумают, что я как-будто питаю что-то не­приязненное к нашему торговому сословию. Я принадлежу к числу тех, которые всякое сословие ценят, как необхо­димое звено в народной или государственной жизни. Поселянин-пахарь или торговец также необходимы для этой жизни, как посвятивший себя науке или столбовой дворя­нин, состоящий на государственной службе, или служитель алтаря Господня. Но и по другим причинам нельзя не от­носиться с особым уважением и любовию к нашему торго­вому сословию. Кто первый отзывается на призыв помочь какой-нибудь открывшейся нужде, – будет ли то нужда госу­дарственная, общественная или частная? Сколько построено святых храмов на святой Руси, сколько украшено их на средства нашего торгового сословия, сколько раздается призывных звуков на молитву в дома молитвы! Но сколько на русской земле на щедроты этого сословия устроено и под­держивается разных благотворительных учреждений? Забудем ли, что, например, московская городская дума хранит у себя громадные суммы, вложенные почти исключительно торговым сословием для оказания помощи бедным в их нуждах, или, что одно Московское купеческое общество ежегодно жертвует из своих капиталов на разные благотворитель­ные и учебные заведения до миллиона рублей? Сколько здесь приносится горячих молитв, сколько льется благодарных слез за Цурикова[12], Морозовых, Ермаковых, Бахрушиных, Рукавишниковых, Хлудовых, Дервиза, Боева, Шемшурина; Горихвостовых, Великолеповых, Назаровых и т. д. и т. д., которые во имя христианской любви принесли и приносят столько пожертвований на разные благотворитель­ные дела!

Но вотъ в прошлом году раздается, среди того же торгового сословия Москвы, воодушевленный христианскою любовию го­лос глубокоуважаемого градского головы: помочь устройству лечебницы душевно-больных – и в несколько месяцев в руках его более миллиона рублей, – и существование лечебницы обеспечено. Вот раздается и в другой раз его же заду­шевный голос, пробудивший даже Московскую губернскую земскую управу от ее пятнадцатилетней сладкой дремоты, – раздается помочь той же вопиющей . нужде, для таких же земских больных Московской губернии, – и новые пожертво­вания со стороны того же торгового сословия, в чем такое горячее участие принял и воистину благостный владыка ми­трополит Иоанникий.

Утешительно, мало того, в высшей степени отрадно, что, несмотря на подбрасываемый хлам легкомыслия, еще горит среди русского народа огонь веры во Христа Спасителя миру, заповедавшего нам «новую любовь» к ближнему. Но кто возжег этот огонь? Кто поддерживает его, хотя и незримо для нас? – Кто? НАША МАТЬ СВ. ЦЕРКОВЬ. После этого как же не любить и не чтить ее всею полнотою дущи? И не долг ли каждого из нас ограждать ее от наветов вражиих, возгревать любовь к ней в наших ближних и видеть в ней самую могучую силу для нашей христианской и благоденственной народно-государственной жизни, – ту силу, которая освящает, охраняет своими молитвами и своим уче­нием, и ту силу, без которой даже немыслимо существование русского царства – САМОДЕРЖАВНУЮ ВЛАСТЬ ПОМАЗАННИКА БОЖИЯ, – ПРАВОСЛАВНОГО ЦАРЯ И ОТЦА РУССКОГО НАРОДА!

«Странник». 1891. Т. 1. C. 277-301.

[1] Отчет митрополита за 1863 г.

[2] Н. М. Карамзин. История Государства Российского. Изд. 5 (И. Эйнерлинга). СПб. 1842. Т. V. Гл. IV. С. 218.

[3] Т. VIII. 442.

[4] Н. И. Костомаров. Смутное время Московского государства в начале XVII столетия (1604-1613). В 3. т. Т. 3. Московское разоренье. СПб. 1868. С. 332-349.

[5] Ю. Д. Подгурский. Русская церковь на служении государству в период смутного времени. // «Труды Киевской Духовной Академии». 1861. Т. З. № 11. Ноябрь. С. 277.

[6] Прот. М. И. Некрасов (буд. Лаврентий, еп. Тульский и Белевский; †1908). // «Душеполезное чтение». 1883. Январь. С. 103.

[7] Беседы, поучения и речи Иоанна, епископа Смоленского и Дорогобужского. Изд. 2. Смоленск 1877. С. 210-213.

[8] «Русь». 1881, № 56.

[9] Из статьи проф. МДА П. И. Казанского. В защиту русского духовенства. // Прибавления к Творениям Святых Отцов. 1881. Ч. 28. Кн. 4. С. 520-564; 1882. Ч. 30. Кн. 2. С. 564-638. В дальнейшем была издана отдельной книгой «Правда ли, что наше духовенство не хочет и не умеет учить народ?». В этой работе он старался защитить духовное сословие, и духовную школу от обвинений и незаслуженных порицаний; указывая на близость духовного сословия к народу и понимание духовенством нужд последнего. Отмечая важность церковного воспитания народа, возражал против критических высказываний о педагогической несостоятельности и нравственных пороках духовенства, против желания «вытеснить из школ влияние Церкви».

[10] Собрание мнений и отзывов Филарета, митрополита Московского и Коломенского, по учебным и церковно-государственным вопросам. Т. 3. СПб., 1885. С. 573.

[11] Сочинения Филарета. Т. III 43. Изд. 1877 г.

[12] Известен как самый щедрый жертвователь на построение и украшение церквей. Ему обязан своим возобновлением и величественный храм Воскресения в Новом Иерусалиме, на что истрачены сотни тысяч рублей.




«Благотворительность содержит жизнь».
Святитель Григорий Нисский (Слово 1)

Рубрики:

Популярное: