Слово иже во святыхъ отца нашего священномученика Ефрема, архіепископа Херсонскаго, о чудѣ, бывшемъ надъ отрокомъ отъ св. священномученика Климента Римскаго.
1. Дивенъ Богъ во святыхъ своихъ (Пс 67, 36), благовременно сказать сегодня съ пророкомъ, и яко возвеличишася дѣла твоя Господи (Пс. 91, 6) и кто Богъ велій яко Богъ нашъ? Ты еси Богъ творяй чудеса единъ (Пс. 76, 14. 15) И что другое сдѣлаю началомъ настоящаго слова? Настоящее чудо выше искусственныхъ способовъ выраженія, такъ какъ оно превосходитъ многія чудеса и важнѣе даже пророческихъ чудесъ, какъ это показано будетъ въ словѣ.
2. Я знаю, что вы желаете знать и побуждаете насъ сказать, о какомъ и чьемъ чудѣ мы говоримъ. Это прежде всего – чудо Божіе, потому что отъ Бога сходитъ всякое даяніе благое и всякій даръ совершенный (Іак. 1, 17); потомъ – это чудо Климента Римскаго, бывшаго послѣ Петра проповѣдникомъ истины и вѣрнымъ преемникомъ его на римскомъ престолѣ; это чудо того Климента, котораго ученіе вся вселенная и донынѣ безпрекословно признаетъ спасительнымъ; того Климента который былъ истинною вѣтвью (κλῆματος) виноградной лозы Христа и какъ созрѣвшій виноградъ ученія источилъ намъ сокъ благочестія и спасенія; Климента, истинной лѣствицы (κλὴμακος)[1], ведущей не на какой-нибудъ высокій холмъ, но по степенямъ добродѣтелей, какъ бы по какимъ ступенямъ, возводящей ва небо и къ небесному; лѣствицы, которая ни чѣмъ не уступаетъ лѣствицѣ, видѣнной Іаковомъ (Быт. 28, 12), и хотя не показываетъ намъ ангеловъ восходящихъ и нисходящихъ по ней, но божественными увѣщаніями къ добродѣтели, какъ бы со ступени на ступень, возноситъ души человѣческія къ Богу.
3. Вотъ о чьемъ чудѣ, прекраснѣйшее и вѣрнѣйшее собраніе, вы не знаете и какъ ревнители благочестія стремитесь услышать, что – за чудо и каково оно; рветесь къ слову и склоняете слухъ и порицаете медленность нашу. Радуюсь этому; только прошу, сохраните до конца моего слова такое напряженное вниманіе и не позволяйте никакому житейскому помышленію войти въ умъ вашъ и ослабить ревность вашу; но выслушайте это вѣрно, доброю мыслью и чувствомъ. Дѣло же вотъ въ чемъ.
4. Когда преславный и блаженнѣйшій Климентъ скончалъ путь ученія и апостольства и отъ здѣшней жизни перешелъ къ другой мученическою смертью, какъ показываетъ и книга славнаго его мученичества, которая – я убѣжденъ – не неизвѣстна вамъ: Господь, прославляющій прославляющихъ его (1 Цар. 2, 30), считалъ несправедливымъ не прославить того, кто изъ любви къ Нему такъ подвизался, и не только прославить, но и препрославить и возвеличить, и представить его святѣйшимъ и досточтимымъ, какъ на небѣ предъ ангелами, такъ и здѣсь предъ людьми, чрезъ совершеніе чудесъ. Понять величіе тѣхъ чудесъ безсиленъ умъ, а слово не можетъ высказать множество ихъ и рука начертать безпредѣльность ихъ. И такъ, чтобы, по пословицѣ, добраться вамъ отъ нитей до ткани, я разскажу что обѣщалъ.
5. Когда всечестные остатки святѣйшаго священномученика Климента брошены были въ глубину моря безбожными идолопоклонниками и созданный самимъ Богомъ въ глубинѣ храмъ принялъ ихъ, Богъ чудесъ совершаетъ здѣсь величайшее чудо. Послѣ того, какъ это случилось (т. е. послѣ вверженія мощей св. Климента въ море), ученики его съ тамошними[2] вѣрующими плакали и молились Богу, чтобы онъ показалъ имъ священные останки всеславнаго Климента, что и было. Тотчасъ безграничное море, отступая и удаляясь отъ берега, сдѣлало для благочестивыхъ доступною самую глубину на 3000 шаговъ. Вошедшіе туда нашли домъ въ видѣ мраморнаго храма, и тамъ положенное въ каменномъ гробѣ всесвятое и славное тѣло мученика. Кргда они хотѣли взять тѣло изъ глубины, святый, явившись имъ ночью, сказалъ: не думайте брать отсюда тѣло мое; а я сдѣлаю вамъ такую милость, что каждый годъ, въ день моей мученической кончины, море на семь дней будетъ отступать отъ береговъ, такъ что можно будетъ ходить по суху до этого мѣста. И слово стало дѣломъ. Съ тѣхъ поръ до нынѣшняго дня каждый годъ совершается Богомъ это великое чудо
6. Чѣмъ это чудо не славнѣе чудесъ Моисея? Чѣмъ оно не достойнѣе и не выше чудесъ Елисея? – Да, оно гораздо славнѣе и выше ихъ! Первый (Моисей), при жизни и разъ раздѣливши море жезломъ, проложилъ путь въ глубинѣ: другой (Елисей), подобнымъ образомъ милотью (овечьею кожею) разсѣкши Іорданъ, разъ только совершилъ тавое чудо. И воды морскія и воды іорданскія послѣ перехода чудотворцевъ возвращаются въ прежнее состояніе и больше не дѣлаютъ такого чуда. А здѣсь что? Святый совершаетъ чудо послѣ смерти и не однажды, но съ тѣхъ поръ до нынѣшняго дня. О чудо и слава мученика! Сколько получаетъ онъ славы каждый годъ въ день славной своей страдальческой кончины! Потому что, какъ мы сказали, безграничное то мере, отступая на 7 дней, дѣлаетъ для благочестивыхъ удобный проходъ.
7. Когда это происходило, всѣ находящіеся съ нами[3] благочестивые жители и граждане херсонскіе, услышавши объ этожь стекались видѣть чудо. Между такими людьми (разъ) пришелъ къ храму св. священномученика и одинъ очень усердный благочестивый мужъ съ благочестивою женою и сыномъ отрокомъ. Достигши означеннаго мѣста и увидѣвши еще продолжающееся чудо, они взяли за руку дитя и вошли въ тотъ богозданный въ глубинѣ храмъ. Здѣсь, ставши при гробѣ мученика, они усердно молились святому, надѣясь получить чрезъ него прощеніе грѣховъ; они просили его дать ихъ дитяти жизнь долгую и безопасную и избытокъ жизни, и вообще просили всего того, чего обыкновенно просятъ родители для своего единственнаго дитяти
8. По окончаніи молитвъ, облобызавши тѣло святаго, они отправились назадъ. Но какъ только они вышли, вода стала возвращаться на свое мѣсто, – и они увидѣли, что море заняло прежнюю тропинку. Оглядываясь туда и сюда, принялись они искать своего сына, а онъ остался въ храминѣ святаго. Впрочемъ это было не по забвенію родителей, а по благоволенію Божію, потому что Богъ хотѣлъ въ этомъ случаѣ еще болѣе прославить мученика.
9. И такъ, не нашедши дитяти, родители поняли, что оно забыто ими въ морѣ. И что сказать о плачѣ отца и вопляхъ матери? Весь тотъ радостный праздникъ они превратили въ плачъ. И чего только они не говорили, чего не дѣлали? То, что было съ ними, кажется, могло самый камень подвинуть къ слезамъ. Потому что мать, обративши глаза къ морю и поднявши руки кверху, такіе крики испускала ко святому. Такъ это твои воздаянія, святитель?! Таковы-то твои возмездія съ любовью притекающимъ къ тебѣ! Такую-то награду воздалъ ты мнѣ за трудъ, который я предприняла приведши сюда! Гдѣ мое дитя? Какой морской звѣрь растерзалъ внутренности моегo дитяти? Какая ревучая волна послужила ему живому гробомъ? На кого теперь буду смотрѣть своими глазами? За кого стану моляться? Кто будетъ опорою моей старости? Почему, святитель, ты не сдѣлалъ меня участницей смерти дитяти, чтобы я, какъ въ тебѣ приходила держа его за руку, такъ бы несчастная и въ адъ сошла держа его въ объятіяхъ? О море и глубина, какъ своими объятіями ты будешь обнимать моего сына? Какъ ты и кормить его будешь? Горе мнѣ, дитя мое несчастное, дитя прежде времени похищенное! Дитя, какъ ты скрылось съ моихъ глазъ? Какими ногами я пойду назадъ? Кто станетъ прыгать предъ моими глазами какъ ягненокъ.
10. Отецъ-же, ударяя рукою по лицу, тоже рыдалъ такимъ образомъ: «За чѣмъ ты, святитель, неожиданно оставилъ меня бездѣтнымъ? Зачѣмъ ты допустилъ моему дитяти умереть такою жалкою смертью? Зачѣмъ постигло меня противное моимъ надеждамъ? Затѣмъ ли мы къ тебѣ пришли? Таковы-ли дары тѣмъ, которые ходятъ къ мученикамъ съ любовью? – Да, правда, не ты, а бури моихъ грѣховъ предали дитя мое морю. О дитя мое! Кто закроетъ тебѣ мертвому глаза? Кто похоронитъ тебя? Какой прекраснѣйшій и пріятнѣйшій гробъ скроетъ твое тѣло? Увы, глаза твои закрыло море; погребла тебя глубина, и чрево рыбъ было тебѣ гробомъ!».
11. Когда такимъ образомъ родители сокрушались отъ плача, нѣкоторые изъ пришедшихъ туда едва убѣдили ихъ сколько-нибудь удержаться отъ плача. И вотъ, хотя немного переставши рыдать, они отправились домой. Когда же прошелъ годъ и настали дни памяти святаго, они вспоминая о своемъ сынѣ сказали другъ другу: «Отправимся мы къ святому, и если остались какіе-нибудь остатки отъ нашего сына – что впрочемъ невозможно, – возьмемъ ихъ и разсудимся со святымъ; да если бы тамъ и умереть намъ, чтобъ быть общниками смерти дитяти!...». Говоря это и еще не кончивши своихъ словъ, они отправились въ путь. И вотъ пришедши сюда и достигши мѣста какъ только отступило море, по волѣ Бога проявляющаго здѣсь мученика, они, снѣдаемые горестью о дитяти, первые вбѣжали въ глубину, а слѣдовавшая за ними толпа шла позади.
12. Вотъ они дошли и до честнаго храма мученика! И о чудо, видятъ тамъ свое дитя живое, веселое и прыгающее! Такое представившееся имъ изъ чудесъ чудо поразило ихъ своею незаслуженностью. Прежде всего они прославили Бога, потомъ благодарственными восклицаніями восхвалили мученика. Затѣмъ стали спрашивать отрока, какъ онъ спасся, кто оживилъ его, кто сохранялъ и кто кормилъ. Дитя же, держа одною рукою гробъ, а другою указывая пальцемъ на лежащаго въ немъ, отвѣчало спрашивающимъ: «вотъ кто, послѣ Бога, былъ моею жизнью и пищею, и защитою отъ морскихъ звѣрей; вотъ кто каждый день заботливо пекся обо мнѣ!».
13. Родители же, объятые страхомъ и радостью, и еще болѣе утвержденные въ вѣрѣ въ мученика, чрезъ котораго получили живымъ сына, котораго они считали мертвымъ, превратили прежніе вопли въ благодаренія и взывали къ святому слѣдующимъ образомъ: «Такъ истинно дивенъ Богъ во святыхъ своихъ (Пс. 67, 36), творящій волю боящимся Его и слышащій молитву ихъ (Пс. 144, 19). Ты, святитель, спасъ нашего сына, отдалъ намъ его неожиданно. Небо и земля, и ты, глубина, которую мы прежде проклинали, изумись этому сверхъ естественному великому дѣлу. Будь же и ты, святитель, самъ милостивъ къ тому, что мы, терзаемые скорбью, сдѣлали и говорили по отношенію къ тебѣ: не воздавай намъ воздаяній за хулы наши. Сына мы получили назадъ, чрезъ тебя мы теперь приняли мертваго воскресшимъ, съ твоею помощью опять имѣемъ опору въ старости. Что еще скажемъ? Мы получили отъ тебя здоровымъ не тридневнаго мертвеца, но цѣлый годъ бывшаго такимъ, не камнемъ закрытаго, а водою, – съѣденнаго не червями, какъ это свойственно самой природѣ тѣла, но пожраннаго, какъ мы думали, рыбами. Вотъ-то милость, вотъ-то слава, вотъ-то сила и благодѣяніе твое, святитель!». Воздавши со слезами такія похвалы святому и взявши дитя, они отправились домой, разсказывая всѣмъ о чудѣ.
14. И такъ, какое чудо сравнимъ съ этимъ чудомъ? Говорятъ, что Илія когда-то ожививши мертваго сына одной женщины возвратилъ его своей матери: великое чудо и чрезвычайное! Разсказываютъ также, что одинъ убитый неизвѣстными убійцами[4] и брошенный въ могилу Елисея тотчасъ воскресъ и жилъ послѣ того: еще большее прежняго и необычайное чудо! И изъ имѣющихъ отношеніе къ намъ Петръ, верховный изъ апостоловъ, молитвою тотчасъ воскресилъ умершую извѣстную питательницу бѣднымъ, вдову Тавиѳу. Все это весьма удивительно и славно; но настоящее чудо гораздо превосходнѣе тѣхъ чудесъ.
15. И обрати вниманіе на превосходство чуда Илія, какъ мы сказали прежде, воскресилъ дитя только что умершее, еще не остывшее, но сохранявшее еще естественную теплоту. Сила же Елисея совершила чудо по двумъ причинамъ: одна была – показать незнаемаго пророка, другая же, и послѣ смерти, не дозволить убійства. И святый Петръ собственною силою, и при содѣйствіи молитвъ облагодѣтельствованныхъ вдовою, воскресилъ только-что умершую. Но священномученикъ Климентъ, о чудо, сохранилъ дитя не только-что умершее, а цѣлый годъ бывшее мертвымъ, или лучше сказать – умиравшее каждую минуту и каждую малѣйшую часть минуты. И замѣтьте всѣ вникавшіе въ дѣло, сколько времени нужно было дитяти сохраняться въ такой безмѣрной глубинѣ.
16. Но тщательно вникая, мы найдемъ, что святый вокресилъ не одного мертваго, но столько мертвыхъ, сколько прошло въ теченіи года такихъ промежутковъ, въ какіе, какъ мы знаемъ, дитя можетъ утонуть въ водѣ. И что еще удивительнѣе, что онъ спасъ дитя не только отъ удушенія водами, но и отъ вреда со стороны звѣрей. О благодать, о сила, показывающая и то и другое: и удержаніе воды и оборону отъ звѣрей. На это что скажете? Не превосходитъ ли это чудо другія чудеса? Развѣ кто упрекнетъ насъ въ томъ, что мы поставляемъ это чудо выше пророческихъ? Ни какое порицаніе не коснется насъ по поводу этого. И прямо знайте, что священномученикъ имѣетъ одну славу и есть сожитель святыхъ и, мучениковъ, и апостоловъ и пророковъ, и самихъ ангеловъ.
17. Но тад, украшеніе мучениковъ, предметъ славы для святымъ, верховный изъ іерарховъ, посмотри на это нынѣшнее, присутствующее здѣсь собраніе, благочестивое и боголюбезное, и ежедневно волнами жизни обуреваемое: твоими молитвами сохрани его невредимымъ и огради; и стрѣлами твоихъ ходатайствъ, всечестный отче, отгони демоновъ, подобно дикимъ звѣрямъ нападающихъ на насъ и угрожающихъ пожрать благородство нашей души. При этомъ и вы, вѣрнѣйшее собраніе, прошу, выслушайте меня: благими и богоугодными дѣлами сдѣлаемъ себя достойными милостей и даровъ святаго. И прежде всего сохранимъ неподдѣльную и чистую любовь къ Богу и другъ къ другу; потомъ очистимъ себя отъ всякой брани и всякой лжи и всякаго клятвопреступленія.
18. Прежде же этого и вмѣстѣ съ этймъ сотворимъ милостыню, которая и лучше можетъ угодить Богу и сдѣлать Его милостивѣе ко грѣхамъ нашимъ. Ибо кто, забывши ее, наслѣдитъ царствіе Божіе? Никто изъ насъ пусть не оставляетъ бѣдныхъ и вдовъ и воспитанія дѣтей, вымышляя пустыя и убійственныя отговорки. Никто изъ васъ не бѣднѣе той вдовы, которая не имѣла ничего, кромѣ горсѣй муки, и то для накормленія дѣтей, и которая однако не предпочла своей жизни ни жизни дитяти выше милости (3 Цар. 17, 10 сл.). Не станемъ придумывать извиненій во грѣхахъ (Пс 140, 4): Богъ поругаемъ не бываетъ (Гал. 6, 7). Взглянемъ мысленно въ наши кладовыя, и посмотримъ, нѣтъ ли избытка въ нашей ежедневной пищѣ. Не будемъ измѣрять круговъ мѣсячныхъ и періодовъ годичныхъ: иной о нихъ помышляетъ и заботится, хотя мы и не знаемъ. Поставимъ самихъ себя испытателями вашихъ дѣлъ; и если ни въ чемъ нѣтъ избытка у насъ, какъ мы прежде сказали, отъ ежедневной пищи, то Богъ знаетъ, что мы хотя сострадаемъ подверженнымъ нуждѣ. Если же мы увидимъ, что кладовыя наши наполнены не только пищею и питьемъ, но и золотомъ и серебромъ и инымъ, что свойственно любостяжателямъ, въ то время, какъ другіе голодаютъ и мерзнутъ: то да будетъ извѣстно вамъ, что мы сами себѣ собираемъ вѣчный и безконечный огонь. И такъ, чтобъ этого избѣжать, послѣдуемъ сколько станетъ силы заповѣдямъ Божіимъ, чтобы воспользоваться ходатайствомъ священномученика и получить неизреченныя и вѣчныя блага Христа; благодатію и человѣколюбіемъ Господа нашего Іисуса Христа, Которому слава и владычество, нынѣ и всегда, и во вѣки вѣковъ. Аминь.
«Таврическія Епархіальныя Вѣдомости». 1877. № 6. Отд. Неофф. С. 191-200.
[*] Помѣщаемое здѣсь слово св. священномуч. Ефрема, архіепископа Херсонскаго, имѣетъ для насъ двойной интересъ, какъ произведеніе глубокой древности, какъ образецъ древнеотеческаго церковнаго краснорѣчія, а потокъ, собственно для жителей Крыма, какъ слово Святителя жившаго и подвизавшагося въ Древнемъ Херсонѣ (нывѣ Херсонисѣ) Таврическомъ. По самому содержанію слово представояетъ тотъ мѣстный интересъ, что разсказываетъ о чудѣ, происшедшемъ вблизи Херсониса, и отъ мощей священномученика Климента, здѣсь же пострадавшаго.
О св. Ефремѣ, или Ефраимѣ, мы имѣемъ очень скудныя извѣстія. По сказанію Четьихъ-Миней св. Димитрія Ростовскаго, заимствованному изъ Симеона Метафраста, св. Ефремъ вмѣстѣ съ св. Василіемъ, въ 16 годъ имп. Діоклетіана (въ 300 году, а по Макарію въ 310), былъ отправленъ въ Тавроскиѳію іерусалимскимъ патріархомъ Эрмономъ и тамъ, въ г. Херсонѣ, около 15 лѣтъ (какъ говоритъ преосв. Макарій въ Ист. христ. въ Россіи до Влад., стр. 62) проповѣдывалъ христіанскую вѣру язычникамъ. Послѣ того св. Ефремъ обратился съ проповѣдью къ сосѣдственнымъ скиѳамъ, жившимъ по берегамъ Дуная, и продолжалъ это дѣло до самой мученической смерти своей. Но и по удаленіи изъ Херсона, какъ видно изъ настоящаго слова, св. Ефремъ не переставалъ сноситься съ оставленною имъ паствою и принималъ самое близкое и живое участіе во всемъ, что происходило въ возлюбленномъ для него Херсонѣ. Узнавъ отъ какого-нибудь благочестиваго путешественника, или вѣрнѣе – изъ письменнаго сообщенія, о чудѣ совершившемся въ Херсонской паствѣ, св. Ефремъ спѣшитъ сказать о немъ своей новой паствѣ и говоритъ по этому поводу въ церкви слово. Судя по вышеприведеннымъ даннымъ, время его составленія можно относить къ 315-320 гг.
Переводъ этого слова сдѣланъ нами по греческому тексту, помѣщенному во II томѣ Patrologiae, Migne, р. 633. Примѣч. переводчика.
[1] Здѣсь въ греч. текстѣ не переводимая игра словъ.
[2] Упоминаніе о тамошнихъ вѣрующихъ и самый разсказъ о чудесномъ нахожденіи мощей св Климента, хорошо извѣстномъ для жителей Херсона, показываютъ, что слово было сказано не въ Херсонѣ, а въ другомъ мѣстѣ, гдѣ упоминаемыя обстоятельства были очень мало извѣстны.
[3] Здѣсь св. Ефремъ мыслью переносится къ тему времени, когда онъ самъ, пребывая въ Херсонѣ, былъ очевидцемъ чудеснаго отступленія воды моря отъ берега.
[4] Въ 4-й книгѣ Царствъ (13, 21) говорится просто, что погребали человѣка; объ убійствѣ же и объ убійцахъ не упоминается. Св. Ефремъ этотъ разсказъ, вѣроятно, заимствовалъ изъ Іосифа Флавія (Древ. IX, 8, 6), который представляетъ дѣло именно такъ.