Архіепископъ Иліодоръ (Чистяковъ) – Бесѣда въ недѣлю 22-ю по Пятидесятницѣ.
Человѣкъ нѣкій бѣ богатъ и облачашеся въ порфиру и виссонъ и веселяшеся на вся дни свѣтло (Луки XVI, 19).
Евангельская притча о богатомъ и нищемъ поучительна для ума, утѣшительна для сердца. Она показываетъ, какъ бѣдственно богатство безъ добродѣтели, и какъ блаженна нищета, переносимая терпѣливо; чего долженъ ожидать сластолюбивый богатый, не въ Бога богатѣющій, и чѣмъ можетъ утѣшаться благочестивый нищій, терпѣливо несущій бремя бѣдности, богатой добродѣтелію.
Человѣкъ нѣкій бѣ богатъ. Еще не бѣда – богатство; еще не безчестіе – быть богатымъ. Богатство, само въ себѣ разсматриваемое, есть не иное что, какъ даръ Божій, плодъ трудолюбія, услажденіе горестей жизни. По благому и мудрому употребленію – оно можетъ быть жертвою Богу, благодѣяніемъ ближнему, средствомъ ко спасенію душъ нашихъ. И такъ богатство въ семъ отношеніи нимало не укоризненно и быть богатымъ такъ, какъ Слово Божіе указуетъ, нимало не безчестно. По что же богатство осуждается? Во-первыхъ, по злымъ расположеніямъ сердца человѣческаго; и во-вторыхъ, по злоупотребленію самаго богатства.
Ибо горе, если богатство дѣлается идоломъ сердца человѣческаго! Горе, если оно употребляется на прихоти! Мечъ въ рукахъ добраго воина служитъ орудіемъ для защиты Отечества отъ враговъ, а въ рукахъ злодѣя – служитъ орудіемъ для погубленія соотечественниковъ. Огонь въ рукахъ мирнаго гражданина есть вещь наиполезнѣйшая; а въ рукахъ злодѣя есть вещь наивреднѣйшая. Такъ и богатство. Для сердца, къ благотворенію склоннаго, оно есть обилъный источникъ, коимъ утоляется гладъ и жажда бѣдныхъ; для сердца благоговѣйнаго предъ Богомъ, оно есть зовъ къ славословію щедротъ Божіихъ. То же богатство – для скупаго обращается въ случай къ жестокосердію, для сластолюбиваго – въ пищу постыдныхъ наслажденій, для гордаго – въ средство возвышаться безъ заслугъ, для лѣниваго – служитъ поводомъ къ безпечности и развращенію. Познаемъ, Братіе, что не богатство осуждается, но злоупотребленіе его; не богатство губитъ насъ, но пристрастіе къ нему и не рѣдко отъ изобилія происходящая беззаконная жизнь. Не бѣдность спасаетъ насъ, не безропотное терпѣніе, и то благочестіе, къ коему руководствуютъ бѣдность и нищета: Добро есть богатство, говоритъ мудрый, въ немъ же нѣсть грѣха, и зла есть нищета во устѣхъ нечестиваго (Сир. ХIII, 30).
Облачашеся въ порфиру и виссонъ. Симъ не запрещается приличіе въ одеждѣ по званію, должности и полу, но осуждаются тщеславные наряды и суетное щегольство. Одежда – есть памятникъ первобытнаго паденія: по чему скорбѣть паче должно при взорѣ на одежду, а не тщеславиться его. Одежда по употребленію есть вещь нужная для прикрытія наготы и защищенія отъ вреднаго воздушнаго вліянія. По сему нужда, а не прихоть должна указывать устроеніе и употребленіе одежды.
Различіемъ состояній, званій и половъ введено различіе одѣяній или лучше приличіе, а не суетное щегольство, коимъ раззоряется благосостояніе домовъ и семействъ. Ты скажешь, что обычай и приличіе заставляютъ тебя одѣваться не по тѣмъ способамъ, кои ты имѣешь и какъ ты хочешь. За чѣмъ послѣдовать злому обычаю вѣка и разрушать благосостояніе семейства? За чѣмъ вину расточительности слагать на приличіе? Хрістіанское приличіе требуетъ одежды чистой – опрятной, но не раззорительной, внушаетъ, что восхищаться одеждою дѣтямъ только по ихъ неразумію простительно, а не мужамъ и женамъ; повелѣваетъ украшаться паче добродѣтелію, нежели одеждою: ибо одежда, сколько бы великолѣпна ни была, не закроетъ ни безобразія души отъ Всевидящаго Бога, ни порочной жизни отъ взоровъ человѣческихъ.
Веселяшся по вся дни свѣтло. Есть время веселиться и есть время плакать. По этому безпрестанно веселиться не можно и не должно. Не можно: ибо земная жизнь исиолнена неизбѣжныхъ горестей. Не должно: ибо Хрістіанину въ юдоли плача плакать паче должно, нежели веселиться, омывать слезами покаянія согрѣшенія, воздыхать о Небесномъ отечествѣ.
Нищъ же бѣ нѣкто, именемъ Лазарь, – иже лежаше предъ враты его гноенъ, и желаше насытитися отъ крупицъ падающихъ отъ трапезы богатаго; и пси приходяще облизаху гной его (ст. XX, 21).
Какъ различенъ бываетъ жребій человѣковъ на землѣ! Оденъ богатъ до преизбытка, – одѣвается въ порфиру и виссонъ; другой бѣденъ до нищеты, – страждетъ подъ убогимъ рубищемъ; – одинъ обитаетъ въ великолѣпныхъ чертогахъ, – другой лежитъ безъ пріюта и крова предъ вратами его; одинъ цвѣтетъ здоровьемъ, другой покрытъ ранами; у одного роскошная трапеза, у другаго нѣтъ ни одной крохи хлѣба; одинъ тучнѣетъ отъ пресыщенія, другой желалъ бы имѣть крупицы отъ трапезы богатаго, для благопотребнаго насыщенія; одинъ ликуетъ среди толпы друзей или ласкателей по вся дни, – другаго окружаютъ псы, облизывая гной, изъ ранъ текущій, и облегчаютъ страданія его! Таковъ жребій нищаго Лазаря! Что же? Роптать ли на промыслъ Божій за неравное раздалніе даровъ? За скорби, свыше посылаемыя? Нѣтъ: судьбы Божіи тайны, но всегда благи и праведны. Жребій нищаго Лазаря скорбенъ, но не безотраденъ.
Надобно благодушно переносить всѣ скорби о лишенія, всѣ раны и болѣзни нетолько потому, что онѣ кратковременны, – но и потому, что онѣ душеспасительны. Надобно терпѣть горести жизни потому, что всѣмъ умереть должно рано или поздо. Смерть для всѣхъ равно неизбѣжна – и для богатыхъ и для бѣдныхъ. Но иной жребій ожидаетъ нищаго – благочестиваго, иной богатаго – нечестиваго. Не одинаковы жизнь и смерть ихъ, не одинаковъ и жребій ихъ по смерти. Смерть праведныхъ – сладостна, смерть грѣшниковъ люта; жребій Лазара блаженвый, богатаго участь злополучна, какъ это видно изъ Евангельской притчи.
Бысть же умрети нищему и несену быть Ангелы на лоно Авраамле (ст. 22). Умираетъ нищій духомъ и тѣломъ, – но богатый благочестіемъ: и что же? Чистая его душа, по разлученін съ тѣломъ болѣзненнымъ, но чистымъ – возстаетъ на крыльяхъ Ангельскихъ на небо; водворяется въ свѣтлыхъ селеніяхъ Отца Небеснаго до радостнаго утра всеобщаго воскресенія; упокоевается на лонѣ Авраама, Отца вѣрующихъ. Вотъ какая высокая, отрадная тайна для Хрістіанскаго сердца открывается! Это есть блаженный жребій душъ благочестивыхъ – за предѣлами гроба. Онѣ живы и блаженны на лонѣ Авраама; онѣ предвкушаютъ радости райскія; онѣ съ Ангелами благими; онѣ въ предверіи рая. Бѣдные! не ропщите на бѣдность, а старайтесь обогатиться благочестіемъ, которое на все полезно – имѣетъ обѣтованіе живота нынѣшняго и грядущаго. Не завидуйте богатымъ, не въ Бога богатѣющимъ. Ибо что ихъ богатство? Тѣнь, дымъ, прахъ.
Умираетъ богатый, вселяется въ могилу – и всѣ блага и всю славу оставляетъ по сю страну гроба. Умре же и богатый, и погребоша его. Тѣло его предано землѣ, а душа? О, страшно выговорить! Нисходитъ во адъ. И во адѣ возведъ очи свои сый въ мукахъ, узрѣ Авраама издалеча и Лазаря на лонѣ его. Вотъ когда богатый – нечестивый обратилъ взоры свои къ Аврааму – къ вѣрѣ и благочестію его – сый въ мукахъ! Вотъ гдѣ вспомнилъ о Лазарѣ, – о его нищетѣ и страданіяхъ во адѣ! Адъ – это жилице мрака, вѣчная темница злыхъ отпадшвхъ силъ, вмѣстилище жесточайшихъ мученій. Богатый во адѣ, – страдаетъ, сый въ мукахъ; онъ среди глубокаго мрака, но зритъ издалеча Блаженнаго Авраама въ раѣ и Лазаря, покоющагося на лонѣ Его, какъ дитя покоится на лонѣ матери. За что такая участь постигла богатаго? Не за богатство, а за жестокосердіе къ бѣднымъ, за сластолюбіе. Богатые! Научитесь пользоваться дарами благости Божественной ко славѣ Подателя даровъ, къ утѣшенію бѣдныхъ. Бойтесь жестокосердія и сластолюбія, если боитесь мукъ геенскихъ.
И той возглашь рече: отче Аврааме, помилуй мя, и посли Лазаря, да омочить конецъ перста своего въ водѣ и устудить языкъ мой, яко стражду во пламени семь (ст. 21). Такъ жестокъ, такъ нестерпимъ пламень геенскій, такъ несносны мученія адскія! Среди нестерпимаго пламени геенскаго куда возводитъ богатый взоры? На Небо. Почто же на землѣ не мыслилъ о Небѣ? Почто пригвождены были его взоры къ землѣ и земному? У кого испрашиваетъ милости? У Авраама, коего добродѣтелямъ не поревновалъ, у Лазаря, коего презиралъ. О чемъ умоляетъ Авраама и Лазаря? Объ одной каплѣ воды, а на землѣ упивался до пресыщенія, не хотѣлъ бѣдному Лазарю удѣлить крупицъ отъ трапезы своей. О чемъ умоляетъ? О каплѣ воды. О каплѣ; ибо и капля воды дорога для страждущаго во пламени – яко стражду во пламени геенскомъ: Страждешь и – будешь страдать вѣчно; вопіешь о помилованіи и будешь вопіять, но тщетно. Ибо что Авраамъ отвѣчаетъ на гласъ богатаго – страдальца? – Чадо, помяни, яко воспріялъ ecи благая твоя въ животѣ твоемъ и Лазарь такожде злая; нынѣ же здѣ утѣшается, ты же страждеши (ст. 25). Какой горестный для богатаго отвѣтъ! Онъ ждалъ облегченія среди мученій, а ему велятъ вспомнить, какъ онъ провелъ жизнь, какъ употребилъ блага ея; онъ проситъ милости, а ему говорятъ, что судъ безъ милости несотворшему милости и хвалится милость на судѣ (Іав. II, 13), что онъ въ жизни воспріялъ воздаяніе за нѣкія свои добродѣтели, а по смерти достойно и праведно страдаетъ за грѣхи свои – тягчайшія – за жестокость и сластолюбіе; напротивъ – достойно блаженствуетъ Лазарь за благодушное страданіе на землѣ. Познаемъ, братіе, ту спасительную истину, что каждый изъ насъ отъ своихъ дѣлъ или прославится, или постыдится, что каждый пожнетъ то, что сѣетъ – отъ духа животъ и нетлѣніе, отъ плоти, – смерть и тлѣніе, – что и жизнь блаженная райская, и мучительная смерть адская равно вѣчны.
Вѣчны: ибо что говоритъ блаженный Авраамъ страждущему богачу – во адѣ? Между нами и вами пропасть велика утвердися, яко да хотящіи преити отсюду къ вамъ по состраданію, не возмогутъ, ни иже отсюду – т. е. страждущіе во адѣ, къ намъ преходятъ, по нестерпимости мученій.
Великая пропасть, раздѣляющая Авраама и богатаго, означаетъ то безмѣрное разстояніе, какое находится между раемъ, – обителію праведныхъ, и адомъ жилищемъ грѣшныхъ, – между Богомъ – Духомъ чистѣйшимъ и діаволомъ – духомъ тьмы и злобы, между Боголюбезною добродѣтелію и Богопротивнымъ порокомъ. Эта пропасть непроходима – т. е. вѣчное опредѣленіе правды Божіей о жребіи Праведныхъ и грѣшныхъ неизмѣнно и непреложно. Ибо кто поемлетъ на избранныя Божія (Рим. VIII, 33), если Богъ оправдываетъ? Кто оправдаетъ, если Богъ осудитъ? Какая рука отверзетъ двери милосердія, когда, рука Господня затворитъ и утвердитъ вѣчною печатію суда Своего? Ни грѣшники, осужденные на вѣчное мученіе, не прейдутъ изъ ада въ рай, сколько бы ни была тяжки страданія ихъ, сколько бы ни былъ силенъ вопль ихъ о помилованіи; ни праведники не могутъ потерять рая, бывъ утверждены въ добрѣ, какъ пржчастники славы, сколько бы ни были они въ жизни сей слабы о удобопреклонны къ паденіямъ, не могутъ придти на помощь страждущимъ во адѣ братіямъ, сколько бы ни были сострадательны къ нимъ. Между праведными и грѣшными утвердится непроходимая бездна, – бездна вѣчныхъ судебъ Божіихъ.
Страждущій во адѣ богачъ познаетъ печальнымъ опытомъ, что его мученія не только безмѣрно, тяжки, но и безконечны; – а воспоминая о братіяхъ своихъ скорбитъ, что рано или поздо постигнетъ ихъ та же злосчастная участь. Какъ предостеречь ихъ отъ грядущихъ золъ, какъ возвѣстить имъ о жребіи, ихъ ожидающемъ за гранью земнаго бытія! Рече же: молю тя, отче, да послеши Лазаря въ домъ опща моего: имамъ бо пятъ братіи, яко да засвидѣтельствуетъ имъ, да не и тіи пріидутъ на мѣсто сіе мученія (ст. 27 и 28). Братіа богатаго – это суть всѣ сыны вѣка сего, рабы плоти; домъ отца его – это лукавый міръ. Пять братій въ дому отца его, а всѣ они сластолюбивы и жестокосерды: какое печальное явленіе! Не явно ли, что весь міръ во злѣ лежитъ, что нѣтъ творяй благостыню, нѣстъ даже до единаго, что много званныхъ по милосердію Божію, но мало избранныхъ за безпечность о спасеніи? Мало ли вѣстниковъ грознаго суда Божія съ неба и на небѣ? Мало ли знаменій силы Божіей для земли и на землѣ? А сыны вѣка сего безпечны. Кто и что пробудить ихъ отъ сна грѣховнаго? Уже ли проповѣдь какого-либо пришельца изъ страны вѣчности? Можетъ быть. Отче Аврааме! Посли Лазаря въ домъ отца моего, – для вразумленія братій моихъ, да не пріидутъ и тіи во адъ – мѣсто мученія. Можетъ быть, Лазарь, паки возвратавшійся на землю убѣдилъ бы ихъ оставить суету міра, наслажденія плоти, возвѣстивъ имъ о блаженствѣ, какое среди рая вкущаетъ Авраамъ – Праведникъ, и о мученіяхъ, кои терпитъ жестокосердый богачъ во адѣ. Напрасно. Глагола ему Авраамъ: имутъ Моѵсея и пророкъ, да послушаютъ ихъ (ст. 29). Развѣ мало на землѣ для нихъ вѣстниковъ милости и суда Божія? Имъ небо и земля проповѣдуютъ славу Божію; имъ совѣсть непрестанно говоритъ о правдѣ Божій; имъ событія жизни указуютъ перстъ Божій; яснѣе же всѣхъ и всего самъ Богъ говоритъ устами Моѵсея и Пророковъ о блаженствѣ рая и о мученіяхъ ада. Имутъ Моѵсея и пророкъ, да послушаютъ ихъ. Ихъ ученію внимающе, надобно добрѣ поступать, дондеже день Боговѣденія озаритъ и денница Благодати возсіяетъ въ сердцахъ нашихъ; – ихъ писаніе Богодухновенно и полезно есть ко ученію, къ обличенію, ко исправленію, къ наказанію, еже въ правдѣ, да совершенъ будетъ Божій человѣкъ, на всякое благое дѣло уготованъ (2 Тим. 3, 16). Если же сластолюбивые и жестокосердые не внемлютъ гласу Божію: то будутъ ли они внимательны къ проповѣди человѣческой? Онъ же рече: ни, отче Аврааме! но аще кто отъ мертвыхъ идетъ къ нимъ, покаются. Страждущій богачъ думаетъ, что проповѣдь одного изъ мертвецовъ будетъ самою дѣйствительною къ вразумленію земнородныхъ. – Но что опытъ показалъ? Развѣ мало было воскрешенныхъ отъ Господа Іисуса, а многіе ли обратились къ вѣрѣ проповѣдію ихъ? Развѣ мало другихъ чудесъ на небѣ и землѣ? А много ли понимаютъ силу ихъ сластолюбивые и жестокосердые? Видяще не видятъ и слышаще не слышатъ, и сердцемъ не разумѣютъ, какъ благъ и праведенъ Господь. Рече же ему (Авраамъ). Аще Моѵсея и пророкъ непослушаютъ, и аще кто отъ мертвыхъ воскреснетъ, не имутъ вѣры (ст. 31). – Таково свойство упорнаго сердца человѣческаго! Кто отвергаеть слово Божіе, устами Пророковъ и Апостоловъ возвѣщенное: тотъ, безъ сомнѣнія, не приметъ проповѣди воскресшаго изъ мертвыхъ Лазаря о блаженствѣ рая и мученіяхъ ада, – нераскается въ согрѣшеніяхъ своихъ. Отъ чего это? Отъ того, что пришедшій во глубину золъ сперва не радитъ о спасеніи своемъ, потомъ ожесточается и погибаетъ. Вотъ какъ опасно мало внимать ученію Пророческому и Апостольскому, – ученію святыхъ Отецъ, – ученію самаго Бога, тѣмъ паче вести жизнь, съ ними несообразную! Вотъ какъ злополучны сластолюбивые и жестокосердые! Здѣсь на землѣ ничто ихъ не трогаетъ, – ни дары благости Божіей, ни знаменія силы Его, ни обѣтованія, ни угрозы, ни рай, ни адъ: тамъ – за предѣлами гроба, всегубительный адъ заключитъ ихъ на вѣки въ безднѣ мрака. Аминь.
Воскресныя бесѣды, произнесенныя Илiодоромъ, Архіепископомъ Курскимъ и Бѣлградскимъ. Спб. 1847. С. 157-166.
