Епископъ Сергій (Серафимовъ) – Великій постъ или святая Четыредесятница у древнихъ христіанъ.
Владыка Серафимъ дважды издавалъ это поученіе – по пришествіи на Вятскую (1887) и Астраханскую (1896) каѳедры въ назиданіе своей паствѣ. – ред.
Господь нашъ Іисусъ Христосъ, по принятіи крещенія отъ Предтечи Іоанна, возведенъ быстъ Духомъ въ пустыню искуситися отъ діавола, и постився дній четыредесять, и нощій четыредесять (Матѳ. 4, 1. 2), не ястъ ничесоже во дни тыя (Лук. 4, 2). Святая Церковь Христова въ подражаніе своему Господу и Владыкѣ и въ воспоминаніе Его спасительныхъ страданій и крестной смерти, равно какъ и для того, чтобы дать время для надлежащаго приготовленія оглашенныхъ къ святому крещенію, а кающихся къ исправленію и примиренію съ Церковію, всѣмъ же христіанамъ – къ торжественному и достойному срѣтенію великаго праздника Воскресенія Христова, или Св. Пасхи, – съ первыхъ же временъ учредила для христіанъ Великій постъ. Постъ этотъ, названный великимъ, какъ по своему продолженію, такъ и особенно по его высокому назначенію, древніе христіане проводили съ особенною строгостію и благочестіемъ, и пастыри Церкви съ особенною ревностію заботились о поддержаніи въ своихъ пасомыхъ этого настроенія, то раскрывая свойства истиннаго поста и его благотворныя слѣдствія, то порицая и обличая тѣхъ, кто позволялъ себѣ нарушеніе св. поста или невоздержаніемъ въ пищѣ, или другими пороками.
Правилами Церкви всегда запрещалось употребленіе въ св. Четыредесятницу мяса, молока и яйцъ, а нарушители сихъ правилъ осуждались на отлученіе отъ Церкви. Такъ, въ 56 правилѣ 6-го вселенскаго Собора сказано: «увѣдали мы, яко въ армейской странѣ, и въ иныхъ мѣстахъ, въ субботы и въ воскресные дни святыя Четыредесятницы, ядятъ нѣкоторые сыръ и яйца. Того ради за благо признано и сіе, да Церковь Божія, по всей вселенной, слѣдуетъ единому чину, совершаетъ постъ и воздерживается, якоже отъ всякаго закаляемаго, такожде отъ яйцъ и сыра, которыя суть плодъ и произведеніе того, отъ чего воздерживаемся. Аще же сего не будутъ соблюдать то клирики да будутъ извержены, а міряне да будутъ отлучены». До чего простиралось воздержаніе древнихъ христіанъ отъ мясныхъ и молочныхъ яствъ, можно видѣть изъ того, что когда императоръ Іустиніанъ, по случаю народной бѣдности, велѣлъ продавать въ Четыредесятницу за дешевую цѣну мясо; то народъ не только не покупалъ, но обратился съ негодованіемъ на самыхъ продавцовъ, и заставилъ ихъ удалиться съ рынковъ. Ученый патріархъ антіохійскій Вальсамонъ писалъ: «не позволяется никому, даже въ случаѣ смертной болѣзни, въ Четыредесятницу ѣсть мясо. Мы видимъ, что о семъ въ разныя времена было спрашиваемо на соборахъ, но не дано позволенія».
Обыкновенная пища древнихъ христіанъ въ Четыредесятницу состояла въ сухояденіи и употребленіи его родныхъ овощей и древесныхъ плодовъ. Такъ, на соборѣ Лаодикійскомъ было постановлено: «въ четвертокъ послѣднія седмицы не подобаетъ разрѣщати постъ, и всю Четыредесятницу безчествовати, но должно во всю Четыредесятницу поститися съ сухоядѣніемъ» (пр. 50). Св. Іоаннъ Златоустъ такъ изображаетъ говѣніе современныхъ ему христіанъ: «нынѣ нигдѣ нѣтъ шума, нигдѣ крика, нигдѣ не разсѣкаютъ мяса, не бѣгаютъ повара... не увидишь нынѣ различія между столомъ богача и бѣдняка. И что говорить о вельможахъ и простыхъ? И вѣнценосная глава, подобно прочимъ, преклонилась въ послушаніи посту» (Бесѣд. 2 на кн. Бытія), – и онъ же свидѣтельствуетъ, что нѣкоторые ревнители воздержанія не только не употребляли вина и елея, но и отлагали вообще всякую приправу трапезы, и довольствовались въ продолженіе всей Четыредесятницы хлѣбомъ и водою. Подобно сему писалъ блаженный Іеронимъ: «строжайшій постъ, говоритъ онъ, состоитъ изъ воды и хлѣба».
Но однимъ качествомъ пищи не ограничивались еще умѣренность и воздержаніе древнихъ христіанъ въ св. Четыредесятницу; они простирались на самое время и количество употребленія постной пищи. Обыкновеннымъ временемъ вкушенія пищи полагалось у древнихъ время вечернее, однажды въ день, за исключеніемъ субботъ и дней воскресныхъ, такъ что того и не называли постящимся, кто обѣдалъ.
Св. Златоустъ въ бесѣдахъ своихъ, говоренныхъ въ теченіе поста, выставляетъ говѣніе до вечера, какъ самое обыкновенное дѣло. «Не подумаемъ», говоритъ онъ, «что для спасенія нашего достаточно говѣть до вечера». Св. Амвросій Медіоланскій такъ разсуждаетъ въ одной изъ бесѣдъ: «назначенъ постъ; смотри не будь не бреженъ. Пусть ежедневный голодъ нудитъ тебя къ обѣду и невоздержаніе старается отклонить отъ поста: храни себя для небеснаго пира... подожди немного, недалеко вечеръ». Привыкшіе къ духовному подвижвичеству продолжали говѣніе до двухъ дней сряду, какъ свидѣтельствуетъ св. Златоустъ въ одной изъ своихъ бесѣдъ, а нѣкоторые изъ пустынниковъ – до трехъ и даже до пяти дней сряду. Нарушители поста въ количествѣ, качествѣ и времени употребленія пищи подвергались или церковнымъ наказаніямъ, какъ мы видѣли, или сильнымъ и строгимъ укоризнамъ и обличенію отъ пастырей Церкви.
Воздерживаясь отъ пищи и лишая себя обѣденнаго стола, древніе христіане избытки отъ него обращали на вспоможеніе бѣднымъ... Св. Златоустъ, въ словѣ о постѣ и милостынѣ, говоритъ: «милосердіе и любовь суть крылѣ поста, коими онъ возносится къ небу, и безъ коихъ лежитъ и валяется по землѣ. Постъ, безъ милосердія, есть знакъ глада, а не образъ святости; постъ – безъ любви есть поводъ къ сребролюбію: ибо отъ этой бережливости сколько сохнетъ тѣло, столько толстѣетъ кошелекъ. Итакъ, постясь, будемъ отдавать въ руку бѣднаго нашъ обѣдъ, который готово было истребить наше чрево. Рука бѣднаго есть сокровищница Христова: ибо все, что беретъ бѣдный, пріемлетъ Христосъ».
Такая благотворительность бѣднымъ естественно вытекала изъ характера и значенія великаго поста: въ это время христіане сами ожидали отъ Бога милости и прощенія, а потому и съ своей стороны почитали необходимою обязанностію творить дѣла милосердія къ ближнимъ. «Въ тѣ часы», говоритъ блаженный Августинъ, «когда мы обыкновенно воздерживаемся безъ всякой пользы для души, должно посѣщать немощныхъ, отыскивать заключенныхъ въ темницѣ, принимать странныхъ и примирять враждующихъ», «Скажи мнѣ, пожалуй», говоритъ св. Златоустъ: «ты не постился по немощи тѣла; справедливо: но почему ты не примирился съ твоими врагами? Можешь ли теперь сослаться на немощь тѣла? Кто принимаетъ пищу и не можетъ поститься, пусть щедрѣе даетъ милостыню, пусть примирится съ врагами, пусть изженетъ изъ духа всякую ненависть и желаніе мщенія».
Чувство милосердія и состраданія къ ближнимъ, какъ особенно свойственное благочестивымъ христіанамъ во дни поста и сокрушенія, отразилось даже и на законахъ гражданскихъ нѣкоторыхъ благочестивыхъ государей. Такъ однимъ закономъ Ѳеодосія Великаго постановлено: «въ дни Четыредесятницы, предваряющіе время Пасхи, всѣ слѣдствія по уголовнымъ дѣламъ воспрещать»; въ другомъ законѣ говорится: «въ святые дни Четыредесятницы отнюдь не наказывать тѣлесно тѣхъ, которые ожидаютъ разрѣшенія душамъ».
Какъ время особенно строгаго воздержанія и богомыслія, св. Четыредесятница была вмѣстѣ съ тѣмъ и временемъ особенно частыхъ благочестивыхъ собраній на молитву и для слушанія церковныхъ поученій. Это ясно видно изъ бесѣдъ св. Златоуста на книгу Бытія и изъ его бесѣдъ, по случаю низверженія статуй, къ антіохійскому народу, которыя онъ говорилъ въ продолженіе всей Четыредесятницы. Въ одной изъ сихъ бесѣдъ онъ говоритъ: «отъ насъ требуется не то только, чтобы каждый день здѣсь собираться, безпрерывно слушать одно и тоже и поститься во всю Четыредесятницу. Ибо если изъ сего собранія, увѣщаній и времени поста мы не извлекаемъ никакой пользы; то все это будетъ для насъ не только безплодно, но и послужитъ поводомъ къ большему осужденію, если мы, при толикомъ объ насъ попеченіи, остаемся тѣже. Если вспыльчивый не дѣлается тихимъ, негодующій – кроткимъ, завидующій – другомъ; если до безумія прилѣпленный къ богатству, не отстаетъ отъ сей страсти и не занимается раздаяніемъ милостыни и пропитаніемъ бѣдныхъ; если невоздержный не дѣлается цѣломудреннымъ; если честолюбецъ не презираетъ суетную славу и не учится искать славы истинной; если небрегущій о любви къ ближнему не старается быть не меньше мытарей и смотрѣть съ человѣколюбіемъ на враговъ, и горѣть къ нимъ великою любовію; если при сихъ и другихъ зарождающихся въ насъ злыхъ расположеніяхъ сердца, мы не бываемъ лучше: то, хотя бы собирались здѣсь каждый день, хотя бы научались непрестанно, имѣя отъ поста толикое пособіе, – какое намъ будетъ прощеніе, какое оправданіе»? Изъ этихъ словъ видно, что въ св. Четыредесятницу христіане обязаны были собираться на богослуженіе, и дѣйствительно собирались – каждодневно, какъ для благоговѣйныхъ молитвъ о прощеніи грѣховъ, такъ и для назиданія церковными поученіями, которыя говорены были также каждодневно, иногда два раза въ день.
Для возбужденія въ христіанахъ благочестія и дабы болѣе расположить ихъ къ посѣщенію храмовъ во время Четыредесятницы, правилами Церкви запрещены были всѣ зрѣлища и общественныя игры, и непростительнымъ грѣхомъ почиталось для христіанъ, если они въ это время – въ дни общественнаго покаянія, смиренія, духовнаго плача и сѣтованія о грѣхахъ, позволяли себѣ суетныя забавы и удовольствія свѣта, коимъ предавались въ это время, блуждавшіе во мракѣ суевѣрія и нечестія, язычники. Св. Григорій Богословъ, сильно обличая одного градоначальника (Целевзія) за то, что онъ во дни поста давалъ зрѣлища, говоритъ: «не хорошо, ты, судія, дѣлаешь, что не постишься. Какъ ты сохранишь законы человѣческіе, пренебрегая и ни во что вмѣняя законы божественные? Очисти свое судилище, чтобы съ тобою не случилось одного изъ двухъ, чтобы тебѣ не сдѣлаться, или не прослыть злымъ. Предлагать непотребныя зрѣлища значитъ безславить себя. По крайней мѣрѣ, знай, судія, что ты подпадешь суду». Св. Златоустъ, обличая тѣхъ, кои посѣщали конскія ристалища и игры въ циркѣ, одну изъ своихъ бесѣдъ, говоренныхъ во время Четыредесятницы, начинаетъ такъ: «я хочу, по обычаю, заняться поученіемъ; но останавливаюсь и отказываюсь: ибо мысли мои возмутило и встревожило нашедшее облако печали, и не только облако печали, но и гнѣва, такъ что я не знаю, что дѣлать: ибо мысли мои объемлетъ великая нерѣшительность. Помышляя, что все наше ученіе и ежедневное увѣщаніе, по какому-то діавольскому навожденію, вы забыли и всѣ побѣжали къ сатанинскому конскому ристалищу, – съ какимъ расположеніемъ могу снова учить васъ тому, о чемъ говорилъ прежде, когда оно такъ скоро вышло у васъ изъ памяти? Особенно же печалитъ и огорчаетъ меня то, что вы, вмѣстѣ съ нашимъ увѣщаніемъ, забыли даже о подобающемъ Четыредесятницѣ уваженіи и предались діавольскимъ обрядамъ. Скажи, пожалуй, какая польза отъ поста? Какая польза отъ нашего собранія»? (Бесѣд. 6-я на кн. Быт.).
Такъ горько было видѣть пастырямъ Церкви своихъ пасомыхъ, небрегущихъ о святомъ долгѣ христіанина! Такъ несообразно было посѣщеніе театровъ и цирковъ съ характеромъ и высокимъ назначеніемъ св. Четыредесятницы! Оно не только приводило въ печаль благочестивыя души, но и возбуждало гнѣвъ, приводило ихъ въ такое состояніе, что они не знали, что дѣлать, что и какъ говорить... Тотъ же св. пастырь, въ слѣдующей бесѣдѣ, убѣждая оставить этотъ противухристіанскій обычай, говоритъ: «прошу васъ, побѣдите дурной и пагубный обычай: помыслите, что не то только больно, что стекающіеся туда (т. е. на непотребныя зрѣлища) вредятъ себѣ, но и для многихъ другихъ служатъ соблазномъ. Ибо язычники и іудеи, видя, что каждый день бывающіе въ храмѣ и слушающіе поученія, тамъ же съ ними толпятся, не сочтутъ ли наши дѣла за обманъ и не станутъ ли тоже думать о всѣхъ насъ? Ужели не слышишь блаженнаго Павла, ясно убѣждающаго: не будьте въ соблазнъ? И дабы ты не подумалъ, что онъ убѣждаетъ только нашихъ, присовокупляетъ: іудеямъ и язычникамъ, а наконецъ прибавляетъ: и Церкви Божіей. Ибо всего болѣе противно и вредно для нашей вѣры давать невѣрующимъ поводъ къ соблазну. Ибо когда видятъ, что нѣкоторые изъ нашихъ (христіанъ), знаменитые доблестями, съ высоты своей презираютъ житейскія дѣла и заботы: многимъ это бываетъ непріятно, многіе дивятся и изумляются, что будучи съ нами такой же природы, не таковы по жизни. Но когда видятъ въ нашихъ какой-нибудь малый проступокъ, тотчасъ острятъ языкъ на всѣхъ насъ, и по одному проступку, судятъ о всѣхъ христіанахъ. Не довольствуясь этимъ, они тотчасъ вопіютъ и противъ Главы: за грѣхи рабовъ дерзаютъ даже на злохуленія противу Господа всѣхъ, и думаютъ, что ихъ заблужденія завѣшиваются лѣнью другихъ», т. е., что безпечная жизнь христіанъ не лучше заблужденій языческихъ.
Св. Четыредесятница была временемъ строгаго поста и сокрушенія сердечнаго, и потому въ продолженіе ея воспрещались всѣ празднества, какъ дни радости и веселія, и позволялось совершать ихъ только во дни воскресные и субботніе. Такъ было постановлено на Лаодикійскомъ соборѣ о праздникахъ въ честь св. мучениковъ, которые въ древности проводимы были съ особеннымъ торжествомъ, особенно въ тѣхъ мѣстахъ, гдѣ мученики пострадали, или погребены были[1]. «Неподобаетъ», сказано въ 51-мъ правилѣ Лаодикійскаго собора, «въ Четыредесятницу дни рожденія мучениковъ праздновати, но совершати память ихъ въ субботы и въ дни воскресные». По той же причинѣ, т. е. по несообразности житейскаго веселія съ днями всеобщаго поста и покаянія, запрещалось во св. Четыредесятницу совершать браки и дни рожденія (Лаод. собор, пр. 52). Даже совершеніе божественной литургіи запрещалось въ простые дни Четыредесятницы и разрѣшалось только по субботамъ и днямъ воскреснымъ, и еще въ праздникъ Благовѣщенія Пресвятой Богородицѣ. Объ этомъ находимъ постановленія на соборахъ Лаодикійскомъ и шестомъ Вселенскомъ. Въ правилѣ 49-мъ Лаодикійскаго собора сказано: «не подобаетъ въ Четыредесятницу приносити святый хлѣбъ (который необходимъ для совершенія полной литургіи), развѣ токмо въ субботу и день воскресный». Тоже постановлено на 6-мъ вселенскомъ Соборѣ: «во всѣ дни поста св. Четыредесятницы, кромѣ субботы и недѣли и св. дня Благовѣщенія, святая литургія да бываетъ не иная, какъ преждеосвященныхъ Даровъ» (пр. 52). Причина запрещенія совершать полную литургію въ простые дни Четыредесятницы заключается, безъ сомнѣнія, въ томъ, что такая литургія совершается обыкновенно съ особеннымъ торжествомъ; возношеніе даровъ въ таинствѣ Евхаристіи показываетъ всю высоту благодатнаго дерзновенія къ Богу, на которую восходятъ вѣрующіе силою искупительной смерти Христовой, и совершеннаго чрезъ нее удовлетворенія правдѣ Божіей за грѣхи ихъ. Но Четыредесятница есть время скорби душевной, сердечнаго сокрушенія о грѣхахъ, сѣтованія и самоуничиженія предъ Богомъ; потому совершеніе полной литургій въ эти дни было бы въ нѣкоторомъ родѣ смѣшеніемъ печали съ торжествомъ, самоуничиженія съ дерзновеніемъ. А чтобы продолжительнымъ лишеніемъ святыхъ Даровъ не ослаблять духа вѣрующихъ, Святая Церковь и опредѣлила въ простые дни Четыредесятницы совершать литургію не полную, безъ таинства Евхаристіи, т. е. литургію преждеосвященныхъ Даровъ, которая обыкновенно соединялась съ вечернимъ богослуженіемъ. Одинъ древній толкователь церковныхъ каноновъ (Матѳей Бластеръ), въ объясненіе такихъ постановленій Церкви, говоритъ: «воины римскіе, проведя цѣлый день въ битвѣ и только подъ вечеръ разлучавъ съ непріятелемъ, когда вспоминаютъ о пищѣ; приготовляютъ ее для себя изъ вчерашнихъ запасовъ, чтобы неистощить послѣднихъ своихъ силъ. Съ разсвѣтомъ дня они тотчасъ же должны вступить въ битву съ врагами, и, такимъ образомъ, будучи совершенно заняты войною, не имѣютъ возможности закалать воловъ и приносить жертвы, по обыкновенію тѣхъ, которые ежегодно отправляютъ празднества. Точно такъ и мы, принося новую нашу жертву въ субботу и въ день Господень, когда ослабляетъ насъ напряженіе чрезмѣрнаго подвига, какъ сѣтующіе и воюющіе, вкушаемъ прежде предложенныя и преждеосвященныя крупицы, чтобы только продлить жизнь свою до вечера; но содѣлавшись причастниками этой святой плоти, укрѣпляемся, чтобы снова мужественно вступить въ бой со врагомъ. Подлинно, духовному воину и пища доховная служитъ укрѣпленіемъ. Такимъ образомъ, данная намъ заповѣдь совершать по вечеру литургію преждеосвященныхъ (Даровъ) имѣетъ таинственнѣйшее знаменованіе».
Не одними, впрочемъ, соборными постановленіями пастыри Церкви побуждали своихъ пасомыхъ къ святому препровожденію времени Четыредесятиицы: они не мало содѣйствовали сему и своими поученіями, въ которыхъ раскрывали сущность и свойства истиннаго поста и благотворныя слѣдствія его и, которыя говорили во св. Четыредесятницу чаще, чѣмъ въ другое время. Такъ, о св. Іоаннѣ Златоустѣ извѣстно, что всѣ бесѣды свои, извѣстныя подъ именемъ бесѣдъ на книгу Бытія, онъ говорилъ именно во святую Четыредесятницу. И вотъ какъ онъ разсуждалъ о постѣ въ одной изъ такихъ бесѣдъ: «постъ», говорилъ онъ, «смиряетъ тѣло и обуздываетъ безпорядочныя вожделѣнія; напротивъ, – душу просвѣтляетъ, окрыляетъ, дѣлаетъ легкою и парящею горѣ. Постъ есть пища для души, и какъ тѣлесная пища утучняетъ тѣло, такъ постъ укрѣпляетъ душу, сообщаетъ ей легкій полетъ, дѣлаетъ ее способною подниматься на высоту и помышлять о горнемъ, и поставляетъ выше удовольствій и пріятностей настоящей жизни. Какъ легкія суда скорѣе переплываютъ моря, а обремененныя большимъ грузомъ затопаютъ, такъ и постъ, дѣлая умъ нашъ болѣе легкимъ, способствуетъ ему быстро переплывать море настоящей жизни, стремиться къ небу и предметамъ небеснымъ, и не уважать настоящее, но считать ничтожнѣе тѣни и сонныхъ грезъ». Другой знаменитый учитель Церкви, именно св. Исаакъ-Сирянинъ, такъ изъяснялъ значеніе и силу поста: «постъ есть святый путь къ Богу и основаніе всякой добродѣтели: онъ есть начало подвижничества, вѣнецъ воздержниковъ, краса дѣвства и святости, слава цѣломудрія, основаніе христіанской жизни, отецъ молитвы, наставникъ безмолвія, руководитель ко всякому добру». «Долгое время наблюдалъ я», говоритъ еще тотъ же учитель Церкви, «часто испытывалъ на себѣ самомъ, и наконецъ собственнымъ, чрезъ многіе годы повтореннымъ, опытомъ и наблюденіемъ, по благодати Божіей, узналъ, что основаніе всякаго блага, освобожденіе души изъ плѣна вражія и путь къ святой жизни составляютъ слѣдующія двѣ вещи: пребываніе въ одномъ мѣстѣ и непрестанный постъ. Отсюда происходитъ повиновеніе чувствъ, отсюда трезвость ума; сими средствами укрощаются буйныя страсти, живущія въ тѣлѣ. Отсюда кротость помысловъ, отсюда свѣтлыя мысли, отсюда усердіе къ дѣламъ добродѣтели, отсюда возвышенныя понятія. Осюда то чистое цѣломудріе, которое совершенно чуждо всякаго искустственнаго воображенія.... Отсюда постоянная бдительность ума, не позволяющая уклоняться на различные пути и стези и прогоняющая лѣность и нерадѣніе. Отсюда та пламенная ревность, которая пренебрегаетъ всякую опасность и ничѣмъ не устрашается. Кратко сказать: отсюда истинная свобода человѣка и радость души и воскресеніе и успокоеніе со Христомъ въ царствѣ Его». Въ силѣ же поста, по его словамъ, можно найти вѣрное оружіе и противу козней духа злобы. «Долго», говоритъ онъ, «родъ человѣческій не умѣлъ побѣждать, долго діаволъ не испытывалъ пораженія отъ природы нашей; но оружіемъ поста онъ въ самомъ началѣ былъ ослабленъ. Господь нашъ былъ вождемъ и первымъ побѣдителемъ. Онъ первый доставилъ побѣдный вѣнецъ природѣ нашей. Съ тѣхъ поръ, когда діаволъ видитъ у кого-либо это оружіе, тотчасъ приходитъ въ страхъ, тотчасъ воспоминаетъ о томъ пораженіи, которое потерпѣлъ онъ отъ Спасителя въ пустынѣ; сила его сокрушается и исчезаетъ».
И такъ, строгое воздержаніе отъ пищи и питія, употребленіе оныхъ только вечеромъ (за исключеніемъ только дней воскресныхъ) и притомъ въ самомъ маломъ количествѣ; дѣла милосердія и христіанской любви къ бѣднымъ и вообще къ своимъ ближнимъ, каждодневное посѣщеніе храмовъ Божіихъ, усердныя молитвы въ нихъ о прощеніи грѣховъ, удаленіе отъ общественныхъ игръ и театральныхъ зрѣлищъ, постоянное богомысліе и сокрушеніе о грѣхахъ, частое пріобщеніе Святыхъ Таинъ и назиданіе словомъ Божіимъ и пастырскими поученіями, – вотъ главныя занятія, въ которыхъ упражнялись древніе христіане въ первыя шесть недѣль поста!
Седьмая же, великая, или страстная седмица проводима была древними христіанами еще съ большею строгостію поста, чѣмъ предшествующія шесть недѣль. Святый Златоустъ въ одной бесѣдѣ на сію седмицу говоритъ: «мы называемъ ее великою седмицею не потому, будто бы ея дни больше числомъ и болѣе другихъ (ибо въ этомъ отношеніи они нисколько не разнятся отъ другихъ дней), но потому, что въ это время Господь нашъ Іисусъ Христосъ сотворилъ дѣла преизрядныя. Ибо въ эту седмицу, называемую великою, продолжительное мучительство діавола расторжено, смерть умерщвлена, крѣпкій оный (діаволѣ) связанъ, сосуды его расхищены, грѣхъ истребленъ, проклятіе упразднено, рай отверстъ, небо престало быть недоступнымъ, человѣки стали обитать вмѣстѣ съ Ангелами, средостѣніе ограды разрушилось, забрала сняты. Сей Богъ мира умирилъ вмѣстѣ и небесная и земная; посему она называется великою седмицею, и какъ есть сама глава прочихъ седмицъ, такъ великая суббота есть глава сея седмицы, и что въ тѣлѣ глава, то суббота въ сей седмицѣ. Посему въ сію седмицу многіе усугубляютъ свою ревность: одни больше постятся, другіе творятъ святыя бдѣнія, а нѣкоторые щедрѣе раздаютъ милостыню, иные ревностію къ добрымъ дѣламъ и вящшимъ благочестіемъ житія какъ бы ознаменовываютъ величіе Божіей благодати. Ибо какъ всѣ, бывшіе во Іерусалимѣ, вышли въ срѣтеніе Іисуса, по воскрешеніи Имъ Лазаря, и свидѣтельствовали народу, что мертвый отъ Него воскрешенъ, и какъ самая услужливость срѣтающихъ была какъ бы подтвержденіемъ чуда: такъ и ваша ревностная дѣятельность въ сію седмицу какъ бы служитъ великимъ свидѣтелемъ, сколь она велика и сколь многія блага сотворилъ въ нее Христосъ. Ибо нынѣ исходимъ мы въ срѣтеніе Христу не изъ одного града, не изъ Іерусалима токмо, но со всѣхъ странъ свѣта исходятъ безчисленныя церкви въ срѣтеніе Іисусу, не съ вѣтвями пальмъ, дабы держать ихъ въ рукахъ и бросать, но съ милостынею, человѣколюбіемъ, добрыми дѣлами, постомъ, молитвами, бдѣніями, со всѣмъ благочестіемъ, дабы принести оныя Господу Іисусу. Не мы одни чествуемъ сію седмицу, но и императоры нашего міра, и притомъ не кое-какъ (чествуютъ), но предоставляютъ гражданскимъ правительствамъ свободу отъ дѣлъ, да свободные отъ заботъ, проводятъ всѣ сіи дни въ духовномъ поклоненіи; для чего и затворили двери судебныхъ мѣстъ. Да престанутъ, говорятъ, всѣ тяжбы, всякаго рода споры и казни; да обезоружатся на нѣкоторое время руки палачей; всѣмъ вообще принадлежатъ блага, яже сотвори Господь, сдѣлаемъ же и мы, рабы, какое-нибудь добро. Но не симъ только императоры почтили сію седмицу, но и другою не меньшею почестію. Разсыпаются императорскіе рескрипты, коими повелѣвается снимать оковы съ содержимыхъ въ темницахъ, и какъ Господь нашъ, бывъ во адѣ, всѣхъ узниковъ свободилъ отъ смерти, такъ и рабы, по мѣрѣ силъ, стараясь подражать милосердію Господа, изъемлютъ узниковъ отъ цѣпей чувственныхъ, не въ силахъ будучи изъять отъ духовныхъ». Итакъ, по словамъ святаго Златоуста, въ страстную седмицу христіане ревностнѣе молились, больше постились, больше творили дѣлъ милосердія, чѣмъ въ первыя шесть недѣль великаго поста; судебныя мѣста закрывались; всѣ тяжбы, споры и наказанія прекращались и даже узники темничные освобождались на это время отъ своихъ цѣпей, – явленія поистинѣ отрадныя и утѣшительныя для христіанскаго сердца и достойныя подражанія! Слова св. Златоуста вполнѣ подтверждаются и другими древними свидѣтельствами. Въ постановленіяхъ Апостольскихъ говорится: «въ дни предъ Пасхою поститесь, начиная съ втораго дня до пятка и субботы, въ продолженіе шести дней, употребляя одинъ хлѣбъ, соль, овощи, а для питія – воду; воздерживайтесь также отъ вина и мяса; ибо это дни плача, а не торжества. Особливо въ пятокъ и субботу поститесь всѣ, совсѣмъ ничего не вкушая до ночной пѣсни пѣтела; если же кто не въ силахъ пропоститься два дни, по крайней мѣрѣ да соблюдаетъ субботу. Ибо Господь о себѣ рекъ: егда отымется отъ нихъ женихъ, тогда постятся. Но въ сіи дни отнять отъ насъ Женихъ іудеями, распятъ на крестѣ, и со беззаконными вмѣнился». Святой Епифаній о постѣ, въ сію седмицу такъ говоритъ: «оные шесть дней предъ Пасхою весь народъ привыкъ проводить въ сухояденіи, то есть, употреблять только хлѣбъ съ солію и водою въ вечеру; нѣкоторые же постятся по два, по три и по четыре дни. Иные проводятъ всю седмицу безъ пищи до пѣтелоглашенія слѣдующаго воскреснаго дня». Церковный историкъ Созоменъ говоритъ, что святый Спиридонъ Тримифунтскій съ своими домашними только въ одинъ день страстной седмицы вкушалъ пищу, прочіе же дни проводилъ безъ всякой пищи.
Страстная седмица, будучи для вѣрующихъ временемъ особенно строгаго поста и усиленныхъ молитвъ и щедрыхъ благодѣяній бѣднымъ, была вмѣстѣ и временемъ покоя и свободы для рабовъ. У однихъ господъ рабы освобождались на эту недѣлю отъ обыкновенныхъ ежедневныхъ работъ; у другихъ, болѣе человѣколюбивыхъ и благочестивыхъ, они получали полную свободу, выходя изъ рабскаго состоянія въ состояніе независимыхъ отъ господъ гражданъ. Такая свобода заповѣдывалась и правилами Церкви и законами гражданскими. Въ «Апостольскихъ Постановленіяхъ» сказано: «во всю великую седмицу и слѣдующую за нею (т. е. святую Пасху) рабы да будутъ свободны: ибо та – есть время страданія, а сія – воскресенія; нужно также поучать, кто пострадавшій и воскресшій, равно кто попустившій пострадать и кто воскресившій». Между гражданскими законами императора Ѳеодосія находимъ такой законъ: «всѣ публичныя и частныя дѣла въ продолженіи пятнадцати дней Пасхи (т. е. въ страстную и свѣтлую седмицы) прекращаются. Впрочемъ, въ сіи дни всѣмъ позволяется отпускать на волю рабовъ, и дѣлопроизводство объ нихъ не запрещается».
По мѣрѣ приближенія къ концу страстной седмицы и къ великому празднику святой Пасхи, древніе христіане усугубляли и свои благочестивые подвиги. Въ великій четвертокъ, въ который Богочеловѣкъ Іисусъ Христосъ установилъ божественное таинство Евхаристіи, въ нѣкоторыхъ церквахъ одни изъ вѣрующихъ, которые въ сей день не могли уже поститься вслѣдствіе крайняго ослабленія силъ, пріобщались св. Таинъ поутру, а другіе, которые весь день проводили въ постѣ, пріобщались св. Таинъ вечеромъ, въ подражаніе св. Апостоламъ, пріобщавшимся на послѣдней вечери Господней. Тѣ, коихъ тѣло отъ продолжительнаго поста во время Четыредесятницы очернѣло, въ сей день обыкновенно омывались; а постившіеся цѣлый день вечеромъ пріобщались. Въ этотъ день омывались оглашенные, готовившіеся къ принятію крещенія въ ночь между Великою субботою и днемъ Пасхи, дабы, явиться къ сему таинству съ болѣе чистою совѣстію. Такъ называемые просящіе, готовившіеся къ крещенію, торжественно читали въ этотъ день символъ вѣры въ церкви предъ епископомъ или пресвитерами. Въ тотъ же день, или въ великій пятокъ, кающимся въ продолженіи двухъ, трехъ или многихъ лѣтъ по великимъ постамъ давалось разрѣшеніе отъ грѣховъ.
Послѣдній день страстной седмицы и вмѣстѣ всего великаго поста извѣстенъ былъ и въ древности подъ именемъ великой субботы. Это была единственная суббота въ цѣломъ году, которую греческія церкви и нѣкоторыя изъ западныхъ проводили въ постѣ. Всѣ прочія субботы, въ самую даже Четыредесятницу, вмѣстѣ съ воскресными днями были праздничными; но въ великую субботу соблюдали самый строгій постъ, который соединяли иные съ постомъ предыдущаго дня, то есть, великаго пятка; а кто не могъ поститься два дни сряду, тотъ еще съ большею строгостію постился въ эту субботу до пѣтелоглашенія. Въ «Апостольскихъ Постановленіяхъ» о постѣ въ этотъ день сказано: «въ пятокъ и субботу поститесь совершенно, у кого довольно силъ, совсѣмъ ничего не вкушая до ночнаго пѣтелоглашенія; а кто не можетъ поститься два дни, пусть соблюдаетъ по крайней мѣрѣ субботу. Ибо Господь о себѣ говоритъ: егда отымется отъ нихъ женихъ, тогда постятся». Такимъ образомъ въ великую субботу былъ всеобщій постъ во всей Церкви; и продолжался не до вечера только, но до самаго пѣтелоглашенія, или полуночи. Великость сего дня изображается въ слѣдующемъ сколько древнемъ, столько и трогательномъ пѣснопѣніи Святой Церкви: «днешній день тайно великій Моѵсей преобразованіе глаголя: и благослови Богъ день седмый; сія бо есть благословенная суббота, сей есть упокоенія день, въ онь же ночи отъ всѣхъ дѣлъ Своихъ Единородный Сынъ Божій, смотреніемъ еже насмерть, плотію субботствовавъ, и во еже бѣ, паки возвращся воскресеніемъ, дарова намъ животъ вѣчный, яко благъ и человѣколюбецъ».
Ночь на Свѣтлое Воскресеніе древніе христіане проводили съ большимъ благоговѣніемъ; они собирались на всю ночь въ храмы и тамъ до полуночи совершали псалмопѣнія, чтеніе Евангелія, пребывали въ проповѣданіи и слушаніи слова Божія, въ благоговѣйныхъ молитвахъ, и участвовали въ крещеніи оглашенныхъ, какъ это видно изъ подробнаго описанія пасхальнаго бдѣнія въ Апостольскихъ Постановленіяхъ. Во времена Константина Великаго сіе бдѣніе совершалось съ особеннымъ великолѣпіемъ. «Святое бдѣніе Константинъ обращалъ въ сіяніе дня», говорилъ историкѣ Евсевій, «зажигая во всемъ городѣ свѣчи на нѣкоторыхъ столбахъ. Равнымъ образомъ зажженныя лампады освѣщали всѣ мѣста, такъ что это таинственное бдѣніе было свѣтлѣе всякаго яснаго дня». Св. Григорій Богословъ объ этомъ зажженіи лампадъ и свѣчъ, какъ въ церкви, такъ и въ частныхъ домахъ, говоритъ: «хотя и вчера мы торжественно носили свѣчи и свѣтильники, изображающіе тотъ великій свѣтъ, который небо, красотою своихъ звѣздъ озаряющее всю вселенную, изливаетъ на насъ свыше, но нынѣшнее ношеніе свѣтильниковъ преславнѣе и преизряднѣе. Ибо вчерашній свѣтъ былъ только предвѣстникъ восхода великаго онаго свѣта, и какъ бы повседневное нѣкоторое удовольствіе душъ; нынѣ же торжествуемъ самое воскресеніе, не ожидаемое токмо, но уже совершившееся, и весь міръ къ себѣ привлекающее».
Православные христіане! Взирайте на Начальника вѣры и совершителя спасенія, Господа нашего Іисуса Христа, иже самъ постися дній четыредесятъ, и нощій четыре десять, и не ястъ ничесоже во дни тыя (Лук. 4, 2), и намъ заповѣдалъ постъ, какъ непремѣнную обязанность; повинуйтеся Святой Церкви Его, якоже и Церковь повинуется Христу; исполняйте неуклонно уставы и постановленія Церкви о постѣ; внимайте ученію и наставленіямъ святыхъ Отцевъ и вселенскихъ великихъ учителей вѣры и благочестія, и въ подвигахъ поста подражайте древнимъ благочестивымъ христіанамъ, помня, что «постъ есть наилучшая пища для души» и «святой путь къ Богу».
Е. С.
«Вятскія Епархіальныя Вѣдомости». 1888. № 6. Отд. Дух.-Лит. С. 183-201; «Астраханскія Епархіальныя Вѣдомости». 1897. № 5. Отд. Неофф. С. 217-229.
[1] Съ какимъ торжествомъ древніе христіане праздновали дни страданій мучениковъ, можно видѣть изъ того, что св. Василія Великій, въ нѣкоторыхъ изъ своихъ писемъ, на память мучениковъ, празднуемую Неокесарійскою Церковію, приглашалъ всѣхъ епископовъ своей области, называя это всеобщимъ обычаемъ. См. письма 169, 244, 274.
