Архимандритъ Нилъ (Жуковъ) – О молитвѣ.
Всѣ мы отлично знаемъ, что молиться необходимо, всѣ мы отлично знаемъ, что безъ молитвеннаго общенія съ Богомъ, съ Пречистою Богородицею, со святыми угодниками Божіими невозможно бороться съ грѣховными навыками и нельзя сдѣлать ни одного добраго дѣла. Намъ извѣстно, что и Господь нашъ Іисусъ Христосъ во время Своей земной жизни неоднократно уединялся въ пустынныя мѣста и молился, молился иногда до пота кроваваго, какъ это было въ саду Геѳсиманскомъ, въ ночь предъ Его крестными страданіями. Намъ извѣстно, что Іисусъ Христосъ самъ научилъ молиться своихъ учениковъ и обѣщалъ исполнять все то, о чемъ они станутъ просить Его. «Вся, елика аще молящеся просите, сказалъ Онъ, вѣруйте, яко пріемлете и будетъ вамъ» (Мар. XI, 24). Извѣстно намъ и наставленіе, св. ап. Павла – «непрестанно молитеся, о всемъ благодарите» (1 Сол. V, 17-18).
Но стоитъ только намъ дать себѣ чистосердный отчетъ въ томъ, какъ мы молимся, какъ окажется, что молитвенное настроеніе бываетъ у насъ очень и очень рѣдко. Къ молитвѣ въ большинствѣ случаевъ мы приступаемъ неохотно, нерѣдко съ самопринужденіемъ и молимся то разсѣянно, безъ должнаго чувства и благоговѣнія, стремясь лишь къ тому, какъ бы поскорѣе окончить молитву. Намъ жалко бываетъ потратить на молитву утромъ, и вечеромъ десять пли пятнадцать минутъ, тогда какъ для какихъ нибудь-бесѣдъ и пустыхъ разговоровъ мы готовы жертвовать часами. Намъ очень тяжело бываетъ одинъ часъ простоять въ храмѣ Божіемъ, но мы съ удовольствіемъ можемъ простоять не часъ, а три часа и болѣе, любуясь какимъ-нибудь представленіемъ. Въ то самое время, когда въ церкви, совершается величественное и трогательное Богослуженіе очень многіе, считающіе себя членами церкви Христовой, спѣшатъ въ театры, посѣщаютъ кинематографы, идутъ на различныя собранія, а то и просто гуляютъ по улицамъ. Такіе факты составляютъ уже повседневное явленіе нашей жизни. Они чрезвычайно ясно и какъ нельзя лучше свидѣтельствуютъ о сильномъ упадкѣ въ вѣрующихъ людяхъ молитвеннаго настроенія и показываютъ, что вѣрующіе къ молитвѣ стали относиться совершенно равнодушно, какъ будто-бы она не составляетъ уже никакакой цѣнности для духовной жизни, А это обстоятельство и побуждаетъ насъ выяснить, что такое молитва по своему существу и какъ нужно молиться.
Молитва по своему существу не является, однимъ только простымъ обрядомъ, а есть постоянное стремленіе души человѣка къ общенію съ Богомъ и постоянное, ничѣмъ неразвлекаемое предстояніе человѣка предъ лицемъ Божіимъ. Посредствомъ молитвы человѣкъ вступаетъ въ непосредственное общеніе съ Богомъ и Богъ снисходитъ до общенія съ человѣкомъ. Человѣкъ изливаетъ въ молитвѣ предъ Богомъ душу свою, возводитъ къ Нему свой умъ и свое сердце, отъ Него одного ожидаетъ спасенія и Ему одному всецѣло предаетъ себя, а Богъ, видя смиреніе человѣка, преклоняется и внимаетъ его грѣшнымъ моленіямъ. «Молитва, говоритъ прен. Іоаннъ Лѣствичникъ, по качеству своему и есть именно пребываніе и соединеніе человѣка съ Богомъ»{1}. «Молитва пишетъ въ своемъ дневникѣ о. Іоаннъ Кронштадтскій, – златая связь человѣка христіанина, странника и пришельца на землѣ съ міромъ духовнымъ, коего онъ членъ, а паче всего съ Богомъ, источникомъ жизни»{2}. Какъ средство общенія съ Богомъ, молитва является необходимою потребностью каждаго вѣрующаго христіанина и становится жизнью его души. «Какъ для тѣла необходимо потребенъ воздухъ, чтобы дышать, говоритъ преп. Симеонъ Новый Богословъ, такъ для души потребно непрестанное памятованіе о Богѣ т. е. молитва»{3}. А что это дѣйствительно такъ, то объ этомъ свидѣтельствуютъ житія святыхъ угодниковъ и праведниковъ Божіихъ. Святые угодники Божіи всецѣло были проникнуты молитвеннымъ настроеніемъ и въ продолженіи всей своей жизни неотступно стремились къ молитвенному общенію и единенію съ Богомъ. Вспомнимъ преп. Серафима Саровскаго, Симеона Столпника и другихъ праведниковъ. Какъ извѣстно, преп. Серафимъ Саровскій, будучи еще іеродіакономъ, въ теченіи шести лѣтъ и десяти мѣсяцевъ всѣ ночи наканунѣ воскресныхъ и праздничныхъ дней проводилъ въ молитвѣ. По окончаніи Богослуженія онъ больше другихъ оставался въ храмѣ, а уходя оттуда къ себѣ въ келью для краткаго отдыха, сожалѣлъ о томъ, что человѣкъ не можетъ подобно ангеламъ безпрерывно служить Богу. Поселившись же въ дальней пустынькѣ, преп. Серафимъ, будучи уже немощнымъ старцемъ, тысячу дней и тысячу ночей стоялъ на камнѣ съ воздѣтыми къ небу руками. Св. Симеонъ Столпникъ, какъ разсказывается въ его житіи, повседневно всю ночь и день до девятаго часа (по нашему до третьяго по полудни) стоялъ на молитвѣ; по девятомъ часѣ поучалъ приходящихъ къ нему, а по захожденіи солнца опять вставалъ на молитву. Одинъ изъ пришедшихъ къ нему говоритъ: хотѣлъ я сосчитать поклоны, которые полагалъ преподобный, но сосчиталъ тысячу двѣсти сорокъ четыре и изнемогъ, а преподобный нисколько не утомлялся отъ такого частаго поклоненія{4}. Замѣчательна и блаженная кончина этихъ угодниковъ Божіихъ. Преп. Серафимъ, угождая Богу непрестанными молитвами, и умеръ въ молитвенномъ положеніи, стоя на колѣнахъ предъ иконою Божіей Матери-Умиленія съ крестообразно сложенными на груди руками. О кончинѣ преп. Симеона Столпника разсказываетъ его ученикъ Антоній. Взошелъ я на столбъ, говоритъ о себѣ Антоній, чтобы посмотрѣть, почему преподобный уже третій день не поучаетъ приходящихъ къ нему – и увидѣлъ, что онъ стоитъ съ поникшею долу главою, съ крестообразно сложенными на груди руками, какъ на молитвѣ. Полчаса стоялъ я предъ нимъ въ молчаніи, но затѣмъ наклонился къ нему и не было уже слышно дыханія преподобнаго, только сильное благоуханіе отъ тѣла его исходило. Тогда я понялъ, что преподобный почилъ о Господѣ, убоялся и плакалъ горько{5}. Посмотримъ ли мы на жизнь другихъ угодниковъ Божіихъ: преп. Антонія Великаго, Макарія Египетскаго, свят. Николая, свят. Гурія и Варсонофія Казанскихъ, точно также увидимъ, что жизнь ихъ сопровождалась молитвой. Такъ преп. Антоній Великій многія ночи проводилъ безъ сна, стоя на молитвѣ, а свят. Варсонофій не переставалъ посѣщать Богослуженіе и во время своей старческой болѣзни и немощи. И это молитвенное настроеніе у святыхъ угодниковъ Божіихъ не нарушалось даже во время ихъ обычныхъ занятій и трудовъ, необходимыхъ для добыванія хлѣба насущнаго. Преп. Макарій Египетскій во время плетенія корзинъ творилъ въ умѣ молитву Іисусову, а преп. Ѳеодосій Печерскій пѣлъ псалмы въ то самое время, какъ прялъ для братіи шерсть. Мученики же молились и славословили Бога во время самыхъ жестокихъ страданій и мученій. Намъ грѣшнымъ такая молитва, являющаяся жизнью души человѣка, кажется немыслимой и недостижимой. Вспоминая молитвенные подвиги угодниковъ Божіихъ и преклоняясь предъ ними, мы въ то же время считаемъ ихъ для себя непосильными и съ немалымъ изумленіемъ спрашиваемъ только каждый разъ, какимъ образомъ угодники Божіи могли сохранять въ себѣ постоянное молитвенное настроеніе? Для нихъ же это было вполнѣ естественнымъ и даже необходимымъ. И это вотъ почему. Мы знаемъ, что чему человѣкъ предается всецѣло, что онъ любитъ, тѣмъ онъ и живетъ, и то именно является жизнью его души. Преданъ человѣкъ научнымъ интересамъ и жизнью его души является наука. Наука побуждаетъ преданнаго ей человѣка цѣлые годы просиживать надъ книгами въ ученыхъ кабинетахъ, заставляетъ его ради какихъ-нибудь научныхъ открытій предпринимать довольно трудныя, а иногда довольно опасныя путешествія въ дальнія страны и совершенно забывать обо всемъ окружающемъ. Извѣстно, что Архимедъ, одинъ изъ знаменитыхъ ученыхъ, настолько сильно быль занятъ рѣшеніемъ математической задачи, что не слыхалъ, какъ были взяты непріятелями Сиракузы, тотъ городъ, въ которомъ онъ жилъ, не замѣтилъ даже и того, какъ эти непріятели подкрались къ нему съ тѣмъ, чтобы лишить его жизни. Преданъ человѣкъ богатству – и жизнью его является богатство и нажива. Ради богатства и наживы такой человѣкъ готовъ бываетъ пожертвовать чѣмъ угодно. Преданъ человѣкъ увеселеніямъ и жизнью его души является удовольствіе и развлеченіе. Такой человѣкъ не можетъ уже не ходить и не посѣщать различныя увеселительныя мѣста и собранія. Точно также и ученый не можетъ не сидѣть, въ своемъ кабинетѣ. Выведите ученаго изъ его кабинета и онъ все равно непременно будетъ стремиться къ нему. Выдѣлите изъ высшаго свѣтскаго общества человѣка, который сроднился и сжился съ этимъ обществомъ – и ему будетъ не по себѣ. Итакъ, чему человѣкъ предается всецѣло, что онъ любитъ, тѣмъ онъ и живетъ, и то именно является жизнью его души.
Если мы обратимся теперь къ святымъ угодникамъ Божіимъ, то увидимъ, что они преданы были Господу Богу. Его одного они возлюбили и только Его святую волю исполнять желали. Всю свою жизнь они боролись съ грѣхомъ и стремились къ спасенію, къ новой, чистой, святой и праведной жизни въ общеніи съ Богомъ. Ради только спасенія они и подвизались и терпѣливо переносили всякія лишенія и скорби. А потому, могли они не стремиться къ молитвенному общенію съ Богомъ? Могли они не изливать предъ Нимъ душу свою? Конечно нѣтъ. Если каждый любящій человѣкъ постоянно стремится къ общенію съ любимымъ и не можетъ не стремиться къ этому, если ученый, преданный наукѣ, не въ состояніи отрѣшиться отъ своего ученаго кабинета, тотѣмъ болѣе праведники Божіи не могли не устремляться къ Богу, котораго они возлюбили всѣмъ сердцемъ своимъ. Общеніе съ Богомъ въ молитвѣ являлось не только необходимою потребностью ихъ души, но служило вмѣстѣ съ тѣмъ источникомъ высшаго счастья и блаженства. «Люблю я молиться въ храмѣ Божіемъ, въ св. алтарѣ и жертвенникѣ, говоритъ о себѣ великій пастырьмолитвенникъ о. Іоаннъ Кронштадскій, ибо чудно измѣняюсь я въ храмѣ благодатію Божіею; въ молитвѣ покаянія и умиленія спадаютъ съ души моей узы страстей и мнѣ становится такъ легко. Я оживаю въ Богѣ и для Бога, весь Имъ проникаюсь и бываю единъ духъ съ Нимъ. Сердце мое полно тогда пренебеснаго, сладкаго мира, душа просвѣщается свѣтомъ небеснымъ, все свѣтно видишь, на все смотришь правильно, ко всѣмъ чувствуешь содружество и любовь. О, какъ блаженна душа въ общеніи съ Богомъ!»{6}. «Что можетъ быть выше сего, восклицаетъ преп. Нилъ Синайскій, какъ бесѣдовать съ Богомъ и быть привлекаемымъ въ общеніе съ Нимъ»{7}. «Не столько блистателенъ царь, облеченный въ пурпуръ, говоритъ св. Іоаннъ Златоустъ, сколько молящійся, украшенный бесѣдою съ Богомъ. Представь себѣ, каково это человѣку, въ присутствіи Ангеловъ, предстояніи Архангеловъ, Серафимовъ и Херувимовъ, и всѣхъ другихъ безплотныхъ силъ, съ великимъ дерзновеніемъ приступить и бесѣдовать съ Царемъ оныхъ? Какою не облекаетъ это его честію?»{8}. Лишеніе молитвеннаго общенія съ Богомъ для праведниковъ Божіихъ являлось самымъ тяжкимъ несчастіемъ и смертію ихъ души. «Я угасаю, умираю духовно, говоритъ о себѣ о. Іоаннъ Кронштадтскій, когда не служу нѣсколько дней къ храмѣ, и возгараюсь, оживаю душею и сердцемъ, когда служу, понуждаю себя къ молитвѣ неформальной, а дѣйствительной, духовной, искренней, пламенной»{9}. Являясь источникомъ высшаго счастья и блаженства, молитвенное общеніе съ Богомъ служитъ также самымъ сильнымъ и самымъ могущественнымъ средствомъ въ борьбѣ со страстями и грѣховными навыками. «Невозможно, говоритъ св. Іоаннъ Златоустъ, чтобы человѣкъ, молящійся съ должнымъ усердіемъ и призывающій непрестанно Бога, впалъ когда въ тяжкій грѣхъ. Если онъ увидитъ своего врага, послѣ того какъ умолялъ Бога о прощеніи своихъ грѣховъ, не станетъ уже смотрѣть на него, какъ на врага; если встрѣтить красивую женщину, не соблазнится, потому что пламень, возженный молитвою, еще остается внутри его и отгоняетъ всякую порочную мысль{10}. И мы знаемъ много примѣровъ, которые ясно свидѣтельствуютъ, что стоило только даже самому закоренѣлому грѣшнику обратиться съ молитвою къ Богу, какъ въ немъ тотчасъ же пробуждалось раскаяніе въ своихъ грѣхахъ и съ этого момента онъ началъ жить свято и праведно. Стоило только преп. Маріи Египетской поѣхать въ Іерусалимъ на поклоненіе животворящему кресту Христову и возвести свой взоръ къ лику Божіей Матери, находящемуся въ притворѣ Іерусалимскаго храма, какъ у ней возникаетъ твердая рѣшимость отказаться отъ прежней грѣховной жизни. Она не возвращается уже обратно на свою родину, а удаляется въ пустыню, ведетъ тамъ самую строгую жизнь и, будучи раньше грѣшницей, становится святою и праведною. Обратился съ краткою, но сердечною молитвою къ Богу презираемый всѣми грѣшный мытарь – и получилъ оправданіе. Не даромъ, поэтому, преп. Іоаннъ Лѣствичникъ говоритъ, что «молитва, по дѣйствію своему, есть умилостивленіе о грѣхахъ, примиреніе съ Богомъ, утвержденіе міра, мостъ для прохожденія искушеній, стѣна, защищающая отъ скорбей, источникъ добродѣтелей, невидимое преуспѣяніе, пища души, просвѣщеніе ума, виновница дарованій{11}.
Если же въ нашей жизни наблюдается упадокъ молитвеннаго настроенія, если наша душа не ощущаетъ потребности молитвеннаго общенія съ Богомъ, если молитва не только не является жизнью нашей души, но даже тяготитъ насъ, то это служитъ признакомъ того, что мы умираемъ духовно, отдаляемся отъ Бога, любимъ грѣхъ, живемъ исключительно земными интересами, а не живемъ въ Богѣ и не заботимся о спасеніи своей души. Почему мы скоро устаемъ молиться? Почему намъ одинъ часъ тяжело бываетъ простоять въ храмѣ Божіемъ? «Да потому, отвѣчаетъ на это великій молитвенникъ, пастырь Кронштадтскій, что не представляемъ предъ собою живо Господа. Но смотрите на Него непрестанно сердечными очами и тогда ночь цѣлую простоите и не устанете. Что я говорю ночь! Три дня и три ночи простоите и не устанете»{12}. Не даромъ вѣдь святые угодники Божіи считали молитву барометромъ и зеркаломъ души человѣка, которое показываетъ и отраясаетъ его преуспѣяніе въ духовной жизни. Угодники Божіи такъ разсуждали: имѣетъ человѣкъ молитвенное настроеніе, совершается въ немъ и преуспѣяніе въ духовной жизни. Пересталъ человѣкъ молиться, утратилъ молитвенное настроеніе, лишился молитвеннаго общенія съ Богомъ – утрачиваетъ онъ и преуспѣяніе въ духовной жизни, даетъ самый широкій просторъ своимъ страстямъ и грѣховнымъ навыкамъ, впадаетъ въ невѣріе и даже богохульство. И это вполнѣ понятно. «Не стань молиться Богу, говоритъ о. Іоаннъ Кронштадтскій, и скоро забудешь сердцемъ Благодѣтеля, Творца и Господа Своего, а съ забвеніемъ Его впадешь во всякое зло»{13}. По его словамъ люди «оттого именно впали въ безвѣріе, что совершенно потеряли духъ молитвы и оттого, что не молятся. Князю вѣка сего просторъ, для дѣйствія въ сердцахъ такихъ людей онъ господинъ въ нихъ. Молитвою они не испрашивали и не испрашиваютъ себѣ у Господа росы благодати Божіей и вотъ сердца испорченные по природѣ, безъ живительной росы Духа Святаго пересохли и отъ крайней сухости, наконецъ, запылали адскимъ пламенемъ невѣрія и различныхъ страстей»{14}.
Отсюда становится внолнѣ понятнымъ, что намъ, если въ нашихъ душахъ замѣчается упадокъ молитвеннаго настроенія, необходимо употребить всѣ усилія и старанія къ его пріобрѣтенію и воспитанію.
Но какъ нужно молиться? Какимъ образомъ можно пріобрѣсти постоянное, ни чѣмъ неразвлекаемое молитвенное настроеніе? Какъ достигнуть того, чтобы молитва стала необходимою потребностью и жизнью нашей души?
Мы выяснили, что молитва не является однимъ только простымъ обрядомъ, а есть постоянное, ничѣмъ неразвлекаемое предстояще человѣка предъ лицомъ Божіимъ и постоянное стремленіе души человѣка къ общенію и единенію съ Нимъ. Такая молитва нуждается во всецѣлой преданности молящагося Богу и полной самособранности его души, когда ни его умъ, ни его сердце не развлекаются и не бываютъ заняты ни чѣмъ постороннимъ.
Но стоитъ только намъ встать на молитву, какъ мы увидимъ, что наши душевныя силы намъ не повинуются. Въ то самое время, когда мы находимся въ храмѣ Божіемъ, или молимся у себя дома, наша воля побѣждается присущею всѣмъ намъ плотскою лѣностью, которая представляетъ намъ то усталость отъ продолжительной молитвы, то недостатокъ времени для занятія своими обычными дѣлами; въ то же самое время нашъ умъ вмѣсто того, чтобы внимать словамъ молитвы и слѣдить за совершающимся въ храмѣ богослуженіемъ, обуревается и разсѣивается множествомъ различныхъ помысловъ, а сердце наше, вмѣсто того, чтобы быть согрѣтымъ любовію къ Богу, бываетъ холоднымъ и безучастнымъ къ молитвѣ. Во время молитвы противъ насъ возстаетъ и врагъ рода человѣческаго діаволъ, для котораго, какъ говорятъ святые угодники Божіи, никакой подвигъ столько не опасенъ, сколько опасна молитва, принесенная отъ всей души Богу. «Діаволъ, говоритъ преп. Нилъ Синайскій, крайне завидуетъ молящемуся человѣку, и употребляетъ всѣ средства, чтобы положить ему преграды въ превосходномъ его шествіи и преселеніи къ Богу»{15}. Молящемуся приходится, поэтому, употреблять не мало трудовъ и усилій, соединенныхъ съ самопринужденіемъ и самоотреченіемъ. Молитвенное настроеніе, такимъ образомъ, пріобрѣтается и достигается человѣкомъ не легко и не сразу, а продолжительнымъ трудомъ и подвигомъ, и подвигомъ довольно труднымъ. Когда ученики спросили авву Агаѳона о томъ, какой подвигъ труднѣе прочихъ, то онъ отвѣчалъ: я полагаю, что подвигъ молитвы труднѣе всѣхъ прочихъ подвиговъ. Во всякомъ другомъ подвигѣ, какой бы ни предпринималъ человѣкъ, послѣ усиленныхъ трудовъ онъ стяжеваетъ и имѣетъ нѣкоторое упокоеніе, но молитва до послѣдняго издыханія сопряжена съ трудомъ тяжкой борьбы{16}. И святые угодники Божіи, которыхъ мы свято чтимъ, не вдругъ и не безъ труда сдѣлались такими великими молитвенниками. Вспомнимъ, какую борьбу и какой трудъ перенесъ преп. Антоній Великій, прежде чѣмъ вкусилъ сладость молитвы и сладость молитвеннаго общенія съ Богомъ. Лишь только началъ онъ подвизаться, какъ различные помыслы стали обуревать его, приводя ему на память оставленныя имъ имѣнія, суетную славу міра, устрашая тѣлесною немощью и трудностью взятаго подвига. «Господи, что мнѣ дѣлать! Хочу спастись, но помыслы не даютъ мнѣ», восклицалъ преподобный во время особенно сильной борьбы съ ними. Прогонялъ онъ помыслы, діаволъ возбуждалъ въ немъ тщеславіе и устрашалъ всевозможными привидѣніями. Побѣждалъ преподобный эти искушенія, діаволъ въ сильной ярости нападалъ на него и избивалъ до смерти. Но въ ту самую минуту, когда преп. Антоній лежалъ въ изнеможеніи избитый діаволомъ, ему явился Іисусъ Христосъ, укрѣпилъ его и сказалъ ему: все время Я находился съ тобою, Антоніе, ждалъ видѣть мужество твое. И такъ какъ ты мужественно подвизался, то Я и помогъ тебѣ. Точно также и о. Іоаннъ Кронштадтскій не сразу и не вдругъ сдѣлался великимъ пастыремъ молитвенникомъ. Въ своемъ дневникѣ онъ, по собственному опыту, говоритъ, что «въ жизни тѣхъ людей, которые стараются проводить христіанскую жизнь и служить Богу молитвою, бываютъ сильныя духовныя бури, ураганы и страшные вихри»{17}.
И намъ невозможно пріобрѣсти молитвенное настроеніе безъ труда и борьбы съ самимъ собою, со всею плотскою лѣнностыо и лукавыми помыслами. Но этотъ подвигъ отнюдь не долженъ устрашать своею трудностью и отнюдь не долженъ казаться намъ непосильнымъ. Мы вѣдь знаемъ, что Богъ никогда не отвергалъ искренней, сердечной молитвы, кѣмъ бы она ни приносилась. Онъ оправдалъ мытаря, обратившагося къ Нему съ краткой молитвой, «Боже, милостивъ буди мнѣ грѣшному», спасъ висящаго на крестѣ разбойника воскликнувшаго: «помяни мя, Господи, во царствіи Твоемъ», услышалъ молитвы даже языческаго сотника Корнилія и жены хананейской. Онъ укрѣпилъ преп. Антонія Великаго и другихъ праведниковъ. И намъ поможетъ Господь, если мы начнемъ проходить молитвенный подвигъ.
Намъ необходимо знать только, какъ нужно проходить этотъ подвигъ и какимъ образомъ лучше и удобнѣе всего можно достигнуть полной самособранности душевныхъ силъ, побѣдивъ плотскую лѣность, разсѣянность ума и холодность сердца? А здѣсь на помощь намъ приходитъ Церковь Христова со своимъ мудрымъ уставомъ и правилами, гдѣ подробно говорится о томъ, какое настроеніе потребно имѣть молящемуся и какъ это настроеніе должно выражаться во внѣшнихъ дѣйствіяхъ: колѣнопреклоненіяхъ, поклонахъ и крестномъ знаменіи, гдѣ устанавливается и опредѣляется даже особое время для совершенія молитвы, какъ ежедневной – домашней, такъ, равнымъ образомъ, и церковной, общественной. Въ настоящее время церковный уставъ и правила, предлагаемыя Церковью, многими забываются и считаются излишними, и ненужными. Намъ очень часто приходится слышать о томъ, что церковныя правила, церковный уставъ стѣсняютъ въ молитвѣ свободное выраженіе человѣческой души, что онѣ проявляютъ по отношенію къ человѣку даже насиліе, заставляя его молиться въ то время, когда у него нѣтъ на это никакого желанія. Такъ говорятъ тѣ люди, которые полагаютъ, что молиться должно только тогда, когда возникаетъ особое желаніе молиться и является особое молитвенное настроеніе, а нѣтъ этого – можно и не молиться. Но это неправда. Конечно, тѣмъ временемъ, когда у насъ является и возникаетъ желаніе молиться, необходимо дорожить, но это, какъ знаетъ каждый изъ насъ по собственному опыту, бываетъ очень рѣдко и то въ большинствѣ случаевъ подъ вліяніемъ постигающихъ насъ несчаствій и бѣдствій. А потому, если мы будемъ молиться только тогда, когда у насъ возникаетъ особое желаніе молиться и не станемъ возгрѣвать и воспитывать въ себѣ молитвеннаго настроенія, то можетъ очень легко дойти до того, что совсѣмъ перестанемъ молиться. Когда же мы начнемъ руководиться церковнымъ уставомъ и церковными правилами, то сами лично убѣдимся въ томъ, что онѣ стѣсняютъ только проявленіе нашей плотской лѣности, удерживаютъ отъ разсѣянія помыслами нашъ умъ, но совсѣмъ не препятствуютъ искреннему и свободному изліянію души человѣка предъ Богомъ, а наоборотъ, способствуютъ и помогаютъ этому изліянію. Мы скажемъ даже больше. Чрезъ исполненіе и слѣдованіе церковнымъ правиламъ и возможно только воспитать и пріобрѣсти постоянное молитвенное настроеніе. А что это дѣйствительно такъ, что иначе и быть не можетъ, то объ этомъ ясно свидѣтельствуютъ и въ этомъ убѣждаютъ насъ многочисленные примѣры изъ нашей обыденной жизни. Мы встрѣчаемъ многихъ ученыхъ, которые, вкусивъ сладость науки, съ великимъ наслажденіемъ могутъ просиживать надъ книгами въ своихъ кабинетахъ цѣлые годы. Но развѣ они сразу и сами собою сдѣлались учеными? Конечно нѣтъ. Прежде чѣмъ они стали учеными, ихъ учили грамотѣ, показывали буквы, объясняли, какъ изъ буквъ составляются слоги, а изъ слоговъ слова; заставляли писать: сначала палочки, потомъ отдѣльныя буквы и наконецъ yжe отдѣльныя слова. Въ опредѣленное время они должны были идти въ училище и въ опредѣленное время заниматься дома, приготовляя заданные имъ уроки. Никто, конечно, не спрашивалъ и не справлялся о томъ, есть ли у нихъ желаніе или настроеніе заниматься, но каждый день они обязаны были давать отчетъ въ своихъ занятіяхъ учителю. Учитель слѣдилъ за ними и не позволялъ имъ нарушать своихъ требованій. И только уже послѣ такого обученія ученые могли сдѣлаться дѣйствительно учеными и находить удовольствіе въ своихъ научныхъ занятіяхъ и трудахъ. Мы видимъ, такимъ образомъ, что жизнь ученыхъ, лишь только они начали учиться грамотѣ, стала опредѣляться извѣстными правилами. Никто и не говоритъ, конечно, что этихъ правилъ для обученія грамотѣ не нужно, что онѣ стѣсняютъ свободу человѣка, но всякій хорошо знаетъ, что безъ нихъ ни одинъ ученый не только не увлекся бы наукой, но даже не научился бы читать и писать. Мы любуемся, затѣмъ, и восхищаемся картинами знаменитыхъ художниковъ. Но каждый художникъ, прежде чѣмъ овладѣть своимъ искусствомъ, проходилъ школу живописи. Мы знаемъ, что существуютъ свои особыя правила и для музыкальнаго искусства. И всякій, желающій научиться музыкѣ, обязательно долженъ руководиться ими. Даже для того, чтобы сдѣлаться какимъ-нибудь самымъ простымъ ремесленникомъ, и то необходимо знаніе опредѣленныхъ для каждаго ремесла правилъ.
Не вдругъ и не сразу также совершается развитіе и преуспѣяніе человѣка въ духовной жизни, а постепенно, по своимъ особымъ законамъ. А потому нѣтъ ничего непонятнаго и удивительнаго въ томъ, что Церковь для руководства въ молитвенномъ подвигѣ предлагаетъ опредѣленный уставъ и извѣстныя правила. Намъ остается только принять ихъ и съ любовію имъ слѣдовать. И если мы въ своей обыденной жизни хорошо знаемъ, какъ нужно держать себя въ томъ или иномъ обществѣ и строго соблюдаемъ всѣ правила приличія и вѣжливости въ обращеніи съ окружающими насъ людьми, то тѣмъ болѣе намъ должно быть извѣстно, какъ, подобаетъ въ дому Божію жити.
Какъ же теперь научаетъ насъ Церковь молиться? Какъ заповѣдуетъ она намъ начинать и проходить молитвенный подвигъ?
Всякому вѣрующему, въ особенности же только что вступившему на путь спасенія, Церковь вмѣняетъ въ непремѣнную обязанность молиться ежедневно утромъ и вечеромъ. А такъ какъ человѣкъ, въ силу своей грѣховной природы, не въ состояніи бываетъ каждый разъ относиться къ молитвѣ съ одинаковымъ, благоговѣйнымъ настроеніемъ, то Церковь вмѣстѣ съ ежедневной молитвой заповѣдуетъ совершать опредѣленное молитвенное правило. Молитвенное правило бываетъ различнымъ – сообразно силамъ и положенію молящихся, и назначается ими духовнымъ отцомъ, или опредѣляется самимъ же молящимся. Обычно оно состоитъ изъ чтенія утреннихъ и вечернихъ молитвъ. Кто имѣетъ возможность къ этимъ молитвамъ присоединяетъ чтеніе каноновъ: Іисусу Христу, Божіей Матери, или Ангелу Хранителю, а кто не въ состояніи прочесть утреннихъ и вечернихъ молитвъ, тотъ можетъ замѣнить ихъ поклонами съ произнесеніемъ краткихъ молитвословій: «Господи, Іисусе Христе, Сыне Божій, помилуй мя грѣшнаго! Боже, милостивъ буди мнѣ грѣшному! Пресвятая Богородице, спаси насъ! Ангеле Христовъ, хранителю мой святьій моли Бога о мнѣ грѣшномъ». Совершеніе ежедневной молитвы служитъ началомъ и первою ступенью въ прохожденіи молитвеннаго подвига и имѣетъ очень большое значеніе. Неопустительнымъ совершеніемъ ежедневной молитвы укрѣпляется и воспитывается воля для прохожденія молитвеннаго подвига, а затѣмъ возгрѣвается и самое молитвенное настроеніе. Въ силу этого, къ молитвенному правилу Церковь заповѣдуетъ относиться съ великою тщательностью и съ великимъ усердіемъ. Всякое, даже самое незначительное нарушеніе молитвеннаго правила не проходитъ безслѣдно. Стоитъ только одинъ день провести безъ утренней и вечерней молитвы, какъ на другой день молиться будетъ уже гораздо труднѣе. Стоитъ только нѣсколько разъ опустить Богослуженіе, какъ въ послѣдующее время это посѣщеніе будетъ сопровождаться гораздо большимъ трудомъ.
«И душевныя и тѣлесныя силы человѣка, говоритъ о. Іоаннъ Кронштадтскій, совершенствуются, умножаются и укрѣпляются упражненіемъ ихъ. Упражняй руку часто въ письмѣ, въ шитьѣ, въ вязаньѣ – набьешь, какъ говорятъ, руку: хорошо будешь писать, шить, вязать; упражняйся чаще въ сочиненіи, – будешь сочинять легко и хорошо; упражняйся въ дѣланіи добрыхъ дѣлъ – и дѣла добродѣтели будешь со временемъ дѣлать легко и сладостно. Но не стань писать, шить, вязать, или пиши, шей, вяжи рѣдко, будешь дурно писать, шить, и вязать; не сочиняй ничего или сочиняй очень рѣдко, живи въ однѣхъ матеріальныхъ заботахъ жизни, и, пожалуй, нѣсколько словъ связать будетъ трудно, особенно о чемъ-либо духовномъ: заданное сочиненіе будетъ египетскою работою; не стань молиться, или молись рѣдко, – тебѣ и противна и тяжела будетъ молитва, какъ пятипудовая тяжесть»{18}. «А потому какое молитвенное правило взялся исполнить, исполни его со всею добросовѣстностью, и не исполняй дѣла Божія сердцемъ раздвоеннымъ. Если длинное молитвенное правило, то исполняй хорошо все правило, если короткое – тоже»{19}. Совершеніе молитвеннаго правила на первыхъ порахъ бываетъ иногда чрезвычайно тягостнымъ и соединяется съ нѣкоторымъ усиліемъ и самопринужденіемъ. Самая молитва нерѣдко бываетъ механической. Слова молитвы остаются для молящагося какъ-бы совершенно чуждыми. Онѣ не затрагиваютъ его сердца и ускользаютъ отъ вниманія его ума. И это потому, что человѣкъ, хотя и началъ проходить молитвенный подвигъ, но не можетъ еще предстоять предъ лицомъ Божіимъ, всѣмъ своимъ существомъ. Духъ его хотя и стремится къ небу, но плоть заставляетъ витать на землѣ, плѣняя его различными житейскими помыслами, а сердце грѣховными пристрастіями. Въ это время молящійся особенно сильно нуждается въ усиленныхъ, тѣлесныхъ трудахъ и подвигахъ: продолжительныхъ бдѣніяхъ, колѣнопреклоненіяхъ и поклонахъ. И это потому, что, утомляя свою плоть тѣлесными подвигами, молящійся тѣмъ самымъ побѣждаетъ свою плотскую лѣность, смиряетъ свою плоть и дѣлаетъ ее болѣе послушной своему духу. Каждый изъ насъ по собственному опыту можетъ знать, какъ дѣйствительно полезны и необходимы эти тѣлесные подвиги. Развѣ у насъ одинаковое молитвенное настроеніе бываетъ во время поста и продолжительныхъ бдѣній и во время объяденія и пресыщенія? Конечно, нѣтъ. Въ послѣднемъ случаѣ, оно какъ бы совершенно подавляется и заглушается. Поэтому то, и святые угодники Божіи свий молитвенный подвигъ начинали смиреніемъ своей плоти непрестанными тѣлесными трудами и подвигами. Такъ св. Христофоръ, прежде чѣмъ удалился для безмолвія и созерцанія въ пустыню, каждую ночь въ продолженіи нѣсколькихъ лѣтъ приходилъ въ пещеру, гдѣ былъ погребенъ преп. Ѳеодосій Великій, и тамъ на каждой ступени, которыхъ было восемнадцать, клалъ по сту земныхъ поклоновъ{20}. Подобные примѣры можно видѣть и изъ житія каждаго угодника Божія.
Послѣ того, какъ молящійся смиритъ свою плоть тѣлесными подвигами и побѣдитъ ими свою плотскую лѣность, онъ можетъ уже бороться съ разсѣянностью ума и лукавыми помыслами. Для того, чтобы онъ могъ преуспѣть въ этомъ, Церковь заповѣдуетъ ему возбуждать особенное вниманіе къ словамъ молитвы и въ нихъ какъ-бы заключать свой умъ. А этому прежде всего способствуетъ, рѣдкое и неспѣшное произношеніе каждаго молитвеннаго слова. При быстромъ и поспѣшномъ чтеніи слова молитвы очень часто ускользаютъ отъ вниманія ума молящагося и остаются для него совершенно чужими, при медленномъ же чтеніи онѣ какъ бы невольно заставляютъ внимать имъ. Сохраненію вниманія помогаетъ затѣмъ и внѣшнее, благоговѣйное предстояще во время совершенія самой молитвы. И это вполнѣ понятно. Вѣдь у каждаго человѣка внутреннее расположеніе души очень часто сообразуется съ внѣшнимъ положеніемъ тѣла. «У несовершенныхъ въ молитвѣ, говоритъ преп. Іоаннъ Лѣствичникъ, умъ сообразуется съ тѣломъ»{21}. Поэтому, во время молитвы Церковь запрещаетъ молящемуся смотрѣть по сторонамъ, повелѣваетъ стоять неподвижно и равно на обѣихъ ногахъ, истово креститься и съ должнымъ благоговѣніемъ класть поклоны. Церковь заповѣдуетъ также сохранять опредѣленный чинъ и порядокъ и въ храмѣ во время Богослуженія, гдѣ вѣрующіе должны молиться едиными устами и единымъ сердцемъ. Въ опредѣленное время Церковь заповѣдуетъ вѣрующимъ осѣнять себя крестнымъ знаменіемъ, класть поклоны и дѣлать колѣнопреклоненіе. Такъ при входѣ въ храмъ, при началѣ каждой службы, при чтеніи трисвятаго, въ началѣ и концѣ херувимской церковнымъ уставомъ положено класть три поясныхъ поклона; предъ чтеніемъ же евангелія, на каждомъ прошеніи сугубой ектеніи, послѣ возгласовъ священнослужителя – одинъ поясной поклонъ. Земной поклонъ положено класть во время освященія святыхъ Даровъ, а также, въ то время, когда святые Дары выносятся изъ алтаря. Великимъ постомъ Церковь заповѣдуетъ класть особые земные поклоны съ чтеніемъ молитвы св. Ефрема Сирина: «Господи и Владыко живота моего». Отъ Пасхи до Пятидесятницы, а также въ воскресные дни и господскіе праздники земные поклоны совершенно отмѣняются. Во время чтенія шестопсалмія, апостола, евангелія Церковь повелѣваетъ хранить полное молчаніе и особенное благотовѣніе, во время же чтенія каѳизмъ, пролога и другихъ поученій разрѣшаетъ сидѣть. Весь этотъ чинъ и порядокъ церковный направляется не къ чему иному, какъ къ воспитанію въ молящихся благоговѣнія и постояннаго вниманія къ молитвѣ. Кто стремится соблюдать этотъ чинъ и порядокъ церковный, тотъ уже этимъ самымъ невольно заставляетъ себя съ глубокимъ вниманіемъ относиться къ каждому священнодѣйствію и внимать каждому молитвенному слову. Нарушеніе церковнаго чина неизбѣжно приводитъ къ разсѣянности и пріучаетъ къ небрежному и невнимательному отношенію къ самой молитвѣ. А что это дѣйствительно такъ, то объ этомъ могутъ свидѣтельствовать многочисленные факты изъ нашей же жизни. Почему, напримѣръ, многіе скучаютъ и разговариваютъ въ храмѣ во время чтенія шестопсалмія и не слушаютъ чудныхъ произведеній Богодухновеннаго псалмопѣвца? Да потому, что не хотятъ и не желаютъ соблюдать чина церковнаго, который заповѣдуетъ читать шестопсалміе «со всякимъ вниманіемъ, не борзяся, но со страхомъ Божіимъ, яко къ самому Богу бесѣдующи невидимо. И не имать кто власти шепты творити, ниже плюнути, или хракнути, но паче внимати отъ псаломника глаголемымъ, руцѣ имуще согбены къ переемъ, главы же преклонены, и очи имуще долу, сердечными очима зряще къ востокомъ, да молимся о грѣсѣхъ нашихъ, поминающе смерть, и будущую муку и жизнь вѣчную».
Побѣждая разсѣянность ума, молящійся вмѣстѣ съ тѣмъ долженъ побѣждать холодность и жестокость своего сердца. «Господь, говоритъ о. Іоаннъ Кронштадтскій, даетъ намъ все не иначе, какъ сердцу нашему. Сказано – дастъ ти Господь по сердцу твоему (Пс. ХІХ, 15), каково сердце, таковъ и даръ; если молишься съ вѣрой, искренно, всѣмъ сердцемъ, нелицемѣрно, то сообразно вѣрѣ твоей, степени горячности твоего сердца, подается тебѣ и даръ отъ Господа»{22}. «Поэтому худо, если сердце твое изнеможетъ во время самой молитвы. Мужъ двоедушенъ неустроенъ во всѣхъ путехъ своихъ». Угодники Божіи совѣтуютъ молящемуся непрестанно памятовать о своей грѣховности и живо представлять предъ собою Господа, какъ своего Творца, Судію и Благодѣтеля. Такія чувства неизбѣжно заставятъ молящагося отрѣшить свое сердце отъ всякихъ земныхъ пристрастій и обратить его къ единому Богу. Если бесѣдующій съ царемъ, или съ людьми высшими себя, никогда не позволитъ себѣ разговаривать съ Ними вяло и небрежно, то тѣмъ болѣе молящійся, когда онъ, сознавши свое недостоинство, живо представитъ себѣ, что онъ предстоитъ предъ лицомъ всевидящаго и всевѣдущаго Бога, Которому открыты всѣ Его сокровенныя желанія, и помышленія, не будетъ молиться съ холоднымъ и безчувственнымъ сердцемъ.
Приступая же къ молитвѣ, молящійся прежде всего долженъ, принести славословіе и благодареніе Богу за Его безчисленныя благодѣянія и милости и молиться о прощеніи своихъ грѣховъ, а затѣмъ уже представлять Ему свои прошенія. Этимъ онъ возбудитъ въ своей душѣ чувство любви и преданности волѣ Божіей; въ противномъ же случаѣ обнаружитъ, что къ молитвѣ онъ приступаетъ не своимъ добрымъ произволеніемъ, а вынужденный потребностью. «Молясь же, учитъ преп. Нилъ Синайскій, не проси о томъ, чтобы исполнились твои желанія, потому что оныя не во всякомъ случаѣ согласны съ Божіей волею; но молись лучше, какъ наученъ, говоря: да будетъ воля Твоя. И во всякомъ дѣлѣ проси у Бога добраго и полезнаго душѣ твоей, все же остальное предоставляя устроить Богу, какъ Онъ Самъ признаетъ для тебя полезнымъ. Благій Богъ, безъ сомнѣнія, есть податель и благихъ даровъ»{23}. «Я, говоритъ о себѣ тотъ же угодникъ Божій, очень часто просилъ себѣ того, что мнѣ казалось хорошимъ и упорствовалъ въ прошеніи, но получивъ просимое, впослѣдствіи крайне скорбѣлъ, зачѣмъ, просилъ я, чтобы исполнилась моя воля, потому что дѣло оказывалось для меня не такимъ, какъ я думалъ»{24}.
Нужно сказать, что полное вниманіе и самособранность ума, когда онъ во время молитвы совершенно не разсѣивается никакими мечтаніями и помыслами, а также сладость и теплота сердечная есть благодатный даръ Божій молящемуся. Падшему и грѣховному человѣку свойственны разсѣянность и непостоянство. А потому, нѣтъ ничего удивительнаго въ томъ, что нашъ умъ даже во время самыхъ продолжительныхъ трудовъ и подвиговъ, не смотря на всѣ усилія, обуревается и разсѣивается различными помыслами, а сердце не отрекается отъ земныхъ привязанностей. Молящійся отнюдь не долженъ приходить въ уныніе и падать духомъ отъ этого, а долженъ проявлять постоянное мужество и непоколебимое терпѣніе, согласно повелѣнію Христа Спасителя, Который сказалъ, что должно всегда молиться и не унывать (Лук. XVII, 1) и согласно словамъ ап. Павла; «въ молитвѣ терпите, бодрствующе въ ней со благодареніемъ» (Кол. IV, 2). «И если, какъ учитъ преп. Іоаннъ Лѣствичникъ, мысль твоя утомится и впадетъ въ развлеченіе во время молитвы, то опять введи и заключи ее въ слова молитвы»{25}. Если утромъ молитва твоя обуревалась и расхищалась помыслами, то старайся собрать свои мысли во время вечерней молитвы. Если пройдетъ годъ, три года, и далее нѣсколько лѣтъ, а твое преуспѣяніе въ молитвенномъ подвигѣ окажется совершенно ничтожнымъ и незамѣтнымъ, то и тогда не ослабѣвай въ твоемъ подвигѣ, но употреби всѣ усилія къ тому, чтобы въ послѣдующее время это преуспѣяніе сдѣлалось болѣе успѣшнымъ{26}. «Стой неутомимо и молись усильно»{27}. Твой подвигъ обнаружитъ предъ Богомъ твое искреннее усердіе и Онъ, какъ говоритъ тотъ же преп. Іоаннъ Лѣствичникъ, «если ты неослабно подвизаешься въ семъ дѣланіи, придетъ къ тебѣ, полагая предѣлы морю ума твоего, и скажетъ ему въ молитвѣ твоей – доселѣ дойдеши и не прейдеши»{28}.
Послѣ этого, молящійся вступаетъ уже въ непосредственное, молитвенное общеніе съ Богомъ и вкушаетъ сладость этого общенія. Молитва перестаетъ быть для него подвигомъ, а становится необходимою потребностью и жизнью его души и доставляетъ ему великое, ничѣмъ незамѣнимое наслажденіе. «Жестокое дѣло, говоритъ преп. Іоаннъ Лѣствичникъ, отъ устъ жаждущаго отнять воду; но еще болѣе жестоко для души молящейся съ умиленіемъ отторгнуть себя отъ многовожделѣннаго сего предстоянія». А что это дѣйствительно такъ, то объ этомъ ясно могутъ свидѣтельствовать многочисленные примѣры изъ жизни святыхъ угодниковъ Божіихъ. Преп. Антоній Великій, сѣтовалъ на восходящее солнце, которое прерывало его ночную молитву. «О солнце, восклицалъ преподобный, зачѣмъ ты своими лучами развлекаешь меня и заслоняешь свѣтъ души моей».
Не скоро Господь даруетъ молящемуся такое блаженное состояніе. Но здѣсь то проявляется великая милость Господа къ людямъ. Господь, заставляя проходить молящагося трудный подвигъ, тѣмъ самымъ научаетъ его болѣе цѣнить сладость молитвеннаго общенія съ Богомъ и тщательнѣе хранить его. «Не домогайся, говоритъ преп. Нилъ Синайскій, немедленно получить просимое, какъ бы пріобрѣтая это силою. Богу угодно, если долго пребудешь въ молитвѣ, оказать тебѣ больше благодѣяніе».
Начнемъ же и мы, благочестивый читатель, проходить молитвенный подвигъ! Мы вѣдь знаемъ, что лишаясь молитвеннаго общенія съ Богомъ, человѣкъ умираетъ духовно. Устрашимся же этого. Вмѣнимъ себѣ за непреложное правило молиться каждый день утромъ и вечеромъ и какъ возможно чаще посѣщать Богослуженіе въ воскресные и праздничные дни. Если увидимъ, что у насъ ослабѣваетъ усердіе къ молитвѣ, будемъ сейчасъ же возбуждать его, обращаясь къ Богу съ краткими молитвословіями: «Господи, Іисусе Христе, Сыне Божій, помилуй мя грѣшнаго; Боже, милостивъ буди мнѣ грѣшному». Этими молитвами станемъ сопровождать всѣ свои занятія и работы. Многіе не всегда могутъ посѣщать храмъ Божій, но, оставаясь дома и даже занимаясь какой-нибудь работой, они могутъ творить краткую молитву. Молясь же, будемъ всѣми силами избѣгать того, что разстраиваетъ молитву: тщеславія, памятозлобія и осужденія ближнихъ. Милосердый Господь, видя наше искреннее усердіе, поможетъ намъ и укрѣпитъ насъ.
Іеромонахъ Нилъ.
«Извѣстія по Казанской епархіи». 1914. Отд. Неофф. № 23-24. С. 709-716; № 25. С. 750-754; № 26. С. 777-784. Отд. Казань 1914.
{1} Лѣств. Слово 28, 1.
{2} Моя жизнь во Христѣ I, 117.
{3} Слово осьмое.
{4} Четьи Минеи св. Дим. Ростов.
{5} Четьи Минеи св. Дим. Ростов.
{6} Моя жизнь во христѣ II, 17.
{7} Слово о молит. 34.
{8} О молитвѣ и трезв. 41.
{9} Моя жизнь во Христѣ II, 173.
{10} 4 Бесѣда объ Аннѣ.
{11} Лѣств. Слово 28, 1.
{12} Моя жизнь во Христѣ I, 180.
{13} То же. I, 171-172.
{14} То же. I, 34-35.
{15} Слово о мол. 46.
{16} Игнат. Брянчан. Отечникъ, стр. 60.
{17} Моя жизнь во Христѣ II, 92.
{18} Моя жизнь во Христѣ I, 172.
{19} Тамъ же, 21-22.
{20} Лугъ Духов, гл. 105.
{21} Лѣст. Слово 28, 23.
{22} Моя жизнь во Христѣ I, 287.
{23} Слово о мол. 31, 33.
{24} Слово о мол. 32.
{25} Лѣств. Слово 28, 17.
{26} Игн. Брянч. поуч. въ нед. 31.
{27} Нилъ Син. Сл. о молитвѣ 9.
{28} Лѣств. Слово 28, 17.
Об авторе. Архимандрит Нила (Федор Алексеевич Жуков). В 1913 г. окончил Казанскую Духовную Академию в сане иеродиакона со степенью кандидата богословия (соч. «Аскетика преп. Нила Синайского») и был оставлен профессорским стипендиатом при кафедре Пастырского богословия, аскетики и гомилетики. По свидетельству архим. Серафима (Вербина), назвавшего бывшего преподавателя и насельника Бизюкова монастыря Нилом (Безбородым), в застенках одесского ЧК подвижника обвиняли в сокрытии монастырских ценностей, хотя, как преподаватель, он к ним не имел отношения. Архим. Нил скончался в застенках ЧК в сорокалетнем возрасте «не без пыток».
