Архіепископъ Никаноръ (Бровковичъ) – О наипрекраснѣйшей пасхальной пѣсни (Поученіе въ недѣлю Женъ Мѵроносицъ).
«Еже прежде солнца Солнце, зашедшее иногда во гробъ, предвариша ко утру ищущыя яко дне мѵроносицы дѣвы, и друга ко друзѣй вопіяху: о, другини, пріидите, вонями помажемъ тѣло живоносное и погребенное, плоть воскресившаго падшаго Адама, лежащую во гробѣ. Идемъ потщимся, якоже волсви, и поклонимся, и принесемъ мѵра, яко дары, не въ пеленахъ, но въ плащаницѣ обвитому, и плачимъ и возопіимъ: о, Владыко! востани падшимъ подаяй воскресеніе».
Вотъ одна изъ наирѣже употребляемыхъ, наименѣе понимаемыхъ и наипрекраснѣйшихъ пасхальныхъ пѣсней.
Эта пѣснь, по поэтическому своему строю, была бы понятнѣе на греческомъ языкѣ, еслибъ знаніе этого священнаго новозавѣтнаго языка было общераспространено, чѣмъ на славянскомъ, буквально подстрочно передающемъ подлинный греческій текстъ, не всюду сродный съ геніемъ нашего роднаго славянскаго и развившагося изъ него новѣйшаго русскаго языка.
Пѣснь эта поражаетъ разумѣющихъ дивною красотою и въ своемъ славянскомъ складѣ, но на греческомъ подлинномъ текстѣ она представляетъ такую переливчатую радужную игру понятій, такіе поразительные контрасты образовъ, затѣмъ такой изумительно-естественный переходъ изъ одного контраста въ другой и слитіе противоположностей, что такую изумляющую поэтическую красоту, въ церковныхъ пѣсняхъ, можно находить только у величайшаго новозавѣтнаго церковнаго пѣвца, Іоанна Дамаскина, и то не во многихъ дивныхъ произведеніяхъ его небесно-одухотворенной поэзіи.
Постараемся перевести эту пѣснь на русскія реченія. Предваряемъ однакоже, что она въ точности непереводима, потому что греческое реченіе: «воскресеніе» тождественно съ «возстаніемъ»; восходъ солнца, возстаніе спящаго, воскресеніе умершаго по-гречески это будетъ одно ἁνάστασις; возставить, поднять значитъ воскресить и наоборотъ, и на игрѣ этихъ понятій основана неподражаемая красота цѣльнаго поэтическаго образа, рисуемаго этою пѣснью.
Вотъ нѣкогда, третій день тому назадъ, божественное Солнце, прежде солнечнаго заката, зашло во гробъ, въ могильный мракъ смерти. Теперь, въ свѣтлую пасхальную ночь, это божественное Солнце, Его свѣтлый восходъ, предварили къ утру мѵроносицы дѣвы, которыя ищутъ – ждутъ Его, какъ свѣтлаго дня. Ищутъ и вопіютъ одна къ другой: о, другини! о, сестры-друзья! Пойдемъ помажемъ похоронными благовоніями тѣло живоносное, источающее жизнь, и въ тоже время само погребенное. Пойдемъ помажемъ мертвую плоть того, кто воскресилъ, кто поднялъ и возставилъ падшаго Адама, – плоть, которая однакоже сама повержена и лежитъ во гробѣ. Идемъ же, поспѣшимъ, какъ волхвы, привѣтствовавшіе только что родившагося Христа, лежащаго въ ясляхъ. Поспѣшимъ, какъ волхвы, и поклонимся, и принесемъ похоронное мѵро, какъ дары, принесенные волхвами, злато, ливанъ и смирну, – принесемъ повитому теперь не пеленами, какъ младенцу, но плащаницею, какъ мертвецу. Принесемъ Мертвецу въ даръ похоронное мѵро, и заплачемъ и возопіимъ: о, Владыко! воскресни – встань, встань подая падшимъ, долу поверженнымъ, гнилымъ мертвецамъ воскресеніе. Встанъ самъ и подыми ихъ. Взойди, наше Солнце, зашедшее во гробъ, и озари своимъ свѣтомъ спящихъ во тмѣ сномъ смерти.
Мы представили смыслъ избранной церковной пѣсни. Теперь подложимъ подъ нее событіе, лежащее въ ея основѣ.
Не имѣемъ времени передать цѣлую исторію жизни св. женъ мѵроносицъ. Скажемъ только словами евангелиста о нихъ, что онѣ пошли за Іисусомъ изъ Галилеи и ходили вслѣдъ за Нимъ во время Его общественнаго служенія, служа Ему отъ имѣній своихъ. Іисусъ Христосъ, изъ всѣхъ своихъ послѣдователей, самъ избралъ 12 апостоловъ, которымъ и повелѣлъ ходить всюду за Нимъ. Избралъ затѣмъ и еще 70, которыхъ посылалъ еще при жизни своей на проповѣдь евангелія, которые также ходили съ Нимъ или за Нимъ болѣе или менѣе постоянно, хотя и не безпрерывно. А женъ мѵроносицъ Онъ не приглашалъ ходить за собою; но онѣ сами, по теплотѣ своихъ сердецъ, пошли за Нимъ, радуясь, что могутъ служить Ему хоть чѣмъ-либо, и служили Ему, какъ и апостоламъ Его, отъ своихъ имѣній, безъ сомнѣнія, болѣе или менѣе содержа, на счетъ своихъ имѣній, общину св. апостоловъ, воглавляемую божественнымъ ихъ Учителемъ. Женъ мѵроносицъ привязывала къ Іисусу божественная высота Его ученія, божественная чистота Его жизни, божественная красота Его нравственнаго облика; а кромѣ того привязали также и благодѣянія. Мы знаемъ, что изъ главной между женами мѵроносицами Маріи Магдалины Онъ изгналъ семь бѣсовъ.
Изъ Галилеи, вслѣдъ за Іисусомъ пошли жены мѵроносицы и въ послѣдній годъ Его жизни, пошли въ Іудею и Іерусалимъ, отчасти на праздникъ пасхи, отчасти же предчувствуя, что ихъ возлюбленный Учитель на этотъ разъ кончитъ тамъ несчастно. Пошли вмѣстѣ съ Маріею, Матерію Іисусовою, которой въ эту пору исполнилось уже около 48 лѣтъ. Когда Спасителя схватили въ саду Геѳсиманскомъ и повели къ первосвященникамъ на судъ, мужчины апостолы разбѣжались и оставили своего Учителя одного, за исключеніемъ однакоже двухъ апостоловъ, Петра и Іоанна. Іоаннъ послѣдовалъ за Нимъ до архіерейскаго двора потому, что былъ тамъ извѣстенъ. Онъ же, по знакомству въ архіерейскомъ домѣ, ввелъ туда, черезъ привратницу, и Петра, на несчастье сего послѣдняго. Чрезъ нѣсколько минутъ Петръ, испуганный тѣмъ, что его признаютъ за ученика Іисусова, отрекся отъ своего Учителя съ клятвою. А Іоаннъ имѣлъ мужество, – впрочемъ, конечно, и по знакомству съ архіерейскимъ домомъ, – послѣдовать за Іисусомъ до двора Пилатова, а оттуда и до креста. Вѣроятно, онъ слѣдовалъ за Іисусомъ, въ сопровожденіи Матери Господа и женъ мѵроносицъ, – такъ всю эту священную группу мы и видимъ стоящею у креста, на которомъ умиралъ Богочеловѣкъ. Вотъ самъ евангелистъ Іоаннъ пишетъ: «стояла у креста Іисуса Мать Его, и сестра Матери Его, Марія Клеопова, и Марія Магдалина». Вотъ Іисусъ тускнѣющимъ взоромъ усмотрѣлъ свою Матерь и стоящаго ученика, котораго любилъ... Что шевельнулось, въ эту мучительную минуту, въ Его отбивающемъ послѣдніе предсмертные ритмы, умирающемъ по любви къ грѣшному міру сердцѣ, того мы не можемъ ни почувствовать, ни тѣмъ болѣе выразить. Умирающій, не желая выдать свою родную Мать любопытствующей ненависти раздраженной толпы, говоритъ ей: «жено, женщина! вотъ сынъ твой» (вмѣсто Меня, – подразумѣвалось, – опора твоей наступающей старости). Потомъ говоритъ ученику: «вотъ мать твоя» (т. е. люби ее, береги ее, вмѣсто Меня). Они ушли, мы не видимъ ихъ у гроба Гооподня. Человѣческая страстность находитъ для себя привлекательнымъ видѣть Богородицу падающею въ изнеможеніи, ломающею руки, терзающею на себѣ волосы. Есть поэзія и въ этомъ представленіи. Но безпредѣльно выше истинный евангельскій образъ Богородицы, стоящей у креста. Есть скорбь молчаливая, которая бываетъ во сто разъ глубже и томительнѣе скорби мятущейся. Молча Матерь Богочеловѣка стоитъ и смотритъ, когда Его пытали, приколачивали ко кресту; когда всѣ издѣвались надъ Нимъ; когда Онъ, въ непостижимой тоскѣ, въ недомыслиной мукѣ вопилъ: «жажду»... Вопилъ даже къ Богу Отцу своему: «Боже мой! Боже мой! Зачѣмъ Ты Меня оставилъ»... Но все это въ совокупности съ тѣмъ, когда Онь умирая, готовый испустить послѣдній вздохъ, говоритъ Матери, которая хочетъ, но не можетъ упокоить на своихъ колѣняхъ повисшую голову Сына, – когда Онъ говоритъ Матери: «Се сынъ твой», указывая на возлюбленнаго своего ученика, а ученику: «вотъ мать твоя», – все это, вся эта минута оказалась невыносимою даже для Богоматери. Человѣческія силы оставили ее. Ее или увели отъ креста, или унесли. Возлюбленный ученикъ въ эту минуту взялъ ее во-свояси. Всѣ близкія, всѣ родныя сердца оставили Іисуса умирать на крестѣ одного. Даже Богъ Отецъ, и тотъ оставилъ... Такъ было предопредѣлено, такъ нужно. Вотъ и послѣдній возлюбленный ученикъ оставилъ. Даже мать родная, Матерь Божія въ изнеможеніи, и та оставила. Кто же не оставилъ? Марія Магдалина не оставила и другія жены мѵроносицы... Стояли у креста, – пишетъ св. евангелистъ, – смотря на крестъ издалека, – издалека, безъ сомнѣнія, изъ-за толпы, съ ненавистнымъ кровожаднынъ любопытствомъ, тѣснившейся у креста. Стояли и смотрѣли, упокоивали своими любящими взорами потухающій взоръ Богочеловѣка, Марія Магдалина, и Марія мать Іакова и Іосіи, и Саломія, которыя, когда Онъ былъ въ Галилеѣ, ходили вслѣдъ Его, и служили Ему, и иныя многія, которыя прибыли съ Нимъ во Іерусалимъ. Но и съ Богочеловѣкомъ все совершилось по-человѣчески. Утомились-ли эти послѣднія, преданныя умирающему Богочеловѣку существа, наступающій-ли праздникъ пасхи разогналъ ихъ по домамъ, домашнія-ли предпраздничныя заботы позвали ихъ къ себѣ, сознаніе-ли безполезности дальнѣйшаго присутствія у креста поворотило ихъ спины къ Нему, – но только и эти наипреданнѣйшія существа, эти безстрашныя женщины подъ конецъ оставили Іисуса висѣть и умирать на крестѣ одного. Одиночество наиполнѣйшѳе между небомъ и землею. Все отвергло, всѣ оставили!... Жены мѵроносицы поспѣшили воротиться по домамъ и для того, чтобы поспѣть, предъ наступленіемъ пасхальной субботы, уготовать ароматы и мѵро. Но все же одна или двѣ души не оставили одинокаго Мертвеца. Кто же не оставилъ Іисуса и теперь? Таже Марія Магдалина съ одною изъ подругъ не оставила. Чистая, возвышенная женская любовь пригвоздила ее ко кресту Христову, готовая свести и въ одну могилу... Марія Магдалина и Марія Іосіева смотрѣли, гдѣ Его полагали во гробъ, пишетъ св. евангелистъ. Духъ стариннаго церковнаго преданія навѣваетъ вѣрованіе, что вторая Марія оставалась здѣсь уже и для того, чтобъ приберечь первую Марію Магдалину, которая не могла оторваться отъ дорогаго гроба. Пришелъ Іосифъ, испросившій у Пилата тѣло Іисусово, пришелъ и Никодимъ съ нимъ; сняли тѣло Іисусово со креста, унесли въ близлежащій садъ Іосифовъ, обсыпали благовоніями, намастили благовонною мастью, обвили намащенными пеленами, повязали платъ на головѣ, внесли въ гробовую пещеру, вдвинули въ гробовую каменную нишу, окурили благовонными порошками самую пещеру, взвалили камень великій на двери гроба, на входъ въ гробовую пещеру, и ушли. И тѣ послѣдніе ушли, Іосифъ съ Никодимомъ. Кто же не ушелъ, кто не оставляетъ и погребеннаго Іисуса? Все она же, Марія Магдалина; она съ другою Маріею, безсильная подняться, сидитъ прямо противъ гроба. Нужно полагать, что другая Марія, наконецъ, увела ее. Надвинулась ночь великой субботы... Ушла и Марія Магдалина, ушла съ томительною заботою и жалостью въ сердцѣ, что и мѵромъ-то онѣ не могли помазать своего Господа, своего замученнаго Учителя...
А тутъ эта несчастная пасхальная суббота. Нигдѣ ничего нельзя достать, ни купить, ни нести... Тутъ и жены мѵроносицы упокоились по заповѣди, упокоили руки и ноги, связанныя заповѣдью, хотя, конечно, не сердце. Измученнымъ любовью и скорбію сердцамъ эта томительная суббота показалась чуть не вѣчностью. Однакоже и она ушла. Ушла съ наступленіемъ вечернихъ сумерекъ.
Итакъ, одни изъ женъ мѵроносицъ приготовили ароматное мѵро еще съ вечера субботы; а Марія Магдалина и другая Марія и Саломія купили ароматы по минованіи субботы. Взявъ свои ароматы, жены мѵроносицы, съ разныхъ концовъ Іерусалима, пошли къ Голгоѳѣ, къ саду Іосифа аримаѳейскаго, ко гробу тамъ находящемуся, чтобы, пришедши туда, помазать мѵромъ тѣло Іисусово. Помните изъ пасхальной пѣсни: «солнце еще не закатилось, какъ божественное Солнце зашло во гробъ. Теперь, въ пасхальную ночь, жены мѵроносицы предваряютъ восходъ солнечный, чтобы помазать Мертвеца, зашедшаго во мракъ могильный, и срѣтаютъ зарю воскресенія, срѣтаютъ восходъ изъ сѣни смертной вѣчнаго Солнца правды». Но шли онѣ, убитыя горемъ, съ убитыми надеждами, съ простою житейскою заботою на поверхности глубоко измученныхъ горемъ сердецъ: «кто отвалитъ намъ камень отъ гробовыхъ?» А камень былъ очень великъ.
Идутъ съ разныхъ сторонъ, съ разныхъ мѣстъ города къ одному средоточію, ко гробу, окрытому тамъ гдѣ-то за городскою стѣною, въ тѣни садовыхъ деревьевъ, въ скалѣ на откосѣ ужасной Голгоѳы. Но пораженной въ самую глубину сердца Маріи Магдалинѣ самая поспѣшность сестеръ кажется нестерпимою медленностію; самая забота ихъ помазать тѣло мѵромъ является обременяющимъ ея порывы житейскимъ попеченіемъ. Ей нужно одно, – скорѣе только увидѣть гробъ. И вотъ она одна отдѣляется и устремляется впередъ. Отъ нея болѣе или менѣе не отстаетъ принявшая надъ нею родственную заботу другая Марія. Магдалина пришла ко гробу, однакоже, одна сущей тмѣ; утро едва-едва начинало мерцать. И видитъ сквозь сумракъ уходящей ночи, – камень взятъ отъ гроба. А, Боже, Господа кто-то унесъ изъ гроба! Бѣжитъ съ новою скорбію, съ новою стрѣлою въ изнывающемъ отъ боли сердцѣ, назадъ. На пути, должно быть, встрѣтила отставшихъ отъ нея женъ мѵроносицъ. Говоритъ имъ: «взяли Господа изъ гроба», – и поспѣшаетъ назадъ, передать туже скорбную вѣсть мужчинамъ апостоламъ. Между тѣмъ остальныя мѵроносицы устремляются впередъ. Подходятъ въ уединенномъ саду, среди сумрака ночнаго, въ сосѣдствѣ ужасной Голгоѳы, гдѣ, быть можетъ, еще торчали, рисуясь въ ночной мглѣ, ужасные три креста, – подходятъ ко гробу. Это была первая группа женъ мѵроносицъ.
Минуту передъ тѣмъ сдѣлалось великое землетрясеніе. Ангелъ Господень, сошедшій съ небесъ, приступивъ отвалилъ камень отъ дверей гроба и сѣлъ на немъ. Видъ его, среди глухой полночи, блестѣлъ, какъ молнія, и одежда бѣлѣла, какъ снѣгъ. Внезапное землетрясеніе, явленіе свѣтоноснаго ангела поразили приставленную ко гробу стражу до того, что стражи омертвѣли отъ страха; а потомъ, пришедши нѣсколько въ себя, разбѣжались гонимые ужасомъ. Сіи, хотя и страдательные враги Христовы, были здѣсь лишніе, были недостойны ощутить радость отъ ангельской вѣсти о воскресеніи. Расчищенное ими мѣсто, въ эту всерадостную минуту, занято женами мѵроносицами. – «Не бойтесь», – слышатъ онѣ. Это молніевидный, одѣтый свѣтомъ ангелъ обращаетъ къ нимъ свою рѣчь. «Не бойтесь. Я знаю, вы ищете Іисуса распятаго. Нѣтъ Его здѣсь. Христосъ воскресе!» И съ тѣхъ поръ вся вселенная, въ продолженіи вотъ уже почти двухъ тысячъ лѣтъ, повторяетъ ангелу въ отвѣтъ: «воистину воскресе!» – «Подойдите», – вѣщаетъ ангелъ, – «посмотрите мѣсто, гдѣ лежалъ Господь». – Гробовыя еврейскія пещеры бывали иногда очень обширны, и въ нихъ бывало по нѣскольку мѣстъ, на которыхъ клали умершихъ. Эти мѣста были родъ лавокъ или дивановъ каменныхъ, высѣченныхъ около стѣнъ пещеры, и отдѣлялись иногда перегородками. Въ евангеліи сказано, что гробная пещера Спасителя была новая, въ которой еще ни одинъ покойникъ не былъ положенъ. – «Идите скорѣе», вѣщаетъ ангелъ, – «возвѣстите ученикамъ Господнимъ, что Христосъ воскресе изъ мертвыхъ». И вотъ первая группа мѵроносицъ, вышедши поспѣшно изъ гробовой пещеры, побѣжала со страхомъ и радостію возвѣстить апостоламъ, что Христосъ воскресе!
Свѣтало. Когда первые лучи солнца только что освѣтили восточный край горизонта, когда небо на восточной сторонѣ только что забѣлѣлось, прибыли другія жены мѵроносицы, другою группою. Взглянувъ на гробъ, видятъ, что камень отваленъ. Входятъ въ самую гробовую пещеру и видятъ ангела юношу, сидящаго на правой сторонѣ, облеченнаго въ бѣлую одежду. Вѣроятно смертное ложе Господа было на правой сторонѣ при входѣ въ пещеру; здѣсь и сидѣлъ ангелъ, указывая на мѣсто, гдѣ лежалъ Господь. Увидѣли и ужаснулись. Ангелъ вѣщаетъ имъ: «не ужасайтесь, Іисуса ищете, распятого. Христосъ воскресе! Его нѣтъ здѣсь. Вотъ мѣсто, гдѣ былъ Онъ положенъ. Но идите, скажите ученикамъ Его и Петру»... Петръ недавно еще, въ самыя тяжкія для Господа минуты, отвергся отъ Него съ клятвою, что и не знаетъ Его вовсе, измѣнивъ данному незадолго предъ тѣмъ обѣщанію – даже умереть съ Нимъ, еслибъ это потребовалось. Вслѣдъ затѣмъ, сознавъ свое паденіе, Петръ горько плакалъ. И вотъ ангелъ, безъ сомнѣнія, по повелѣнію самаго Господа, велитъ возвѣстить радостную вѣсть о воскресеніи апостоламъ всѣмъ и Петру особенно, ради его особенно тяжкаго горя и покаянныхъ слезъ. – «Скажите», – вѣщаетъ ангелъ, – «что воскресшій Господь встрѣтитъ васъ въ Галилеѣ, Тамъ вы Его увидите, какъ Онъ сказалъ вамъ». Вышедши изъ гробовой пещеры, жены мгроносицы побѣжали назадъ; на нихъ напалъ страхъ и ужасъ. «Испугавшись», въ страхѣ на первыхъ порахъ, они не могли перемолвить ни съ кѣмъ ни единаго слова. Подошли еще нѣкоторыя другія жены мгроносицы. Нашли камень отваленнымъ отъ гроба. Вошедши въ гробовую пещеру, не находятъ тѣла Господа Іисуса. Стоятъ онѣ въ пещерѣ и недоумѣваютъ. Вдругъ предстали предъ ними два мужа, два ангела, въ одеждахъ блистающихъ. Мѵроносицы, въ ужасѣ отъ блестящаго видѣнія, потупили глаза въ землю. А ангелъ вѣщаетъ къ нимъ: «что ищете живаго съ мертвыми? Нѣтъ Его здѣсь, Христосъ воскресе, Вспомните, какъ Онъ говорилъ вамъ, когда былъ еще въ Галилеѣ, сказывая вамъ, что Сыну человѣческому надлежитъ быть предану въ руки человѣковъ грѣшниковъ и быть распяту и въ третій день воскреснуть». Весь гробъ, вся окружность гроба невидимо исполнены были ликовъ ангельскихъ. Тамъ было не только два-три ангела, тамъ были ихъ тысячи, и являлись они женамъ не постоянно одинъ и тотъ же. Являлись то одинъ, то другой, то два; то въ этомъ мѣстѣ, то въ другомъ; то съ такою рѣчью на устахъ, то съ другою, но говорили объ одномъ и томъ же: Христосъ воскресе! И вспомнили мѵроносицы слова Господни и поспѣшили отъ гроба возвѣстить единонадесяти апостоламъ и всѣмъ прочимъ, яко Христосъ воскресе!
Послѣдуемъ теперь за первою изъ мѵроносицъ, за Маріею Магдалиною, она первая удостоилась узрѣть самаго воскресшаго Христа, а не однихъ только ангеловъ. Свѣтлая картина свѣтлаго воскресенія Христова не будетъ дорисована, больше того, – будетъ лишена лучшей, самой трогательной, самой существенной своей части, если мы не доскажемъ вамъ о явленіи самаго воскресшаго Господа сперва Маріи Магдалинѣ, а затѣмъ и прочимъ мѵроносицамъ.
Мы оставили Магдалину въ ту минуту, когда она, увидавъ, что во гробѣ нѣтъ Господа, поспѣшила назадъ, сообщить эту новую скорбную вѣсть какъ отставшимъ отъ нея прочимъ женамъ мѵроносицамъ, такъ и оставшимся въ домахъ апостоламъ. Бѣжитъ, и приходитъ къ самому Петру и къ другому ученику, котораго любилъ Іисусъ, – это къ Іоанну, которые очевидно пребывали вмѣстѣ, въ одномъ домѣ, вѣроятно въ домѣ отца Іоаннова – Зеведея, гдѣ пребывала и Матерь Божія, которой Іоаннъ былъ усыновленъ. Прибѣжала и говоритъ имъ: «взяли, унесли Господа изъ гроба, и не знаемъ, не знаю я, не знаютъ и другія жены мѵроносицы, гдѣ положили Его». Тотчасъ, вслѣдствіе принесенной Магдалиною вѣсти, Петръ и Іоаннъ поспѣшили ко гробу. Поспѣшили они оба вмѣстѣ. Но Іоаннъ, будучи моложе Петра, бѣжалъ скорѣе; а потому ранѣе Петра и прибѣжалъ ко гробу, но не вошелъ въ гробовую пещеру. Вѣроятно, робость въ уединеніи сада, при такихъ необыкновенныхъ обстоятельствахъ, овладѣла душею юнаго ученика, и онъ одинъ не рѣшился войти въ пещеру, а только наклонился въ отверстіе, отъ котораго отваленъ былъ камень, и увидѣлъ лежащія пелены, которыми повитъ былъ Мертвецъ. Вслѣдъ за Іоанномъ приходитъ и Симонъ Петръ и, какъ болѣе мужественный и смѣлый, входитъ въ пещеру. Входитъ и видитъ, однѣ пелены лежатъ, и платъ, который былъ на главѣ Іисуса, лежитъ не съ пеленами, но особо свитый на другомъ мѣстѣ. Это показываетъ, что воскресшій Господь вышелъ изъ гроба, какъ духъ, какъ живой образъ, въ Своемъ одухотворенномъ тѣлѣ, не взявъ съ собою ни одного изъ вещественныхъ покрововъ, которыми былъ укутанъ, какъ мертвецъ. Пелены и головной платъ остались на мѣстѣ во гробѣ. Тогда за Петромъ вошелъ въ пещеру и Іоаннъ, прежде пришедшій ко гробу, и увидѣлъ и увѣровалъ, хотя эта вѣра еще не была полная, богопросвѣщенная. А Петръ и такой вѣры пока еще не получилъ, а пошелъ назадъ, только дивясь бывшему самъ въ себѣ. Такъ два преданнѣйшихъ ученика Господнихъ и возвратились къ себѣ, еще не совсѣмъ готовые къ явленію Воскресшаго, который, однакоже, явился Петру въ тотъ же первый свѣтлый день воскресенія особо, ему одному; а Іоанну явился уже только вечеромъ въ запертой сіонской горницѣ, вмѣстѣ со всѣми прочими апостолами.
Марія же возвратилась ко гробу, вслѣдъ за учениками, и, быть можетъ, нашла ихъ еще при гробѣ, или же они только что удалились. Въ смятеніи духа, она одна въ саду, стоитъ у гроба и плачетъ, считая тѣло Господа похищеннымъ и не зная, гдѣ оно находится. Впрочемъ, кто измѣритъ глубину ея скорби и опредѣлитъ тѣ предметы, которые исторгали горькія слезы изъ ея очей? Крѣпкія нити возвышенной любви, которыми она привязана была къ замученному Учителю, безжалостно и невозвратно были порваны. Бѣжала она отдать почившему хотя послѣдній долгъ, – помазать Его тѣло мѵромъ, но и тѣло унесено, и гдѣ та могила, надъ которою можно погоревать, которую можно оросить слезами порванной любви, и то неизвѣстно. Въ слезахъ она наклоняется въ гробовую пещеру; въ самый гробъ войти, какъ видно, она еще не осмѣливалась. Наклонилась, и видитъ двухъ ангеловъ, въ бѣломъ одѣяніи сидящихъ, одного у главы, а другаго у ногъ на томъ самомъ мѣстѣ, гдѣ лежало тѣло Іисусово. И ангелы говорятъ ей: «жено, что ты плачешь?» Замѣтьте, что тутъ раскрывается таже исторія, которую на свѣтлой недѣлѣ въ одной изъ нашихъ бесѣдъ, мы прослѣдили надъ еммаусскими путниками. Марія видитъ ангеловъ, слышитъ ихъ голосъ, но не признаетъ ихъ за небесныхъ вѣстниковъ; а напротивъ, говоритъ съ ними какъ съ простыми смертными существами. Очи ея еще пока держались въ такомъ состояніи, что не могли видя усмотрѣть небесныя существа въ этихъ свѣтлыхъ собесѣдникахъ. Она поглощена одною мыслію, не замѣчая ея странности, увлечена одною заботою: «унесли Господа моего», – говоритъ Марія свѣтлымъ собесѣдникамъ, – «и не знаю, гдѣ Его положили». Сказавъ это, она обратилась назадъ. Обратилась, быть можетъ, случайно въ растерянности чувствъ, или почуявъ близъ себя чье-то присутствіе, или невольно ища глазами потерянный любимый предметъ, куда-бъ это могли положить ея Господа, который былъ положенъ вотъ здѣсь, на ея глазахъ. Уже загоралась заря, загоралось утро воскресенія. Обернувшись видитъ, но не узнаетъ. Было еще примрачно въ саду, особенно же примрачно было въ ея душѣ, и очи ея видя не видѣли и не узнавали, кого видѣли. Видитъ Іисуса стоящаго, но не узнаетъ, что это Іисусъ. Замѣтьте разность дѣйствія, посредствомъ котораго Воскресшій пробуждаетъ сперва вѣру, а потомъ и видѣніе, – разность Его дѣйствованія на женщину и на мужчинъ, на Марію Магдалину и еммаусскихъ путниковъ. Тамъ въ еммаусскихъ путникахъ Воскресшій дѣйствуетъ на умъ, бесѣдуя, совопрошая, порицая, убѣждая, переводя убѣжденія ума въ теплоту сердца. Здѣсь же въ Маріи Магдалинѣ Воскресшій дѣйствуетъ прямо и единственно только на сердце. Іисусъ говоритъ ей: «жена! что плачеши? Кого ищешь?» Хочетъ своими сочувственными, трогающими сердце вопросами приготовить сердце Маріи къ откровенію себя. Марія, думая, что это садовникъ, – предположеніе естественное: кому же, какъ не садовнику, быть въ саду такъ рано? – думая, что это садовникъ, говоритъ ему: «господинъ! Если ты вынесъ Его, скажи мнѣ, гдѣ ты положилъ Его?» Кто-бы ни унесъ тѣло Господа, враги ли, Іосифъ ли аримаѳейскій велѣлъ переложить тѣло Гоопода въ другой гробъ, – садовнику это должно быть извѣстно. – «Скажи мнѣ» – упрашиваетъ она со слезами, – «гдѣ ты положилъ Его, и я возьму Его». – Въ чрезвычайной скорби, по безмѣрной любви ко Господу, она забыла о своихъ силахъ, о своемъ лицѣ и полѣ, обо всемъ, она надѣется взять и унести Господа одна, сама... Выплакавъ свою мольбу чуждому для нея существу, этому садовнику, который не спѣшитъ отдать ей тѣло, она оборачивается отъ него ко гробу. – «Марія!» вдругъ слышитъ она ушами, и родной звукъ отразился въ глубинѣ ея сердца. Еммаусскимъ путникамъ Господь открылъ себя въ знакомомъ дѣйствіи преломленія хлѣба. Маріи же открылся въ знакомой сердцу ея интонаціи голоса, въ произнесеніи ея имени: Марія! Это говоритъ Іисусъ. «Раввуни, учитель!» вырывается восторженное восклицаніе изъ ея сердца. И съ этимъ словомъ она кидается къ Воскресшему. Она не ожидала воскресенія; она не вѣрила предсказаніямъ Господа о воскресеніи; она не думала, не размышляла о воскресеніи; сердце ея подавлено было Его смертію, поражено новою скорбію, что и тѣло Его унесено безвѣстно кѣмъ и куда. Но это – Онъ несомнѣнно! Это Его голосъ! Но что же? Онъ въ дѣйствительномъ ли тѣлѣ, воскресшемъ, возставшемъ изъ гроба? Или это только духъ Его, отшедшій къ Богу и теперь только явившійся въ тѣлесномъ видѣ? Все это, какъ молнія, проносится по ея восторженной душѣ. Удержать Его, осязаніемъ увѣриться въ томъ, что видитъ глазъ, прикоснуться къ Возлюбленному, ухватиться за ноги Его! Но слышитъ: Іисусъ, останавливая ея уже неумѣстный теперь, крайній порывъ, говоритъ ей: «не прикасайся ко Мнѣ. Я не духъ, изшедшій изъ тѣла, Я еще не возшелъ ко Отцу моему, А иди къ братіямъ моимъ и скажи имъ: возхожу ко Отцу моему и Отцу вашему, и къ Богу моему и Богу вашему».
Остановленная въ своемъ порывѣ, на этотъ разъ, Марія Магдалина спѣшитъ назадъ – исполнить повелѣніе Гоопода, возвѣстить Его братіямъ, что «Христосъ воскресе», что она видѣла Его и Онъ сказалъ ей это самъ. Но на пути догоняетъ группу возвращающихся отъ гроба, съ радостію и трепетомъ, другихъ женъ мѵроносицъ. И вотъ теперь уже вмѣстѣ идутъ онѣ возвѣстить ученикамъ Его, что повелѣно. Сердца ихъ разогрѣлись и умиротворились, – и се Іисусъ встрѣтилъ ихъ и вѣщаетъ: «радуйтесь!» И онѣ, приступивъ, ухватились за ноги Его и поклонились Ему. Тогда говоритъ имъ Іисусъ: «не бойтеся, идите, возвѣстите братіямъ моимъ, чтобы шли въ Галилею», – и тамъ они увидятъ Меня. Теперь уже всякая тѣнь душевной мглы сдвинулась съ ихъ сердецъ и, вмѣстѣ съ восходомъ солнечнымъ, возсіялъ въ нихъ полный свѣтъ воскресенія Христова.
Вотъ это-то всерадостное событіе и лежитъ въ основѣ выше предпоставленной нами, наипрекраснѣйшей пасхальной пѣсни: «еже прежде солнца Солнце зашедшее во гробъ предварили къ утру мѵроносицы жены»... Или вотъ другая церковная пѣснь, воспѣваемая нынѣ во славу женъ мѵроносицъ: «вотъ рано, прежде солнца, женскій ликъ, – ликъ женъ мѵроносицъ, взыскалъ истиннаго вѣчнаго Солнца, которое зашло было тогда во гробъ. Свѣтозарный же ангелъ провозгласилъ имъ: се, возсіялъ свѣтъ, озаряющій спящихъ во тмѣ и тѣни смертной; идите, возвѣстите свѣтозарнымъ свѣтоноснымъ ученикамъ, плачъ на радость преложите; пасхѣ же радостной и міру спасительной рукоплещуще, несумнительнымъ сердцемъ, ликуйте, и ликуя воспѣвайте: Христооъ воскресе, даруяй мірови велію милость». Аминь.
1877 г.
Поученія, бесѣды рѣчи, воззванія и посланія Никанора, архіепископа Херсонскаго и Одесскаго. Т. 2. Одесса 1890. С. 396-407.